Танец Хаоса. Догоняя солнце

Навалившись на стол и склонившись над пивной кружкой, будто приходящая в себя после вчерашней попойки, Гайда не должна была ни у кого вызвать подозрения. Просто еще одна пьянчужка, перебравшая накануне и теперь пытающаяся оклематься. Свои темные волосы она специально сильно взлохматила и присыпала пеплом, чтобы они казались грязнее, лицо вымазала сажей, а на плечи натянула какие-то обноски, которые предварительно умыкнула с натянутых между домов веревок, где они сушились после стирки. Если уж и надевать чье-то вшивое барахлишко, то хоть самой его не стирать после хозяина, рассудила Гайда тогда. Погожий весенний день казался каким-то тусклым здесь, внутри кольца городских стен. Поднятая ногами людей и копытами лошадей пыль стояла в воздухе, делая его полупрозрачным и странно желтоватым, словно в марево или туман. Пыль оседала на стенах домов и одежде людей, Гайда чувствовала ее привкус даже на зубах: мелкие частички поскрипывали, когда она двигала челюстью. Говорили, что в середине лета в Ишмаиле становится невыносимо душно, и суховеи гонят обжигающе горячий ветер над полями, превращая города в раскаленные топки, в которых плавится даже камень мостовых. До лета было еще далеко, но, судя по всему, слухи не врали. Даже сейчас, в конце второго месяца весны, воздух уже разогрелся почти как в Мелонии летом. Из-за духоты хозяева таверн и гостиниц, пытаясь привлечь дополнительных клиентов, выставили на улице перед своими заведениями столики и лавки. Из-за этого дорога для стремящихся войти и покинуть город экипажей стала гораздо уже, что вызывало раздражение не только у путников, но и у тех самых клиентов питейных заведений. К тому же, участились случаи кражи посуды, а плату за угощение теперь хозяева взимали сразу же после заказа, подозрительно оглядывая гостя с ног до головы перед тем, как вообще вести с ним какие-либо дела. С каждым днем в город стекалось все больше людей. Купцы, скоморохи, перелетный люд, что вечно заполняет дороги, когда сходят снега, так и кишели на улицах, привлеченные сюда слухами, баснями, небылицами. Общий интерес вызывал провозглашенный Великим Жрецом Васхиля поиск Аватар Создателя, Каратели, которые каждый день свозили на городскую площадь перед воротами в Средний Город обвиненных в ведовстве женщин и мужчин. Там их всех выстраивали перед виселицей, к ним выходил истинный жрец, принимавшийся изучать их на предмет возможности соединяться с Источниками и, конечно же, ничего не находивший. Казнь тоже проводили прямо тут: особенно говорливых, пытавшихся спорить с жрецом или оскорблять его, сжигали на костре, остальных вешали на крепкой дубовой балке. Причем жгли преимущественно женщин, что для Гайды неприятно попахивало все той же вечной привычкой лонтронцев считать женщин ниже скота. Ни дня не проходило без отвратительного запаха горелых ногтей и волос в воздухе, ни дня не пустовала виселица за последние недели. Естественно, что поглядеть на такое зрелище стекался народ и издалека, и из окрестных деревень. И с каждым днем город распухал от него, будто бычий пузырь, в который набивали и набивали сухих бобов, пока он не начинал буквально трещать по швам. Свободную комнату или хотя бы койку на ночь отыскать было уже почти невозможно, цены на продукты моментально взлетели, тем более сейчас, в начале весны, когда нынешний урожай еще не поспел. И хоть Каратели разъезжали по улицам, поддерживая порядок, а только недовольство с каждым днем все больше росло. Горожанам не нравились толпы чужаков, готовых стянуть все, что плохо лежит, высокие цены, вызванные их появлением, жестокость Карателей, которые направо и налево хлестали толпу кнутами, рубили ворам руки, пороли на площадях тех, кто, по их мнению, не слишком ревностно выражал им свое почтение. Пришлые были недовольны всем тем же самым, только к этому добавлялись еще и разговоры о чрезмерной жестокости, которой Асфейцы потворствовали, не препятствуя Карателям жечь и вешать невинный народ. Гайда находилась здесь уже пару недель, и за это время город на ее глазах буквально раздулся, как перезрелая слива. И напряжение в нем росло день ото дня, пока еще не достигнув точки кипения, но приближаясь к ней семимильными шагами. С неделю тому назад к тесноте и ценам добавились еще и слухи о недобросовестности и жестокости Первого Жреца. Кто-то настойчиво шептал и шептал в уши горожанам в разных кварталах города о том, что Илай собирается оставить Карателей в Асфее навсегда, заменив ими городскую стражу, что никаких Аватар он на самом деле не ищет, а просто запугивает народ, чтобы не посмели противиться его воле. Его обвиняли и в других грехах, совсем уж безумных. Один раз Гайда слышала, как какой-то узколицый, смахивающий на крысу паренек едва ли не рубаху на себе рвал, доказывая трем возчикам, что собственными глазами видел Первого Жреца, пьющего человеческую кровь. Дескать, был во дворце, помогал отгружать закупленный урожай, и в окне приметил Илая, который перерезал кому-то глотку и пил кровь, текущую прямо из горла жертвы. Это уже, на взгляд Гайды, было полнейшей ересью. Возчики подняли парня на смех и прогнали его, посмеиваясь, но Гайда была уверена, что в такие времена он все равно найдет нужные уши, чтобы нашептать в них. Чутье наемницы настойчиво шептало ей, что в городе готовится переворот. Все шло к тому, и Гайде оставалось только надеяться, что она успеет убраться отсюда до того, как разъяренная толпа примется громить улицы и рвать на части друг друга. Возможно даже, что в этой ситуации ни о каком поиске Аватар уже речи не будет, и Сет оставит ее в покое, дав уехать из города. Его эмиссар приходил еще два раза за все это время узнавать о результатах работы Гайды. Он просто стучался вечером в дверь ее комнаты, задавал два-три вопроса, а затем также бесшумно растворялся в ночной темноте. Гайда подумывала было о том, чтобы сменить гостиницу, попытавшись избавиться от его надзора, но вскоре оставила эту идею. Во-первых, свободных комнат в городе больше не было, во-вторых, ее все равно бы нашли, где бы она ни спряталась. Теперь Гайда в этом не сомневалась, почти что смирившись с таким положением дел. Почти. Насколько ей удалось разузнать, шныряя по городским улицам, в городе сейчас наемников было гораздо больше обычного. Причем странным образом в Асфее собрались лучшие из Джен Итур Вануэль и других более-менее известных сообществ. Гайда успела приметить рыскающих в толпе Краснорукого Ули и Гвидора, Девина из мелонских Острых Рук и Утара из бреготтских Защитников Востока. Это не говоря уже о множестве ребят из гораздо менее известных сообществ, не имевших силы и влияния конкурировать с самыми богатыми и многочисленными. Их сразу было можно узнать в толпе по заносчивому виду, разномастным деталям доспехов и плохонькому оружию, неизвестно у кого и где купленному. Естественно, Сети’Агон не стал бы нанимать такую мелочевку для поиска Аватар, и все эти проныры находились здесь или по собственному почину, пытаясь опередить Карателей и стяжать славу, или по заказу каких-то мелких дворянчиков из Ишмаила и соседних стран. Одним словом, Асфей превратился в бездну мхира, кишащую проходимцами, словно мелководье мальками. И учитывая присутствие здесь полуголодных местных и фанатиков-Карателей, в ближайшее время можно было ждать взрыва. Навстречу из-за угла как раз вывернул отряд этих самых лошадников с палками в задах, и Гайда еще больше навалилась на стол, делая вид, что ей совсем худо. Коли было бы иначе, Каратели могли бы начать цепляться к ней и пытаться увести ее с улицы, чтобы своим мерзким видом пьянчужка не мозолила глаза горожанам. Совсем уж конченных пропойц они трогать брезговали, и такая маскировка давала Гайде отличную возможность наблюдать за въездными воротами в город, не вызывая никакого подозрения у стражи. Не могла же она день за днем просиживать здесь, не сводя глаз с ворот, в своей обычной одежде. Это привлекло бы лишнее внимание уже в конце первого дня. Каратели прошли мимо, не удостоив ее более чем одним презрительным взглядом, и Гайда вновь выпрямилась, оглядывая улицу. С ее столика открывался прекрасный вид на въездные ворота в город, возле которых сейчас царило настоящее столпотворение. Две пустые двуколки и купеческий караван из пяти крытых фургонов с охранниками пытались выехать из города, еще один караван и отряд Карателей с телегой, в которой сидели изможденные пленницы – въехать. Это не говоря уже про пеших путников в запыленной одежде, которые пытались протолкаться сквозь толпу в обе стороны. Между ними с трудом протискивались горожане, спеша по своим делам и сквозь зубы ворча проклятия. Пяток городских стражников в темно-синей форме со звездами кричали до хрипоты, размахивая руками и пытаясь хоть как-то регулировать движение, но от их воплей ровным счетом никакого толка не было. Гайда отхлебнула глоток, внимательно глядя вперед, шаря глазами по толпе. Найти двух молодых женщин оказалось не самым простым делом, прежде всего потому, что в город сейчас прибывало множество молодых женщин по одной и стайками. Часть из них прямиком отправлялась в бордели, ища работу, другие попадали туда же через некоторое время, не найдя места среди подавальщиц или кухарок. Были еще и те, кого привозили Каратели. На них Гайда обращала чуть больше внимания, хоть и понимала, что здесь ей ничего не светит. Свою добычу Каратели из рук не выпускали, пленниц везли или сразу же на городскую площадь, чтобы, не откладывая в долгий ящик, вершить суд, или в темницу неподалеку от рынка, коли истинный жрец чересчур уставал от своей столь обременительной работы по их проверке. Так что если Аватары и находились среди этих бедолаг, вряд ли даже сам Сети’Агон смог бы вырвать их из лап Карателей. В который раз уже Гайда мрачно вздохнула в собственную кружку с элем. Шансы отыскать Аватар в Асфее были настолько низкими, что она вообще не совсем понимала, что здесь делает. Оставалось только надеяться, что Сети’Агон нанял много людей и просто забудет о тех из них, кому не удалось выполнить его задание. Тревожно пережатое нутро шептало Гайде, что надеяться на это глупо, но поделать с собой она ничего не могла. Каратели в воротах наконец-то перекричали караванщика, и тот, махнув рукой, приказал своим возницам отъехать в сторону, освобождая им путь. Неповоротливые фургоны, пятясь, медленно ползли сквозь толпу, люди ругались, махали руками, пыль стояла столбом. Чувствуя невыносимую духоту, Гайда сделала еще глоток. Эль был не самым лучшим, к тому же, успел неприятно нагреться в теплый погожий день, но лучше так, чем глотать простую воду. В город набилось слишком много народу, и это, конечно же, сказывалось и на воде. В кварталах дубильщиков уже началась эпидемия из-за плохой воды, зараза быстро распространялась по городу, и теперь единственным, что пить было безопасно, становился алкоголь, цены на который молниеносно взлетели. Кажется, весь свой аванс я пропью здесь только для того, чтобы не сдохнуть от отравления, мрачно подумала Гайда. Ее взгляд скользнул по телеге, которую Каратели окружили со всех сторон, не давая никому приблизиться к сидящим в ней пленницам. Один из божьих воинов даже стоял в ней, держась рукой за борт и не сводя глаз с размещенных внутри женщин. Отчего-то взгляд Гайды зацепился за двух из них, сидящих у самых ног Карателя. С такого расстояния было видно еще не очень хорошо, но Гайда обратила внимание, что одна из них – обладательница рыжей кудрявой шевелюры, сейчас изрядно потемневшей и отяжелевшей от грязи и пыли. Это показалось ей странным, южане по большей части были темноволосыми. От нечего делать, Гайда принялась разглядывать медленно пробивающую себе путь сквозь толпу телегу. Каратель сильно шатался, когда телега подпрыгивала на валунах мощения, но отчего-то не спускал глаз с сидящих в ней пленниц. Это показалось Гайде странным. Обычно-то подозреваемых в ведовстве гнали пешком следом за лошадьми, а этим вон даже телегу нашли. Глаза ее сощурились еще больше, когда телега проехала мимо, и Гайда с удивлением обнаружила, что обладательница рыжей шевелюры – эльфийка. Во всяком случае, Гайде так показалось. Черты лица ее были чуть тоньше, чем у людей, да и сама она казалась какой-то хрупкой что ли, очень легкой. Рядом с ней сидела высокая девчонка, которую Гайда поначалу приняла за парня из-за слишком коротко остриженных волос. Обе они смотрели на Карателя, который что-то негромко говорил им с кривой усмешкой на лице. Что именно, расслышать она не смогла: в шуме возле городских ворот никто бы ничего не расслышал. Телега прогромыхала мимо, а Гайда осталась сидеть, чувствуя странное напряжение. Отчего-то ей казалось, что сейчас случилось нечто значимое. Не могли эти девчонки быть Аватарами, совершенно точно не могли, раз одна из них эльфийка. Ведь всем известно, что эльфы не обладали силой Источников, даже близко к ней ничего не имели. И все же, что-то тихо-тихо тронуло сознание Гайды, как легкий усик дыма, как едва слышное дыхание прохладного ветра в жаркий день. Кажется, это была первая зацепка за последние три дня, с тех самых пор, как примеченные ею деревенские девчонки, которых она выслеживала от самых городских ворот, прямиком направились в бордель. Решив проверить на всякий случай, пусть даже эти две и пленницы Карателей, Гайда отодвинула кружку, поднялась и зашагала сквозь толпу следом за Карателями и телегой, медленно продвигающейся по улице в сторону рыночной площади. *** Под плащом было так душно, что хоть вой, пыль забивалась в рот и нос, а солнце нещадно пекло голову. Китари чувствовала себя псом, что валяется в тени в самый разгар лета, вывалив набок язык, разморенный, тяжело дышащий. А снять этот проклятый капюшон было нельзя, потому что тогда все бы увидели ее короткие волосы. В этой проклятой стране это было равносильно приговору. А самое унизительное было в том, что ее нагинату, ее собственное оружие, являющееся почти что продолжением ее тела, пришлось обмотать какими-то грязными вонючими тряпками, чтобы издали все это походило на посох. Это возмущало Китари больше всего. Меф-то вон своих катан не прятала, перевесив на пояс, как и Милана. Но Волчицы были неумолимы. - Ты видела в этом краю бесчестных трусов хоть кого-нибудь, кто сражался бы при помощи нагинаты? – прищурилась Крол, не мигая разглядывая ее. Странное дело, когда Крол говорила, Китари постоянно ловила себя на том, что смотрит на ее клыки. Все знали, что сальвагом Крол не являлась, но зубы у нее при этом были острые и хищные, будто у зверя. А еще у Крол был очень неприятный, не предвещающий ничего хорошего оскал. Будто все окружающее вызывало у нее единственное желание: выхватить свои тяжелые ножи и начать крушить. Поэтому, наверное, Китари и не смогла ничего сказать, когда Волчица отрезала: - Нам не нужно привлекать к себе внимание. Так что будь хорошей девочкой, и не мешай нам с сестрой делать дело, договорились? И вот теперь ее нагината глухо стучала по пыли, обмотанная невесть чем, а самой Китари приходилось притворяться, что она опирается на нее, будто на палку. Хорошего настроения это не прибавляло, а вкупе с раскаленным воздухом и проклятым плащом становилось и вовсе невыносимо. Мефнут шагала рядом с ней, поглядывая по сторонам из-под капюшона плаща и приглушенно ворча: - Сколько же здесь народа! Не протолкнуться. Она тоже обливалась потом под толстой темной тканью плаща, тоже тяжело дышала, и от этого Китари было хоть немного, но легче. Хотя катаны она ей не простила. Их никто грязными тряпками обматывать не стал. На дороге перед стенами становища образовалось настоящее столпотворение. Телеги, фургоны, всадники, усталые пешие, обвешанные тюками, все толклись в воротах, как ступка в кадке с травами. Все орали, толкали друг друга, наступали друг другу на ноги и даже не думали извиняться. Китари как-то раз попыталась проучить обидчика, что сильно задел ее плечом, но едва не получила за это кнутом по лицу от купеческого охранника. А когда попыталась начать протестовать, заработала еще и дикий взгляд недобро улыбающейся Крол. Из-за этих проклятых разноцветных глаз она казалась совершенно неуправляемой и безумной. К тому же, Волчица уже поняла, что Китари не может смотреть ей в глаза, и самым нахальным образом пользовалась этим, не сводя с нее немигающего взора до тех пор, пока Китари не отворачивалась. Так они и путешествовали все это время, и день ото дня все становилось только хуже. Китари даже вспоминать не хотелось о том позорном дне, когда все это началось. Проклятые Волчицы вытрясли их с Мефнут до нитки, выжали хорошенько, да и повесили сушиться на солнышке. Ничего не удалось утаить от них, да еще и пришлось унизительно упрашивать взять их с собой в погоню за Данкой. А следующая неделя стала едва ли не самой кошмарной в жизни Китари. Волчицы были, кажется, двужильные: ели совсем немного, спали и того меньше, а усталость им вообще была незнакома. И каждый раз, когда они с Мефнут начинали стонать и просить их остановиться хоть чуть-чуть передохнуть, Милана смотрела на них с каменным лицом, а Крол очень нехорошо улыбалась и ничего не говорила. И даже при такой бешеной спешке они не успели перехватить Данку по пути сюда. То ли Лайна не слишком хорошо себе представляла расстояние до Асфея, то ли Каратели все же двигались быстрее, чем ожидалось, вот только Данку они так и не нагнали, как бы сломя голову ни неслись. И честно признаться, сейчас Китари было уже плевать на это. Бешеная скорость, жара, голодное брюхо, которое, кажется, уже забыло, что такое горячая и вкусная еда, вовсе не способствовали тому, чтобы беспокоиться хоть о чем-то, кроме собственной судьбы. К тому же, Волчицы выглядели абсолютно спокойными, будто ничего дурного от того, что они не успели, не произошло. А коли так, значит и Китари попусту дергаться не стоило. Сейчас широкие плечи Волчиц, укрытые плащами, неумолимо продвигались через толпу впереди. Вокруг них буквально плыло пустое пространство: каким-то странным образом люди чувствовали, что связываться с этими двумя высоченными в низко надвинутых капюшонах себе дороже, и уступали им дорогу. А вот им с Мефнут никто дорогу не уступал, и приходилось волочиться прямо позади Волчиц, кое-как проталкиваясь через столпотворение. - Какое огромное становище! – пробормотала Мефнут, качая головой, и Китари в сердцах отозвалась: - Бхара, да мне даже смотреть на него страшно! Не представляю, как они все там живут друг у друга на головах. Над широкой крепостной стеной виднелись крыши и трубы домов, плавно изгибающиеся вверх улицы, которые, - даже отсюда было видно, - забиты людьми почти точно так же, как и дорога, по которой они сейчас шли. Тысячи запахов мешались в воздухе и забивали нос Китари, заставляя ее морщиться. Вонь немытых тел, конюшни, отбросы, грязь, дым, а вместе с ними – запах свежего хлеба, готовящейся еды, каких-то ароматных масел. Милана уверяла, что в этом кошмарном месиве умудрилась уловить запах Данки, которая вошла в становище не более часа тому назад. Китари косилась на Волчицу, не зная, верить ей или нет. Все брехали, что не сальваги, а ведут-то себя очень похоже на них. Взгляд Китари сам собой потянулся вверх по склону, следом за дымом из труб и гигантской скалой, что клином выдавалась из горного пика. На ней, нависая над самым становищем, расположился белоснежный дворец с одной единственной, длинной как шпиль башней. В который раз уже рот едва от удивления не открылся сам собой, и она только покачала головой, не веря тому, что видели ее собственные глаза. Как строители умудрились построить столь высокую башню? Как смогли втащить на такую верхотуру камни для ее строительства? Скорее всего, тут не обошлось без всяких ведьминских штучек, и Китари неуютно передернула плечами. В Данарских горах она, как и все, уважала и почитала ведьм, ведь те делали угодное Богиням дело. Здесь же почему-то одних ведьм и ведунов почитали, а других боялись и ненавидели, и Китари все никак не могла понять логики, почему так. Ведь сила-то была и у одних, и у других, почему тогда первым доставалась власть, а вторым – преследование и ненависть? Впрочем, здесь все были чумные и совершенно непредсказуемые. В этом за последние несколько дней Китари уже успела убедиться не раз. Одно это становище только чего стоило. Кто по собственной воле согласится жить в этом столпотворении? Чтобы задыхаться летом от зноя, зимой стучать зубами от холода и без конца видеть чьи-то лица вокруг себя, причем практически все – незнакомые. С тоской вспомнив тишину Рощи Великой Мани и размеренное течение жизни под задумчивой тенью гигантских криптомерий, Китари только вздохнула. Отчего-то сейчас ее особенно сильно потянуло домой. Может, из-за привычной горы, на которой раскинулось совсем непривычное становище. А может, потому что все по эту сторону Эрванского кряжа у нее уже в печенках сидело. - Как ты думаешь, мы сможем отыскать ее в таком огромном становище? – в голосе Меф звучала неуверенность, она оглядывалась по сторонам, крутя головой под низко надвинутым капюшоном плаща. Китари заметила, что рука ее лежит на рукояти долора. Она и сама то и дело ловила себя на том, что дотрагивается до костяной рукояти на поясе, будто это могло вселить в нее уверенность в этом чужом краю. А может, и могло. Долор был кусочком дома, чем-то привычным, родным, значимым, и убедиться в том, что этот кусочек у нее с собой, было правильно. Мимо с грохотом покатил громадный фургон, на козлах которого сидел бородатый мужчина, крича сиплым голосом и требуя дороги. Лошадей он пустил так близко к путницам, что едва ноги им не отдавил. Китари почти отпрыгнула в сторону, оттесняя и Мефнут, чтобы и той не попало. Сказать по чести, она не представляла себе, как в таком грохоте и толпе можно хоть кого-то отыскать, но нужно было подбодрить Меф, потому она через силу улыбнулась и ответила: - Конечно, отыщем! Или Волчицы ее унюхают, или сама Данка отчебучит что-нибудь такое, что мы совершенно точно услышим об этом. Подумать только – крылатые женщины с другой стороны Эрванского кряжа прилетели. Думаешь, это пройдет незамеченным? - Кит, ну так мы же тоже тут, и нас пока что никто не заметил, - Мефнут выразительно взглянула на нее, и Китари поморщилась. Вот как всегда она. Вечно говорит как раз то самое, что ты меньше всего на свете хочешь слышать, - правду. - Это потому, что мы не хотели, чтобы нас заметили, - с неприязнью отозвалась Китари. – А ее вон, Каратели захватили. Так что, скорее всего, шуму она здесь наделает. - А если они попытаются убить ее? – хмурилась Мефнут. – Если мы не успели? - И что они сделают с ней? – громко фыркнула Китари, насмешливо глядя на подругу. – Жечь ее бессмысленно, топить тоже. Ножом в нее тыкай – ничего не будет, можно ведь уплотнить кожу, и все. Разве что отравить попытаются, но станут ли они так усердствовать ради одной единственной чужестранки? Крол обернулась через плечо, сверкнув из-под низко надвинутого капюшона острым клыком в ухмылке: - А ты не чуешь запах в воздухе, девочка? Коли бы им было лень, наверное, всех этих бедных женщин жгли и вешали у них же в деревнях, а не тащили через всю страну, как ты считаешь? Китари втянула носом воздух и ощутила в нем слабое-слабое зловоние паленых волос и ногтей. К горлу сразу же подкатил ком, и вся веселость моментально сошла прочь, будто ее ледяной водой смыли. Почему-то Китари думала, что весь этот треп про сжигание и повешенье чересчур преувеличен. Неужели же действительно кого-то убивают только потому, что подозревают в ведовстве? Но это же бред! Только вот ветер из города доносил отчетливое зловоние смерти и боли, и Китари вдруг стало так холодно под толстым шерстяным плащом, что буквально кости в лед вымерзли. Огромными глазами она взглянула на Мефнут. Подруга смотрела в ответ точно так же перепугано, но первой справилась с собой и твердо кивнула: - Мы найдем ее живой и здоровой, Кит. Иначе и быть не может. Небесные Сестры сберегут ее. Китари кивнула, от всей души молясь, чтобы так оно и было. Подступив поближе к Мефнут, она крепко сжала рукоять обмотанной тряпками нагинаты. Что бы они там сейчас ни пытались сделать с Данкой, а они ее в обиду не дадут. Проклятые низинники со своими проклятыми законами! *** Ове Верхан держался рукой за бок телеги и смотрел на них сверху вниз со злорадной улыбкой на губах. Телегу подбрасывало на неровной мостовой, его шатало из стороны в сторону, но он только улыбался, и Вель казалось, что в этой улыбке сейчас сконцентрировалась по капле вся ненависть, что только есть в мире. - Пожалуй, проедусь немного с вами, - проговорил он, глядя прямо ей в глаза. – А то вдруг кто-нибудь из этой толпы решит взобраться в телегу и разорвать вас на кусочки раньше времени. Вель ничего не отвечала, но не смотреть в ответ не могла. Они оба, и она, и Верхан, знали, что Каратель врет. Он специально вскарабкался в телегу, чтобы не дать им с Данкой сбежать. Он отрезал им последний путь к бегству, и теперь выхода не было. Не было никакого выхода. Вель судорожно сглотнула ледяную слюну, что склеила ей глотку, чувствуя, как внутри собирается в один кулак ненависть и ярость, что терзали ее столько времени. Смотреть в жестокие глаза Карателя было сложно, примерно так же сложно, как сжимать голыми руками разогретый над огнем чайник с кипятком, но она не отводила глаз, даже не моргала. Если выхода не было, то и бояться больше не имело смысла. Он все равно убьет ее, так или иначе. Только перед тем, как он это сделает, она еще успеет хотя бы раз разбить в кровь эти отвратительно ухмыляющиеся губы. - Даже не думай, - тихо проговорил Каратель, одним плавным движением вынимая из ножен на поясе меч и приставляя острие почти что вплотную к лицу Вель. Она свела глаза к носу, глядя на стальное острие, замерзшее буквально в каких-то сантиметрах от его кончика. Телегу мотало на ухабах, но меч Каратель держал крепко, и его кончик даже не колыхался. Вот только Вель все равно не могла избавиться от мысли, что одно лишнее движение, и она останется без носа. Ярость сжалась в середине груди в острие, направленное прямо в ее собственное сердце. И это сердце стучало, налитое кровью до предела, бухало так, будто в любой миг могло лопнуть, залив глаза Вель кровавой яростью. - Оставьте ее! – приглушенно взмолилась рядом Данка. – Она ничего не сделала! - Пока нет, - кивнул Каратель. Сейчас он весь сжался в одну единственную пружину, готовую выстрелить в любой миг, когда только появится повод. И Вель почти физически чувствовала, с каким предвкушением он ожидает этого повода. - Молчи, бхара, - тихо предупредил Каратель, не отводя взгляда от Вель. – Еще одно твое слово, и я начну разделывать ее прямо здесь. Вряд ли истинный жрец попытается оспорить правильность моего решения. Данка не сказала больше ничего, но Вель ощутила, как ее ладонь изо всех сил сжимается на ее руке. Сама она была не в силах отвести глаза от замершего возле ее лица острия меча Карателя. Казалось, сама ее жизнь сейчас замерла на этом острие. Вель чувствовала себя странно подвешенной в воздухе, растянутой из конца в конец, как натянутое на два колышка полотнище. Весь звук исчез из мира, и тот сделался странно пустым, гулким, словно чугунный котел, в котором перекатывались комки пыли. В этой бесконечной тишине замерли они с Данкой и Каратель, глядящий на них с лихорадочным ожиданием в глазах. Весь мир замер в лихорадочном ожидании, повис на тонкой-тонкой нити над пропастью. И Вель могла лишь безмолвно молить о том, чтобы эта нить не порвалась. Телега плавно вкатилась на площадь, и на миг Верхан отвел от нее глаза. Вель ощутила буквально физическое облегчение, выдохнув весь воздух из легких. Казалось, до этого она просто не могла дышать. Лезвие меча Карателя отодвинулось от ее лица, и все вновь стало настоящим. Моргая, она с каким-то отупелым удивлением взглянула на погожий солнечный день вокруг, на свет, что заливал большую, забитую зеваками площадь. Сейчас здесь никто не торговал, но народу отчего-то было так много, что глаза разбегались. И все они смотрели на них с Данкой, кричали, показывали пальцами. Сотни и сотни людей, сотни глаз, просвечивающих их насквозь, сотни лиц, искаженных то улыбками, то гневом, то лихорадочным ожиданием зрелища, как и лицо Верхана. Вель все моргала и не могла понять, как именно они на нее смотрят, чего именно они ждут от нее. Кого они ненавидят больше: ее или Карателей, что окружили телегу плотным кольцом, обнажив мечи и пробивая себе дорогу сквозь толпу окриками и ударами хлыстов. Люди не слишком-то стремились отойти, люди смотрели исподлобья и огрызались на Карателей. В воздухе висело плотное ощущение ненависти, жаркой, сгущенной, острой. А затем взгляд Вель скользнул по дальней стороне рыночной площади, и все мысли окончательно вылетели у нее из головы. Перед воротами в высокой крепостной стене, за которой виднелась зелень, крыши, золотые купола церквей, уродливо горбилась грубо сколоченная виселица, на которой, медленно покачиваясь на легком ветру, болтались два тела. Вель вздрогнула, глядя туда, и ужас ледяной ладонью объял все ее нутро. Тяжелая липкая вонь разложения стояла в воздухе, но, кажется, это никому не мешало. Гораздо сильнее воняло горелыми волосами и ногтями. Рядом с виселицей виднелся изрядно обгорелый, почерневший столб, вокруг которого зияло свободное пространство. Хоть народа на площади набилось изрядно, но никто не желал приближаться к столбу и почерневшим плитам мостовой вокруг него. Перед ним стояли лишь два десятка Карателей, взяв виселицу и столб в кольцо и застыв в угрожающей позе: одна нога впереди другой, рука покоится на рукояти меча на поясе. А подле них, сложив руки на груди, топталась на солнце женщина в сером балахоне, подпоясанном куском веревки. Вель ощутила, как ее взгляд буквально прилип к этой женщине. Капюшон закрывал ее тщательно убранные в косу волосы, жесткое лицо с холодными глазами кривила недовольная улыбка тонких, как нитка, губ. На груди ее висел медальон в виде серебряной голубки – символа Кану Защитницы, а балахон явно был сшит из шелка, мягкими складками спадающего с плеч. Женщина недовольно постукивала ногой по каменной мостовой, ожидая, когда телега Карателей пробьет себе путь через толпу. Собравшиеся на площади люди, судя по ее лицу, ничего, кроме презрения, у нее не вызывали. Отчего-то Вель казалось, что вовсе не для справедливого суда здесь эта жрица. Пальцы Данки сжались на ее ладони, и Вель рискнула повернуть голову, чтобы заглянуть в ее огромные, серо-голубые глаза. Сейчас они были странно спокойны, словно им обеим не угрожала казнь буквально через какие-то мгновения. До боли Вель захотелось поцеловать эти глаза. Как жаль, что нам с тобой дали так мало времени, чтобы побыть вместе. Столь долго я ждала тебя, так молила о тебе, так просила о тебе! И вот теперь, почти сразу же после встречи, нам опять придется расставаться. Это казалось такой жестокой, такой ужасной несправедливостью, что все внутри Вель болело и скручивалось, как будто в грудь кто-то тыкал раскаленной головней. Сжав ладонь Данки в ответ, она вновь взглянула на жрицу, что ждала их приближения. От страха, ярости и духоты, от ненависти толпы, тугими волнами бьющей ей прямо в лицо, перед глазами пошли красные круги. Карета остановилась прямо перед жрицей, Каратели, что все это время везли их, угрожающе разъехались в стороны, не убирая оружия в ножны и поглядывая на толпу. Стоящие в переднем ряду люди отступили на несколько шагов назад, молча разглядывая божьих воинов. Над толпой разносилось недовольное ворчание, приглушенный яростный рев, пока еще не раздробившийся на отдельные крики, хоть Вель и не видела ни одного человека, который бы разомкнул губы. Площадь со всей стороны окружали дома, и толпа теснилась полукольцом, зажатая между Карателями и стенами трехэтажных, крытых черепицей зданий. Люди смотрели и из окон, кое-кто сидел, свесив ноги, на краю крыш. Верхан легко спрыгнул с телеги на мостовую, убирая меч и преклоняя колено перед жрицей. - Матушка, твой смиренный раб исполнил твою волю и привез тебе отступниц для испытания, - хрипло проговорил он, и жрица возложила руку на его голову. - Ты исполнил волю Молодых Богов, сын мой. Благословение их пребудет над тобой всегда. Как и моя благодарность. Толпа слегка попритихла, чтобы расслышать голоса судей. Вель сглотнула набежавшую в рот слюну, чувствуя, как все неумолимо кружится перед глазами. Ее тошнило от трупного запаха и вони горелой плоти, а страх так люто дергал поджилки, что, казалось, она даже не сможет двигаться. Ладонь, что сжимала руку Данки, была мокрой насквозь, ей казалось, что вся ее кожа покрыта испариной, а невыносимый жар выпаривает и выпаривает из каждой поры жизненную силу. Поднявшись с колен, Каратель выпрямился, глядя на женщину. Что-то странное было в его глазах, Вель могла разглядеть это даже сквозь кровавые круги, что плыли перед лицом, кружа весь мир в своем танце. Каратель смотрел на жрицу с безумным фанатичным огнем на лице, как будто прямо сейчас она осуществляла самые его заветные мечты и желания. - Матушка, я отыскал тебе семерых ведьм, из коих две – особенно опасны, - голос Верхана почти что срывался от предвкушения. Толпа замерла, и теперь его стало особенно четко слышно. Эхо разносилось над молчаливой площадью, ему вторили крики двух ворон, сидящих на балке виселицы между распухших трупов. Вороны чистили перья и черными глазами поглядывали на толпу. Каратель вскинул руку и указал на Вель с Данкой, взгляд жрицы раскаленной иглой вонзился в Вель, и она едва не застонала от боли. – Вот эти две, - заговорил Верхан с плохо скрываемым злорадством, - оказали сопротивление. Они все жмутся друг к другу, как делают только Сетовы твари, и одна из них – эльфийка, хоть и пытается скрыть это. Она создала огонь, когда мы попытались захватить ее, огонь глубин, что должен был остановить нас, но мы прошли через него. Она носила на поясе кривой кинжал, - Верхан вытащил заткнутый за ремень долор Данки в ножнах и поднял его над головой, чтобы видели все. – Этим кинжалом она вырезала сердца у невинных младенцев и пила их кровь. Я обвиняю ее в ведовстве и прошу у тебя проверить ее способности. - Разве нужно делать это, сын мой, коли ты сам говоришь, что она вызывала огонь глубин, чтобы остановить вас? – голос у жрицы был неприятно высоким, на лице застыло выражение скуки. – К тому же, она эльфийка. Мы и так прекрасно знаем, что все эльфы – ведуны, что их сила противна силе Молодых Богов. - Здесь что-то большее, чем эльфийская сила, матушка, - глухо заговорил Верхан, качая головой. – Она сделала так, чтобы наши кнуты не могли повредить ее кожу. Она смеется над нами и презирает Молодых Богов, о чем не единожды высказывалась вслух. И еще она держит при себе это уродливое создание непонятного пола, сведенное ею с ума и проявляющее признаки постоянной агрессии. Во имя Грозара Громовержца и Ирантира Пресветлого, - Каратель повернулся к востоку и склонился в низком поклоне, остальные божьи воины последовали его примеру, - Я молю тебя, матушка, узнай, что за ересь мы нашли в лице этих двух ведьм, ведь мы должны знать, чему противостоим. Ибо любое оружие врага должно быть нами изучено, чтобы мы и дальше могли бороться против него изо всех наших сил. - Хорошо, сын мой, - проговорила жрица с усталым вздохом. Вид у нее был такой, словно все, сказанное Верханом с таким пылом, никакого впечатления на нее не произвело. – Подведи ко мне ведьм, и я посмотрю на их возможности. Нет необходимости в оружии, - добавила она, когда Верхан взялся за рукоять меча в ножнах, - я смогу защитить нас всех в случае надобности. Один из Карателей, что находился ближе всех к телеге, потянулся к цепи, которой были скованы Вель с Данкой и остальными женщинами, намотал ее на стальную перчатку лат и сильно дернул на себя. Вель неловко поползла по доскам телеги, полуослепшая от ярости и страха, от красного марева перед глазами, что все никак не желало проходить. Толпа, сдерживаемая обнаженными мечами Карателей, недовольно загудела, но Вель уже не могла понять, почему они так реагируют. Она ощущала лишь иссушающую ненависть, которая насквозь пропитывала все вокруг. И не было выхода из нее, никакого выхода. На землю она сползла с трудом, чувствуя, как подкашиваются ноги. Только руки Данки, что пришла на помощь и подхватила ее, не дали ей упасть на камни мостовой. Громыхала цепь, шумело людское море, а Вель видела лишь ее глаза. Такие огромные, такие красивые, такие невероятно живые глаза, полные странной нежности, упрятанной за густой сенью ресниц. Верхан дернул ее за цепь, едва не сбив на землю, и Вель с ненавистью обернулась, глядя на него. Перед глазами все так кружилось, что она едва видела его лицо. Его черты смывались, перетекали, менялись местами. Смотреть было так сложно! Опираясь на плечо Данки, Вель моргала и все никак не могла понять, что же она видит перед собой. Гигантская черная тень висела над головой Верхана, или ей это только казалось? Весь мир вдруг наполнился каким-то странным серым маревом, дрожащим по краям. Силуэты людей виднелись в этом мареве размытыми пятнами, и над каждым из этих пятен кружились черные сгустки, как будто комки шерсти или пряжи. Над некоторыми эти комки были как будто чернее и гуще, над другими – мельче и бледнее. Солнечный свет стал совсем тусклым, и сколько бы Вель ни пыталась разглядеть небо сквозь серое марево, она не могла этого сделать. Она видела лишь размытые силуэты и огромную черную тень, что сгущалась над головой Верхана, и над жрицей, и над другими Карателями, и даже над толпой… Не понимая, что с ней происходит, Вель попыталась оглядеться, с трудом держась прямо. Словно черная туча лежала над рыночной площадью гигантская шевелящаяся масса черного цвета, бурлящая, живая, и толстые нити-отростки соединяли ее с отдельными людьми, пульсирующие, как будто что-то перетекало по ним туда-сюда. Взгляд Вель уперся в Данку рядом с ней, и она почти что вздрогнула. Девушка выглядела ослепительно яркой на фоне окружающей ее черноты, она светилась таким сильным, таким мощным серебристо-серым светом, что тьма вокруг нее рассеивалась, оттиснутая назад, образуя вокруг них обеих свободное пространство. Языки пламени танцевали вокруг ее тела, серые, будто крылья ворон. Звуки доходили как сквозь вату, и Вель с трудом повернула голову, глядя, как жрица подходит к ним. Что-то странное было у нее с лицом. Ее глаза казались Вель чересчур огромными и голодными, чересчур черными для обычного человеческого лица. Когда ее голова начала медленно таять, смазываться вбок, и вместо ее лица возникла тень с двумя провалами во мрак вместо глаз, Вель инстинктивно отступила назад, закрывая собой Данку и чувствуя ни с чем не сравнимый ужас. - Смотрите! – откуда-то издали долетел торжествующий голос Верхана. – Смотрите, как эти ведьмы боятся очистительной силы Молодых Богов! Смотрите, как они трепещут перед ней! А Вель все смотрела на черный лик тени, что поминутно сменялся лицом жрицы и вновь исчезал, поглощенный чернотой, и никак не могла понять, она одна видит все так, или другие тоже могут? Она сошла с ума? Или весь мир поглотила невыносимая черная ложь, кажущаяся живой и обладающей разумной волей? - Кто ты такая? – вопросила жрица, сощурившись и разглядывая Данку. – Ты не просто эльфийка, есть что-то еще. - Я анай, - твердо проговорила Данка, и вот ее-то голос был совершенно четко слышен для Вель. Казалось, он был самым четким звуком в этом странном сером мире теней и расплывчатых форм. Вель вцепилась в него, как в свою последнюю надежду, да так оно и было на самом деле. В этом мире на самой границе жизни и смерти у нее не осталось ничего, кроме голоса Данки. А та тем временем четко и ясно, без тени страха продолжила говорить: – Я принадлежу Небесным Сестрам и Их Великой Мани. И сколько бы вы ни пытались обвинить меня в ведовстве, все ваши слова – ложь. - Никогда не слышала ни о каких анай, - тень омерзительно ухмыльнулась: черный рваный рот раздвинулся в широкий оскал, за которым была ночь. Потом вместо тени возникло лицо улыбающейся жрицы. Ее взгляд перебегал с Данки на Вель и обратно. – И ни о каких Небесных Сестрах тоже. Наверное, это бесы, что заплели твой язык, чтобы обвинять нас во лжи. Но свет Молодых Богов не позволит тебе лгать дальше. - Вы ничего мне не сделаете, - тихо проговорила Данка, и в этот миг что-то вдруг встало на место. Вель не смогла бы пояснить что и как, но совершенно четко чувствовала: что-то во всем этом огромном кошмаре внезапно выправилось, сверкнув ослепительным золотом прямоты. – Небесные Сестры хранят меня. И вы ничего не сможете сделать. Несколько секунд жрица еще вглядывалась в нее, и пространство вокруг нее колебалось, шло волнами, будто на призрачной фигуре женщины с головой-тенью был надет черный рваный плащ, и этот плащ колыхался на неощутимом ветру, дрожа неровно, как-то неправильно. И вдруг женщина резко отдернулась прочь, отступила на шаг, почти что зашипев: - Этого не может быть!.. Ты же эльфийка!.. Ты не способна Соединяться!.. А дальше все случилось одновременно и совершенно необъяснимо. Казалось, ее тело вывернулось наизнанку, распахнулось наружу, как распахиваются от требовательного порыва сквозняка окна старого пыльного дома. Громко вздохнув, Вель пошатнулась, едва не падая на землю. Немыслимое наслаждение взорвалось в каждой клетке тела, в каждой частичке того, чем она была. Невероятная боль обожгла каждый нерв, каждую пору, залив кислотой все, что было ею. Казалось, небо взорвалось огнем, а земля вскипела под ногами, и осталась только тоненькая нить, на которой Вель балансировала между невыносимым наслаждением и столь же невыносимой болью. И эта ниточка вела от ее сердца к сердцу Данки. Она не могла не обернуться. Сила превыше всех человеческих сил и законов повернула ее голову, ее глаза взглянули в глаза Данки, и мир взорвался в ослепительной вспышке. Время закрутилось в гигантскую воронку над их головами, невидимый и неощутимый ветер дернул их обеих за волосы и одежду, толкнул навстречу друг другу. Золотая нить, сверкнув ярче солнца, связала их сердца, и по ней, словно по мосту, перекинутому над пропастью, побежали мысли, чувства, эмоции. Все, что было Велью, все, что было Данкой, все оно ринулось навстречу друг другу и сплелось, спаялось, превратилось во что-то единое. Тишина обрушилась на мир неотвратимостью рока. Все звуки исчезли из него, все запахи, все краски и люди. Остались только они двое, глядящие друг другу в глаза, и Вель уже не знала, где заканчивается она и начинается Данка. Где та граница между двумя живыми существами, по которой проходило их разделение? Где та черта, на которой они становились едины? Что-то происходило вокруг, она совершенно точно знала, что что-то происходит. Но это не имело никакого значения. Были лишь серо-голубые глаза, в которых разгоралось солнце, с каждой секундой все требовательнее и ярче сияя из глубины. Были лишь ладони в ладонях того, что раньше называлось Велью, было лишь бесконечное узнавание, пришедшее из такой огромной толщи лет, что измерить ее не решился бы сам Дракон Времени. Они смотрели друг на друга, и весь мир вокруг них перестал существовать. Они смотрели друг в друга, видя впервые и вновь, и взгляд вновь находил самое себя в самом себе без остатка. *** Китари пробивала себе путь через толпу, бормоча извинения и пользуясь высоким ростом и шириной плеч, чтобы протиснуться между столпившимися почти что сплошной стеной горожанами. Большая часть мужчин была ниже ее, и уж точно все женщины едва ли доставали ей макушкой до подбородка. А это давало свои преимущества: Китари могла видеть над толпой, что сейчас было очень кстати. Впереди возле помоста с виселицей выстроились Каратели в белой форме, обнажив мечи и разглядывая толпу колючими взглядами людей, готовых в любой момент пустить свое оружие в ход. Правда вот, стояли они слишком неряшливо: ни одна, даже самая нерадивая Младшая Сестра, взявшая в руки клинок, не позволила бы себе так стоять. Китари только ухмыльнулась под нос. Может, они и одеты в брони, может, и выглядят опасно по сравнению с фермерами, вот только вряд ли они смогут тягаться силами с обученными Воинами анай. Над толпой ей было хорошо видно обеих Волчиц и Мефнут, которые приближались к помосту с трех сторон, чтобы иметь возможность ударить одновременно с разных точек. Таким образом, они смогут отвлечь на себя Карателей и дать возможность Данке уйти. А как только она взлетит, останется лишь открыть крылья и последовать за ней. Китари, правда, несколько нервничала из-за наличия на площади истинной жрицы, но разве та стала бы атаковать пусть даже и вооруженных соперников? Все знали, что Способные Слышать не используют силу в сражении, что это строжайше запрещено. Правда, в этом краю отступников все могло обстоять и иначе, но Китари предпочитала не думать об этом. В любом случае, альтернатив-то у них не было. Нужно было выручать Данку прямо сейчас, а для этого стоило пойти на риск. Взгляд Китари метнулся обратно, к помосту. Они успели вовремя, здоровенный Каратель только-только стащил скованных цепью женщин на брусчатку мостовой, и теперь жрица что-то говорила им, но с такого расстояния Китари не могла расслышать, что именно. Толпа вокруг гудела, словно растревоженный улей, люди приглушенно ворчали сквозь зубы, сыпали проклятиями, что-то гомонили. Понять Китари ничего не могла, слишком уж непривычно звучал для нее местный выговор, но вот взгляды большинства собравшихся на площади говорили гораздо красноречивее слов. Им не нравились Каратели и то, что Каратели делали с привезенными на площадь женщинами. Хоть кто-то в этом краю еще не окончательно сошел с ума. Как и всегда перед битвой, тело Китари наполнилось упругой силой. Пальцы до боли остро ощутили древко нагинаты из железного дерева, обмотанное несколькими слоями тряпок. Собравшись и утихомирив все чувства, Китари призвала Роксану Огненную свидетельницей на этот бой. Грозная видела, они делали доброе дело, вызволяя Данку, Она должна была помочь Своим дочерям. Вдруг жрица с резким криком отшатнулась от Данки и высокой темноволосой девушки, что стояла рядом с ней, почти что отпрыгнула от них, вскидывая руки перед лицом так, словно ее обожгло. Она что-то выкрикнула, но что именно, Китари не расслышала. Люди вокруг нее заволновались, зашикали, начали привставать на цыпочки, спрашивать друг у друга: - Что? Что она сказала? Вы слышали? Китари покрепче сжала нагинату, чувствуя, как внутри нее собирается один тугой болезненный узел. Глаза ее не отрывались от Данки и той, второй. Что-то случилось там, а она была слишком далеко, слишком далеко… Вдруг все разом изменилось. Над площадью прокатился беззвучный взрыв, как будто весь звук, что существовал в мире, буквально высосало из него, вытолкнуло прочь. Китари замерла с открытым ртом, глядя, как Данка и темноволосая высокая незнакомка медленно поворачиваются и смотрят друг на друга. Они ничего не делали, они просто смотрели, буквально позабыв обо всем остальном мире. И в полной беззвучной тишине вокруг них буквально из ниоткуда начал закручиваться ураган. Толпа вокруг подалась назад, в страхе откатывая прочь от двух женщин, скованных цепью и застывших перед виселицей. Каратели, вскидывая мечи, наоборот, ринулись вперед, и все это в полной тишине, в которой не звучало ни единого шороха, как будто звука вообще больше не существовало. Китари еще успела вздохнуть, широко открытыми глазами глядя на то, как вихрь рвет волосы Данки и второй девушки, как он вырывает из брусчатки мостовой под их ногами громадные булыжники кладки, поднимает их в воздух, закручивает вокруг них и швыряет в Карателей. А в следующий миг толпа резко сдала назад, и она почти что рухнула на спину под натиском людей, бросившихся прочь с площади, сломя голову. Звук вернулся разом, оглушив ее сильнее, чем удар стоящего впереди человека, который почти что свалился Китари на грудь. Она громко захрипела, вцепляясь в нагинату и держась за нее, чтобы не упасть, а люди все напирали, напирали… Ощутив внезапно настоящий прилив животного ужаса, Китари вскрикнула, раскрыла крылья и с силой выпрыгнула вверх, взлетая над толпой и слыша вокруг вопли ужаса, проклятия, истошные крики людей, которыми буквально взорвалось людское море под ней. Перехватив обеими руками оружие и тяжело дыша, Китари взглянула вперед, не веря собственным глазам. Карателей раскидало прочь порывами ураганного ветра, никакой цепи больше не было. Истинная жрица поверженной смятой куклой лежала далеко в стороне, у самого помоста с виселицей. А Данка и темноволосая все так же смотрели друг на друга, не шевелясь. Их очертания с трудом просматривались через колонну густого серого марева, урагана, что закручивался вокруг них двоих, отрезав их от всего остального мира. Не понимая, что же видят ее собственные глаза, Китари беспомощно оглянулась. С другой стороны площади спешила Мефнут, отчаянно размахивая руками над головой, колотя золотыми крыльями по воздуху и что-то крича ей. Китари смотрела на нее, совершенно сбитая с толку, не понимающая, что от нее хочет Меф. А в следующий миг в площадь, прямо в толпу, с чистого ясного неба ударила молния. Это уж было слишком даже для нее. Взвыв, Китари сорвалась прочь с места и ринулась со всей возможной скоростью к помосту, где стояли Данка и незнакомка, отгороженные от всего мира вихрем. Она еще успела увидеть, как на стене, ограждающей следующий ярус становища, появляются Каратели в белоснежной форме, а следом за ними бегут какие-то люди в серых балахонах. Один из них вскинул руку, и еще одна молния ударила с неба в толпу, очень близко от помоста и вихря, укрывшего Данку. Люди пронзительно закричали, во все стороны посыпался выбитый взрывом камень, исковерканные, обожженные тела. Неожиданно кто-то схватил Китари за плечо, и она взвыла от ужаса, немедленно начав конвульсивно дергаться в попытке вырваться. В следующий миг звонкая оплеуха выбила из глаз искры, а неумолимый голос Миланы закричал в ухо: - Садись на землю! Немедленно! Это казалось Китари самоубийством, учитывая Карателей, что уже начали подниматься на ноги, и толпу, что в ужасе металась по мостовой, давя и стаптывая друг друга. Но торчать в воздухе на виду у этих ведунов в серых балахонах она тем более не собиралась. Вывернувшись из хватки Миланы, Китари отчаянно замолотила крыльями и почти что кубарем скатилась на землю неподалеку от вихря, скрывающего Данку. Рядом с глухим стуком приземлилась и Мефнут. - Осторожнее! – крикнула Милана, и резкий удар в спину, заставил Китари все-таки покатиться по мостовой, врезаясь головой и плечами в булыжники с острыми гранями. Сзади что-то оглушительно затрещало, в спину посыпались мелкие камушки, волосы на голове буквально наэлектризовало, и они поднялись дыбом. Резко обернувшись через плечо, Китари вскрикнула, увидев в том месте, где только что стояла, почерневшую от удара молнии выбоину в мостовой. Мимо нее мелькнуло белое от ужаса лицо Мефнут с вытаращенными глазами, а потом грянул второй беззвучный взрыв. На этот раз Китари уже не удержалась на ногах. Ее толкнуло в грудь, и она распласталась на мостовой, как жаба, едва удержав в руке древко нагинаты, чувствуя такую тяжесть, словно на спину навалили целую груду камня. Это продолжалось несколько секунд, а следом за этим давление исчезло. Она успела только несколько раз глубоко хватануть ртом воздух и сразу же принялась судорожно копошиться в попытке встать. По лицу текло что-то теплое, судя по всему, кровь из рассеченной от удара о булыжник брови, но у нее не было времени, чтобы убедиться в этом. Мефнут силой дернула ее за руку, едва дав мгновение, чтобы подняться на ноги. Китари лихорадочно обернулась: никакого вихря больше не было, как и громадного куска стены, ограждающего средний уровень становища от самого нижнего. Пролом дымился, горбился кривыми обломками кладки. Там кое-как шевелились какие-то запыленные силуэты, но пока что никто из Карателей, охранявших стену, не спешил бежать на площадь, уже почти что опустевшую, за исключением холмиков тел, растоптанных улепетывающей в ужасе толпой. Откуда-то издали, со стороны городских кварталов, несся низкий предупреждающий рев, словно громадного зверя, забившегося в своем логове, тыкали заостренной палкой, и он уже начал вылезать наружу, чтобы дать сдачи обидчикам. - Что происходит, во имя Милосердной?! – фальцетом выкрикнула Китари, поворачиваясь к Мефнут, что волокла ее куда-то в сторону, прочь от дымящихся обломков виселицы, разбитой вдребезги взрывом вместе со стеной. - Не знаю! Просто беги! – крикнула в ответ та, не отпуская ее руки. Китари с радостью готова была выполнить эту просьбу. Она еще успела увидеть, как следом за ними спешат Милана и Крол. Обе они тащили тела двух девчонок, в одной из которых Китари узнала Данку. Больше она ничего не могла разобрать в густых клубах дыма и пыли, что быстро заволакивали площадь. Отчего-то лютый страх сжал все ее нутро. Все произошло слишком быстро и совершенно не тем образом, что она ожидала. По чести, Китари вообще не успела ничего понять, за исключением того, что местные ведуны все-таки могут использовать свою силу в бою. И это ей очень не понравилось. *** Достаточно было одной искры, чтобы город взорвался, будто подвал, набитый бочками с маслом, в который кто-то уронил горящую головню. С улиц доносился рев, низкий, устрашающий, то и дело разбивающийся на отдельные выкрики. Порой вдали что-то глухо взрывалось, но Гайда даже не хотела знать, что это. Может, истинные жрецы гнались за двумя ведьмами, что устроили весь этот кавардак, а может, беднота начала громить и жечь склады. Густой слой черного дыма медленно тянулся над городом, и с каждой минутой клубы его становились все гуще. Удрать с той проклятой площади едва не стоило ей жизни, но Гайда умела выходить из сложных переделок невредимой. Правда, теперь она хромала на левую ногу, которую едва не сломал ей какой-то здоровяк, буквально стоптавший Гайду в попытке покинуть площадь. Ей еще повезло, что она успела ухватиться за дверную ручку ближайшего дома и не упасть под ноги удирающей в страхе толпе. А так только заработала сильный ушиб, ну да ничего, умнее будет. Пальцы дрожали, когда она быстро стягивала узлы на своих сумках, прикидывая в уме, не забыла ли чего. Впрочем, даже если и забыла, это не имело значения. Деньги у нее есть, все необходимое для дороги прикупить она сможет. Главное – уберечь собственную шкуру, а в городе, где чернь громит улицы, в городе, где вспыхнул бунт, это сделать в одиночку будет довольно сложно. Одно хорошо: заказчик ее уже не сможет достать в такой суматохе. Словно отвечая на ее мысли, раздался негромкий стук в дверь, и Гайда едва не застонала. Она знала, кто может стучаться так спокойно и вежливо, когда вокруг разверзлась настоящая бездна мхира. И от этого хотелось выть. Надо было бросать эту проклятую рухлядь. Все выбросить и бежать отсюда, сломя голову. Может, тогда бы и ушла. Распрямившись, Гайда медленно опустила руки вдоль тела, глядя на дверь. В голове мелькнула дикая мысль. Она ведь была хорошей наемницей, она умела убивать очень быстро, так быстро, что человек и вздохнуть не успевал. Вполне возможно, если в этой сутолоке она просто зарежет своего заказчика, Сет этого не заметит. Какое ему дело всего-то до одного эмиссара, когда в его распоряжении явно десятки этих безликих тварей? Пальцы налились горячей упругой силой, застыв вдоль бедер, где под полами плаща у нее прятались дополнительные метательные ножи. Дверь распахнулась, и вместо заказчика в помещение втиснулась странная морда, явно нечеловеческая, так удивив своим появлением Гайду, что она буквально замерла с разинутым ртом. Узкие глаза, сморщенный нос, почти что утопленный в череп, с двумя прорезями ноздрей, безгубый рот, из которого торчат длинные острые клыки. На голове у твари росла жесткая черная шерсть, из которой виднелись два здоровенных оттопыренных уха, чуть подрагивающие, ловя звуки и слегка поворачиваясь, как у животного. Гайда моргнула, глядя, как тварь входит в комнату. В голове мелькнула безумная мысль: не могла же она стучаться так вежливо? Оглядев Гайду зелеными глазами с вертикальными зрачком, тварь шумно втянула носом воздух и отступила в сторону, давая возможность пройти все тому же эмиссару без лица, которого Гайда уже не раз видела. Или другому, кто их разберет? Чувствуя себя загнанной в угол, Гайда сжала зубы. Проклятый Сети’Агон будто читал ее мысли, будто загодя знал, что она попытается напасть на эмиссара, а потому огорошил ее, пустив перед ним этого лопоухого урода. Почти не моргая, Гайда переводила взгляд с человека без внешности на тварь и обратно. Громко сопя, урод ухмыльнулся, разглядывая ее, и закутался в плащ. Передвигался он как-то странно, почти что рывками, переваливаясь сбоку набок, как животное, которому гораздо привычнее двигаться на четырех конечностях, а не на двух. - Доброго дня, госпожа Хатор, - без всякого выражения произнес заказчик, плотно прикрывая за собой дверь. Шум на улицах за окнами, как и запах дыма, казалось, не производили на него никакого впечатления. – Вижу, вы уже собрались в дорогу. Замечательно, значит, нам не нужно будет терять время. - О чем вы? – сощурилась Гайда. - Интересующие моего хозяина женщины сегодня покинули город, направившись в восточном направлении. Полагаю, вы успели разглядеть их лица достаточно хорошо, чтобы отыскать, раз и сами находились на той площади. А коли все-таки не достаточно хорошо рассмотрели, Джаг поможет вам, - заказчик повел рукой в сторону твари, и та нехорошо осклабилась, глядя на Гайду своими вертикальными зрачками. Ту буквально передернуло от омерзения. – У него отменный нюх, он с легкостью отыщет для вас их следы. - Почему бы вам не послать его одного? – хрипло спросила Гайда, изо всех сил пытаясь смотреть заказчику в лицо. Ей уже до зубовного скрежета надоели все эти игры, а страх медленно переплавлялся в ярость, мешая четко соображать. Выхода-то у нее не было никакого, а раз так, Гайда собиралась драться до конца. – Если он так хорош, как вы говорите, если вы даже знаете, в какую сторону ушли те двое, то зачем вам я? - Джаг хорош, но у него нет вашего мастерства, - мягко проговорил заказчик, складывая руки на груди и спокойно разглядывая Гайду. – Он выследит их, но он не сможет убедить их пойти за ним. А мой хозяин хотел бы переговорить с ними. - А разве я не должна убить их? – нахмурилась Гайда, не сводя глаз с ухмыляющейся твари. Этот уж совершенно точно человеком не был. Скорее всего, дермак из какого-нибудь не слишком известного вида, из тех, что были выведены для разведки. Но как они умудрились протащить дермака так далеко на юг от Пограничья? Мысли лихорадочно метались в голове Гайды, не давая ей сосредоточиться на самом важном. - Такая возможность есть, - уклончиво ответил заказчик. – Но для начала я хотел бы потолковать с ними. Мне нужно, чтобы вы их догнали и постарались убедить в том, что я не причиню им никакого вреда и хочу лишь поговорить. - Почему я? – почти что прохрипела Гайда. – Вы же наняли не только меня. Я видела на улицах и других наемников, почему вы выбрали меня? - Вы женщина, они вам поверят, - не моргнув глазом, ответил заказчик. – Остальные не должны вас никак интересовать. Чем быстрее вы выполните задачу, тем быстрее получите заслуженную награду. А Джаг поможет вам не затягивать это дело. Тварь улыбнулась, оскалив клыки, и Гайда поклялась себе, что не будет поворачиваться к нему спиной ни на миг. А ночевать нужно будет только в гостиницах, куда эту тварь просто не пустят. При одной мысли, что она может хоть на миг потерять бдительность в присутствии дермака, Гайда содрогнулась. - И что я должна сказать им? – спросила она, глядя на заказчика и понимая, что выхода у нее нет. – Кто хочет поговорить с ними? - Старый друг, - теперь уже улыбнулся заказчик, и от его оскала у Гайды по спине побежали ледяные градины пота. – Думаю, мы поняли друг друга, госпожа Хатор. Просто догоните их и убедите покинуть отряд, чтобы повидаться со мной с глазу на глаз. Этого будет достаточно, остальное сделает Джаг. Гайда судорожно кивнула, чувствуя, как на шее в буквальном смысле слова затягивается петля. Рев разгневанной толпы на улице, громящей город, отчего-то больше ее совсем не пугал.