Танец Хаоса. Догоняя солнце

Идиль сидела за столом в горнице, опершись локтями о столешницу и запустив пальцы в волосы. Ее невидящий взгляд был обращен в пространство. Красный закат догорал за окнами, и в нем было что-то тревожное. Кровавые отсветы солнца лежали на стенах домов за окном. Тонкая полоса света пробивалась сквозь щель между занавесками и падала на стол, рассекая кровавым штрихом и белоснежную скатерть, и небрежно брошенный пустой холщовый мешочек, и тускло поблескивающие монеты. Рассекал он и лицо ведьмы прямо пополам, только она, казалось, этого совершенно не замечала. Впрочем, вряд ли она вообще могла заметить что-то прямо сейчас. Глаза ее заволокли медленно движущиеся и перетекающие тени, зрачок расширился, будто море, заполнив почти всю радужку. Такой способ наблюдать мир называли иногда «выворачиванием глаз», и этот термин подходил здесь как нельзя лучше. Ведь сейчас она глядела не на поверхностные, внешние формы объектов. Она смотрела внутрь, в ткань того, что эти объекты собой представляли. Мир выглядел совершенно иначе для вывернутых глаз. Пустая светлая комнатка, в которой, на первый взгляд, не было ничего и никого, кроме простенькой мебели, склянок и самой Идиль, буквально кишела Тенями. Самые крупные, чьи сгущенные энергетические тела напоминали грозовые тучи или извивающихся черных змей, медленно ползли вдоль стен, горбились в углах и за очагом, перетекали вокруг дверного проема и окон, охраняя их от взгляда или проникновения снаружи, заплетая их мороком. У них не было глаз, во всяком случае, Идиль этих самых глаз никогда не видела. Некоторые ведуны утверждали, что Тени даже имеют лица, несущие на себе то или иное выражение, другие, как и Идиль, твердили, что это всего лишь энергетические сгустки и ничего более. Иногда ей думалось, что здесь все зависит от способности восприятия человека: кто-то видел так, кто-то иначе. Так солнце, падающее сквозь витражное стекло, одинаково преломляется во всех стеклышках, но отпечатки света на полу оказываются разноцветными в зависимости от цвета стеклышка. И все же, Тени внимательно наблюдали за своей хозяйкой. Или – за жертвой. Тут сложно было разобрать, как обстояло дело на самом деле. Они позволяли Идиль командовать собой до определенного момента, подчинялись до определенного предела. И как только цена, уплаченная им, исчерпывалась, Тени становились далеко не так дружелюбны, как в самом начале. Стоило лишь на миг зазеваться, и она пропала. Идиль знала, что второго шанса у нее никогда не будет, до кристальной чистоты отдавала себе отчет в том, какие именно отношения установлены между ней самой и Тенями. Она давным-давно научилась платить до последнего волоска и просить ровно столько, сколько могла себе позволить. Что такое цена, и какой дорогой она бывает, Идиль знала лучше всего на свете. С самого первого мгновения, как почуяла их приближение, она уже знала, во сколько это ей обойдется. Хороший торговец по одному только выражению глаз клиента способен определить свой будущий барыш. Для Идиль товаром была ее собственная душа, потому и касательно барышей она никогда не ошибалась. Но это еще не означало, что она по собственному желанию пошла на такую сделку. Солдаты тоже покупают фураж для войска у фермеров, но не потому, что фермеры хотят его продать, и не по той цене, что он стоит. Идиль криво усмехнулась. Чересчур ты самонадеянна, ведьма. Какой из тебя солдат? Для того слишком мало силы и слишком много самолюбия. Помимо опасных темных как ночь Теней, тела которых, казалось, пожирали в себя свет, делая его тусклым, по комнате скользило множество гораздо меньших сущностей. Иногда Идиль казалось, что их пляска напоминает метель: когда тысячи крупных снежинок хаотично наполняют воздух, кружатся, сталкиваются, разлетаются в стороны. Только в ее случае снежинки были не светлыми. Идиль вообще не очень-то умела работать со светлыми сущностями, или, точнее сказать, не слишком любила это делать. В отличие от темных, которые заключали своего рода контракт на взаимовыгодных условиях, светлые помогали с удовольствием и охоткой, только толку от них бывало маловато. Они могли выполнить твою просьбу так, как ты и просил, а могли с той же вероятностью сделать кардинально противоположное. Их сутью была бесконечная лучащаяся радость бытия, ласковая улыбка их Великой Матери, из чьих ладоней они просыпались маленькими певчими птичками, и оттого на мир они взирали иначе и все видели под своим собственным углом. Для них не существовало зла, несчастья, страдания, все это они и не замечали даже, а если и замечали, то донельзя удивлялись, как все это вообще может существовать. Ровно также темные сущности во всем искали подвох, всегда стремились обмануть, извратить, испортить. Потому первым требованием для ведуна становилась кристальная честность перед самим собой. Следом за этой честностью следовало отсутствие страха и моральных категорий, обостренная внимательность к мелочам. Всеми этими качествами Идиль обладала в должной мере, но иногда случалось так, что их оказывалось недостаточно. Таким образом, все упиралось в извечную дилемму: власть и постоянный страх за собственную жизнь с одной стороны и радость чистого бытия, но полное отсутствие контроля – с другой. Некоторые ведуны так и делали: выбирали причудливый танец солнечных лучей на усыпавших дно ручья разноцветных камешках, именно так виделась Идиль эфемерная реальность светлых сущностей. Но Идиль никогда не хотелось радости ради радости, а может, она просто не подходила для этого. Ее дар был полынной горечью и лезвием бритвы, приставленным к горлу: еще чуть надавишь, и выступит кровь. И ей было довольно того, пока, во всяком случае. Но всегда есть исключение, как же может быть иначе? Для Идиль таким исключением стал Лучик, крохотная золотая сущность, что однажды пришла к ней и вовсе отказалась уходить. Почему так происходило, она понятия не имела, и эта загадка оставалась единственной нерешенной для ее пытливого разума, которому с той или иной степенью приложения силы рано или поздно открывались все запертые двери. Все, кроме одной. Лучик сам нашел ее много лет назад, когда она остроглазой и худющей девчонкой только-только начинала свой путь по мглистым тропам за Гранью, где голодные Тени таращили на нее свои незримые глаза. Она не звала его, не хотела, в то время она была колючей, будто еж, состоящей из одних только иголок и злости. Обычно светлые сущности держались как можно дальше от таких людей, их отпихивала чужеродность энергии, как отпихивают друг друга два магнита. Но Лучик почему-то привязался к ней и совершенно не желал уходить. Сначала она была слишком удивлена его появлением, чтобы прогнать, а потом как-то привыкла к тому, что он все время крутится рядом. Будто теплый котенок на плече, только видимый лишь ей одной. Зачем его гнать? Вот и сейчас Лучик крутился вокруг ее плеча, мельтешил в воздухе, подпрыгивая вверх-вниз и пульсируя, будто крохотное сердечко. Серая кошечка Царапка, свернувшаяся в клубок на дальнем конце стола, лениво следила за его движением одним полуоткрытым глазом. Она пришла так же, как и Лучик, из ниоткуда, силой вселившись в дом Идиль и нарушив ее одиночество. Идиль была уверена, что точно так же она и уйдет, когда того захочет. Забавило ее и то, что оба они, и Лучик, и Царапка, одинаково игнорировали все остальные Тени, что кружились вокруг ведьмы, хоть некоторые из них были по-настоящему опасны. Впрочем, Тени обращали на них не так уж и много внимания. Рассеяно выпутав ладонь из распущенных волос, Идиль со вздохом сложила ее лодочкой, и Лучик сразу же радостно нырнул в эту горсть, запульсировав часто-часто. Он всегда так делал, когда был доволен, и отчего-то это напоминало ведьме мурлыканье. Ладонь слегка потеплела от его прикосновения, колкие мурашки побежали по коже. - Тебе-то все равно, кто сюда приходил, не так ли? – мягко прошептала она, глядя на сущность. Кошка дернула ухом, вслушиваясь в ее голос, но глаз не открыла и не пошевелилась. – Тебе-то совсем нет дела до того, лишь бы танцевать. – Взгляд ее остекленел, голос стал глуше. – Тебе нет разницы, что это за танец, пусть даже весь мир сгорит в нем. Лучик сорвался с места и покатился шариком вверх по ее руке, чтобы, как обычно, спрятаться за ухом, угнездившись среди волос. Отчего-то там ему было уютнее всего, хоть Идиль и чувствовала себя глупо из-за того, что у нее в волосах золотая сущность, будто цветок за ухо заткнут. Она пыталась его согнать, пыталась не пускать туда, но так или иначе Лучик неумолимо возвращался за ухо, пульсируя от радости, и поделать с ним было ничего невозможно. Оставалось терпеть. Слишком много вещей, с которыми я ничего не могу поделать. Обычно это не раздражало ее, но сейчас внутри зашевелилась колкая злость. Может, из-за усталости, из-за того, что Тени в этот раз высосали слишком много, а придется отдать еще больше в ближайшее время. И вряд ли она сможет быстро восстановить силы, как бы того ни хотелось. А значит, потеряет преимущество. Царица Судьба всегда отличалась крайне странным чувством юмора и вытворяла с людьми такие выкрутасы, что оставалось лишь глазами хлопать, да в открытый рот мух ловить. Впрочем, Идиль давно уже не считала себя просто человеком, так что и спрос с нее был выше. Не имело никакого смысла сидеть и дожидаться, когда за ней придут, и она прекрасно понимала это, готовая платить по счетам. Но покинуть дом, в котором она прожила столько лет, хлопнуть дверью и не оглядываться больше было тяжело. Еще раз оглядев светелку, она вздохнула. Придется все начинать сначала. Не может же она забрать с собой свои травы, как бы те ни были нужны. А многие из них считались редкими, и на их сбор она потратила множество сил и времени. Не говоря уже об искусно наложенном мороке, ловушках, которые она завязала именно на это жилище… Ты не о том думаешь. Не оттягивай, только больнее будет. Идиль поднялась, неторопливо обошла стол и взяла на руки серую кошечку. Та тихонько мурлыкнула в ответ, сонно выгнула мягкую спинку. Горько было просто выбросить ее на улицу, но забрать ее Идиль не могла, а дом все равно сгорит, и тут ее не ждет ничего, кроме гибели. Впрочем, Царапка была достаточно наглым и независимым созданием, чтобы преспокойно найти себе подходящий дом и хозяев, что будут хорошо ее кормить. Поцеловав кошечку в теплую макушку между острых серых ушей, Идиль ощутила легкий укол грусти. Та же лишь сощурила в ответ зеленые глаза и мягко мазнула хвостом по воздуху. Заплетающая дверь Тень отпрянула, пропуская ведьму и внимательно следя за каждым ее движением. Идиль досадливо поморщилась. Не собиралась она так рано и резко уходить, и договор с этой Тенью был оплачен дорогой ценой на несколько месяцев вперед. Вот только теперь придется бросить и это, сколько бы оно ни стоило. Не любила она впустую потраченных усилий. Приоткрыв дверь, ведьма выглянула наружу. Залитая кровавыми лучами заходящего солнца улица была пуста и как-то тревожно тиха. Идиль почти чувствовала, как утекает по песчинке вязкое время, зажатое вместе с Цепью Эпох в золотых когтях Талуги. Все звенело вокруг, напряженное, как тетива. Ей нужно было уходить, как можно быстрее. Времени оставалось не так много. Аккуратно нагнувшись, ведьма опустила кошечку на землю и легонько подтолкнула вперед. Царапка оглянулась, моргнув еще раз, вильнула хвостом, а потом быстро-быстро побежала прочь от дома. Идиль следила за ней, пока животное не свернуло за угол дома в конце переулка. Даже не оглянулась ни разу. И мне бы у нее поучиться. Она плотно закрыла за собой дверь, чувствуя странное ощущение сгущенности. С каждым мгновением тревога все усиливалась, как будто пространство вокруг защищенного Тенями дома становилось все более твердым. Как будто ее выдавливали, точно глубоко засевший гнойник, и давление все росло и росло. Но за все была цена. Идиль знала, что ей придется платить, знала с самого начала. Только горечь заставляла раз за разом, вновь и вновь повторять себе это, чтобы не забывать, зачем она вообще это делала. Вздохнув еще раз, она сгребла со столешницы золото в маленький мешочек, привязала его к поясу. В тот же мешочек отправилось и скопленное ею золото из тайника. Все необходимые вещи уже ждали ее во вместительной суме на кровати в соседней комнате, несобранными оставались лишь деньги. Окинув последним взглядом светелку, в которой провела столько лет, Идиль решительно прошла в соседнюю комнату. Она всегда была перелетной птицей и не задерживалась подолгу на одном месте. Но к этому дому, почему-то, успела привыкнуть. Почуяв тревогу хозяйки, Лучик пошевелился за ухом, послав по шее волну тепла. - Сиди тихонько, - шепнула ему она, испытывая странную смешанную с грустью радость оттого, что он отправлялся вместе с ней. Куда бы она ни пошла. Ее спальня уже тонула в тенях, но простыни еще хранили едва уловимое тепло тела той женщины. Всего на мгновение Идиль задержалась, рассеяно коснувшись кончиками пальцев шерстяного одеяла. Они были такими странными, эти крылатые женщины с огнем в груди. Никогда она еще не видела таких. И никогда она не чуяла такой могучей, перекатывающейся силы, что буквально распирала грудь Волчицы Миланы. Будто под ребра ей вшили раскаленное солнце. Если позволят Единоглазые, однажды я вновь увижу тебя. Никогда еще Идиль не хотелось увидеть еще раз кого-то, чью жизнь она спасла. Впрочем, все сейчас было внове для нее. Повесив на плечо сумку, Идиль повернулась к трем медленно закручивающимся в себя спиралям проходов. Один из них вел в давно заброшенную ловушку: туда ушли Аватары и Волчица. Этой ловушкой Идиль уже не пользовалась, но она была оплачена кровью, так что закрывать ее было бы бессмысленным расточительством. А тут еще Судьба распорядилась так, что она пригодилась ведьме в последний раз. Может, потому и не закрывала, криво усмехнувшись, подумала она. Второй проход уводил как можно дальше отсюда, на голый и безлюдный берег Южного моря неподалеку от Гельже, что в Латайе. Он нужен был ей для работы, которую она выполняла все эти годы, для службы, ее собственной службы, оплаченной ее собственной кровью. Но некоторые вещи нужно было делать не за плату и даже не за спасибо, их нужно было делать, потому что хоть кто-то должен был этим заняться. Этого требовало что-то внутри самой Идиль, что-то, что не было связано с ее каждодневным трудом, ее помощью людям. Что-то, что вело ее саму. Третий проход вел совсем недалеко, но, тем не менее, стоил дороже двух остальных вместе взятых. Двойная Тень, ввернутая сама в себя по спирали. На то, чтобы выловить сущность, которая согласилась бы на такое, ушло несколько лет, а в момент заключения контракта она высосала Идиль почти досуха, но дело того стоило. Никто не мог отследить, куда ведет этот проход. Тень швыряла вошедшего в проход в саму себя и в хаотичном порядке жонглировала им до бесконечности, и Идиль даже не представляла, куда она выкинет его в конце концов и через сколько времени. Только ее саму эта Тень узнавала и могла провести, только на нее Тень была настроена. Для всех остальных она становилась смертельной ловушкой. Пристроив сумку на плече поудобнее, Идиль развернулась к входной двери и мысленно сконцентрировалась на Тенях. Они сразу же замерли, превратившись в недвижимые изваяния, прислушиваясь к течению ее мыслей. Каждую секунду они ждали того, что она обратится к ним, потому что это означало возможность заключения нового договора. Возможность вновь пить ее жизнь, что была для них солнечным нектаром. Я ОСВОБОЖДАЮ ВАС ВСЕХ. УХОДИТЕ. Вспышка недоумения, сменившаяся подозрительностью, которая, в свою очередь, еще быстрее сменилась равнодушием. Последний отблеск контакта, а вслед за ним Тени исчезли, растворившись в пространстве, покинув ее жилище навсегда. Сразу же исчезло ощущение наполненности, а тревога как будто придвинулась ближе, вздохнув в лицо Идиль запахом гнили и тлена. Она повернулась к трем оставшимся Теням, что наблюдали за ней, перетекая по поверхности проходов следом за закручивающимся по спирали течением. С ними все было сложнее. Привычным движением отстегнув от ворота булавку, Идиль уколола палец. Рубиновая капля крови заставила всех трех Теней в проходах напрячься. Кровь была для них самым вкусным лакомством. Тени не имели ни крови, ни плоти, и завидовали смертным, готовые на что угодно, лишь бы получить хотя бы капельку того, чем обладали люди. Идиль всегда поражал тот факт, что бестелесные обитатели мира за Гранью так же жадно стремились облечься плотью, как некоторые обитатели зримого мира – завладеть их бесконечной силой. В этом тоже была своеобразная ирония того, кто создал все это бытие: чтобы никто ни в одном из слоев, составляющих полотно мира, не чувствовал себя удовлетворенным. Первая капля крови отправилась в первый переход. Идиль нужно было лишь поднести поближе руку, и Тень жалящей гадюкой выстрелила вперед, слизывая кровь с ее пальца. Ее цвет сразу же изменился, по черному телу поползли багровые волны, будто где-то внутри него кипела гроза. ТЫ СВОБОДНА. УХОДИ И ЗАКРЫВАЙ ПРОХОД ЗА СОБОЙ. Ведьма ощутила волну глубокого удовольствия, следом за которым ушла Тень. Проход закрылся сам в себя, свернувшись в точку, которая исчезла вместе с хвостом Тени. Стена остановила вращение, став просто стеной. Второй проход ведьма закрыла так же, как и первый, и взглянула на Тень в третьем проходе. Та была крупной, жирной, как громадная пиявка. Она просто наблюдала за Идиль, она ждала. Сейчас следовало действовать как можно осторожнее: на руке у нее была открытая рана, и с этой раной ей придется вступить прямо внутрь Тени. Если она хоть в чем-то ошибется, то рискует больше никогда не выйти наружу. Лучик почуял ее настроение и сжался за ухом в крохотный комочек. ДОГОВОР. Тень настороженно наблюдала за ней, медленно плывя внутри спирали, по самой ее поверхности, иногда плеская хвостом в луже эфира. Идиль ощутила прикосновение к собственному телу изнутри, как будто в ее животе шевелилось что-то живое. Так общались Тени, воздействуя на ту энергетическую область тела, в плоскости которой они обитали. Сколько бы лет Идиль ни испытывала подобные контакты, а привыкнуть к ним все еще никак не могла. Прикосновение было заинтересованным и вопросительным. ЦЕЛОЙ И НЕВРЕДИМОЙ Я ПРОЙДУ СКВОЗЬ ТЕБЯ ДО ТОЧКИ ВЫХОДА. КАК ТОЛЬКО Я ВЫЙДУ НАРУЖУ, Я ОТПУЩУ ТЕБЯ, И ТЫ УЙДЕШЬ, ЗАКРЫВ ЗА СОБОЙ ПРОХОД. ЗА ЭТО ТЫ ВОЗЬМЕШЬ ДВЕ КАПЛИ МОЕЙ КРОВИ. Я ОТДАМ ИХ ТЕБЕ, КОГДА ВЫЙДУ С ДРУГОЙ СТОРОНЫ. Идиль очень надеялась, что ничего не забыла. Любую лазейку Тень могла использовать, чтобы получить всю ее. Минутное колебание, Тень обдумывала предложение. Сейчас нельзя было показывать слабости или спешки, потому ведьма силой заставила себя стоять на месте ровно, хоть ноги так и норовили начать перетаптываться. Ощущение тревоги усилилось настолько, что его можно было есть ложкой. Она чувствовала, что кто-то ходит вокруг ее дома, теперь оставшегося без защиты. Кто-то приглядывался, искал… Утвердительное ощущение пришло с другой стороны, и Идиль едва сдержала облегченный вздох. Обернувшись, на входную дверь, она сконцентрировалась и прошептала несколько слов. Крохотный язычок пламени свечи, что еще горела на столе, сам собой стал крупнее, сполз на белоснежную скатерть, которая сразу же занялась. Это пламя не сможет погасить никакая вода, и оно не остановится, пока не спалит здесь все до самого фундамента. Плотно заткнув пальцем ранку на проколотой коже, Идиль шагнула внутрь перехода. Она не обернулась назад. Холод сковал ее тело, и в этом холоде она ощутила себя растянутой до предела, как переброшенная между домами веревка для белья. Она ничего не видела и не слышала, она буквально была ничем, и лед прокапывал насквозь все ее тело, заполнял каждую клетку, каждую крохотную частичку того, чем она являлась. Странно, но каким-то образом Идиль чувствовала Лучика, который все так же держался у нее за ухом. Даже во время переходов он не оставлял ее, будто боялся навсегда потерять. Потом холод отступил, и Идиль выбросило из Тени. Все ощущения, звуки, цвета сразу же вернулись, буквально обрушившись на ее голову, и еще несколько мгновений ей потребовалось, чтобы прийти в себя. Потом она проморгалась и огляделась. Длинный плохо освещенный коридор уводил во тьму. В воздухе стояла сырость подземелий, чем, по сути, коридор этот и являлся. С крупных валунов под потолком капало вниз, стены поросли белесой плесенью, и пахло здесь затхло. Укрепленные в держателях вдоль стен факелы чадили и давали слишком мало света, но для тех, кто этим коридором пользовался, свет и не требовался. Ведьма повернулась к поджидающей Тени и слегка сдавила проколотый палец. Выступившие капли крови она поднесла к стене. Еще мгновение Тень жадно впитывала их, а затем беззвучно исчезла, свернувшись внутрь и оставив после себя лишь старую каменную кладку. Только теперь Идиль смогла наконец выдохнуть. Один путь был закончен, другой начинался, и связующей точки между ними не было. Никто не мог отследить ее. Лучик за ухом зашевелился, закопошился в распущенных волосах ведьмы, и по коже побежали мурашки. Решив, что это только поможет ей взять себя в руки, Идиль принялась аккуратно собирать волосы в хвост на затылке, вытащив из-за пояса приготовленную для этого ленточку. А заодно приводила в порядок свои разбегающиеся по сторонам мысли, тщательно обдумывая, что говорить, как и в какой последовательности. Трудности еще не закончились. Можно сказать, теперь они только начинались. Закончив с волосами, она выпрямила спину, согнала с лица всякое выражение и решительно зашагала вперед. Гулкое эхо шагов двинулось следом за ней вдоль по коридору, заканчивающемуся в двадцати метрах за ее спиной сплошным тупиком. Метрах в пятидесяти впереди виднелось подножие ведущей наверх каменной лестницы. Когда-то здесь размещались старые склады, но теперь от них не осталось ничего, кроме рухляди и пыли. Двери давно сгнили, как и дверные коробки, порой под ногой гремела проржавевшая насквозь железная петля. По обе стороны от Идиль тянулись полутемные помещения, где раньше хранили то ли снедь, то ли барахло, этого уже никто и не помнил. Помещения не использовались под склад так давно, что даже Винифред, считавшийся Ключником Круга, не знал, что здесь раньше было. Теперь же стены покрывали спирали переходов, десятки и сотни переходов на каждом свободном клочке пространства. Одни были поменьше, другие побольше. Одни держали совсем крохотные безобидные Тени, другие – твари из самых черных глубин, по сравнению с которыми та, которую использовала Идиль, показалась бы кроткой овечкой. Идиль не могла бы определить, кому принадлежали проходы, могла лишь выделить те, которые создал один и тот же ведун. Никто не сунулся бы в чужой проход по собственной воле, потому и охранять их никакой нужды не было. От некоторых спиралей веяло такой лютой холодной жутью, что у Идиль волоски на руках поднялись дыбом, а зяблые мурашки хлынули снизу вверх по спине. Лучик совсем упрятался за ее правой мочкой, сжавшись в золотое зернышко. Ему тоже было неуютно здесь. Стерегущие проходы Тени провожали ведьму безглазыми взглядами. В них чувствовался голод. В полной тишине, нарушаемой лишь эхом ее шагов, она дошла до самого конца коридора и принялась подниматься по лестнице вверх. Каменные ступени были широкими и плоскими, перил не имели. По бокам вдоль стен чадили факелы, но Теней здесь не было. Жуть, охраняющая переходы, была настолько могучей, что больше никто сюда не рисковал соваться. Четыре изогнутых пролета лестницы, и впереди в отсветах огня показалась крепкая дубовая дверь, обитая железом. Идиль остановилась перед ней и подняла правую ладонь. Здесь Тень имелась и жила так долго, что ведуны даже успели дать ей имя. Эйеване казалась и не Тенью вовсе, а каким-то длинным, ломким и колючим созданием. У нее даже было лицо: острые глаза, острые скулы, острые волосы, похожие на колышущуюся на неощутимом ветру траву. Если бы Идиль не знала, что все духи давным-давно покинули Этлан Срединный, предпочтя края более отдаленные и глухие, она бы назвала это создание Тенью духа. Да и откуда ему взяться здесь, в сырой темноте заброшенного склада, где лишь эхо падающих на каменный пол капель воды гуляло привольно? Серый влажный туман окутал доски двери, и из него возникло лицо Эйеване. Она пристально сжала длинные росчерки белесых прозрачных глаз, и Идиль ощутила, как невидимое прикосновение тронуло ее подставленную ладонь и глаза. Болотный сумрак. Испарения. Гниющие травы и тишина. Ползущая по мокрой почерневшей прошлогодней листве змея. Образы, которые вызывал контакт с Эйеване, всегда были разными, и по ним можно было трактовать ее настроение. Сейчас Тень была… настороженна. Впрочем, Идиль она узнала. С легким щелчком открылся замок с другой стороны двери, и лицо на досках исчезло. Встряхнувшись, Идиль толкнула ее и вышла из сырого подземелья, ощутив отчетливое облегчение. Только когда дверь захлопнулась за ее спиной, и засов встал на место, ведьма слегка расслабилась. Буквально самую чуточку. А Лучик выглянул из-за ее уха, пытаясь ощутить помещение. Здесь уже не было сотен пронзительных безглазых взглядов, направленных прямо в ее нутро. В небольшом подвальном помещении было сухо и тепло. Наверху над их головами располагался обветшавший заброшенный склад на самой окраине Беренвиста, где жили лишь крысы – так он выглядел для глаз горожан. Каким-то совершенно неописуемым образом в городе, где на вес золота ценился каждый клочок земли, этот склад на протяжении сотен лет бдительные взгляды жрецов обходили стороной. Тень, накрывшая его мороком, была так велика, что на договор с ней раз в десять лет созывались все ведуны, входящие в Круг, и каждый из них вносил плату поровну с остальными. Идиль, припомнив об этом, поморщилась. На ее взгляд, можно было устроить все с гораздо меньшими тратами и гораздо удобнее для всех, но она еще не имела достаточного авторитета, чтобы ее голос что-то значил в делах Круга. Пока еще. До сегодняшнего дня. Уютно потрескивал очаг, возле которого устроился крепкий деревянный стол. В кресле возле него сидел Ключник Винифред, погруженный в чтение какой-то книжонки. Идиль только бровь вздернула, приметив название. «Сокол и горлица», сборник донельзя слащавых стишков о любви Первопришедшего Фаэра Галота. Впрочем, чего еще ожидать от Ключника? Винифред относился к тому небольшому числу ведунов, которые соглашались контактировать только со светлыми сущностями. Странным образом и сам он походил на своих Светляков: сморщенный, сухонький, с лучистыми голубыми глазами, морщинистым лицом и венчиком седых волос вокруг посверкивающей на свету лысой макушки. Идиль он всегда напоминал слегка потрепанный ветрами выцветший одуванчик, но в целом Ключник нравился ей. Хоть и раздражал своей благостью просто до зубовного скрежета. Будто это фермерский дом, а не приемная Второго Круга, Винифред оклеил стены бумажными обоями в цветочек, а потолок заплел золотистыми Тенями, которые переливались всеми цветами радуги, создавая странное мерцание, которое видели лишь вывернутые глаза. То они действовали вместе, создавая нежную розовую кромку рассветного неба или благородное, пылающее алым золото заката, то принимались мерцать вразнобой, каждая на своей волне, и тогда потолок превращался в палитру взбесившегося художника. Смотреть на все это было иногда просто невозможно, особенно когда Светляки принимались гоняться друг за другом, мерцая в ежесекундно меняющемся калейдоскопе. На взгляд Идиль, такое использование Теней, пусть и светлых, было бессмысленной тратой драгоценных сил ведуна и его времени. Сам Винифред был одет в небесно-голубой костюм по Ишмаильской моде, - мешковатые штаны и тесная куртка без воротника, застегнутая под горло, - который болтался на нем точно на вешалке. К тому же, одежда была мятой, словно он в ней спал, чему Идиль бы не удивилась, пахла пылью и ветхостью. Довершался костюм ярко-оранжевыми мягкими туфлями, от цвета которых у Идиль зарябило в глазах. Как только она вошла, Ключник вскинул на нее свои голубые глаза, и рассеянная улыбка растянула все его сморщенное лицо почти что надвое. - Как давно тебя не было, девочка! Как давно! – Он вскочил из кресла, толкнув стол. Масляная лампа, стоящая на его краю, опасно закачалась, звякнула ложка в глубокой тарелке с остатками присохшей к стенкам каши, но Винифред этого, конечно же не заметил. – И ты, малыш, тоже тут! Иди сюда! Лучик, что обычно не вылезал из-за уха Идиль при посторонних, стараясь не попадаться никому на глаза, стрелой вылетел оттуда и бросился к Винифреду, принявшись вращаться вокруг него волчком, как какой-нибудь бешеный воробей. Едва перья во все стороны не летели. Старик Ключник засмеялся и подставил сморщенные ладони ковшом, чтобы сущность могла нырнуть в них, что Лучик и сделал. Угнездившись в его ладонях, он довольно засиял: золотистые волны начали перетекать по сгущенному свету его тельца. - Здравствуй, Винифред! Идиль скупо улыбнулась старику, чувствуя странное тепло. Оно было непривычным, слишком уж редко это чувство возникало в ее груди. Иногда она даже злилась за это на старика: он тревожил ее покой чувствами, которые мешали концентрации, он отвлекал ее радостью, которую сама она не имела права испытывать. Каждый раз своей широкой радушной улыбкой, своей нежностью по отношению и к ней, и к Лучику проклятый Ключник напоминал ей о том, чего в ее жизни не было, чему в ее жизни не было места, и от этого становилось горько. Потому Идиль не слишком часто приходила сюда, стараясь держаться в стороне от дел Круга. Так и получалось, что ее влияние в Круге было небольшим из-за нежелания часто видеть Винифреда. Остальные ведуны относились к нему терпимо или никак. В конце концов, надо же кому-то торчать в этой проклятой дыре глубоко под землей в обществе голодных Теней внизу. Никто из тех, кто работал с темными сущностями, не желал этого делать: зов снизу был слишком велик, и ведуны не собирались рисковать собственной жизнью, если бы вдруг Теням приспичило объединиться, заманить их во тьму коридора и разодрать на части. Винифреду же, похоже, вообще дела не было до того, где он находился. Дед почитывал сомнительные книжонки и любовался мельтешением светлых сущностей на потолке. Может, он на самом деле и не понимал вовсе, зачем он тут, Идиль этого не знала. Как не знала она и того, почему остальные темные были равнодушны к Винфреду в то время, как ее он сильно смущал. К своему стыду, она отдавала себе отчет в том, что могла бы добиться очень высокого положения в Круге, едва ли не такого же, как Росянка Заина, которую на днях поминала Аватара. И только из-за того, чтобы не встречаться с этим человеком, она не стала заявлять права на причитающуюся ей власть. Потому, что он бередил ее раны одним своим присутствием. Потому что подле него она все время ощущала себя так, будто в чем-то очень сильно виновата, так виновата, что горячие слезы наворачивались на глаза, а в груди теснило. Вот и сейчас Винифред, смеясь, поднес Лучика к лицу и потерся о него кончиком носа, а потом поднял на Идиль лучистые глаза: - Как хорошо, что ты пришла, девочка, и принесла с собой маленького! Я давно уже не видел его и успел заскучать! Заходи, заходи, садись к столу. Я угощу тебя чаем! Лучик выскользнул из рук Ключника и принялся метаться вокруг его головы, скакать в торчащих во все стороны редких пучках седых волос. Сам Винифред повернулся к очагу, в котором на крюке болтался здоровенный закопченный чайник, из носика которого валил пар. Бормоча что-то себе под нос, Ключник принялся натягивать толстенные рукавицы, чтобы снять его с огня. Идиль только равнодушно пожала плечами. Она вот могла использовать для этого Тень, которую захватила силой воли и заставила служить себе, а ему приходилось все делать руками. Стыд опять почему-то укололся в груди, и она зло подавила его. - Не нужно никакого чая, Винифред! – резче, чем намеревалась, сказала Идиль. Лучик удивленно замер над головой старика, потом неуверенно опустился ему на плечо. – Чай я могу попить и позже. Сейчас мне нужно, чтобы ты созвал Круг. - Круг, девочка? – голос Ключника звучал так, будто он впервые слышал это слово. Разогнувшись, он удивленно взглянул на Идиль. Два широко открытых голубых глаза были пусты, как летнее небо. – Ты хотела сказать: Совет Круга? - Весь Круг, Винифред, - твердо проговорила Идиль, изо всех сил давя в себе раздражение. В конце концов, не могла же она заставлять Лучика сидеть только на ее плече. Он оставался с ней потому, что сам того хотел, мог делать то, что хотел, она его не неволила. Но все равно это было… как-то чересчур. – Всех, кого только сможешь найти. - О… - брови старика нахмурились, он поскреб за левым ухом правой рукой, перекинув ее через всю лысину. Идиль в который раз подумала о том, что он безумен, будто заяц по весне. – Это будет довольно непросто. Многие сейчас далеко, и я не знаю, услышат ли они мой зов. Раддам на прошлой неделе говорил, что его не будет более полугода, а Вайтару собиралась навестить своих дочерей где-то на севере Тарна. И откуда у нее дети? У нее же нрав, как у гадюки! – Винифред хихикнул, но когда его взгляд переполз на лицо Идиль, улыбка медленно растаяла. – Но я позову всех, как ты сказала, девочка, я позову всех. Лучик медленно поднялся с его плеча, закачался в воздухе, и неуверенно поплыл в сторону Идиль. Она фыркнула и пожала плечами. Мелкий может делать, что хочет. Она достаточно взрослая женщина, чтобы не обращать внимания на такие глупости, как поведение привязавшейся к ней сущности. Тем не менее, Лучик понуро подлетел к ней и спрятался за ухом, пульсируя медленно и густо. Обычно таким образом он выражал недоумение и неуверенность. Это были самые негативные из всех чувств, какие он только мог испытывать. Скривившись, Идиль почесала его пальцем, и шарик света воспрял духом, вновь принявшись ластиться. Винифред тем временем подошел к очагу и распахнул дверцы маленького деревянного подвесного шкафчика на уровне его груди. Все его нутро занимали крохотные склянки с подписями, и в каждой из них темнела кровь. Была здесь и кровь Идиль – единственная склянка, которую Винифред не тронет. Из всех остальных он возьмет по капле, смешав их все в одной чаше, а эту чашу даст выпить огню, шепча над ним. И тогда ведуны, раскиданные по всему миру, поймут, что нужно возвращаться сюда. Именно в этом и состояла обязанность Ключника: созывать Совет и следить за Тенями в подвале. Пока старик, повернувшись к ней спиной и бормоча, ковырялся в шкафу, Идиль не находила себе месте, меряя шагами небольшое помещение. Вновь и вновь она прокручивала в голове то, что собиралась сказать Кругу. Вновь прикидывала, сколько времени понадобится, чтобы Круг собрался полностью, включая и тех, кому понадобится время, чтобы добраться до точки, на которую был завязан переход сюда. Для того, чтобы вырвать у Аватары обещание, было достаточно ее одной, хоть Идиль до самого последнего момента была уверена в том, что та раздавит ее на месте за такую наглость. Но для того, чтобы решить, что делать теперь, нужен был весь Круг, до последнего человека. Сколько лет они готовились к этому, сколько лет ждали. Странная атмосфера окружила Идиль: все будто затихло в преддверии великого поворота. Так замирает на миг Колесо, чтобы вновь начать молоть в пыль века и пространства. Но оно все же замирает. - Кажется, ты сделала что-то очень плохое, девочка, - вдруг мягко проговорил Винифред, и Идиль вздрогнула, оборачиваясь на голос. Он стоял к ней спиной и продолжал ковыряться среди склянок. Его узловатые морщинистые руки слегка подрагивали, от чего склянки брякали друг о друга. – Или что-то очень хорошее. Разницы, как мне кажется, нет. - А коли разницы нет, то почему ты тратишь свое время на светлые сущности? – ощетинилась Идиль. Она была сильнее его, гораздо могущественнее, и он не имел права говорить с ней в таком тоне. И, если уж на то пошло, называть ее девочкой тоже. – Почему не зовешь Теней? Вместо ответа Винифред засмеялся тихо и странно кудахтающе. В его смехе Идиль послышался надорванный всхлип. Больше он не произнес ни слова, продолжая смешивать в котле кровь ведунов Круга. А она продолжила мерить шагами пол, проклиная себя за то, что чувствует вину. Это он должен был стыдиться, это ему не позволено было говорить с ней в подобном тоне и уж тем более оценивать ее поступки. Но только стыд от этого никуда не девался.