Танец Хаоса. Догоняя солнце

Несмотря на поздний час, сна у города не было ни в одном глазу. Казалось, что все его обитатели от самого крохотного младенца, которого вынесла на руках счастливая мать, до самого дряхлого старика, которого вывели под руки его внуки, высыпали на улицы, забив их так плотно, что и горошину негде было впихнуть. Каждый фитилек свечи, каждая лучинка и лампа, каждый фонарик с разноцветными стеклышками засияли ярким светом, и на улицах стало почти так же светло, как и днем. Гирлянды разноцветных фонарей украсили козырьки домов, люди с факелами в руках текли по улицам, будто косяки диковинных светящихся рыб в черной толще океанических волн. На каждой улице играли музыканты, и возле них толпа образовывала кружащиеся завихрения, в которых танцевали люди, смеясь и распевая во все горло знакомые с детства песни или подхватывая мотив тех, что слышали впервые в жизни. Обычно запертые на ночь сейчас двери храмов стояли нараспашку, и в каждом из них шла служба, что продлится по велению Первых Жриц еще целый месяц, не прерываясь ни на минуту. Из величественной полутьмы божьих домов текли на улицы вязкие запахи ладана, благовоний, воска, и гортанные голоса распевающих псалмы жрецов и жриц вплетались в звон колоколов и песни с улиц. Сегодня ночью никто не собирался спать, сегодня ночью город не торопился смыкать свои глаза-окошки и погружаться во тьму и тишину. И над всеми улицами тек и тек без конца многоголосый рев, непрерывный, постоянный. Стихая в одном месте, он поднимался в другом, и в этом реве гремело и гремело всего несколько слов: «Аватары Создателя», «Танец Хаоса». Ни в одной таверне не осталось даже крохотного стула, на который можно было присесть. Окна заведений были распахнуты настежь, люди разместились на подоконниках, даже на ступенях входного крыльца и передавали друг другу над толпой кружки со всем возможным содержимым, какое только было крепче воды. Служанки давным-давно уже поснимали передники и туфли и бросились в пляс, поддерживаемые руками возчиков, купеческих охранников, ремесленников. Трактирщики не успевали пересыпать в окованные сталью сундуки монету и разливать выпивку, а посудомойки – как следует вымывать кружки. Одна за другой пустели бочки с вином и элем, бренди и сидром, будто кто-то пробил им днища, и драгоценное содержимое уходило будто вода в песок в ненасытные глотки толпы. Туда же отправлялись куски мяса, даже толком недожаренные на вертелах из-за слишком большого количества желающих, ведра ароматной сытной похлебки, косяки крохотных соленых рыбок. Казалось, веселью не будет конца, и до конца вечера все золото, скопившееся в карманах горожан, перекочует в карманы трактирщиков и держателей гостиниц, которые после такого барыша смогут навсегда отойти от дел. В каждой даже самой крохотной забегаловке в городе в эту ночь выступали менестрели. Мужчины и женщины в потертой, застиранной и залатанной одежонке или в шелках, с расстроенными рассохшимися лютнями или шикарными вызолоченными арфами, одинаково срывая голоса до хрипоты, а пальцы до кровавых мозолей, пели и рассказывали лишь об одном – пришествии Аватар Создателя и Танцах Хаоса, что сотрясали мир задолго до сегодняшнего дня. «Падение Хорезмира Проклятого» и «Встреча Бури и Пламени», «Битва со смертью» и «Танец огня», «Как Родаэн Спутник обхитрил Эльфийского Короля», «Битва за Серый Брод», «Падение Квадур-Дира», «Плач по Даваере» и еще сотни и сотни других песен перекрывали друг друга, переплетались друг с другом, заглушали рев толпы и колоколов или, наоборот, тонули в нем. Голова Гайды давно уже раскалывалась, будто старый, потрескавшийся чугунный котел, который какой-то умник додумался пинать окованными сталью сапогами. Порой ей казалось, что она не слышит даже собственных мыслей, вяло текущих в голове, и временами ей становилось так душно и неуютно в этой вопящей толпе посреди чужого праздника, что хотелось бросить все и вернуться в относительную тишину дворцовых стен. Там хотя бы можно было запереть все окна и двери, накрыть голову подушкой и попытаться уснуть. Вот только такая роскошь пока еще Гайде не светила. Каждый из них делал свое дело, каждый из них поклялся служить так, как умел, и она собиралась отработать собственные долги по полной программе. В конце концов, звенящая голова не такая уж и высокая цена за жизнь, рассудила она. Вокруг мелькали пьяные лица, по которым бродили радостные широкие улыбки. Не раз и не два Гайда видела, как совершенно незнакомые люди обнимались и целовались посреди улиц, поздравляя друг друга с началом Танца и возвращением Аватар. Даже те, кто должны были бы люто ненавидеть друг друга, на одну эту короткую ночь забыли о взаимных обидах. Стражники пьянствовали за одним столом с карманниками и домушниками, одинаково радостные, одинаково счастливые. Трактирщики бесплатно угощали оборванных нищих. На глазах Гайды, вызвав тем немалое ее удивление, какой-то худощавый жрец Эльвы Красной обнял посреди улицы ухмыляющегося гнома, который в ответ дружески похлопывал его по плечу. И это при том, что церковь обычно только тем и занималась, что исподволь разжигала у своих прихожан ненависть к Старым Расам. И все же, как бы все это ни было ярко и радостно, как бы все ни выкрикивали славу Аватарам и провозглашали Танец, а Гайду не отпускало звенящее, будто готовая вот-вот лопнуть струна, ощущение фальши. С каждой минутой это ощущение нарастало все сильнее, исподволь, набираясь по капле, как набирается море или пески пустынь. Но с каждой крохотной песчинкой тревога давила на нее все сильнее и сильнее, и с каждой минутой Гайде все острее казалось, что она сходит с ума. Не было ни одного человека в Луасе, который бы в этот час не радовался приходу Аватар Создателя искренне и всей душой. Вот только Гайда всем своим нутром чувствовала, что все это – ложь. Как жук древоточец ствол огромного старого дерева, подтачивали ее уверенность сомнения, подпитывали ее тревогу крохотные детали, что бросались в глаза. Трактирщик, суетящийся возле бочки с пивом, улыбался рассеянной улыбкой, и глаза его сияли искренним глуповатым счастьем. Но стоило кому-то из гостей заведения слегка загородить источник света, освещающий его лицо, как в тенях его гримаса изменилась. Теперь он выглядел так, словно лицо его искажали отчаянье и ужас, а улыбка на губах была не чем иным, как оскалом боли. Гайда тряхнула головой, сгоняя морок, и вгляделась в его лицо еще раз. Мужчина все также улыбался, широко и счастливо, и от ужасающей гримасы не осталось и следа. В глазах какого-то молодого парня, что обнимал и тискал пухленькую розовощекую девчонку у стены, застыл ужас, хоть он и смеялся едва ли не громче всех в этом заведении. Бородатый возчик у стойки справа от Гайды расплылся в широкой улыбке, уткнувшись носом в свою кружку, но она готова была поспорить, что он стучит зубами о самый ее край, содрогаясь от ужаса. И такое происходило со всеми вокруг. Стоило лишь измениться освещению, стоило ночной тени мягким крылом укрыть лица людей, как улыбки сменялись оскалами боли, радостные крики едва ли не воем ужаса, сияние глаз – морозным прикосновением отчаянья. И даже торжествующий рев, что плыл над городом, порой сливаясь в единый звук, больше походил на плач и зубовный скрежет. Я схожу с ума? Мне все это кажется? Или это и вправду происходит, на самом деле? Гайда не знала ответов на эти вопросы. Единственное, что она знала точно – ей очень хочется как можно скорее убраться отсюда. И из этого города, и из этой страны, хоть на другой край мира, но только убраться. - Конечно, я принесу клятву Аватарам Создателя! – сидящий слева от нее Садиж Манри, один из представителей Джен Итур Вануэль в Луасе, низко склонился к Гайде и почти кричал, чтобы она расслышала его голос в грохоте музыки и криках людей вокруг них. Невысокий щуплый мужчина с бегающими темными глазами и привычкой все время втягивать голову в плечи был одним из лучших головорезов Андозабара, и слава о нем гремела далеко за пределами его собственной страны. Сейчас глаза его сияли каким-то экстатическим восторгом, он то и дело облизывал губы самым кончиком языка, то ли от предвкушения, то ли от страха, Гайда уже не могла этого разобрать. – И не только я поклянусь, поверь мне! – продолжил Садиж, энергично стукнув кружкой по столешнице. – Каждый уважающий себя Наемник Запада в Луасе сочтет огромной честью посвятить свою жизнь Аватарам Создателя и принять участие в Танце Хаоса. Неужели ты думала, что мы можем остаться в стороне? - Да не то что бы, - промямлила Гайда в свою кружку, искоса наблюдая за своим собеседником. Так говорил далеко не он один. Все, с кем сегодня Гайде удалось перемолвиться словечком, клялись и божились, что завтра с утра принесут клятву верности Аватарам, чтобы встать под их знамена в грядущем Танце Хаоса. И среди них были не только привычные к кровавому ремеслу наемники, но и мирные крестьяне, ремесленники, даже купцы. Один из них, грузный мужчина с брюхом больше всей Гайды целиком, уверял ее до хрипоты в том, что бросит свою лавку, семью и богатство и босиком пойдет следом за Аватарами хоть на край мира. При этом губы у него дрожали, а пальцы побелели, вцепившись в полы куртки, в то время, как широкая улыбка на лице свидетельствовала о его искренней радости и готовности выполнить сказанное. Садиж расхохотался, откинув голову назад и потрясая кружкой. Зрачки у него были сжаты в маковую росинку, а на щеках играл лихорадочный румянец. На мгновение тени так легли на его лицо, что Гайде привиделось, будто он отчаянно кричит, выпучив глаза и до вздутых жил напрягая горло. Она содрогнулась всем телом и сделала еще глоток эля. Надо бы купить чего покрепче, иначе мне сегодня и вовсе не уснуть. Только вот она подозревала, что все бренди в городе уже по самые края заливало глотки горожан, и вряд ли она отыщет хоть где-то, кроме дворца правителей, хотя бы каплю для себя. Наемник взглянул на нее и приподнял кружку в салюте: - Мы придем, Гайда, вот увидишь, завтра на рассвете придем на площадь, чтобы принести клятву Аватарам Создателя. Весь город придет туда. - Ага, - буркнула Гайда, отодвигая кружку в сторону. Эль нагрелся и потерял свой вкус, в голове так звенело, что даже просто смотреть по сторонам было больно. Вряд ли от нее сегодня будет еще хоть какой-то прок, соображать она была уже не в состоянии, да и мерещилось не пойми что. Уверяя себя в том, что все вокруг - просто игры ее усталого разума, Гайда кое-как сползла с высокого барного стула и хлопнула Садижа по плечу, с трудом растянув губы в улыбку. – Тогда там и встретимся завтра, друг. Я найду тебя. - Сомневаюсь, Гайда! – расхохотался тот в ответ. – Вот увидишь, там будет весь город. Куда уж в такой толпе хоть кого-то отыскать? На освобожденный Гайдой стул сразу же уселся какой-то высокий мужчина, обхватив рукой плечи наемника и принявшись что-то кричать ему на ухо. И это при том, что они явно знакомы не были. В любой другой ситуации Садиж моментально всадил бы ему иглу под ухо только за одну попытку дотронуться до его плеча. Сейчас же наемник только ухмыльнулся в ответ и приподнял кружку, чокаясь с незнакомцем. Поежившись, Гайда принялась проталкиваться сквозь толпу к выходу. На улице было едва ли не так же душно, как и в набитой людьми таверне. В прогретом запыленном воздухе не ощущалось ни дуновения, а влажность была достаточно высокой, чтобы уже через несколько минут край капюшона Гайды буквально прилипал к ее лбу. Но сейчас она не рисковала снимать его. Впервые с того дня, как присоединилась к Аватарам Создателя, она вышла на улицы города в одиночку и не была уверена в том, что эмиссары Сета не попробуют воспользоваться этим и прирезать ее за нарушенный договор. Вряд ли, конечно, простой капюшон убережет ее, если это все-таки случится, но ведь Идиль-ши сказала, что сняла с нее следящую Тень, а раз так, то она чувствовала себя в чуть большей безопасности, чем раньше. Вокруг кричали и метались люди. Стоило лишь взглянуть чуть-чуть под другим углом, и бешеный ритм танца уже выглядел как попытка в панике убежать, дерганные движения руками – как конвульсии ужаса. Искаженные лица людей с безумными глазами смотрели на Гайду со всех сторон, и в конце концов тревога в ее груди переплавилась в настоящий страх. Что-то очень неправильное происходило прямо сейчас в Луасе. Что-то жуткое. Она поняла бы, если бы люди вопили и рвали на себе волосы от отчаянья – такая реакция была самой что ни на есть подходящей и естественной на сообщение о начале Танца Хаоса. Как еще можно было относиться к тому, что впереди самая страшная бойня, которую только знал мир? И происходящее вокруг нее гораздо больше напоминало какой-то плохо поставленный спектакль из тех, что иногда разыгрывали на площадях городов бродячие скоморохи на потеху толпе, чем празднование провозглашенного в городе Дня Возвращения. Только актеры в нем играли из рук вон плохо, так плохо, что даже самый неискушенный зритель не поверил бы им ни на мгновение. А еще больше все это походило на кукольное представление, когда к ручкам и ножкам сработанных из дерева и тряпок кукол привязывали ниточки и дергали за них, и марионетки принимались бегать, прыгать, даже хлопать глазами и открывать рот, произнося различные звуки. Гайда видела таких кукол в Латре, когда была маленькой, и они тогда здорово напугали ее странным, не меняющимся выражением мертвых лиц, которые при этом шевелились и изображали чувства. Точно такое же ощущение липкого страха она испытывала и прямо сейчас. Толпы, объятые восторгом и чрезмерной радостью, медленно текли по улицам в сторону дворцовой площади, и точно такие же толпы текли им навстречу, в обратную сторону. Идти быстро не получалось, и Гайда едва плелась по забитой людьми улице, обостренно ощущая каждый взгляд, каждый жест сдавивших ее со всех сторон людей, слыша каждый их выкрик и даже натужное лихорадочное дыхание. Страх липкими холодными пальцами скручивал ее нутро, заставляя ее мечтать лишь об одном: как можно быстрее вырваться из этой толпы. Судорожно выдохнув, Гайда приказала себе взять себя в руки. Странное дело, раньше она никогда не боялась людных мест и больших скоплений народа, но сейчас отчего-то страх умудрился пробраться прямо в нутро и неприятно щекотать ее изнутри своими холодными прикосновениями. Прикрыв глаза, Гайда сосредоточилась на золотой градине, пульсирующей в груди. Там, по ту сторону невидимой связи, навечно приковавшей ее к Аватарам Создателя, были они, те, чьи имена сейчас выкрикивала толпа. Совсем не такие, какими их представляли себе все эти люди, так сильно отличающиеся ото всех, кого Гайде доводилось встречать. Иногда она, глядя на них со стороны, думала о том, каково это – знать, что находящийся рядом с тобой человек – непосредственное продолжение тебя самого? Сама она предпочитала одиночество и не торопилась заводить семью, а отношения с мужчинами перевела в плоскость взаимного интереса с пользой для здоровья и не более того. И за эти годы уже настолько привыкла быть одна и ни на кого не рассчитывать, что уже даже не представляла саму себя женой какого-нибудь пузатого мужичка, окруженной со всех сторон выводком вопящих детей, тряпьем, стряпней и уборкой. Аватары же были чем-то гораздо, гораздо более близким друг другу, едва ли не интимным. Гайда видела, как они подолгу смотрят друг другу в глаза, отмечала их рассеянные движения, когда даже неосознанно они стремились так или иначе прикасаться друг к другу. И, когда серебряная сила наполняла их радужки, выражение их лиц становилось странно похожим, будто и не разными людьми они были вовсе, а одним единственным существом в двух телах. Впрочем, на самом-то деле так оно и было, просто Гайда, даже видя все это перед своими глазами каждый божий день, все еще не могла поверить в это. Не могла и все. Поняв, что задумалась и рассеяно потирает точку в середине груди, Гайда вдруг осознала, что больше совсем ничего не страшится. Свет, пульсирующий от связи под кожей, разогнал страх и тревогу, как утренний ветер облака, и теперь она не ощущала ничего, кроме спокойной уверенности. Ощущение фальши во всем окружающем, правда, так никуда и не делось, но с этим, видимо, ничего поделать уже не получится. Так что Гайда поблагодарила и за то, что прошла тревога. Она даже не попыталась предпринять попытки прорваться через дворцовую площадь к основному входу во дворец. Толпа здесь стояла стеной, скандируя без конца слово «Аватары», размахивая над головами шляпами, разноцветными лентами, кружками с питьем и даже пустыми руками. Еще больше людей толпилось на подступах к площади в надежде как-то проникнуть на нее, оказаться как можно ближе к литой ажурной решетке входа во дворец. Пожалуй, единственными в городе, кто сейчас не испытывал никакой радости, были стражники, охраняющие решетку. Еще когда Гайда бродила по коридорам дворца, стремясь найти какой-нибудь более-менее свободный лаз наружу, она слышала разговоры слуг, которые шепотом пересказывали, что творится на дворцовой площади. Несколько часов назад жертв давки было уже полтора десятка. Сколько их сейчас, Гайда думать не хотела. Свернув прочь с центральной улицы, Гайда заспешила вперед по узким переулкам, по спирали закручивающимся вокруг дворцовой площади. Идти стало труднее: здесь собрались горожане, стремящиеся попасть на площадь, все они шли навстречу Гайде стеной и не очень-то торопились расступаться, чтобы пропустить ее. В итоге ей пришлось прижиматься к самым стенам домов, с трудом пробивая себе путь через толпу. Только юркнув в один из боковых переулков, Гайда выдохнула с облегчением. Здесь людей не было, только брезентовые вагоны купеческих караванов выстроились рядком, почти что полностью перекрывая проезд. В этом переулке разгружались подводы, подвозящие все необходимое для жизнедеятельности огромного дворца, который сейчас нависал над головой Гайды громадой тускло-белого в темноте камня с вкраплениями ярко-желтых глаз-окошек. В дальнем конце переулка в казавшейся монолитной дворцовой стене имелись массивные ворота из толстенных железных листов, напаянных один на другой и выкрашенных белой краской, чтобы не бросаться в глаза издали. Днем эти ворота раскрывали нараспашку, чтобы удобнее было выгружать телеги, сейчас же они стояли наглухо запертыми и охранялись с той стороны двумя меняющимися каждый час стражами. Но в одной из створок имелась маленькая дверка, приспособленная для нужд стражи, и именно туда-то и поскреблась Гайда. Через минуту дверка приоткрылась, и страж окинул ее внимательным взором. Не спросив ни слова, Гайду пропустили во дворец. Поразительно, но Спутников и Спутниц, с которыми Аватары прибыли сюда этим утром, в конце дня знала в лицо уже вся дворцовая обслуга. И это при том, что Гайда не слишком-то долго разгуливала по коридорам после того, как покинула покои Аватар. Кивнув стражнику, она наконец-то скинула с головы проклятый капюшон и облегченно вздохнула. А затем поспешила по уже знакомым коридорам в ту сторону, где располагались отведенные Аватарам покои. Роскошь, с которой был обставлен дворец правительниц Андозабара, заставляла Гайду невольно озираться по сторонам, разглядывая тонкую резьбу по дереву и кости, что украшала выходящие в коридоры двери внутренних покоев, произведения скульпторов по камню, покоящиеся в стенных нишах, тончайшие вазы из фарфора и драгоценных камней. Временами на стенах встречались полотна местных художников, изображающие правителей Андозабара и батальные сцены, а кое-где ту же роль выполняли громадные тканые гобелены. Очень часто на этих самых гобеленах повторялся один и тот же сюжет: две молодые женщины, несущие в сложенных руках что-то нестерпимо сияющее. Порой они благословляли собравшихся вокруг них людей, порой восседали верхом на боевых жеребцах, обозревая битву, порой просто держались за руки и шагали вперед, неся людям свет. Они смотрели на Гайду со стен, даже с потолка, изображенные на громадных полукруглых плафонах, выступали из каменных барельефов, местами украшающих стены. Интересно, думала она, каково это: знать, что ты – конкретный человек, возродившийся в конкретном теле согласно конкретному пророчеству? Что ты не принадлежишь себе и всего лишь выполняешь роль, отведенную тебе роком и судьбой, в то время, как все остальные вокруг тебя вольны поступать так, как сами того желают? Каково это: знать, какие поступки ты когда-то совершил, знать, к чему они привели, какие последствия имели через десять, сто, тысячу лет? Вот та же Ниера. Сейчас она нежна, будто цветки жасмина в начале лета, а ведь когда-то она сожгла Мелонъяр Тонал, безжалостно выжгла до основания его золотые города и всех людей, его населяющих, саму землю превратив в бесплодное пепелище. Каково это: жить, зная, что она тогда сделала? Смотреть в глаза людям, которые тоже знают это? Гайда глубоко ушла в свои мысли, но развитое за долгие годы чутье наемницы все-таки было гораздо сильнее задумчивости. Потому она почти что механически обернулась на перекрестке, лопатками ощутив чей-то взгляд. И застыла, столкнувшись глазами с Крол. Высокая Волчица, подняв нос вверх и шумно принюхиваясь, неторопливо шагала по коридору за спиной Гайды. Судя по всему, она вывернула откуда-то из-за угла, иначе Гайда бы давно заметила ее. Завидев наемницу, Волчица прищурила свои странные разноцветные глаза и кивнула ей головой, прося остановиться и подождать ее. Поколебавшись, Гайда так и сделала, хоть сейчас ей не очень-то хотелось что-либо обсуждать с Крол. Они не то, чтобы ненавидели друг друга, но и не слишком-то любили. Волчица чересчур часто позволяла себе насмехаться над мастерством Гайды и намеренно громко высказывать свое личное отношение к ней. Но в последние дни такое поведение Крол Гайда считала предпочтительнее того, как держал себя Тваугебир или ведуны. Крол, по крайней мере, была с ней честна, пусть даже и в неприязни. От остальных же Гайда просто не знала чего ожидать. Подойдя достаточно близко, чтобы метущая полы метрах в пятидесяти дальше по коридору служанка не могла их слышать, Крол осведомилась: - Гуляешь, Гайда Хатор? Чего интересного наслушалась в городе? - Да не особенно-то много, - призналась Гайда, морща лоб и не зная, стоит ли рассказывать Крол о своих подозрениях. Поколебавшись, она все-таки сказала: - Меня не оставляет странное ощущение, будто все вокруг фальшивое. Я обошла двенадцать гостиниц, переговорила как минимум с тремя десятками людей, и все до единого уверяли меня в безоговорочной поддержке Аватар. Вот только у меня такое ощущение, что все они врали. - То-то и оно, - мрачно кивнула в ответ Крол, уставившись своими разными глазами на служанку вдалеке. Та, заметив этот взгляд, вздрогнула всем телом и почти что бегом бросилась за угол коридора, исчезнув из поля зрения. Волчица взглянула на Гайду и громко втянула носом воздух. – Здесь пахнет так же хорошо, как на кухне у домовитой Раэрн, только я печенкой чую брехню. Все эти низинники брешут, все до одного, но каким-то образом делают так, что я не могу поймать их на их брехне. – Взгляд Крол помрачнел еще больше, хоть, кажется, это и вовсе было невозможно. – Но я поймаю их, бхару твою за ногу, чего бы мне это ни стоило. Клянусь именем мани, поймаю. Гайда не сомневалась в том, что Волчица свое слово сдержит: слишком уж решительно та выглядела. Да и внутри стало как будто легче оттого, что не одна она ощущала подвох и ловушку, неумолимо захлопывающуюся над ними. Словно гроза, которая вот-вот должна была разразиться над их головами, да только сколько бы Гайда ни смотрела по сторонам, а небо оставалось чистым, без единого облачка на всем протяжении громадного густо-синего, расшитого звездами купола. Впрочем, пусть они с Крол и согласились в этом отдельно взятом вопросе, это еще не означало, что ее общество очень уж радовало Гайду. - Я, наверное, пойду, - пробормотала она, уже разворачиваясь спиной к Волчице, но та вдруг кашлянула и несколько сконфуженно пробормотала: - Погоди, Гайда Хатор, у меня к тебе еще один вопрос. Заинтригованная, Гайда застыла вполоборота к ней, вздернув одну бровь. Удивительно, но огромная, выше нее на полторы головы, широкоплечая Волчица вдруг как-то странно ссутулила плечи и, сделав совершенно каменное лицо, поинтересовалась: - А ты, случаем, не видела в городе молодую Китари дель анай? А то эта бестолочь куда-то запропастилась, и я все никак не могу ее найти. Гайда сдержалась, и ни одна эмоция не отразилась на ее лице, хоть внутренне ей и было очень смешно. Удивительным образом, похоже, эта угрожающая скалоподобная Волчица, способная одним взглядом заставить людей в панике разбегаться, испытывала какие-то чувства к безалаберной молодой анай, изо всех сил пытаясь это скрыть от остальных членов отряда. И хоть Гайде до сих пор казались диковатыми и непонятными нравы этих женщин с гор, что жили вместе как самые настоящие семьи, да еще и умудрялись каким-то уж совершенно волшебным образом рожать детей друг от друга, а все равно она видела в них лишь самых обычных женщин, головы которых были набиты самой обычной романтической дурью. Пусть даже и крайне опасных женщин. - Не видела, Крол дель Каэрос, - покачала головой Гайда, сдерживая ухмылку. Взгляд Волчицы моментально стал подозрительным, ноздри затрепетали, и Гайда запоздало вспомнила о ее способности читать эмоции по запаху. Но с душащим ее смехом она поделать уже ничего не могла. – Желаю тебе удачи в ее поисках, - как можно серьезнее добавила Гайда. – Если увижу ее, передам, что ты ее искала. - Спасибо, - без особой благодарности в голосе отозвалась Крол, окидывая ее долгим взглядом. Отвернувшись, Гайда все-таки позволила себе улыбку. Забавными они были, эти странные анай, пришедшие, как будто, с другой стороны луны. Но они нравились Гайде, это она могла сказать совершенно точно. *** - Ну, еще чарочку, госпожа Китари, - медово мурчали над ухом женские губы, а вместе с ними к руке Кит прижималась и весьма аппетитная, упругая, удивительно горячая женская грудь, и ее взгляд то и дело сам собой сползал за вырез. Казалось, что глаза с обратной стороны кто-то намазал маслом, и теперь они сами брали, да и скатывались вниз сами собой, а Китари никак не могла заставить их смотреть прямо. – Давайте, еще глоточек за вас и ваших сестер, первых Спутниц Аватар Создателя, да будет славно их имя в веках! - Будет! Еще как будет! – кивнула Китари, но голова отчего-то оказалась гораздо тяжелее, чем она думала, и из-за этого девушка глубоко клюнула носом, едва не замочив его кончик в алом вине, что плескалось в чаше в ее руках. Странное дело, кажется, весь мир сейчас плескался как вино в этой чаше, качая на своих волнах и саму Китари. Стоило ей вскинуть глаза, как все вокруг начинало ходить ходуном, и внутри становилось как-то неприятно прохладно. А еще сложно было сфокусировать взгляд и разглядеть лица окружающих ее людей. Впрочем, кажется, это было не так уж и важно. К другой ее руке прижалась вторая грудь, не такая впечатляющая, как первая, но тоже весьма и весьма достойная, и второй голос так же сладко прошептал на второе ухо, обдав кожу горячим дыханием: - За вас, госпожа Китари, и за ваши сильные руки, способные укрыть нас всех от беды. В ответ Китари попыталась хмыкнуть, но с губ сорвался какой-то странный звук, больше похожий на хрюканье. Впрочем, девушек он нисколько не оттолкнул. Наоборот, они приникли к ней еще ближе, и Китари, довольно ухмыляясь, сделала глоток сладкого тягучего вина из своей чаши. Девушки по эту сторону гор ей очень нравились. Они совсем не называли ее неуклюжей и говорили много приятных вещей. А Мефнут уверяла, что женщины их не интересуют… Глупая Меф! Ничего она не понимала в женских сердцах, не то, что Китари. Даже и не поняв, как это случилось, Кит опустошила свою чашу. Странно, ей казалось, что она была полной до самых краев, и что с одного глотка она ее осушить не сможет. В небольшом помещении горела всего одна масляная лампа, и они втроем совершенно точно сидели на кровати, потому что под собой Кит ощущала что-то мягкое. Откинуться назад и уснуть хотелось нестерпимо, но девушки держали ее с двух сторон цепко, не выпуская. Одной из них точно была Тиана, которая давеча так сладко натирала ее тело мочалкой. Как звали вторую девушку, Китари не помнила, да и на самом деле ей было все равно. Сейчас она чувствовала только ее горячие, почти раскаленные губы, что едва касались мочки ее уха, и это было очень сладко. Кажется, в комнате с ними был и еще кто-то, какой-то мужчина, но сейчас Китари не было до него дела. - Расскажите нам еще раз, госпожа Китари, - мягко шептала ей на ухо эта вторая, безымянная, кончиками губ то и дело прихватывая ее мочку, отчего по спине Кит проносились, обжигая ее, сладкие молнии. – Расскажите еще об Аватарах. Особенно о Вольторэ, она ведь такая интересная. Кто она? - Она? Ну, Аватара, - тупо отозвалась Китари, едва ворочая языком и понимая, что то ли дремлет, то ли плывет в алых волнах блаженства, которые дарили женские руки. Кажется, они уже развязали ее халат, и Кит чувствовала чью-то ладонь на своей груди, которая медленно и плавно гладила ее кожу, чуть сжимая ее. - А где она родилась? – зашептали губы с другой стороны, которые принадлежали Тиане. – Как звали ее родителей? - Богини их знают, - вяло отозвалась Кит, запрокидывая голову и чувствуя чьи-то губы на своей шее. Она уже не могла определить, чьи они, да и вообще ей было глубоко все равно, что происходит. Ей очень сильно хотелось спать. Так сильно, что… Резкий грохот заставил ее вяло пошевелиться, обе женщины по бокам моментально отпрянули от нее. - Что здесь происходит? – рявкнул знакомый голос, и Китари с трудом попыталась продрать глаза, чтобы понять, кто это. - Ничего, госпожа, - зачастил рядом кто-то с придыханием, - мы просто… - Молчать! – рыкнула Крол. В следующее мгновение ослепительная вспышка трезвости заставила Китари широко распахнуть глаза и разом оценить все происходящее. Она сама в чем мани родила валялась на кровати, облокотившись о стену, а халат давным-давно уже сполз с нее прямо на одеяла. Две полуголые служанки перепугано жались к стене по обе стороны от нее, пытаясь прикрыться какими-то деталями одежды. А напротив них на стуле сидел худенький мужичонка с бритой головой, бородой и лисьим личиком. Его масляные глазки сейчас в ужасе смотрели на нависшую над ним Крол. - Вы что здесь устроили?! – зарычала она, и Китари поняла, что никогда не слышала у нее такого голоса. - Ничего такого, госпожа, совсем не то, что вы подумали… - заверещал мужичонка. В следующий миг рука Крол схватила его за шкирку и почти что подняла в воздух. Китари даже не успела понять, как это получилось, а мужчина уже медленно сползал лицом по стене вниз, и следом за ним тянулась ярко-красная дорожка. Одновременно с двух сторон во всю глотку завизжали девчонки, что еще несколько минут назад приставали к Китари, и это вновь отрезвило ее, заставив марево перед глазами отступить. Впрочем, почти сразу же опьянение навалилось вновь. Китари поняла, что сползает на кровать, безвольно раскидывая руки и ноги. У нее не было сил даже пальцем шевельнуть, приоткрыть веки, хоть она и слышала над собой голос Крол. - А ну рты закрыли, бхары драные, иначе я вас обеих порежу на лоскуты! – рычала Волчица. Удивительно, но в голосе ее слышалось столько ярости, сколько не было даже во время нападения Рабов, и обе женщины моментально замолчали. Почему она так взбеленилась? Неужели из-за меня? – вяло подумала Китари. Стало трудно дышать, и Китари поняла, что начинает кашлять. Потом был какой-то грохот, возня, и вновь Крол рычала, надрывно и как-то болезненно, словно раненый зверь: - Чем вы ее опоили, бхары? - Ничем, ничем, госпожа, клянусь! – заверещал в панике один голос, а другой с шипящим присвистом, будто изо всех сил борясь с болью, заголосил: - Мы подмешали бренди в вино, но не более того! Там нет отравы! - Пей, сука! На моих глаз пей! А я посмотрю, есть там отрава или нет! Послышалось бульканье, перемежающееся кашлем и всхлипами, но Китари было уже не до того. Все внутри нее взбунтовалось, как облака в грозу, и ей едва хватило сил на то, чтобы перекатиться набок, а потом все вино Андозабара хлынуло из нее наружу неостановимым потоком. Кажется, это продолжалось целую вечность. Над ее головой доносились крики, возня, с громким металлическим стуком покатился по полу кувшин. Потом раздался хлесткий звонкий удар, и одна из женщин взвизгнула как-то приглушенно, но у Китари не было сил на то, чтобы поднимать голову и понимать, что там происходит. - Воды неси, ксара драная! Иначе я раздену тебя донага и швырну на дворцовую площадь. А там скажу, что ты пыталась отравить Аватар! Вот и посмотрим, как по эту сторону гор мужчины на самом деле обращаются с женщинами! - Да госпожа! Только не бейте, госпожа! Китари была уверена, что в ней уже не осталось ни капли воды, но тело вновь скрутило в болезненный узел, а затем наружу хлынуло кроваво-красное море с кислым запахом перебродившего вина. Аленна Милосердная! Здесь же Крол! Она видит меня сейчас! Ох, Богиня, лучше бы я умерла! Кое-как здравые мысли пробивались сквозь туман в ее голове, и Китари с удивлением поняла, что чем больше вина выходит из нее наружу, тем свежее и яснее эта самая голова становится. Пока она откашливалась и пыталась все еще неслушающимися руками утереть рот, Крол одним движением вытянула ремень из штанов, схватила Тиану за загривок и силой усадила на колени возле кровати. Та продолжала что-то отчаянно верещать, пыталась руками отжать ладонь Волчицы, но та держала накрепко. Китари бросила один взгляд на ее лицо и содрогнулась всем телом, на этот раз от ужаса. Никогда еще она не видела на этом лице такой смеси отчаянья, боли и ослепляющей ярости. - Ты никогда больше не подойдешь к моей девочке! – прохрипела Крол не своим голосом. – А если подойдешь, я тебе сердце вырву! И она, замахиваясь с плеча, принялась охаживать обнаженные плечи женщины ремнем. Хлесткий звук наполнял помещение, мешаясь с истошными воплями служанки и судорожным дыханием самой Крол. Китари ощутила прошивший все тело страх и прилив жгучего, как попавший на голое мясо красный южный перец, стыда. Только сейчас она поняла, что произошло, и это было ужасно. Так ужасно, что ей хотелось вопить еще громче, чем Тиане, которую сейчас методично порола Крол. Впрочем, новый приступ тошноты не дал ей сгореть от стыда прямо на месте. А еще через несколько мгновений пытка кончилась. - Вон отсюда, крыса помойная! – рыкнула Крол. – Чтобы духу твоего к утру не было не то, что во дворце, но вообще в городе! И если я тебя найду, обещаю, будет гораздо хуже, гораздо! Давясь слезами и поскуливая, женщина выбежала из комнаты, и на мгновение они остались вдвоем. Тяжело дыша и кое-как утерев лицо грязной простыней, Китари взглянула на Волчицу. Та замерла у двери, держа в одной руке кожаный пояс с окровавленной пряжкой, а в другой ножны с долором. И лицо у нее было настолько беспомощным, настолько перекошенным болью и отчаяньем, что Китари ощутила, как слезы пережимают горло и льются, льются неостановимым потоком по ее лицу. - Прости меня, первая!.. – вырвалось из охрипшего горла, и Китари инстинктивно потянула на себя свой давно уже не белый и совсем не пушистый халат, чтобы хоть как-то прикрыться. - Подожди еще минуту, маленькая! – проскрежетала Крол от дверей, шатаясь, будто подрубленное дерево. – Еще одну минутку, и я унесу тебя отсюда. Китари уже ничего не могла ей сказать. Слезы заволокли все перед глазами, тошнота сжимала нутро. Она плакала, сжавшись на самом краешке кровати и изо всех сил пытаясь укрыться, вот только руки не слушались. Плакала от собственной беспросветной глупости и стыда, от жестокости обманувших ее людей, от тоскливой нежности и боли в глазах Крол. Прямо сейчас Китари казалось, что лучше бы Аватары проиграли Танец Хаоса, и ее самой уже больше никогда-никогда не было на свете. Через несколько мгновений в комнату вернулась та самая безымянная девочка, чьи прикосновения еще несколько минут назад так нравились Китари. Теперь тело едва ли не болью отозвалось в тех местах, где ее касались пальцы служанки. Завидев, как Китари сжалась на кровати, Крол выхватила у девчонки ведро, а ее саму схватила за горло и толкнула в дальний от двери угол комнаты. - Попей, дель анай, умойся, и выйди в коридор. Мне нужно еще несколько минут, а потом мы с тобой уйдем отсюда. – Железный голос Крол не знал возражений. Качаясь и всхлипывая, Китари сползла с кровати, с трудом умудрилась продеть халат в рукава и склонилась над ведром с водой. На свое отражение ей даже смотреть не хотелось, потому она просто сунула голову целиком в ведро и задержала дыхание на несколько секунд, чтобы прийти в себя. Это подействовало, и через минуту Кит уже смогла встать на ноги и медленно заковылять к двери. - Подожди меня в коридоре, - тихо попросила ее Крол, и Китари просто кивнула, не в силах глядеть ей в глаза. Коридор был залит приглушенным светом золотых ламп, и Китари огляделась по сторонам, пытаясь понять, где находится. Она помнила, как бродила по дворцу и разглядывала скульптуры и резьбу, как случайно столкнулась в коридоре с Тианой и как та позвала ее к себе в комнаты с предложением выпить немного вина. Дальше был только ало-сладкий туманный провал, но она почти помнила, что этот провал заполняло, и больше всего на свете молила о том, чтобы это забыть. Прислонившись спиной к стене, с тихим стоном она сжала пальцами трещавшую от боли голову и сползла на пол. Все произошедшее внезапно развернулось перед глазами в ослепительной вспышке понимания. Ее опоили из-за ее собственной глупости, опоили и едва не изнасиловали на глазах у какого-то низинника. Если бы не Крол… Чтобы не закричать, Китари заткнула себе рот обеими руками, больше всего на свете сейчас мечтая сгореть заживо в очистительном пламени Роксаны. Из комнаты донеслись едва приглушенные дверью истошные женские крики, и через несколько мгновений выбежала вторая служанка. Китари проводила взглядом кровавые рубцы на ее спине, судорожно сглатывая и трясясь от вновь выступивших на глазах слез. Какое ей было дело до того, что Крол выпорола их? Получили ли они по заслугам? Китари не понимала сейчас ничего и не знала ответа ни на один из вопросов. Из комнаты донеслись какие-то хриплые булькающие звуки. Китари, боясь увидеть, что там происходит, все-таки пересилила себя и выглянула из-за косяка. С этого ракурса ей были видны только ноги в этих идиотских белых носках до колена и черных лакированных туфлях, которые конвульсивно дергались и стучали по полу. Потом ноги затихли и безвольно опали на пол, а еще через мгновение появилась Крол, продевающая обратно в петли на поясе свой ремень и закрепляющая на нем долор. - Все хорошо, девочка, - мягко проговорила она, и от нежности в ее голосе Китари вновь задрожала всем телом, принялась всхлипывать мелко и часто. – Все хорошо. Они больше никогда не обидят тебя. Никто больше тебя не обидит. Весь халат был заляпан, и пахло от нее так, что ее саму тошнило, но Крол, не обращая на все это никакого внимания, легко подняла Китари на руки. Та попыталась вяло сопротивляться, отвернуться от нее, спрятать лицо, но не смогла сделать ничего из этого и поняла, что горько плачет, уткнувшись лицом в форму Крол на груди и изо всех сил сжимая ее пальцами. - Все будет хорошо, котенок, - шептала Крол ей на ухо, неся ее куда-то через дворец, и ее голос был самым нужным и нежным звуком из всех, что когда-либо доводилось слышать Китари за всю ее жизнь. – Все будет хорошо. Я обещаю тебе. Больше всего на свете Китари боялась сейчас, что ее увидит кто-то из друзей, когда Крол будет проносить ее через основные покои возле дверей Аватар. Достаточно было и взглядов слуг, которые им встретились в коридоре. Правда, Крол так зыркала на них, что слуги сразу же разворачивались и почти что бегом устремлялись в противоположную сторону, и никто из них Китари не разглядывал. И это было хорошо, потому что даже от мимолетного чужого взгляда она сейчас вздрагивала, как от удара. Потом Крол свернула в какой-то узкий коридор и, повозившись с замком, распахнула неприметную дверь в стене. За ней оказалось полутемное помещение с несколькими кроватями, и Китари даже в темноте поняла, что днем его не видела. Наверное, это та комната, где утром заперлись Милана с Идиль, промелькнула в голове вялая мысль, и Китари вновь сжалась в руках Крол в болезненный комочек. Одна только мысль о близости с кем-то теперь вызывала в ней физические мучения. В комнате было прохладно, и сквозь распахнутые окна внутрь врывался шум празднования за дворцовыми стенами. Радостные людские вопли сейчас показались Китари такими лишними, такими лживыми. Она закусила губу, вновь понимая, что плачет. - Вот так, - шептала Крол, мягко укладывая ее на кровать у стены. Китари с трудом расцепила сцепленные в замок руки на ее шее. – Тише, тише, - приговаривала Волчица, аккуратно снимая с нее испачканный халат, заворачивая ее в чистую хрустящую простынь. Все это время у Китари не было сил ни на что, она только мелко вздрагивала, пытаясь если не сдержать слезы, то хотя бы плакать не так громко, как поначалу. Обустроив ее на кровати, Крол опустилась на самый ее краешек и едва слышно спросила: - Тебе еще что-нибудь нужно, котенок? Сказать это было так же тяжело, как разрезать свою собственную грудную клетку ножом, но Китари было уже нечего терять и нечего бояться. - Обними меня, первая, - тихонько попросила она, и плечи Крол во тьме безвольно опустились. - Сейчас, маленькая, - прошептала она в ответ. В ее сильных руках было удивительно спокойно и так уютно, будто они специально были созданы, чтобы обнимать Китари. Свернувшись в комочек под ее руками, Китари тихонько плакала и баюкала собственное истерзанное болью и тошнотой нутро. Она чувствовала себя донельзя испачканной, и изнутри и снаружи, оскверненной чужими руками и взглядами, грязной до самого-самого донышка. Но в руках Крол было легче, в руках Крол было правильно и совсем не страшно. Из-за окон доносилась музыка, колокольный звон, звуки празднования, но Китари больше не верила во все это. Она больше не верила ни во что по эту сторону гор и ни одному человеку, кроме Крол. - Не отпускай меня, - едва слышно прошептала она, когда ладони Крол принялись нежно и успокаивающе гладить ее все еще мокрые после ведра воды, топорщащиеся во все стороны волосы. - Не отпущу, котенок, - прошептала Крол, целуя ее в затылок. – Никогда не отпущу. В груди жгло до самого рассвета, почти что до первых бледных лучей зари, что тронули горизонт. И только тогда Китари заснула, измученная до предела, успокоенная ласковыми руками Волчицы, что без конца гладили и гладили ее плечи и спину, баюкали ее и хранили. И даже сквозь сон Китари молила лишь о том, чтобы так было всегда.