Commentarii de Bello Panemine (Записки о Панемской войне)

— Это Агария — вице-премьер и доверенное лицо Сноу, — на эту краткую характеристику Труде хватило нескольких мгновений, пока открытый автомобиль встречающих приближался к их делегации. Рослая импозантная дама, чья отливающая медью кожа и коротко остриженные цвета вороньего крыла волосы выдавали ее происхождение от народа, жившего на этих землях за много столетий до основания Капитолия, восседала в специальном парадном сиденье настолько высоко, что могла казаться поставленным в полный рост памятником самой себе. Советник тоже приподнялся со своего кресла спусковой гондолы, представлявшей собой электрическую карету-трансформер, её крышу Ялмар, занявший водительское место на облучке, опустил в ту же самую минуту, как колеса коснулись земли. Несмотря на свой высокий рост Сёрену тем не менее пришлось смотреть на сидящую Агарию снизу вверх. «Можно ли считать этот вступительный раунд проигранным?» — вертелось в голове валльхалльца.       Тем временем машина вице-премьера подъехала вплотную к гондоле, и знатная капитолийка, встав со своего места и ещё более вознесшись над гостями, сказала несколько слов. — Она приветствует нас от имени президента, господин советник, — не столько перевела, сколько пересказала Труде. — Скажи, что мы тоже желаем им всем всего наилучшего, — поручил девушке Свантессон.       Агария выслушала перевод, который получился несколько более громоздким, чем ответная речь Сёрена, слегка склонив голову, и в конце чуть-чуть улыбнулась. Скрывалась ли насмешка в этом едва уловимом движении кончиков губ на её ухоженном лице, или то была похвала? Пожалуй, думала Труде, она переоценила уроки Твилл… Что ж, будем учиться дальше… — Что она говорит?! — недовольный голос Улофа, старшего референта, нарушил столь неуместную в этих обстоятельствах задумчивость переводчицы, и она, собравшись, вновь ограничилась пересказом услышанного: — Ничего особенного, предлагает нам проследовать в резиденцию. Интересуется, хватит ли запаса хода нашей, как она выразилась, колымаге. — Скажи ей, что запаса хода хватит, чтобы доехать до Тринадцатого, — обиженно произнёс Бьорн. — Так и перевести, господин советник? — Труде повернулась к главному, поймала его взгляд, после чего со всей, на какую была способна, учтивостью обратилась к встречающей, — наша делегация сердечно благодарит Вас, госпожа вице-премьер, за гостеприимство и заботу, а также просит показать нам путь следования. Мы желали бы придерживаться нашего намерения использовать знакомый нам экипаж и его водителя…       К их миссии все пятеро посланцев штатгальтера, разумеется, готовились. В том числе, изучали виды Капитолия на картинках, роликах, спутниковых планах и объёмных макетах. И руливший гондолой Ялмар Биргирсон был уверен, что дорогу от площади Парадов (мимо городского сада и Большого канала, через бульвар Примирения, по проспекту Славы, до ворот президентского дворца) он проложил бы сам. Но раз уж надо ради приличий следовать за урчащим и воняющим дымом экипажем заносчивой тётки, значит надо. Тем более, что справа, слева и сзади ехали три броневика ярко-белого цвета. «Никакой маскировки, — думал про себя опытный охранник, — собственно, а зачем им маскировка? Им ведь не от врагов приходится прятаться, а недовольных запугивать…» Так или иначе, ему приходилось следить за идущей впереди машиной, и он пропустил те виды столицы, на которые во все глаза смотрела четвёрка людей, сидящих лицом друг к другу в пассажирском отсеке. — Попросите Агарию познакомить меня вот с ней, — Труде, к которой была обращена эта реплика Бьорна, оторвалась от созерцания небоскрёбов на противоположном берегу канала и их отражений в его блестящей, словно зеркало, глади, и обратила взгляд на экран, расположенный так, что он казался висящим над крышами домов фешенебельного квартала, называемого капитолийцами за его форму «Бриллиантовым ромбом». — Зачем вам чужая невеста, Бьорн? — вообще-то переводчица не стеснялась "тыкать" коллеге, но присутствие советника и Улофа заставляло в известном объёме соблюдать служебный этикет. — Хочу выразить восхищение её отвагой и поздравить с её избранником… — Думаете, — в этот момент, как будто повинуясь её мыслям, на экран выплыла широкая немного приплюснутая по вертикальной оси физиономия светло-рыжего парня с двойным подбородком, — с этим её можно поздравить? — Любовь, как говорят у нас, Труде, добра — полюбишь и бобра, — парировал выпад девушки Бьорн, — если они… — Вы верите в их любовь, господин секретарь? Вы же зачем-то три раза отсмотрели все их эпизоды, мне ли не знать. И вы там увидели любовь? — Если это их игра на публику, дорогая Труде, — подал свой голос советник, — значит у нашего медвежонка (1) есть шансы…       Подняв глаза на сидящего напротив Бьорна, на его гуляющие по лицу желваки и сжатые губы, переводчица поняла, что Свантессон попал в цель, но щадить своего коллегу не входило в её намерения: — Только не вздумайте, Бьорн, петь ей зонги — наш язык покажется ей белибердой, пахнущей пороховым дымом и горелой плотью. Она не оценит. Точнее оценит… по-своему. — Это вам сказала одна из ваших дурочек-ткачих? — не остался в долгу секретарь, — вот уж авторитет…       Ответить на афронт девушка не успела — кортеж уже остановился у цели, небольшого особнячка в президентском квартале. Наблюдательные глаза отметили бы, сколь долгое время был он в запустении. Видимо, в момент его постройки ещё не подозревали, что дипломатия в Панеме надолго потеряет актуальность. — Ялмар, проверь здесь каждую комнату, — распорядился Свантессон и, обернувшись к Агарии, ещё раз поблагодарил хозяйку за предоставленный кров. — О делах будем говорить завтра, господин советник, — ответила та, выслушав требуемые протоколом формулы, — сегодня вечером моя дочь Теренция устраивает вечеринку в честь самой известной пары Панема. Она была бы рада видеть всех вас. — Мы очень признательны Вам за приглашение, но, наверное, предпочли бы отдохнуть после дороги и обсудить кое-какие вопросы, — ответил Свантессон, слегка поклонившись, — хотя, если наша молодежь пожелает, — покосился он на Труде и Бьорна, — они могли бы съездить вдвоем. Переводчице не составило усилий понять, что секретаря их миссии окончательно накрыла волна счастливых ожиданий, которые она втайне готова была разделить, но она тем не менее заставила себя бросить в сторону советника протестующий взгляд. — Вы же не оставите, дорогая Труде, нашего медвежонка одного в этой дикой пустыне на съедение страшной охотнице с убийственным луком… Переведите Агарии, что вы согласны.       Как только поручение советника было выполнено, вице-премьер улыбнулась всё той же улыбкой ("Надо будет потренироваться так вытягивать губы перед зеркалом", — подумалось в этот миг Труде) и впервые с начала встречи обратилась непосредственно к девушке, будто решила для себя, что в этой паре с Бьорном держит её за главную: — Через пару часов за вами заедет человек по имени Плутарх. Он будет сопровождать вас сегодня до вашего возвращения в резиденцию. На втором этаже особняка направо от главной лестницы найдёте гардеробную. Всё её содержимое в вашем распоряжении. Вам не нужна помощь для разгрузки багажа?       Получив от Свантессона отрицательный ответ, она попросила пожелать всей компании от её имени доброго вечера и покойной ночи, и удалилась вместе с кортежем. — Идите выбирать наряд, фройляйн Эйнардоттер, мы разгрузим багаж без вас, — советник отпустил переводчицу, после чего повернулся к остолбеневшему от его распоряжений Улофу, — надеюсь, ты понимаешь, что нас сюда послали не только за тем, чтобы спасать задницу Сноу… Нам надо искать контакт с теми, кто хочет его скинуть, и если все, что наша премудрая Труде выведала про птичку — не ложь, то она приведет нас… — Ее замучают в застенках Капитолия… — Кого? Труде? Не смеши меня, Улоф. Она такой же посол, как и мы с тобой, — пожал плечами советник. — Тьфу, Серен, почему Труде? Сойку! — Пусть это будут ее проблемы… дай мне сюда лучше вон тот ящик.