Commentarii de Bello Panemine (Записки о Панемской войне)

      Выступать в Зале Сердечного Согласия оказалось проще, чем казалось. Противный комок, давивший внутренности ещё накануне в лунном экспрессе, исчез словно сам собой, лишь только Рената произнесла несколько начальных фраз своего доклада. Места под прозрачным куполом были расположены так, что их обитателей было совершенно не видно с трибуны, и уверив себя, что её слушают с полным и благожелательным вниманием, она помчалась вперёд, изредка заглядывая на пометки, выдаваемые по ходу экраном коммуникатора.       — Иными словами, символ, поднятый на знамя возмутившимися жителями рассматриваемого нами сектора Пангеи, не должен вам, панове скупщина, казаться игрой слепого случая. Он уходит корнями в первые годы после кровопролитного гражданского конфликта, результатом которого, как вам должно быть известно, стало учреждение системы человеческих жертвоприношений, предназначенных для того, чтобы лишить побеждённых остатков воли к сопротивлению. Птица, ставшая результатом вышедшей из-под контроля генной мутации, технологически является живым, а следовательно, нерационально действующим и не поддающимся полному прогнозированию носителем неконтролируемой информации, которая расходится с тем официальным властным дискурсом, внушаемым из центра принятия решений средствами информационного воздействия и социального дисциплинирования…       — «Ей очень нравится купаться в этих умных фразах…» — с досадой думал про себя Джорджевич, — «И ей совершенно нет дела до того, что половина гласных не слушает её даже в полуха… а гетман и вовсе вывалился из обсуждения, словно пустой билет.» Впрочем, за рамки отведённого регламента пани Рихтарж пока не выпала, не подав ни малейшего повода оборвать её речь.       — За прошедшие десятилетия информационное содержание носителя памяти стало уступать значение символическому. Фигура сойки стала означать: «Мы помним!» То есть, мы помним не так, как вы нас учите, и не то, чему вы нас учите, хотя, если вы спросите любого, кто прячет на груди её изображение, о чём оно, вы можете не получить никакого вразумительного ответа. Хорошо, если большинство верующих в птичку скажет, что она говорит им, что некий иной и лучший мир существовал когда-то на земле и вновь когда-нибудь наступит…       — Пан председатель, разрешите вопрос к пани Рихтарж? — под куполом зала засветилась переливаясь лимонно-жёлтым и изумрудно-зелёным цветами надпись. Её отбил всё тот же неугомонный Синиша Станкович, которому так и не удалось дослушать выступление коллеги до конца. Поскольку до конца выступления ей всё ещё оставалось несколько минут, это выглядело, как весьма серьёзное нарушение регламента, за которое Ковач имел право лишить наглеца слова до самого конца сессии скупщины, однако, в таких случаях решающее слово было за самим докладчиком. Улыбнувшись, пан Звонимир отправил электронную карточку на коммуникатор Ренаты: «Делай с ним, что хочешь…»       — Я Вас слушаю, пан Синиша, — зал наполнил её великодушный голос, — что Вас беспокоит?       — Меня беспокоит, пани Рената, к чему все эти истории седой древности? Разве это имеет какое-то отношение к положению дел на Пангее, которое тревожит всех нас? Не пытаетесь ли Вы, пани Рената, увести обсуждение в сторону? — его речь, как у берущего огонь на себя артиллериста была скора и несколько сбивчива. Словно он хотел успеть выговориться, пока не наступит тот неизбежный момент погружения в звенящую тишину. — Я ставлю прямой вопрос, и я хотел бы получить прямой ответ!       — Благодарю Вас и спешу восстановить Ваше спокойствие, любезный пан, — триумфально продолжила Рената, — отношение самое непосредственное. Мы ведь пуще всего заинтересованы в том, чтобы война между группировками т.н. Панема не переросла в ядерный конфликт, способный угрожать нашей Лунной Крайне, не так ли?       Она обвела своим взглядом зал, украдкой посмотрев на проснувшегося при её словах Шпачича и поискав поддержки у во взгляде главного звездочёта. Сочтя едва заметное движение уголками губ за одобрение, пани Рихтарж поспешила продолжить:       — На протяжении нескольких последних десятилетий в Двенадцатом секторе изучаемой территории развивается форма неприятия панемских порядков, основанная на заучивании и воспроизводства текстов выжившей во время «Жертвоприношения-10» поэтессы и музыкантши, известной под псевдонимом Люси Грей Бейрд… Эта форма является совершенно мирной и ненасильственной. Её фундамент, эстетический бойкот, создание системы альтернативных образов. Она не предполагает борьбу за перехват власти и за применение оружия массового поражения…       Рената вновь посмотрела на Ковача, всем своим видом давая понять, что сейчас она уже по-настоящему нуждается в перепасовке:       — И Вы уверены, пани Рихтарж, что именно эта тенденция удержится на верху панемской бури? — подмигнул ей тот, полностью угадав, что от него требуется.       — О, да, пан председатель! Я уже говорила об охватившей повстанческие силы «сойкомании». Она отражает пафос разрушительных перемен, в котором не способно выкристаллизоваться ничто, что могло бы создать нам проблемы. Когда и пока их ведёт пересмешница, у них не будет желания сотворить хоть что-нибудь великое и страшное. Максимум на что они способны — карнавал с поножовщиной, опасный только для непосредственных участников…       Висящая в зале тишина, слегка разбавленная, пожалуй, только лёгким жужжанием вентиляционных машин, могла значить абсолютно что угодно — от полнейшего одобрения до злобной ненависти к спичу, в который она постаралась внести максимум убедительности, но, как ей уже успело показаться, прошедшему где-то поверх ушей и голов собравшихся. Вот, кстати, один из них, задравший свою нечесаную окладистую бороду так, словно ему хотелось достать ею панорамное окно в потолке. Он же всё время пялился глазами куда-то в направлении нависавшего над стеклянным куполом Кабо-Верде и явно пропустил без внимания всё ею сказанное.       «Прошу слова! Прошу слова!» — меж тем настойчиво мигало на экране купола. Дорвавшийся до трибуны Синиша Станкович с жаром доказывал, что информации Ренаты о безобидности идущих к власти над Панемом землян нельзя верить… С каждым его словом, на душе становилось всё более и более тошно.       — Вы считаете, любезный пан, что мы должны бросить нашу базу и перебираться на Европу? — раздался усталый голос Джорджевича, это значило, что поддержка пришла Ренате с совершенно неожиданной стороны.       — Совершенно верно, — поспешил согласиться тот, — подлёдный океан на Европе послужит Крайне на сотни поколений.       — Посмотрите на этих людей, дорогой Синиша, — широким жестом левой руки учёный секретарь очертил вокруг себя большой овал, — большинство из них вчера впервые покинули уютные капсулы Теслаграда и воспользовались лунным экспрессом… Спросите их, понравилась ли им поездка?       Лёгкий, но не предвещающий ничего хорошего гул раздался в ответ на вопрос Душана. Доброй части гласных скупщины эксперимент с перемещением в пространстве явно пришёлся не по нутру.       — И Вы хотите, любезный пан, отправить их в космическое путешествие на Европу? Туда, где ничего не готово? — ухмылялся Джорджевич. — Да Вы, я вижу совсем не готовы поберечь наших людей…       — И, тем не менее, я настаиваю на том, что так будет лучше, чем верить в добрую волю землян, как предлагает пани Рихтарж, — упорно держался за свою линию Станкович. И этот разговор на повышенных тонах заставлял просыпаться всё новые и новые головы в Зале Сердечного Согласия, которые начали посматривать на учёную даму и на её оппонента с каким-то отчётливо плотоядным интересом.       — Полагаю, пани Рихтарж могла бы отправиться на Землю и лично привезти нам заверения от новых властей Панема в их стремлении к миру, — перехватил его реплику Душан, — я хотел бы поставить этот вопрос перед гетманом и скупщиной.       Предложение прозвучало, как удар колокола в утренней тишине, заставив утихнуть даже несколько компаний, развязно шушукающих по углам просторного зала.       — Полёт на Землю, — шептал на ухо главному звездочёту его ассистент Драже Николич, — Синиша хочет отнять у Ренаты полжизни — там же чудовищная гравитация. Даже если она пробудет там всего неделю, у неё может развиться необратимая патология.       Ковач осторожно кивнул. Всё было именно так, и, возможно, он и принялся бы отговаривать пани Рихтарж от тяжёлого поручения…       — Я благодарю пана Джорджевича, — между тем воскликнула Рената, — для каждого эрдолога — Земля — счастливое исполнение заветных желаний… И у меня есть кое-какое предложение, перед которым земные вожди не сумеют устоять.       «Ну, что же, одна Рената уже спасала Землю», — довольно думал про себя Станкович и лелеял свою созревшую и остывшую месть.       — Дорогой Синиша, — ласковый голос Ковача вывел его из сладковатого транса, — на днях Вы возглавите экспедицию на Европу. Строительство новой базы надо начинать безотлагательно…