Долг

Вид этой - казавшейся невероятной - «тройки» вызвал у меня и облегчение, и удивление (надо же, легкая у меня рука!) и истеричный смех. Славное завершение этих безумных суток, за которые я то предавался самым нелепым надеждам, то мои нервы звенели, как натянутые струны. А теперь я рыдал сквозь смех или смеялся сквозь слезы — не разберешь. В итоге свалился на пол, еще несколько раз дернулся и затих на мягком ковре под солнечными лучами. Было светло и тепло. Безразлично. То ли я, наконец, избавился от части терзающих меня страхов, то ли сломался. Хотелось спать. «Я подумаю об этом завтра». Кажется, так говорила героиня какого-то старого кино, которое так любила бабушка...» На этот раз тропа снов привела меня в мое последнее «вольное» - перед поступлением в школу — лето...

***

2052 год. Двадцать лет назад. Я проснулся от стука тяжелых ведер о пол, плеска воды и раздосадованного бабушкиного бормотания в коридоре. Хоть уже рассвело, но в спальне из-за прикрытых ставен все еще стоял полумрак. Папа, в рубашку которого я мерно сопел, обеспокоенно приподнялся: - Мам, все в порядке? В ответ раздался только скрип вытираемого пола. Папа негромко произнес «все равно вставать хотел» и стал выбираться из постели, подпихнув мне под бок свое одеяло и стараясь меня не задевать - что было делом непростым, так как двигался папа еще с трудом. Бабушка - полная, в необъятных размеров юбке, расшитой кофте и лихо, на пиратский манер, повязанном платке - сунулась в нашу комнату и громко зашептала: - Ну, и куда ты лезешь? Один, без всякой помощи? Папа ответил лишь: - Доброе утро. Она с тревогой и раздражением наблюдала за его неловкими телодвижениями, но помогать не стала, не желая обидеть. Времени после операции прошло уже достаточно, и вряд ли он мог себе что-то повредить - осталась лишь слабость. - Спали бы да спали, пока возможность есть. Через две недели Лешеньке в первый класс - успеете еще навставаться. - Леша спит. - Проронил папа, спуская, наконец, на вязаный коврик ноги - бледные с желтоватыми пятнами проходящих синяков, оставшихся от капельниц. - Ага, как же! Будет он без тебя под боком спать... Вон, уже возится! Спать без папы я действительно был категорически не согласен и, хоть все еще хлопал сонными глазами, сел на кровати, тоже спустив с края тонкие, как спички, ноги. - Господи, ну в кого ж он задохлик такой?! - В очередной раз задала риторический вопрос бабуля. - И куда в него проваливается все, чем я его кормлю? Сама ведь столько не ем. Папа привычно обхватил меня рукой за голову и прижал к себе: - Были бы кости - мясо нарастет. - Вы там не передумали еще — с первым классом-то? Может, еще год подождете? Ему в садике со сверстниками тяжело — мелкий да хилый, а в школе еще тяжелее будет. - Не хрустальный, не разобьется. С головой у него все в порядке — и с младшими по возрасту ему неинтересно будет, а то, что тихоня малообщительный и на кулаках решать вопросы не любит - так не всем же электровениками, вроде Миши Орлова или нашего Макса, быть. Они же за ним и присмотрят, если что. - Ага. За ними бы кто присмотрел. Больше им в их возрасте заняться нечем, как за первогодком наблюдать. Сегодня, кстати, приезжают? - Да, Ваня их всех привезет к обеду... Ты, кстати, чего сама воду таскаешь? Почему Игорька или Олега не позвала? - Так усвистали куда-то оба, еще до петухов. Но воды набрали - это я ее уже всю истратила, пришлось самой добирать. Ох-хо-хо... До двадцати лет жила — кран повернешь: и тебе хоть холодная, хоть горячая. А тут потаскай-ка на своей хребтине, а потом погрей! Вы все поразбежались, Кир два года как преставился... - Мам, давно уже говорю — переезжай к нам. Мы, конечно, не слишком... со средствами... сама знаешь, но потянем. Или хотя бы просто в город. Там все возрождается, восстанавливается. Этот злосчастный водопровод у нас уже столько лет работает! - Обойдусь. - Проворчала бабушка. - Не хочу опять в ваш серый муравейник. Отвыкла от сутолоки и бетона. К тому же до сих пор помню, как быстро все такие «развитые» города становятся и ловушкой, и гробницей. Вроде все под рукой, а чуть что: ни воды, ни еды, ни тепла, ни света, ни лекарств. Всюду трупы, смрад — покойниц убирать не успевали. Все тогда полегли — и вся родня моя, и все подруги. А мужчины, как с ума посходили — некоторые тогда и впрямь умом тронулись. И было отчего! Мы тогда с вашим отцом и полугодовалым Вовкой еле ноги унесли — хорошо, моей бабки деревенский дом не до конца рассыпался. Какая-никакая, а крыша над головой. Плохо только, что ни Кирилл, ни я ничего в его содержании не соображали — шишек много набили на ровном месте. Зато смешно вспомнить, как мы с ним — оба ничего тяжелее мышки компьютерной в руке не державшие - чинили дом и работали в саду. Прикинь, он гаечного ключа вживую никогда не видел?! Но жить захочешь — не так раскорячишься. А говорили — наше поколение слабое и безрукое... Самая старая — центральная — часть дома действительно до сих пор имела вид несколько потрепанный. Хоть дедушка — и сам со временем навострившись, и научившись кое-чему у других выживших и перебравшихся сюда семей, вместе образовавших небольшое укрепленное поселение — многое потом поправил, но то там, то здесь всё еще встречались неловко обструганные и косовато сколоченные руками так и не состоявшегося юриста доски, ящички и полки. Сам дом рос, увеличивался в размерах вместе с семьей — пришлось даже складывать несколько печей - в итоге превратившись в настоящий лабиринт. Но время шло — дети росли, мир, взбаламученный и замеревший от страха, возвращался на проторенную тропу. Восстановились закон и границы, вернулись города и заводы, привычно начав втягивать в свое нутро сельскую молодежь. Уехал из дома и папа с его братьями — даже младших Семена и Игорька забрали, чтобы могли учиться в городской школе. Потом умер дедушка, и бабушка осталась доживать свой век - не считая наших приездов на каникулы или, как сейчас, копать картошку - одна в этом большом доме. Да и село изрядно обезлюдело, из соседей осталось лишь десятка полтора стариков. Иногда я ловил себя на мысли: «Каково ей должно быть жутко порой — и от пустого дома, и от того, что она — одна из последних оставшихся в мире женщин. А когда она и немногие другие умрут — их больше не станет. Вообще. Нигде. Никогда». Но она никогда не жаловалась. Разве что ворчала — как сейчас - из-за «бытовых» проблем. Мол, тяжело одной хозяйство вести. - Ну, ладно. Раз уж встали, то давайте — умывайтесь, одевайтесь. Я как раз первый противень с пирогами доставать собираюсь. Волшебное слово «пироги» прогнало последние остатки сна. Спустя какое-то время я, умытый, сытый и довольный, оставив бабушку и папу в кухне и прихватив один пирожок с собой — с яйцом и зеленым луком, из русской печи, вкуснотища! - брел по большому тихому дому. Половицы, покрытые пестрыми вязанными половичками, чуть поскрипывали под ногами. Ставни в большинстве комнат были закрыты и свет проникал в них только из коридора, отчего стоявшие в них и укутанные в сумрак предметы обстановки приобретали вид совершенно фантастический. Воздух в нежилых комнатах тоже был застоявшийся — из приоткрытых дверей тянуло пылью и старьем. А еще — едва ли во всем доме можно было сыскать две одинаковые вещи, даже такие вроде бы «типовые», как кровать, стол, стулья. Во-первых, хоть юристом дедушка так и не стал, зато стал отличным плотником и резчиком по дереву. Я его и не помню почти — только запах стружки и крупные руки, в венах и мозолях, с двумя искалеченными пальцами. Правда, большую часть сделанной им мебели его дети потом забрали с собой в город — ручная работа ведь. Во-вторых, все остальные вещи собирались по принципу «с мира по нитке» - находились в заброшенных домах, обменивались и тому подобное. Надо ли говорить — какие неожиданные предметы могут храниться у среднестатистического русского человека в доме, особенно на балконе или в кладовке. Большая часть их к моему появлению на свет уже поизносилась и поистрепалась, что придавало всей обстановке какой-то особый тон. Дверь в комнату Олега была раскрыта настежь и окно тоже распахнуто, а потому она — единственная во всем доме, за исключением только кухни - была полна света и из нее тянуло утренней свежестью и прохладой. За окном качалась тяжелая от плодов яблоня. В самой комнате царил порядок — прямо-таки противоестественный для юноши шестнадцати лет — только стол был завален книгами и тетрадками. Стоявшая на нем свеча — дедушка и бабушка почему-то не признавали электричество и не дали его провести — прогорела до основания. «Опять просидел всю ночь за книгами. И ушел рано, с дядей Игорем». - Подумал я, жуя пирожок. - «А меня папа всегда по времени спать укладывает. Но ничего — вырасту и тоже буду ложиться, когда захочу!» Для Олега и Игоря этот год в школе — последний, они уже определились, куда будут поступать и решили провести лето в деревне, чтобы и самим, не отвлекаясь на знакомых и городскую суету, подготовится к предварительным курсам да и бабушке какая-никакая, а помощь. Я подошел к столу — на нем лежали учебники: как новенькие, купленные в городе, так и старые-престарые, старательно переклеенные и прошитые - «добыча» из заброшенных квартир и библиотек. Где-то их хозяева? Корешки у некоторых поистерлись так, что и названия не разберешь, но другие я смог прочесть — папа меня научил еще до того, как опять лечь в больницу - хоть значения многих слов я еще не понимал и они звучали для меня просто набором букв. «Биология», «Антропология», «Генетика и селекция», «Археология СССР», «Археологические памятники Поволжья», «Медицинский справочник», «История Эпидемии и изучения феномена альф и омег».... В углу аккуратной стопочкой были сложены просто любимые книги Олега — тоже старые и тоже потертые временем. Странное дело — почему-то я никогда не видел их в продаже... Ни когда был ребенком, ни когда повзрослел. «Записки о Шерлоке Холмсе», «Одиссея капитана Блада», Жюль Верн, Джек Лондон, «Повесть о настоящем человеке», А. Грин «Алые паруса. Бегущая по волнам», Б. Ефремов «Лезвие бритвы. Таис Афинская», «Республика ШКИД», В.Каверин «Два капитана». На обложке лежавших сверху «Двух капитанов» была еще одна надпись - «Бороться и искать. Найти и не сдаваться». Помнится, Олег рассказывал мне ее содержание — про детдомовского мальчика, к которому случайно попали пропавшие письма от капитана застывшего во льдах корабля, и как он, спустя много лет, выучившись и став героем-летчиком, раскрыл тайну гибели этой экспедиции и женился на дочери капитана-полярника. Надо будет взять у него эту книгу и прочитать самому. Я ж теперь умею! А еще — вот бы со мной случилось что-то такое! Я словно наяву увидел бледное северное солнце, услышал свист ледяного ветра, сбивающего с ног, ощутил всю мощь и ужасное величие края белого безмолвия. За окном послышались голоса — возвращались дядя Игорь и Олег. Нет, брат не станет меня ругать за то, что я трогал его вещи — он не такой, просто мне не захотелось «нарушать момент», их беседу да и самому опять превращаться в маленького братика, которому еще всё надо разъяснять, а не говорить запросто, как с равным. Поэтому я нырнул под кровать и затаился. Как раз вовремя — Олег и Игорь не тратя времени на обход дома, забрались прямо через окно. Олег что-то вдохновенно рассказывал, дядя Игорь отвечал коротко, скорее вежливо «угукал», как и любой человек, не понимающий почти ничего из того, что ему рассказывают. Я, если честно, не понимал содержания их разговора вообще. - Знаешь, что самое поразительное в жизни человека времен палеолита? Ну, например, верхнего, который у нас можно прекрасно наблюдать в Костенках под Воронежем? - Олег плюхнулся на стул, Игорь осторожно присел на край постели. - То, что древние люди тысячелетиями не меняли свой образ жизни. Тысячелетиями! Вот ты сам посмотри — как жили твои родители и как живем мы. Даже образ жизни древних германцев и римлян совершенно не походил на таковой у средневековых европейцев, хоть между ними разница всего около тысячи лет. Да в конце 20-го века люди жили совсем иначе, чем в его начале! А в палеолите маломальские изменения в образе жизни и культуре отстоят друг от друга в несколько тысяч лет! - Ну, может они тупые были. Может, как животные. - Не, человек современного типа существовал уже тогда. Даже зачатки рас уже имелись. Хотя смешанные — точнее, не до конца разделенные — популяции еще встречались. В смысле у них имелись черты разных рас... но это выглядело малость иначе, чем современная метисация. И тупыми они не были. Тем более животными. В Сунгири — рядом с Владимиром — есть очень интересное захоронение. Возраст — 25 или 28 тысяч лет. Взрослый мужчина, а рядом - мальчик и девочка, лежащие головой другу к другу. Над могилой мужчины был положен череп женщины — без нижней челюсти и зубов, а ее тело лежало над могилой подростков. Ее останки очень плохо сохранились (и о них мало пишут, так как их тяжело исследовать), потому как были положены... неуважительно, хотя и нельзя сказать, что просто так брошены. И практически без каких-то вещей, хотя захоронения мужчины и детей богаты. Вот интересно — ее за что-то наказали? Или принесли в жертву? Загадка... Как с Маркиной горой — там 30 тысяч лет назад был очень странно захоронен мужчина: без одежды, без вещей для загробного мира, скорченным — колени к подбородку притянуты, большой палец прикушен. Говорят даже, что его зарыли связанным и живым. Что с ним случилось на самом деле? Ах, была б машина времени... Но это я отвлекся. - Олег зашебуршал страницами какой-то книги. - Вот реконструкция облика и одежды сунгирцев. - Ого, они выглядели почти как мы! Только одежда, как у индейцев или эвенков там... северная такая... - Да, одежда... Только на костюме мужчины свыше 10 тысяч костяных бусин. И вся она ими (и не только ими) расшита с редкостным умением. А их еще сделать надо было! А разные мотыжки, шильца, крючки, диски, фигурки животных, наконечники дротиков... Почти 70 тысяч предметов! Камень и кость — но как обработаны! А еще — это доказано, исходя из изучения предметов в могилах — у них была пятеричная система счисления... Да, может, индейцев и эвенков можно назвать «отсталыми», если таковой подход к культуре разных народов вообще допустим — но назвать «животными» нельзя никак. Тут что-то иное... - Возможно, им просто не хватало пищи и прочего, что могло бы привести к усложнению общества. Охотники...хем... примитивнее земледельцев. Земледельцам нужно меньше территории, чтобы прокормиться, и они легко образуют государства и большие союзы. К тому же... - Зато охотники живут дольше. - Хмыкнул брат. - Как так? - Недоуменно переспросил Игорь. - Вроде ж в каменном веке... - Типичное заблуждение. Средняя продолжительность жизни охотника каменного века была больше средней продолжительности жизни древнего земледельца. Мясо, мясо, дорогой мой! Ничто не заменит человеку настоящий белок. Из всех хомо лучшей выживаемостью и плодовитостью обладали те ветви, которые научились переваривать мясо. И это лучше всего подтверждает то, что человек — хищник. Кем бы там не были обезьяны, человек - хищник, которому вместо клыков и когтей служат ум и способность работать в команде. Кстати, обрати внимание — древняя элита, военная дружина, породившая слой аристократии, отличалась от остальных соплеменников тем, что обильно кушала мясную пищу, не допуская до нее простонародье. И была просто физически сильнее. Это позже они стали рахитоидами, оформив свою силу в закон и деньги, но еще в Средние века смердам запрещали охотиться и гоняли из лесов разных «робин гудов». - Ты немного не дослушал. Может, охотники и живут дольше, но у них почти не образуются запасы, а, стало быть, они больше зависимы от внешних обстоятельств, а у таких людей... - А у таких людей, - подхватил Олег, - в мышлении очень сильна религиозная составляющая. Те же моряки ужасно суеверны. И любое новшество или отклонение от «нормы» вызывает у них опасения — они не знают, как это отразиться на их жизни и на мире вообще. Они же себя от природы не отделяли. Вдруг каких-то богов разгневают ненароком! - Да... - Стало быть, без зримой возможности изменить образ жизни сложно говорить и о новаторском сознании. Традиционализм и мудрость старейшин рулят. Но может это было и к лучшему... - В смысле? - В смысле человек не мог сильно напакостить, даже если захотел. Вот если бы гений и злодейство действительно были несовместимы! И одаренными были бы только добрые люди. - Олег смолк. Игорь же несколько раздраженно заметил: - Опять ты со своими намеками. Впрочем, не ты первый, не ты последний. Да только всё уже про это дело расследовали. Случайная мутация. Вирус. Просто ты еще мальчишка... - Ой-ой-ой! Кто бы... - Да еще книжек начитался приключенческих. Правда, не знаю, как ты собираешься сочетать кабинетную работу генетика и свою любовь к путешествиям. - На самом деле генетики — хорошие генетики - много путешествуют. Экспедиции и все такое... - Как знаешь, и все равно... - И все равно — вирусы себя так не ведут! Если бы он просто уничтожил женщин — то это на что-то еще походило бы. Но породить еще и «заменитель» для воспроизводства населения — как-то это слишком любезно с его стороны, не находишь? - Никто ничего не нашел! - И это еще интереснее! При такой огромной территории, охваченной эпидемией, не смогли установить даже способ передачи заболевания. Не найден даже возбудитель, только «отработанный», в телах жертв. А ведь он должен быть! К тому же потрясает скорость — за какие-то 11 дней болезнь оббежала все материки, несмотря на санитарные кордоны. Все это — лучшее подтверждение... - И все же никаких свидетельств того, что это была чья-то операция, не найдено. Не понятна также причина, цель. - И не найдут. Точнее, это не так-то просто. Я чувствую за всем этим чей-то ум, столь же острый, сколь и коварный, но мне не облечь эти чувства фактами. По крайней мере — пока. - Время работает против тебя. Сколько лет прошло? 37? А пока ты выучишься, а пока опыт приобретешь... - Следы все равно есть. Такие вещи «без сообщников» не делаются. Скорость распространения и легко преодоленные сан.кордоны — тому порука. - Ну, значит все следы за это время уже сто раз зачистили! - Нет, не зачистили! - С чего ты взял? - Во-первых, это тяжело. Во-вторых, тот, кто это сделал - людей презирает. Да, презирает! Раз пошел на такое — уничтожение миллиардов женщин и плевок в лицо миллиардам мужчин, оказавшимся не способными защитить своих жен, матерей, дочерей и сестер. А когда врага презирают — то делают ошибки. Повисло молчание. Мне в нос попала пылинка, и я судорожно его стиснул, чтобы не чихнуть. Наконец, Игорь неуверенно спросил: - Ну, предположим, тебе удастся найти этих людей и все такое... Неужели, ты думаешь, что они просто будут сидеть и ждать, когда ты их разоблачишь? Что, если они ударят по тебе, твоей карьере или семье? - К счастью, я — бета, как сейчас говорят, и обзавестись семьей мне не грозит. - А нас ты за свою семью не считаешь? - Чуть обиженно спросил дядя и я насупился вместе с ним. - Считаю, конечно. Но на то и даются сложности, чтобы их решали. По мере поступления. А сейчас — пошли завтракать. Я и отсюда чую, как пирогами тянет. Игорь тоже любил пирожки, а потому оба они тут же выбежали в коридор — только голые, с задубевшей кожей пятки сверкнули в дверях. Я же вылез из-под кровати и с наслаждением чихнул. Ближе к обеду, как папа и говорил, приехал отец, а с ним — Максим и близняшки Орловы, чему я был очень рад. Макс был мне куда симпатичнее Олега — и возрастом, и бойким характером — весь был виден, как на ладони. Старшего брата я, скорее, робел — очень умный он был да еще как взглянет глазами черными-пречерными — не зло, но как будто видит тебя всего, с потрохами. Странно, глаза у него, как у папы и бабушки — а вот взгляд совсем другой... Близнецы мне тоже нравились. Мне с ними и прочей их компанией — Райво, Василем и Миратом — было куда интереснее, чем со сверстниками. Тем более, они никогда не пытались меня поколотить или обидеть. По крайней мере, всерьез. Всей этой стайкой, только что вступившей на путь «полового созревания», верховодил Мишка, даром что бета. Юрий, хоть и альфа, но куда спокойнее и серьезнее, и при этом честен — вплоть до вредительства самому себе. Хитрить он не умел совершенно. Он вообще очень нравился всем, кто его знал. Даже Олегу и бабушке, которые были весьма переборчивы в симпатиях. Я уже предвкушал походы на реку и в поле, их рассказы о том, как прошло это лето, которое я провел в деревне — со старшим братом и оправляющимся папой. Звонкий, как колокольчик, Мишкин голосок почти звучал у меня в ушах. Но вместо того, чтобы радостно нас всех поприветствовать, старший Орлов, едва выйдя из машины, убежал куда-то за дом, а Макс и Юра посмотрели ему вслед как-то виновато. Поссорились в дороге? - Что случилось? - Озвучил всеобщее недоумение папа, откладывая в сторону вязание. Отец вышел из машины, беззлобно шуганул ребят, чтобы шли в дом, и поднялся к нам — на оплетенную зеленью веранду, где на столе пыхтел самовар, а я раскладывал палочки, учась считать. Игорь и Олег занимались у себя в комнатах. - День добрый, Лидия Анатольевна. Ну, как ты? - Нежно спросил он папу, осторожно поглаживая по животу. Папа опустил глаза: - Оправляюсь по графику. Извини, что теперь больше не смогу... Отец поцеловал его в висок: - Не за что извиняться. Ну, не дал Бог, что ж поделаешь... - Он взял его руку и принялся мягко поглаживать костяшки большим пальцем. Годы спустя я постоянно задавался вопросом — неужели он и в самом деле совсем не любил папу все это время? Когда так заботился о нем? Когда был так внимателен? Неужели... можно...так... врать... - К тому ж — еще не все наши детки взрослые. Еще могут быть сюрпризы. - Отец чуть смущенно улыбнулся. - Как с Мишей. - Он...омега? - Удивленно спросил папа. - Да, - усмехнулся отец. - Первая течка только-только закончилась. Родители еще сомневались — стоит ли отпускать. Но он такой ор поднял... А они не зря волновались. Он все еще пахнет так... омежка молоденький, неповязанный. - Отец опять смущенно и виновато взглянул на папу. Бабушка звякнула блюдцем о стол, напоминая о своем присутствии: - Нет, ну все же, что за жизнь мне отмерили?! Начало вроде нормальное. Мальчик с девочкой, хоть мальчики со временем все больше походили на девочек, а девочки на мальчиков. А потом сплошное «родила царица в ночь не то сына, не то дочь». Это еще полбеды, но эта ваша лексика «течка», «вязка», «метка»... Ну, чисто кобели с су... самками собаки. - Вспомнила она обо мне. - Противно тебе с нами? - Негромко спросил папа. Бабуля фыркнула: - Я б сказала... странно. А про «противно» я забыла еще тогда, когда у нас...это...ну, «это» первый раз случилось, и наш Петька соседского Ваську...испортил. Оба тогда еще с собой покончить решили, Кир самолично их в сарае с балки снимал. - Ужас какой. - Пробормотал отец. - Ничего, откачали. Хотя и смотрели косо. Но и не осуждали — мол, ребята молодые, а девок нет, вот мозги и переклинило. А потом у Васьки живот раздуло — так никто глазам не верил. Думали, что заболел или еще чего... Ну, а затем... роды — хорошо, что без осложнений, у вас часто бывает. Я сама принимала, и когда взяла его, Сеньку, на руки — орет, дыхалка у него и сейчас здоровая — и поняла, что это мой внучек, то как-то без разницы стало, как он на свет появился. Никто уж и не надеялся к тому времени, девчонок не рождалось совсем... - Мне кажется, Миша расстроился. - Заметил папа. - Да, расстроился. - Признал отец. - Он же среди мальчишек всегда заводилой, командиром был, а теперь они к нему относятся, как к вазе хрустальной... совсем иначе... - Он погладил папу по руке. - Надо с ним поговорить. Наедине. Извини, мам. Да и ты, Вань, пойди машину разгрузи. А ты, Лешенька, позови Мишу. Мишку я нашел почти на самой окраине наших «владений» - у ручья, под черемухой. Он лежал ничком, уткнувшись лицом в руки и плакал. Меня это удивило — не ожидал от него, а потом вспомнил — ему теперь можно. - Миш? - Спросил я, садясь рядом. - Пойдем, тебя мой папа зовет. - Я знаю, что он хочет сказать. - Ответил он, не поднимая головы и всхлипывая. - Не пойду. Я растерялся: - А что мне ему сказать? - Что хочешь. - А-а-а, что случилось-то? - Издеваешься?! - Зло спросил Мишка, садясь и подпирая голову руками. - Нет. - Честно сказал я. - Ну да, ты ж просто еще мелочь пузатая... Омега я, представляешь?! Я надулся: - И вовсе не пузатая. Омега? Как папа? И что? Я люблю папу. - Да, дядя Сережа хороший. Но он же вечно... болеет. Это был аргумент. - Да, ему постоянно уколы делают. Ненавижу уколы. Мишка только отмахнулся: - Это самое легкое, через что проходят омеги. Я с ужасом на него воззрился и неверяще переспросил: - Самое легкое? - Ну да... а впрочем, все равно ты пока не поймешь. - Совсем-совсем не пойму? - Ну, разве что... ребята больше не будут видеть во мне вожака. - Он прикусил губу. - Они будут уступать мне... из вежливости. - А не все ли равно? - Нет, не все равно. - Зло буркнул Мишка, выдирая с корнем ни в чем не повинную траву. - И родители меня в летную школу не отпустят. Только Юрку. - Это плохо. - Печально согласился я, вспоминая красочные фантазии близняшек о совместных полетах. Стало очень грустно и за Мишу, который не будет летать в небе, и за Юру, который будет там один. Мишка вздохнул, встал и отряхнул руки от земли и травы. - Пошли, давай. Мы побрели обратно к дому. По пути Миша добавил: - Они уже нас разделили. А ведь мы всю жизнь вместе были. А теперь я остался в нашей комнате один. Его выселили в зал. - Зачем? - Спросил я, удивляясь и странному поведению родителей близнецов, и тому, что Миша недоволен тем, что в его распоряжении была теперь вся комната. Ведь не его выселили. - Затем, что альфа и омега не должны жить в одной комнате, даже если они родственники. - Проворчал он, явно сердясь на мою тупость. - Почему? - По кочану! Вырастешь — сам поймешь! *** Если кому интересно - реконструкция внешности "сунгирцев": http://www.goldentime.ru/im_fossils/sungir_1rec.jpg http://i47.photobucket.com/albums/f161/11aaabbb11/sungirmangravet52.jpg http://antropogenez.ru/uploads/tx_antropedia/sungir_3_4_rec.jpg