Н.В. Гоголь, «Страшная месть»
В последний раз сплюнув вязкую кисло-сладкую слюну, я вытер лицо бумажным полотенцем, и обессиленно привалился к стене. Надо бы встать с пола, сполоснуть рот, чтобы не чувствовать этого мерзкого вкуса, но было лень. Последние дни на меня напали такие вялость и сонливость, что я готов был сутками лежать в кровати-клетке, как медведь в берлоге. Когда Олесь и Станислав меня теребили и все же заставляли вылезти из нее на свет божий, то я норовил задремать в любом положении, которое мое тело занимало дольше пяти минут: в ванной, за приемом пищи, на кушетке, в кресле за просмотром телевизора... И надо сказать, им для этого приходилось тратить изрядно времени и сил — беспардонностью, а главное - умением драться и физической подготовкой Каверина ни один из них не обладал, хоть раньше я считал это качество для куратора одним из обязательных. «Похоже, это просто его личное увлечение...» - вяло думал я, привычно валяясь среди взбитых подушек, из которых соорудил, как это часто делают дети, что-то вроде домика - как раз перед тем как меня скрутило в первом рвотном позыве. Похоже, теперь к моим бедам добавится токсикоз, а я так надеялся, что его у меня не будет... Невероятным усилием воли я заставил свою тушку подняться, раздеться и пустить теплую воду в ванную. Вода еще не успела ее наполнить, а стенки - прогреться, и потому неприятно холодили кожу, но я не только стоически это стерпел, но и, как всегда, успел задремать. Разбудил меня негромкий плеск переливающейся за бортик воды и мысль: «... только ли увлечение? После стольких смертей в его семье?» Флегматично наблюдая за растущей на полу лужей, я продолжил играть в Шерлока Холмса. Ладно, судя по неспешности мыслительного процесса — в обдолбанного Шерлока Холмса, вколовшего себе «семипроцентный раствор». Теоретически, сами эти несчастья — если рассматривать их отдельно — могли произойти просто из-за случайного стечения обстоятельств. Обрушение моста под Людмилой с ребенком могло быть вызвано его изношенностью — в России сохранилось много строений еще середины прошлого века - которую усугубило отсутствие должного ухода во время гражданской войны, развала государственных институтов и оттока населения из городов. Насилие над папой Виктора — оказаться недоразумением, испугавшим его отца-альфу ничуть не меньше, чем его жертву. Они ведь были из первого поколения, когда о существовании людей нового типа еще мало кто знал. Не покончил ли в итоге этот человек с собой, как когда-то попытался дядя Петя? А рак у Владимира Каверина — вполне мог стать последствием атомной бомбардировки Польши — его мать была им беременна как раз в это время, а ведь даже меня папа в детстве все еще поил йодосодержащими препаратами. Бомбардировка Кошалина — еще одно мрачное событие 2015 года, всё окутанное плотным туманом, но едва ли тот, кто ее произвел, рассчитывал ею повредить лично каким-то Кавериным. Думаю, все было прозаичнее, в соответствии с официальной версией, в которой реальной тайной являются только имена тех, кто в тот момент владел двумя «ядерными чемоданчиками», а, стало быть - мог отдать приказ о применении атомного оружия. Русофобия и мания преследования всегда были беспроигрышной картой в руках польских политиков и столь же верным способом наживы для журналистов, «историков» и «кремлеведов» всех мастей. Поэтому, когда началась Эпидемия и пандемия — для поляков вопрос «Кто виноват?» не стоял в принципе, не говоря уже о малейших сомнениях в искусственности эпидемии. Ответ на вопрос «Что делать?» тоже был получен быстро — пользуясь бардаком внутри самой России, уже повлекшим гибель нашего президента — они решили захватить наш эксклав, Калининградскую область, вместе со всеми ее многочисленными запасами оружия, с помощью которого можно было бы «сеять добро» и «наносить справедливость» дальше. А заодно восстановить, так сказать, «историческую справедливость» - вернуть себе «исконный польский город Крулевец», который ошибочно и подло с 13 века считали немецким Кенигсбергом, а до того - старопрусским* Твангсте. К сожалению, в России юмора не поняли, а бардак вместо подспорья обратился для Польши бедой (впрочем, как уже не раз бывало в истории), принявшей вид ядерного удара по американскому ПРОтиворакетному комплексу, расположенному у города Кошалин, всего в 5 километрах от побережья Балтийского моря — из-за чего пострадала не только Польша, чей промышленный северо-запад превратился в лунный пейзаж, но и все страны Балтийского бассейна. Включая и яблоко раздора в лице Калининграда, и даже — из-за «розы ветров» - «материковую» Россию. Однако, безумное это решение не только не привело к очередной Мировой войне, но, скорее ее предотвратило, потряся не только утопающую в кровавой каше Россию и опаленную Польшу, но и многие другие страны, в которых тоже к тому времени начала раскручиваться спираль внутренних беспорядков. Кто угодно протрезвеет от мысли, что самый большой в мире арсенал оружия массового поражения** — не только ядерного, но и химического с бактериологическим — попадет в руки каким-нибудь «активистам», став инструментом в боевых столкновениях, как в самой России, так и по всему свету. Тем более, что ОМП — хоть и в меньших объемах — владела не только Россия. Спустя какое-то время в большинстве стран сложились новые правительства, включившие в себя большую часть противоборствующих сторон, и ликвидировавших тех, кто с наступлением порядка был не согласен. Смута закончилась. Но все же далеко не везде, а там, где бойня сошла на нет, было потеряно почти целое десятилетие , а в развитии — все полвека. И конечно же, огромнейших сил и средств стоила ликвидация последствий бомбардировки, в первую очередь — вод Балтики. Одним словом, возвращаясь к Кавериным, можно еще раз убедиться, что Владимир — не единственный, кто умер от рака после Кошалинской бомбардировки. Вдобавок, болезнь могла развиться и без этого фактора. Профессия же Дзинтарса Алмса, младшего супруга Виктора, военного корреспондента в «горячих точках», уже изначально предполагала высокую степень риска. Причем, в таких ситуациях часто не спасают никакие «дружеские» отношения и даже идейное отстаивание журналистом интересов его собственных похитителей или убийц.*** То есть, по существу дела, необычным здесь было только то, сколько раз подряд молния ударила в одно и тоже дерево, сиречь в одну семью. Ну, и иные странности в биографии Каверина-старшего и явная любовь его внука к боевым искусствам. Не так уж и густо, чтобы сделать какие-то выводы, если говорить начистоту. Нужно еще больше информации... Вода между тем продолжала прибывать и стояла уже наравне с бортиками ванной, что меня несколько удивило — словно питала ее не струя из-под крана, а цунами или наводнение. Но почему-то это меня совсем не испугало. Теплая вода подхватила мое тело, поднимая к потолку. А в следующий миг все исчезло — и потолок, и стены, и свет электрической лампы — и я оказался в темной водной толще, чей мрак рассеивал лишь бледный свет далеко наверху. Внезапно кто-то меня схватил поперек груди и поволок наверх. Когда я вынырнул на поверхность, тяжело дыша, и отплевываясь, до меня донесся раздраженный голос Юрия: - Разве можно так поступать?! Ты всех нас напугал! После чего он схватил меня за руку и потащил к крутому волжскому берегу. Пятнадцать лет назад Мне исполнилось одиннадцать, а Максу, Юре и Мише настала пора покидать школу. Олег, которому уже пошел двадцать второй год, предложил ребятам съездить вместе с ним к Каспию и на Южный Урал. Меня тоже взяли - «в нагрузку» и из-за наличия свободного места в машине. Папе это, конечно, не очень нравилось — и сама идея такого путешествия молодых сорванцов, и поручения им младшего ребенка. К тому же, как я понял позже — беспокоили родителей и сами эти разъезды Олега, становящиеся все чаще и продолжительней, и то, что у него явно «зашевелились» деньги, которые едва ли можно было списать даже на повышенную стипендию. Но коллективные уговоры принесли свой результат и вот одним ясным, но все еще прохладным утром мы пятеро отправились покорять российские просторы. С погодой нам повезло — дожди были теплыми, нечастыми и непродолжительными. Только облака — белые, пушистые, как сахарная вата, и величественные, как греческие храмы, клубились в пронзительно синем небе, нависая над дорогой, так низко, что, казалось, до них можно дотянуться рукой. И со временем это ощущение только усиливалось — по дороге на юг наши северные дубравы и березовые рощи сменились лесостепью и широким степным разнотравьем, и теперь ничто не мешало небу и земле сливаться воедино, а взгляду устремляться к бескрайнему горизонту над колыхающимся зелено-желтым морем. По пути мы заезжали в города и поселки, в некоторых из них Олег уходил в какие-то научные учреждения, а мы в это время отдыхали, гуляли и фотографировались. Бывало, что останавливались мы и на трассе. В тот день мы сделали остановку примерно на половине пути между Саратовом и Волгоградом. Старший брат остался у машины, сказав, что его «что-то тут немного беспокоит», а мы осторожно спустились с крутого берега к Волге, решив поймать к обеду немного рыбы. Удочки были совсем простенькими, но спустя какое-то время в ямке, выкопанной в берегу и устланной камышовыми листьями, уже трепыхались несколько карасиков и окуньков. Миша даже леща вытащил. А я — ничего. - Сегодня просто не твой день, мелкий. - Успокаивающе потрепал меня по голове Макс, что меня еще только сильнее расстроило. Аж щеки запылали. В последнее время я стал чувствовать, как что-то неуловимо меняется в моей жизни. Казалось, вокруг меня расползается трещина, оставляя на другой стороне пропасти безмятежное детство, а меня обрекая на вечное одиночество. Ведь я так и остался нелюдимым и пугливым ежиком, а Макс и близнецы уже успели вырасти, и с осени у них начнется совсем другая жизнь, в которой не будет больше для меня места. Впервые я стал ощущать разницу в возрасте между нами. За последние несколько лет они превратились в юношей, а я все еще остался ребенком. Точнее, ребенком, который уже утратил безмятежность и уверенность в своем всемогуществе и неотразимости, и стал испытывать сознательное смущение от своего несовершенства. Бросив злосчастную удочку, я буркнул, что пойду купаться. - Вот как-то че-то не думаю, что это хорошая идея. - Заметил Миша, мотнув головой и сверкнув прядями золотистой головы. - Все же течение тут сильное. - Я недалеко от берега буду... - Парировал я, сделав вид, что не расслышал тяжелого вздоха у меня за спиной. - Только вдоль берега, слышал?! Спустившись по течению, чтобы не распугивать ребятам рыбу, я вошел в воду. Какое-то время я действительно плавал на мелководье, но вскоре мне пришла в голову «замечательная» идея переплыть реку, здесь - в небольшом заливе - обманчиво спокойную. Не испугала даже ширина волжского простора. Ничего, если устану — можно будет отдохнуть «на спине». Со стороны ребят донесся шум разговоров, а потом окрики с требованием немедленно возвращаться и плеск. Сделав вид, что я ничего не слышал, я продолжил грести вперед и очень скоро попал в стремнину, быстро потащившую меня прочь и пресекающую любые попытки плыть вперед или вернуться назад. Все силы уходили на то, чтобы только удержаться на плаву. Растерянно обернувшись, я увидел, как ко мне быстро подгребает Юра — выражение лица у него при этом было совершенно отрешенным и сосредоточенным. Потом меня уволокло под воду... А вот голос его — злой и раздраженный — когда он меня вытащил, совершенно не вязался со спокойным выражением его лица. - Разве можно так поступать?! Ты всех нас напугал! Даже когда я смог коснуться ногами дна, Орлов продолжал тащить меня за собой, и так сильно стискивать мне предплечье, что на коже потом остались синяки. Когда я попытался вырваться — то он отвесил мне подзатыльник, хотя ни до, ни после Юра не поднимал на меня руку. Лишь когда мы оказались на берегу, он толкнул меня в сторону столь же раздраженного — особенно своим личным неумением плавать — Макса. - Тебе что говорили?! Только возле берега! А ты куда полез?! Жить надоело?! Я огрызнулся, ежась от ветерка: - Куда хотел — туда и полез. Юра тоже ведь за мной поплыл. Миша, все еще бледный от испуга за меня и за брата, передал последнему полотенце и хихикнул, а Максик даже не разозлился — рассмеялся: - Вот когда тебе будет столько же лет, а главное — когда у тебя будет столь же мозгов... Впрочем, в последнем я сомневаюсь. - Хватит издеваться надо мной! - Обиженно взвизгнул я, бросаясь на старшего брата с кулаками. Тот ловко увернулся, а Юра — явно вернувшись в обычное флегматичное состояние духа, произнес: - Ладно, будет тебе его стебать. - Пусть умнеет. - Возразил его близнец. - Он ведь не только себя подвел. К тому же... - многозначительно выдержал он паузу. - Ни перед кем не извинился и не поблагодарил. - Менторский тон — это не твой конек, - усмехнулся Юра. - Ты сам не лучше. Забыл, как один раз так долго плескался, что сумел обгореть даже в воде? Вся шкура сползла, как со змеи. - А уж сколько кефира под это дело потратили. - Не подумал обижаться Мишка, словно даже чем-то гордясь. - Но все же это и рядом не стояло с... Почему-то от того, что Юра теперь совсем на меня не сердился, я в полной мере осознал глупость своего поступка. Стало так стыдно, что глаза некуда девать. Пробормотав скороговоркой «спасибобольшоеядуракпойдунаверх», я стал подниматься по крутому берегу, затылком чувствуя их улыбки, и стараясь не торопится. Вот только грохнуться мне сейчас не хватало для полного счастья. Когда я поднял голову над краем обрыва, то увидел, что Олега в машине нет, а в некотором отдалении стоит чей-то чужой, побитый жизнью автомобиль с откинутым капотом, над которым склонился брат и, видимо, владелец этого ветерана автопрома — тоже уже немолодой дядечка. «Наверное, поэтому Олег не услышал шума и криков ребят», - подумал я, выбираясь на полянку и направляясь к нашей машине, торопясь одеться, хоть мелкие камушки и острая трава неприятно кололи ступни ног, но я всегда отчего-то неловко чувствовал себя в плавках перед чужими. Надо хотя бы рубашку накинуть. Чуть морщась, я добрался до машины, отыскал свою рубашку и оделся, все время косясь на Олега и нашего неожиданного спутника, а потому случайно задел книгу старшего брата, которую он взял с собой в дорогу, и та упала между сидений. Ладно, потом подниму. Куда интереснее — кто этот старичок? Было в нем что-то странное. Знакомое и... не знаю, как сказать одним словом — создавалось впечатление, что эта убогая машина, мешковатая летняя одежда и старомодная панама — часть неудачного маскарада, к владельцу этих вещей реального отношения не имеющего. Почувствовав на себе мой взгляд, он тоже коротко взглянул в мою сторону и что-то спросил у брата. Скорее всего, кто я такой. Полученный ответ его успокоил, но разговор после этого продлился недолго. Минут через пять он передал брату какую-то тетрадь или записную книжку, после чего хлопнула крышка капота, зафырчал мотор и неизвестный автолюбитель, в профиль показавшийся мне еще более знакомым, направился в сторону Саратова, а Олег — ко мне. Тут я вспомнил об уроненной книге и поторопился ее достать. Несколько листов помялись, и пока я их разглаживал, успел прочесть отрывок из какого-то стихотворения:Я часто думаю, что нет алее розы, Чем та, где Цезарь был убит. И каждый гиацинт, в саду растущий, Следы ушедшей прелести хранит. Вот под ногою сочная трава, Ковром покрывшая речные острова, По ней ступайте лёгкими стопами – Кто знает, чья под дёрном голова.
Примечания: * «старопрусский» - т. е. относящийся к балтийскому (как литовцы и латыши) народу пруссов, которые были уничтожены и ассимилированы немцами. Иными словами, «пруссы» (балты) и «пруссаки» (немцы, населявшие государство Пруссию, основанное ими на землях покоренных пруссов) — это разные народы и понятия. ** Россия действительно обладает самым большим в мире арсеналом оружия массового уничтожения. По этой причине если нам и грозит распад, то только относительно мирный, путем скупки элит, как это произошло с СССР. Утрата контроля над нашим ОМП в случае гражданской войны — страшный сон для любого здравомыслящего человека. Фейерверк на пороховом складе. *** Такова, например, история журналистки канала «НТВ», Елены Васильевны Масюк, похищенной в Чечне в 1997 году и несколько месяцев проведшей в плену у «свободолюбивых горцев», за которые, будучи женщиной, она набралась острых ощущений на всю оставшуюся жизнь. Кстати, любительский «порно-фильм» с ней в главной роли, снятый на захваченном же оборудовании «НТВ», тоже имел место быть. Человека, «который сделал чеченскую войну такой войной за свободу», никто из ее чеченских «друзей» не стал спасать, потому что похищение людей в то время являлось в Чечне «легитимным бизнесом».