***
Дети успели так перебеситься и умаяться в гостях у…у… родителей Юры, что при моем приходе не стали долго ни ласкаться, ни капризничать. Усадив обоих в коляску, я сдержанно попрощался с Валентином (которого, несмотря на его своеобразное поведение, у меня никогда язык не повернется назвать свекром, и тем более – свекровью) и вышел со двора. Дмитрий Николаевич, конечно же, еще был на работе. Идти к Юре домой не хотелось – пусть он и живет через пару улиц от родителей, что, безусловно, удобно… «...и целых полтора года это и мой дом тоже... Но… но детям нужен свежий воздух, да и погода сейчас отличная». Поэтому я повернул к Верхневолжской набережной – вид оттуда сегодня должен был быть особо замечателен. «Пройдусь до Сада и Кремля, а потом назад». Стояла ранняя осень – та самая «тютчевская», с хрустальными днями и лучезарными вечерами. Воздух и впрямь словно звенел от кристальной чистоты, а мягкое осеннее солнце создавало иллюзию, что этот ровный золотой свет исходит от самой земли, зданий, деревьев, травы на откосах, людей. Хотя последних на набережной было не так уж и много. «И к лучшему». Почему-то вид омеги с детьми всегда вызывал у прохожих (даже горожан, которым, по идее, должно быть безразлично все, что не касается их лично) явный интерес. А непомеченный омега с двойняшками – тем более. И избежать этого внимания не удавалось – одежда выдавала статус еще издали (хоть многие омеги упорно отказывались соблюдать «дресс-код»). А у большинства альф, приблизившихся и понявших, что я – не помечен, реакция была, как у собак Павлова – поразительно единообразная, и впрямь чуть ли не рефлекторная. Расширившиеся от удивления глаза, глупая улыбка и распущенные (в переносном смысле) слюни. Альфы отлично понимали, что их возможность обзавестись семьей или хотя бы половым партнером невелика и зависит от доброй воли государства или от их собственных навыков по охмурению омег (так как решать эти вопросы насильственным путем мешало все то же государство). И последнее, надо сказать – у них получалось плохо. Флирт, кокетство, «кадрение» и даже процесс «снятия» бухой «телки» в ресторане требовали, чтобы участники этих «мизансцен» говорили на одном языке, играли в одном спектакле и отлично знали свои роли. Иначе – «не срастется». Любовные отношения – от самых высоких до самых низменных – не монолог. Это всегда диалог, причем оба (или более) его участников к нему готовы. И мужчины с женщинами отлично знали неписанные правила этой игры. Попытки же одного мужчины поухаживать за другим, как за женщиной – выглядели нелепо и смешно, и ставили и альфу, и омегу в дурацкое и неприятное положение. Впрочем, мне это уже не грозило – уличные кавалеры, увидев кольцо, пусть и неохотно, но оставляли меня в покое. Не забыв при этом нелицеприятно высказаться о Юре. Хотя в этом вопросе у нас был негласный договор - он не настаивал, но и я не просил, и каждый нес свою ответственность за это решение. Пусть пока с его неприятными последствиями сталкиваюсь я один. А Юрка словно издевается – или так сильно мне доверяет, или уверен в том, что деваться мне некуда, или как будто даже ждет, чтобы я ему изменил – что не так уж и сложно, учитывая, как мало дней в году мы проводим под одной крышей. Впрочем, сегодняшний вечер был замечательным – ко мне никто не лез, дети притихли - как и ветер с реки. Коляска мерно катилась по брусчатке, и я рассеянно разглядывал то вызолоченную Волгу, то красивые старинные дома с левой стороны. Близнецов от пряного запаха осенних листьев и травы сморило окончательно. Если темноволосый Данька еще сонно хлопал глазами, то рыжик Костя уже развалился на своем сиденье и сопел в обе дырочки. Мне почему-то казалось, что бойкий и едкий нрав больше подойдет старшему из близняшек. Хотя как бы эти черты, помноженные на невозможность иметь детей и семью, не довели его до беды. Такого будет язвить само название «бета». Почему это он – «второй»? Надеюсь, что Дане хватит унаследованной от меня, и от Юры флегматичности и терпения, чтобы выносить взбрыки уязвленного сознания своего брата. «Кто, кстати, вообще додумался дать такие названия? То есть оно, конечно, и раньше было. Не зря во многих языках слова «муж», «мужчина» и «человек» - синонимы или одно слово происходит от другого, что как бэ сразу намекает, что «жена» и «женщина» - «не-человек». Но тогда из-за «затертости» и «устаревания» слов обидные смыслы несколько стирались. Да и слово «женщина» часто происходило от вполне позитивных понятий – «жизнь», «род» или «детского» языка, первого лепета, обращенного к матери. Во всяком случае, если верить Валентину, в индоевропейских языках оно восходит к древнему названию рода и родства. Как и «ген», «генетик» и их производные. Ну вот - о волке речь…» На площадке, выдающейся за пределы набережной и нависающей над крутым обрывом, сидел на скамейке Каверин и что-то читал со своего планшета. Стало быть, имелась надежда, что я смогу пройти незамеченным. Может, я вообще ошибся – и это другой человек, ведь мне еще не доводилось видеть Каверина, остриженным почти под ноль. «Химеотерапия? И судя по всему – удачная». По крайней мере, этот человек не выглядел тем ходячим трупом, каким я запомнил куратора в последнюю нашу встречу. - Алекс! «Приехали», - с тоской подумал я, - «А с коляской особо не набегаешься». - Добрый вечер, - добавил Каверин и, поднявшись, направился ко мне. - Добрый, - буркнул я и ускорил шаг, стараясь всем видом дать понять, что тороплюсь. «Какое ему до меня дело?» Тот, однако же, и не подумал отвязаться. Какое-то время мы молча шли рядом – я до боли сжимал ручку коляски и почти ничего не видел вокруг себя. Мир сузился до узкого окошка, через которое были видны лишь сонные мордахи Дани и Кости. Зазвучавшие слова моего бывшего куратора звучали для меня сплошным неразборчивым гулом – словно шум прибоя. Что-то про здоровье и детей… -… вижу, что супруг и малышей, и вас…балует. И вот едва ли он имел в виду мой плащ с широкими, покрытыми искусной вышивкой рукавами и столь же широким поясом - стилизация под русский костюм допетровской эпохи – действительно роскошную вещь и действительно Юрин подарок. Внезапно мне расхотелось куда-то бежать. Все же Каверин умел довести меня до состояния «не хочу, но невольно делаю глупости» - когда в душе в один клубок сплетаются азарт, злость и страх, а голова ясна, как глаза у близнецов, втихую учинивших какую-то особо выдающуюся шалость. - Что у вас с головой? Он дернул уголками рта в подобии улыбки: - Упал с лестницы. Сильно рассек кожу, пришлось выбривать и накладывать швы. От неожиданности я остановился: - Упали? - Да, - с некоторым удивлением подтвердил Каверин, - в доме у одного состоятельного человека, который решил выпендриться и поставить в холле не слишком удобную мраморную лестницу. Что-то не так? - Нет, ничего. Просто… просто мне казалось, что я об этом уже знаю. И что это произошло давно. Виктор пожал плечами и засунул руки в карманы своего старого, поношенного пальто (он вообще неохотно расставался с привычными вещами) – почему-то оставив наружу большие пальцы, и теперь те вызывающе белели на фоне черной ткани. - Дежавю. Бывает. Но рад, что я вам не совсем безразличен. Хотя бы вашему подсознанию. «Да уж производить впечатление на своих «подопечных» ты умеешь. Неужели у тебя с каждым такие… неформальные отношения?» - Надеюсь, это не попытка флирта? Как-то устал я от них за эти полтора года. - Нет, это, как всегда – просто констатация факта. Хотя ваш супруг мог бы избавить вас от излишнего внимания, и, честно говоря, я думал… Я взмахнул рукой, словно отгоняя назойливую муху: - Мы доверяем друг другу. Виктор бросил на меня испытующий взгляд, но промолчал. - К тому же с двумя детьми на руках времени на поиск приключений просто нет. Я к работе-то смог вернуться совсем недавно. - Дети растут… «Черт, он, в самом деле, что ли, клинья подбивает?» - Думал, что вы умнее. Или нашли себе пару за это время. Или стали отцом. Ведь вы уже… немолоды. - Увы. Омег мало, и для нас действует правило «кто не успел – тот опоздал». Заявление про возраст комментировать не стану, хотя оно меня позабавило. - Решили бы вопрос через… Изолятор, - произнес я и почему-то глубоко и нервно вдохнул воздух – запах листвы и Виктора начал кружить мне голову. Никогда еще я так не сожалел, что мы с Юрой решили погодить с меткой. - Вы побледнели, Алекс. Давайте остановимся. И, как всегда, я послушался. Оперся о тяжелую, кованную, черную ограду, по другую сторону которой обрывалась земля. Металл был холодным, но этот холод не отрезвил. - …силу некоторых… не могу решить… Что с вами? Сморгнув почему-то навернувшиеся слезы, я честно ответил: - Не знаю. После некоторого молчания он спросил: - Вы чувствуете себя несчастным? - Я чувствую себя несчастным рядом с вами. А так у меня все просто прекрасно. Великолепно. - Муж, работа и друзья, - вдруг язвительно произнес Виктор. «Да. Красивый, успешный, заботливый супруг, какого обманывать просто грех, здоровые дети, привычная работа, круг интересных знакомых. Что еще нужно в нашей земной жизни? Зачем вести себя, как избалованный и неблагодарный ребенок и, одновременно – как дурной родитель?» Кажется, из меня все же получилась образцовая омега – женщина в мужеподобном теле, тихо мстящая обществу таким вот древним, как это самое общество, способом.На сто обманутых красавиц, Каков бы ни был среди людей их чин, Всегда пятьсот обманутых мужчин.
И мы стояли на все той же набережной, зло и отчаянно целуясь на ветру – и остатки разума безуспешно вопияли, что тут нас может увидеть кто-то из моих соседей и что: «Тебе же плохо с этим мрачным и замкнутым человеком, походя сломавшим тебе судьбу – не из-за личного любопытства даже, просто по «должностной инструкции». И умом это все понимаешь, но почему-то раз за разом бежишь из теплой светлой квартиры в центре города в свою прежнюю – холодную и захламленную – чтобы в очередной раз почувствовать себя мальчишкой, поиграть с огнем. Сон сжался до отрывочных картин, безголосых и торопливо сменяющих друг друга. Нам не о чем говорить, нас ничего не связывает. Оправившись, он всегда выкуривает сигарету, встает с несвежих, смятых простыней, одевается и, не сказав ни слова на прощание, уходит. А я, кое-как прибравшись, еду за детьми к Валентину, вожусь с ними, звоню Юре. Он приезжает время от времени, и мы всей семьей идем в гости, цирк, зоопарк или ресторан. Даня и Костя в восторге – для них каждый его приезд превращается в праздник. И Орлов, похоже, тоже счастлив и ни о чем не догадывается. Врать ему почему-то легко и приятно. Плохо мне становиться только после его отъезда – когда уложу детей, и по пустым комнатам потянется тишина. Но и с Кавериным расстаться я не могу. С судьбой и смертью расстаться невозможно. Наверное, однажды он меня убьет и, накрыв все той же простыней, позвонит Юре. И они всю ночь проведут возле моего тела, негромко о чем-то переговариваясь. Мне остро хочется от него ребенка. Не ради него – ради себя. Почему-то я верю, что когда возьму на руки его беспомощное, милое подобие – этот морок развеется. Юра промолчит – он побоится потерять кого-то из близнецов, да и просто меня простит. Но в течку Виктор ко мне и близко не приближается. Все же нам, омегам сложнее, чем женщинам. Те хотя бы могли сами выбрать время и возможность зачатия, схитрить, скрыть, если нужно - тайком избавиться от ребенка. А у нас чужого птенца в свое гнездо так просто не принесешь. К тому же даже не представляю, что со мной будет, если мы сойдемся в течку. Даже без нее наша близость для меня, как наркотик.***
Неудивительно, что перед пробуждением я видел картины «особого толка» - и в настоящей реальности мое тело было раздето и оглаживали его явно не с медицинскими целями. Умнее было бы притвориться спящим, но в кровь моментально впрыснулось такое количество адреналина, что меня передернуло с головы до ног, а глаза распахнулись во всю ширь. Закричать я не успел. Насильник зажал мне рот и навалился всем весом, отчего ноющие от нехватки крови и связанные за спиной руки прожгло еще большей болью. Это был альфа, водитель. Нелепая история и почти невозможная. Да, бывает, что люди встревают в такие «проблемы», поймав «попутку», но ведь этого козла вызвали через таксопарк сотрудники ДемЦентра. Его же вычислят на раз, тут от неудовлетворенности совсем надо мозгами поехать! - Тише, детка, тише. Я тебя просто немного пощупаю, и все, - он зарылся носом мне в шею и волосы. – М-м-м… Поцеловал меня в ключицу и добавил: - У меня еще никогда не было омеги. Потом чуть отстранился и жадно провел рукой по моему беззащитно оголенному и поджавшемуся животу. Меня это совершенно не вдохновило, хоть мне только что и снились странные, болезненные наши с Кавериным отношения. Возбудиться от близости с насильником, да еще и незнакомцем, под силу только героиням любовных романов да порно-фильмов. Меня же в тот момент беспокоила даже не мысль, что со мной сделают прямо сейчас, а что со мной сделают, когда этот бугай с разноцветными глазами и скошенным, словно срезанным подбородком, насытится. Ебись конем вся эта омежья честь и оскобленная невинность, я жить хочу, у меня детей двое! Чувствуя, что я не намерен сопротивляться, альфа осмелел и начал целовать и лапать меня везде, постоянно приговаривая, какой я «славный и сладкий». Выглядело это смешно и пошло. - Слышь, оставь его в покое, придурок озабоченный, - послышался раздраженный голос (показавшийся мне смутно знакомым) из соседней комнаты, - Он недавно после родов. Начнется еще какое-то кровотечение и - алес капут. Плакали наши денежки. «Что?!» - Да я это… просто… - «Просто» и с бетой можно. А я тебя на роже написано, что ты его отпялить хочешь со сцепкой. Нашел время. - Вы… вы хотите меня продать? – потрясенно спросил я, про себя надеясь, что все это – продолжение сна. «Нет, блин, просто памацать и отпустить, ага…» Альфа явно смутился и, бросив злобный взгляд в сторону двери, пробормотал: - Не совсем. - В смысле?! - Это… обмен. Выкуп. За ценного… У меня потемнело перед глазами от злости и страха: - А я – неценный, что ли? - Да. То есть нет. Очень. Молодой и здоровый омега, способный к самостоятельным родам. Я смотрел на него, распахнув рот. Но он и сам понял, что болтает лишнее, и от растерянности вновь полез мне между ног, словно верил, что после таких новостей я буду продолжать лежать смирно. Но я тут же вывернулся и врезал ему коленом по ноге. Альфа зашипел и, скрутив меня – причем, довольно профессионально – перевернул на живот и навалился сверху. Теперь я мог лишь протестующее мычать в подушку и надеяться, что этот бык меня не удавит. - Я бы на твоем месте не дергался. Поверь, на фоне твоего будущего супруга (или супругов) я - воплощенная нежность и просвещенность. Лови момент. Что было после - помню плохо. Наверное, терял сознание. Тяжело, душно, больно Ясно запомнился – точнее, врезался в память до конца жизни – только момент, когда этот урод начал кончать. Раздался негромкий хлопок и мужчина надо мной дернулся еще раз, но уже совсем иначе – а потом затих и обмяк. С трудом оторвав голову от измочаленной зубами наволочки, я увидел, что другой ее угол намокает от крови.