Долг

Время действия: 15 лет до начала основной сюжетной линии. Когда-то это был заурядный спальный район, в одном краю которого тянулись «брежневки» в окружении разросшихся деревьев, а в другом – толклись среди газонов и парковок многоэтажки начала XXI века. Теперь дома одинаково смотрели на мир пустыми глазницами окон и улыбались провалами обугленных дверных проемов. По полной мусора улице среди густых осенних сумерек шел человек. И, наверное, это было единственное, что о нем можно было сказать с уверенностью. Одет он был в какую-то темную, бесформенную хламиду, а волосы и нижнюю часть лица скрывал широкий платок. Виден был лишь очень белый лоб да карие, почти черные глаза – пристальные, цепкие. Оставалось только гадать, как он проник сюда – в зону отчуждения, куда имели допуск только военные и прочие ликвидаторы. Впрочем, обычные люди и не особо стремились попасть на огражденные территории. Во-первых, источник инфицирования так и не был обнаружен (что и предопределило судьбу таких микрорайонов и целых городов), а во-вторых, такая «прогулка» требовала немалых душевных сил или душевной же черствости. Заброшенные дома и города-призраки сами по себе волнуют человеческое воображение, пробуждая в нас древнейший (после трепета перед смертью) из страхов - боязнь остаться одному. Любопытство и азарт, как и печаль со светлой грустью – «кто здесь жил и что с ним стало?», «что помнят эти стены?», «о чем тужат эти когда-то и кому-то дорогие вещи?» - лишь побеги от корня первобытного ужаса, существование и власть которого в полной мере осознают лишь маленькие дети. Во взрослых людях вид навек погасшего очага вызывает лишь тяжелую, но непонятную им самим тревогу. Даже крохотная шестнадцатилетняя Припять, город энергетиков, умершая 27 апреля 1986 года - оттого, что ее спокойно и организованно покинули люди - способна была поражать воображение. Как и прочие «штрихи к портрету» Чернобыльской катастрофы – похороненный Рыжий лес, оставленные хозяевами и потом отстрелянные ликвидаторами домашние животные, целые поселки, снесенные бульдозерами и зарытые в землю, свинцовые гробы и бетонные могилы первых ликвидаторов и жертв… Столь же впечатляющим для своего времени был и масштаб сил и расходов, которые потребовались для ликвидации последствий аварии в Чернобыле. СССР для этого понадобилось несколько лет и 600 тысяч человек, а экономический ущерб превысил таковой у всех техногенных катастроф в мире. Но вся эта грандиозная работа меркла перед тем, что пришлось сделать людям XXI века и теми задачами, которые еще стояли перед современными ликвидаторами. Охрана, грамотная остановка и использование АЭС, попавших в военные и непонятно кем контролируемые зоны, транспортировка и переработка топлива в условиях всеобщего коллапса были лишь одним из пунктов длиннейшего списка. С другой стороны, надо признать - необходимость решать, что делать с такими потенциально опасными и сложными в управлении объектами, стала одной из причин, по которой военные и гражданские конфликты не дошли до полного остервенения. Хочешь жить – умей договариваться и действовать к обоюдной пользе. Иначе «наследие предков» рванет так, что взрыв, за долю секунды поднявший в небо многотонную крышку 4-го реактора ЧАЭС – покажется новогодним фейерверком. А атомные электростанции – лишь часть этого наследия. И все же люди сторонились этих территорий не только из-за инстинктивной неприязни к заброшенным поселениям. Из Чернобыльской зоны отчуждения люди смогли уйти своими ногами, аккуратно перекрыв воду и заперев двери. В этих же домах жизнь остановилась в самом прямом смысле слова. А поскольку ни у кого тогда не было возможности обойти все заброшенные районы и собрать по квартирам, подъездам и улицам тела умерших от Эпидемии и прочих болезней (что тут же полезли из всех щелей) или от голода и стычек – их просто огородили, обработали с воздуха химреактивами и выжгли. Поэтому стены домов были покрыты толстым слоем сажи, а среди укрывавшего всю землю древесного пепла тут и там были рассеянны мелкие светло-серые и желтоватые осколки. Черепа, впрочем, сгорали не всегда. Этот район сейчас готовили к полному сносу. Помимо рабочих тут крутились ученые и молодые практиканты, проводившие оценку состояния участка и строений, их безопасности для ликвидаторов и собирающие прочую информацию и материал – для архивов, научных лабораторий и т.п. Но, конечно, вся эта братия предпочитала работать при естественном освещении, а потому сейчас на этом пепелище не должно было быть никого – отчего прячущий свое лицо человек, верно, и решился сюда пробраться. В мертвом городе эхо подхватывает любой звук и, разбивая о стены и бесконечно преумножая, разносит его на всю округу, поэтому неизвестный двигался осторожно и с невероятной легкостью. И эхо же предупредило его о том, что «порядки нарушает» тут не он один. Но и это его не напугало – похоже, ради этого он сюда и пришел. Определить нужный дом ему труда не составило. В квартире одного из верхних этажей находилось трое молодых людей. Все без защиты, все отлично понимая, что это покрывшееся гарью и трещинами строение в любой момент может сложиться, как карточный домик. Впрочем, молодость – как раз время преодоления детских страхов и убеждений. Время, когда ты уже знаешь, что не бессмертен, но еще не можешь примириться с этой мыслью и хочешь испытать себя и смерть на прочность, а страх одиночества забиваешь концептом «не учите меня жить». Двое из молодых людей негромко беседовали в темной прихожей, а один, подсвечивая себе фонариком, осматривал спальню. Сюда огонь не дошел, а потому многие вещи, хоть и обветшали, но уцелели. Достав из сумки явно не любительскую камеру, юноша принялся фотографировать. Просевшую стенку с лопнувшим стеклом, такой же треснувший широкоформатный телевизор, тарелку с остатками какой-то еды, выцветший «Космополитен», типично «икеевский» стул и кровать со скелетом. Похоже, женщина пыталась встать, но запуталась в покрывале, а сил выбраться у нее уже не осталось. Так и застыла с бессильно протянутой рукой. Последовав за этим безмолвным указанием, молодой человек обнаружил в углу детскую кроватку и надолго застыл возле нее, забыв о камере. Приумолкли и остальные. Неизвестный наблюдал за ними через трещину в потолке. Наконец, юноша отошел от кроватки и обнял одного из стоявших в прихожей. В немой лестничный колодец упало имя – «Витя». Незнакомец скрипнул зубами – да, это были те, за кем он пришел. Если бы не этот непредвиденный «третий лишний», то «вундеркинд» Каверин и тайком приведенный им сюда его дружок с камерой уже стали бы жертвами какого-нибудь случайно рухнувшего перекрытия. Теперь же оставалось ждать и надеяться, что посторонний уберется как можно скорее. Лица непредвиденного спутника было невидно, но фонарик в руке каверинского омеги удачно остановился на груди молодого человека. Точнее – даже на бейдже. «СМИРНОВ, Олег Иванович, ННГУ» Однако же, скоро раздражение в темных глазах сменилось интересом. Неизвестный, чуть склонив голову набок, стал тщательно прислушиваться к возобновившемуся разговору Каверина и Смирнова. И он ему понравился. Ближайшее будущее обещало стать определенно интересным.

***

Время действия: продолжение основной сюжетной линии, год спустя после ареста главного героя. - … что ж, Станислав Ильич, думаю, что на сегодня наша беседа закончена. Можете идти. Обследование пройдите, как мы с вами и договорились. Обрывок фразы влетел в приоткрытую дверь и только тут Володя Багров вспомнил, что Глеб Георгиевич просил всегда стучаться перед тем, как зайти. Представил себе очень вежливый и укоризненный взгляд начальника и под ложечкой неприятно засосало. Но и отступать теперь было бы глупо, а потому Владимир снова толкнул дверь. В кабинете помимо самого Громова оказался молодой мужчина, бета, который бросил на вошедшего оперативника испуганный, затравленный взгляд и еще сильнее прижал к груди портфель. Капитан же, напротив, выглядел спокойным и невозмутимым: - Здравствуй, Володя. Ты подожди чуток. А вы все же ступайте. Думаю, у вас достаточно дел. Посетитель медленно поднялся и обвел комнату рассеянным взглядом. Потом словно очнулся и торопливо спросил: - Скажите честно – мне что-то угрожает? Следователь рассеянно похлопал рукой по лежащей перед ним папке: - Этого вам сейчас никто сказать не сможет. Ступайте. И выпейте какого-нибудь успокоительного. На вас лица нет. - Просто… просто… - забормотал несчастный посетитель, - я и сам не могу понять… как мог отпустить его тогда. Я…я испугался? – Уставился он на Громова с какой-то непонятной надеждой. – А он ведь жив? - До свидания, - лишь мягко ответил тот. Когда молодой бета исчез за дверью, старший оперативник поднялся и, закурив, направился к зарешеченному окну. Криво улыбнулся, еще сильнее уродуя и без того не блещущее красотой и молодостью лицо. Некрасивость эта, впрочем, не была отталкивающей – но резкой и какой-то истинно мужской. - Да, странные дела творятся, Володя… И с природой, и с людьми. Может, это природа так на людей влияет, а? Как ты считаешь? Багров, усевшийся на потрепанный диванчик напротив большого, засиженного мухами зеркала, лишь пожал плечами. Весна была и впрямь какая-то «неровная». Пришла рано, но, видимо, никак не могла определиться – наступать ей в полную силу или немного погодить. Снег уже сошел, дни стояли ясные, но ледяные. Деревья и кустарники гнули скелеты-ветки под сильным стылым ветром. Понятное дело, никаких рассуждений о погоде капитан от Володи не ждал. С его стороны это был не даже риторический вопрос, а просто размышления вслух. С таким же успехом старший мог обращаться к пыльной искусственной пальме в кадушке у окна. Развивать свою мысль шеф не стал, а потому младший оперативник чуть заметно улыбнулся своему отражению в мутном зеркале – темно-русым вихрам и большим светло-серым глазам, пухлым губам и ладно сидящей форме. В отличие от Громова Владимир был молод и симпатичен, и не отказывал себе в признании этих качеств. Тем более что он был альфой и успешно заигрывал с лейтенантом-омегой из соседнего отдела. Иными словами, он пил жизнь жадными глотками и искренне наслаждался ее вкусом. Но шеф все же выпал из задумчивости, загасил сигарету и, вернувшись на место, раскрыл ту самую папку. Потом поднял взгляд на Багрова: - Так ты зачем пришел-то? С отчетом? Так его и прислать можно было. Или позвонить. Багров, как и положено, несколько обиделся на такое заявление: - Дело срочное, сами говорили. Да сегодня как раз всплыло такое… Диверсия там была. - Слово-то какое громкое… - усмехнулся бета, - ну, давай сюда, что они нашли. - Выдержка из дела о пропаже Орлова, Юрия Дмитриевича. Как вы просили. А это - заключение по осмотру обломков самолета. Только сегодня было сдано – так как обломки несколько суток находились на чужой территории, да еще дождь, все дела… Шариффулин сказал, что это они еще очень быстро причину нашли – благо, летчик в записи разговоров сам направление поисков указал. Помните, вы еще сначала удивились – почему такой опытный пилот не смог уйти из-под атаки и вообще так низко спустился к земле? - Так-так, - подтвердил старший, уже с интересом разглядывая принесенные документы. – Ты продолжай. - У него индикатор скорости и высоты… трубка Пито, кажется, так он называется… был с одной стороны заклеен клейкой лентой. Отчего сообщал неточные данные и бортовому компьютеру, и пилоту. Плюс они входили в разнобой с данными второго индикатора, что привело к «информационной перегрузке» компьютера. И судя по переговорам – Орлов догадался, в чем причина, но уже не успел ничего сделать. Громов откинулся назад – обшарпанное кресло протестующее заскрипело. «И почему он позволяет убираться у себя в кабинете лишь раз в год, а о ремонте даже не думает?» - недоуменно, но без неприязни подумал альфа, разглядывая столь же побитый временем стол и позеленевшую бронзовую фигурку двуглавого орла. На столешнице же проступали очертания и вовсе какого-то еще советского герба – звезду с серпом и молотом то ли пронзал, то ли поддерживал меч, а на обвивавшей его ленте сохранились две буквы: первая «К» и последняя - «Р». Герб был смутно знакомым и Багров интуитивно понимал, что не знать его что-то вроде профессионального позора, но вспомнить так и не смог. - «Усы» самолета всегда заклеивают перед его мойкой, - произнес капитан. - Это процедура стандартная. Так что тут больше вопрос – почему не убрали перед вылетом? - Пленка была одного цвета с фюзеляжем. А день - пасмурным, освещение ни к черту. - Это уже интереснее – по правилам пленка обязательно должна иметь иной цвет, - Глеб сцепил руки в замок, но большие пальцы свободно крутились вокруг друг друга. - А у вас откуда такие познания, Глеб Георгиевич? - Увлечение молодости. И все же… все же «диверсия» тут слово громкое. Как ни было бы обидно признавать, что один из лучших наших асов мог погибнуть или попасть в плен не по злому умыслу, а из-за обычной халатности. Подобный случай был в конце 20-го века, в Перу. Правда, в гражданской авиации. Банальная невнимательность и кусок серебристой пленки отправили на дно океана 70 человек. - Нет, это просто немыслимо, Глеб Георгиевич! - От волнения Володя встал и нервно зашагал по кабинету. – Ведь авиация, тем более военная… - А «авось» – эта черта интернациональная. Хотя у нас она – даже в авиации - приобрела какие-то почти запредельные черты. Чего только стоит посадка за штурвал ребенка или приземление «с закрытыми глазами», на спор. - Но техников в любом случае надо взять на заметку! - Конечно, надо. Только не надо «плодить сущности свыше необходимости». Техников «взяли на карандаш» в тот же день. Это тоже обычное дело – до тех пор, пока не будет получено заключения о состоянии самолета. Тем более, с учетом разговоров Орлова. В любом случае - пока это не наша зона ответственности. Если только не выясниться, что между пропажей Орлова и Смирнова есть связь. Спасибо Шариффулину, что вообще какую-то информацию дали. Оставь. Я почитаю. Багров сразу как-то приуныл и с обиженной миной сел обратно на диван. Лично для него эта связь была бесспорна. Особенно на фоне того, что они ждали еще и информацию по делу о пропаже старшего брата Алекса Смирнова, Олега. Но начальство, как всегда, осторожничает. Хотя слепому ясно, что все это как-то связано! Вот только как… - Ни куксись. Сам чую, что дело нечисто, но чувства к архиву не подошьешь. - Так что он сказал? Этот омеговед? - Бред. Впрочем, бредовость ситуации уже в самом его появлении у нас да еще и с «любительским» мед.заключением об изнасиловании исчезнувшего омеги. Причем, никто даже был не в курсе, что этот омега исчез. Не будь этого «явления Станислава ГУВД Нижегородской области» – даже родственники Алексея не сразу бы его хватились. По их словам – я созванивался с обоими его родителями – им сказали, что сын крайне тяжело перенес роды и сейчас находится в коме. В свиданиях отказывали. Несмотря на многочисленные жалобы. Черт, это теперь нужно еще и руководство ДемЦентра шерстить… При этом, судя по данным от непосредственно работавших с ним врачей – роды Смирнов перенес хорошо и был быстро выписан, а потом и отпущен под подписку о невыезде. Но до дома он явно не добрался. Хотя один из сотрудников Изолятора почему-то предлагал задержать его на больший срок. - Был «в деле»? Или догадывался об опасности? Глеб пожал плечами: - На тот момент этот Каверин сам ушел на больничный. И в городе его сейчас нет. Пометь себе – возьмешь в разработку. - Угу. - Итак… мы сейчас имеем действительно нелепую ситуацию. К сферическому в вакууме омеговеду приходит его пациент. Приходит домой. Хотя сотрудники Изолятора перед заключенными, ясное дело, своими адресами не разбрасываются. Но узнать адрес – это реально. Понятно и желание получить осмотр, о котором знало бы как можно меньше народа. А вот дальше идут странности. Оказав пострадавшему медицинскую помощь и засвидетельствовав (в меру своей квалификации) факт грубого или насильного полового акта, Белых попросту отпускает Смирнова на все четыре стороны, а сам идет подавать это заключение в ближайшее отделение полиции. Не вызывает наряд к себе, ни оставляет пострадавшего в своей квартире или ни отвозит к родным или в больницу. Просто дает ему уйти. После чего омега исчезает, как канувший на дно камень. И я искренне надеюсь, что в данном случае это только метафора. - Может, его сам Смирнов и упросил никого не вызывать? А заключение Белых принес от него… как бы втайне. - Звучит правдоподобно… если б Белых сам не удивлялся своему поступку. По его словам он очень смутно помнит произошедшее и, по-настоящему в себя пришел только у нас в отделении. - Нервы? - Я бы сказал… - медленно, растягивая слова ответил Громов, - хоть это и выглядит дешевой фантастикой…. Что-то вроде зомбирования или психического программирования. Но, увы, это тоже лишь мои личные ощущения. Примечания: Упоминаемые авиакатастрофы – какими бы поразительными не казались их причины, увы, реальны. Катастрофа Boeing 757 под Лимой - авиакатастрофа, произошедшая ночью 2 октября 1996 года. Причина катастрофы — заклеенные клейкой лентой трубки Пито со стороны капитана. Её наклеили при выполнении мойки самолёта, а после завершения работ забыли снять. Лента была серебристой, как и окраска самолёта в том месте, поэтому при осмотре ночью с помощью обычного фонарика её не заметили. В воздушной навигации эти датчики играют огромную роль, так как показывают горизонтальную и вертикальную скорости воздушного судна и высоту полёта. Эти же данные поступают в бортовой компьютер. Авиакатастрофа A310 под Междуреченском 23 марта 1994 года — авиакатастрофа, произошедшая в ночь с 22-го на 23 марта 1994 года под Междуреченском в Кемеровской области. В результате падения самолета Airbus A310 авиакомпании «Аэрофлот» погибли все 75 человек, находившиеся на борту. Главной причиной катастрофы стала недопустимая ситуация, при которой командир воздушного судна посадил за штурвал авиалайнера своего пятнадцатилетнего сына, чьи непредумышленные действия привели к частичному отключению автопилота. Авиакатастрофа в Куйбышеве (ныне – Самара) 20 октября 1986 года — катастрофа самолёта Ту-134А авиакомпании «Аэрофлот» (СССР). Причиной авиакатастрофы послужило преступное пренебрежение правилами безопасности полётов. Командир корабля Александр Клюев поспорил с экипажем, что сможет посадить самолёт вслепую, по одним только показаниям приборов. Он закрыл обзорные окна кабины с левой стороны металлическими шторками и повёл самолёт на посадку. Второй пилот, штурман и бортинженер не препятствовали его действиям. В расчеты КВС вкралась ошибка, и к полосе самолет подошёл со слишком большими вертикальной и горизонтальной скоростями. Шасси сломались от удара о взлетно-посадочную полосу, машина легла на брюхо, и её около 300 м несло по инерции, после чего она перевернулась через правое крыло и встала вверх шасси. От удара фюзеляж самолёта переломился надвое, из разрушенных топливных баков полилось топливо, и возник пожар. Из 94 пассажиров и членов экипажа выжило только 24 человека – в том числе командир корабля. Всего погибло 70 человек.