Нить

Настал, пожалуй, самый сложный период — изнурительные тренировки. Мы, кажется, слишком поздно вспомнили про хеллоуин, слишком долго писали музыку, текст… Да чёрт его знает, в чём мы просчитались, сейчас нужно нагонять. Нагонять галопом и с грузом ответственности на плечах. Я проследила, чтобы Кокоа наконец легла спать и не выклянчила себе печенья в постель, и мимолётно глянула на улицу. Не очень темно, нужно торопиться. Надела спортивный костюм, вышла на улицы и глубоко вдохнула. Свежий воздух бодрит, но бежать по-прежнему не хочется, однако ставлю в приоритет цели и бегу, не обращая внимания ни на что. Отдаю рефлексам обязанность следить за тем, что происходит по пути, сама же витаю в облаках. Думать получается только о том, когда же я так сильно изменилась. Я не хочу популярности, сцены, славы. Что во мне осталось — так это поведение ребёнка. Нестабильное мнение и непредсказуемые действия. Например, неделю назад я трогала волосы Минами. А позавчера обняла её при встрече. Она странно реагирует — смеётся, старается замять тему и отстраниться. Я могу буквально пересчитать по пальцам такие моменты со мной, но с Хонокой, например, она контактирует чуть ли не непрерывно. Противна ли я ей? Безусловно нет. Котори хоть и была доброй, но не была слабохарактерной. Изредка наша группа наблюдала её в плохом настроении — тогда доставалось всем. Меня всегда поражало то, как она это делает — лицо, обычно светящееся от радости, отражает недовольство всем своим видом; взгляд у неё презрителен, словно она — кит, а мы - жалкий планктон. Она не срывалась на крики и высокие тона, а говорила низким голосом, лаконично озвучивая, что мы делаем не так и что она думает насчёт процесса или вроде того. Она будто бы избивала тебя, но заставляла восхищаться. Психологически, конечно. В противовес этому она была чертовски милой, когда шила и общалась с фанатами. Интересно, сравнивает ли она меня с ними? Сбавляю шаг и подхожу к лестнице. Не той, что была возле школы — я живу дальше, поэтому заниматься тут мне удобнее. Тут тебя ждёт не лес, а мост над рекой. Вода, наверное, ледяная. Спускаюсь поближе к берегу без особой цели: потрогать воду, посмотреть за её смиренностью и просто отдохнуть. На другом берегу замечаю Котори. Она сидит на камне, болтает ногами — правда, не по-ребячески, а очень слабо. Видимо, от безделья. Решаю не кричать, а просто подойти к ней. — Привет, — неловко говорю я, вложив всё своё безразличие, чтобы не выглядеть странно. — Привет, — так же коротко отвечает она, слезая с камня и поворачиваясь ко мне. — Ты… Вроде бы, совсем не в этом районе живёшь. Не поздно для прогулки? — я действительно удивляюсь, ведь мне казалось, что она чертовски строга к своему режиму. — Загулялась. Нужно домой идти, наверное… — Минами-сан много работает и совсем не обращает на тебя внимания? — прерываю её я. Она в лёгком возмущении открывает рот, но не находит слов и просто кивает, а я продолжаю, — Прости, но это очевидно. У неё просто сложная работа, она действительно любит тебя. Могу приютить на ночь, иногда нужно менять обстановку, чтобы адекватно реагировать на всё. — Хорошо, — и тут пора удивляться мне. Нет, конечно, сказала я убедительно, но в реальности сложно поверить, что Минами Котори просто так возьмёт и придёт ко мне. Идём до дома в молчании, иногда перекидываясь парой незначительных фраз. Дома я наливаю ей чай, настойчиво предлагаю ей печенье, она отнекивается, но в итоге пробует, и искренне благодарит. «Пустяк», хочу ответить я, но не отвечаю, а лишь улыбаюсь и киваю. Не пустяк. Её улыбка такая милая. Стелю футоны в моей и Кокоа комнате после длительных споров, кто же куда ляжет — на кровать или футон. Наверняка с утра у всех возникнут вопросы, кроме матери — та была предупреждена ещё на кухне, когда она сонно шла попить. Она сама пододвинула футон ко мне поближе, крутится у меня в голове, когда я обнимаю её со спины. На ней — мамина футболка, служащая ночнушкой и лёгкие шорты. Она такая по-домашнему милая. И тёплая. А ещё я отчётливо понимаю, что Котори не спит, когда она обхватывает мои руки своими, притягивая их. Наверняка на утро всё тело затекёт, но это всё — неважно, думаю я, потеревшись подбородком об её плечо и закутавшись в серо-коричневые волосы. Я слышу, что она тяжело дышит, и удовлетворённо улыбаюсь, на всякий случай ослабив узел из рук. Она, видимо, поначалу думает, что я пытаюсь выпутаться, и потому опять притягивает мои руки к себе. Я буквально готова умереть от счастья, но буду жить ради неё. Звучит так, будто бы я преувеличиваю, но мои мысли ещё долго будут оставаться такими.