Поехали домой

Несколько минут ты топчешься на пороге, не рискуя позвонить. В подъезд ты попал вместе с молодой женщиной, нагруженной пакетами из супермаркета. А до этого почти час сидел на низком заборчике вокруг клумбы, выкрашенном в болотно-зеленый цвет, и курил. Во дворе было тихо. Редко мимо проходили люди, еще реже заезжали машины. На эту женщину ты обратил внимание сразу. Она очень долго выгружала из багажника пакеты из супермаркета, потом пыталась за один раз донести их до подъезда. Осознав бесполезность своих попыток, несколько минут искала телефон в безразмерной сумке, ругалась с кем-то по ту сторону сети. Но помощь к ней прийти не спешила. А у тебя закончились сигареты, ты слишком замерз, чтобы оставаться на улице, и не был уверен, что рискнешь позвонить в домофон. За помощь тебе вручили черную шоколадку и яблоко, как школьнику. На самом деле она предложила напоить тебя кофе или чаем, ты сам отказался. Прижимаешься лбом к прохладному металлу, вздыхаешь и уже поворачиваешься, чтобы идти вниз, когда дверь открывается сама. Он стоит на пороге и с легким раздражением смотрит на тебя. Ждет. Ты молчишь, слегка опешив, а потом протягиваешь ему яблоко и шоколадку. Покачав головой, он пропускает тебя в квартиру. -Антонова выгнала из больницы? – тихо спрашивает он. Киваешь в ответ. Ты бы остался там сидеть вместе с ней на потертом кожаном диване в приемном отделении и ждать. Но она настояла. Ее голос звучал твердо и слишком спокойно: -Нам нет смысла обоим сходить здесь с ума… А ты сидел рядом, смотрел на нее. Она почти не двигалась, идеально прямая спина, руки неподвижно лежали на коленях, прямой взгляд потемневших глаз в противоположную стену. Бледная, с углубившимися и заострившимися линиями на лице, отчего она казалась значительно старше своих лет и жестче. -Езжай домой, Вань… Езжай домой, - тихо повторила она. Ты поднялся, но прежде, чем выйти, обернулся. Маленькая. Худенькая. Но с такой внутренней силой, любой позавидует. «А что будет, если она сорвется?» – пронеслось в голове. Ради Галины Николаевны ты надеялся, что этого не произойдет. Рогозиной стало плохо прямо во время допроса. Она дожала подозреваемую, получила признание. И только после того, как ту вывели, тяжело навалилась на стол. Сидящая рядом с тобой Власова нахмурилась. -Что-то не то, - прошептала она, поднимаясь, а ты не мог даже пошевелиться. Страх сковал все тело. Вбежав в допросную, она успела подхватить оседающую на пол Галину Николаевну, крикнув тебе: -Звони Антоновой! Сейчас ты не вспомнишь, как схватил телефон, как кричал в трубку. Не вспомнишь, как носился по коридору в ожидании скорой, пока Круглов не поймал тебя и не усадил на стул, а сам встал позади, не позволял подняться, до синяков сжимая плечи. Сейчас ты помнишь только этот почти животный ужас, разрастающийся внутри, готовый завладеть тобой целиком. Руки снова начали дрожать, и ты бессильно опускаешься на стул, поднимаешь на него умоляющие глаза: -С ней ведь все будет хорошо? -Это Рогозина, Тихонов, так просто она мне свое место не отдаст, - усмехается он, ты тоже не можешь сдержать улыбку. – Есть будешь? Жареная картошка на сале? -Нет, спасибо… Можно я… - запинаешься, смотришь на него, но он понимает. -Где одеяло и подушка ты знаешь, полотенца в ванной на верхней полке. Я все разогрею, надумаешь – приходи. Ты кивнул и поплелся в ванну, а потом к дивану, который мысленно уже начал называть своим. Стоило только лечь, как ты провалился в сон. С мыслями: все будет хорошо.