Ребёнок

Ребёнок был маленьким, на вид не старше семи лет, очень тощим и напуганным. Картину портили два белых крыла, которые понуро волочились следом за мальчиком по влажной земле. Кейв не сразу понял, что это крылья: белые перья все поломаны и вымазаны в грязи. Но когда мальчик шевельнул этими грязными шлейфами, сомнений не осталось. Крылья. Кейв поднял руку с пистолетом и прицелился. Ребёнок остановился и посмотрел на него. — Папа? – мальчик вытер слезящиеся глаза. Они были ярко голубыми, но форма удивительно знакомой даже с воспаленными веками. — Нет, я не твой папа, — против воли ответил рыцарь. Он уже узнал это лицо. Не смотря на разницу в цвете кожи и волос, на грязь и прилипшие к щекам волосы и листья, крылатый зверёныш, несомненно, был братцем тех трёх несносных мальчишек, что с начала зимы поселились в Альдуруке. Ангел нахмурился и сделал шаг вперёд. Тонкая нога поскользнулась на влажном мху, и мальчик кубарем скатился под копыта коня сара Кейва. Животное даже не пошевелилось, а ребёнок, кое-как встав, всхлипнул и принялся няньчить руку. — Ты чего? – Кейв нахмурился. Мальчик всхлипнул и погладил больную конечность. Потом поднял на него взгляд и снова спросил: — Папа? — Нет, не я, — Кейв ещё немного посмотрел, как мальчик сначала гладит руку, потом пытается подобрать волочащиеся за спиной крылья. — Ты кто? Мальчик вопросительно посмотрел на него, но ничего не ответил. — Ты говорить умеешь? — Папа? — Понятно, — Кейв вздохнул и включил внутреннюю связь в шлеме. – Лют, подойди сюда. «Зачем?» — Надо. Тебе понравится. **** — У него крылья, — Лютер наконец-то смог сформулировать крутящуюся в голове мысль. Он даже потрогал эти самые крылья. Свежий найдёныш сидел у него на коленях, закутавшись в одеяло, и жевал полоску сушеного мяса. — И зубки ещё оцени, — Кейв сидел рядом и тоже прикладывался к пайку товарища. Лютер осторожно повернул голову мальчика. Тот послушно раскрыл рот и позволил рассмотреть две пары клычков, сверху и снизу. — Папа? – спросил найдёныш, когда Лютер убрал пальцы с его лица. — Ты ешь, — Лютер развернул его голову обратно. — Ну, как? — Ты издеваешься? — Вроде того. — Спасибо, брат. — Ааа, брось. Я тоже не знаю, что с этими зубами делать. — Кейв. Крылья. — Ангел же. — Ангел?.. – Лютер посмотрел на мальчика. Тот запихнул полоску мяса в рот целиком и теперь усердно её жевал, кутаясь в одеяло. Крылья под одеялом мерно шевелились в такт возне мальчика. — Ангел. — Кейв, он не ангел. Это просто мальчик, у которого какого-то хрена есть крылья! – Лютер перелил из фильтра чистую воду во флягу и передал её найдёнышу. Тот немедленно осушил её до дона и счастливо улыбнулся. — Ну… А ты видел живого ангела? — Кейв, у меня дома трое уже таких. И у них нет крыльев! — А у этого есть. — Кейв, тебе крылья понравились, да? — Ну… да. Как ты думаешь, он летать умеет? — Кейв! — Прекрати орать, — подал голос сар Имер. – Ты его напугаешь. — И ты туда же? – Лютер схватился за голову. Мальчишка на его коленях наелся, напился, и, завернувшись вместе с крыльями в одеяло, приготовился спать. Лютер мыслено попрощался с очередным походным одеялом, и невольно сравнил мальчика со Львом. То ведь тоже первым вышел к людям. Но Лев был жилистым, сильным и очень самостоятельным. Это же крылатое недоразумение вело себя, словно только утром потерялось. И слово это, «папа». Мышонок тоже утверждал, что имя ему дал отец. Хотел бы Лютер поговорить по душам с этим горе-папашей. — Где три, там и четыре, — хмыкнул Кейв. – К тому же ангелочек. Не кажется ли тебе, друг мой, что это знак судьбы? — Какой знак? Что эта дырка в лесу, откуда они берутся, никак не схлопнется? Или что мне надо кровати в комнате друг на друга ставить? Сколько можно-то? — Ангел же, Лют! — Что ангел? «И спустятся они, ангелы тёмные, с далёких звезд»? – Лютер мог вспомнить ещё десяток цитат про этих мифических существ, где они играли разные роли, от карающих воинов до избавителей от бед. Объединяло их одно: ангелы не существуют. Точнее, он так думал. Один мирно свернулся клубком на его коленях и беззаботно спал. Грязное лицо со впалыми от истощения щеками выглядело совершенно невинно. Какой вот из этого малыша карающий воин? *** Лев внимательно следил за своим противником. Это была хитрая и коварная тварь из леса. О, Лев насмотрелся на таких, прежде, чем Лютер забрал их в Альдурук. Лев знал их поведение, знал, как они мыслят, знал их повадки и знал, чего они хотят добиться. А его противник был самой коварной из всех. Он был хитёр, он подкрался, откуда не никто не ожидал, и умело скрывал свою натуру. Он вышел из леса в начале лета. Маленький зверь, внешне безобидный, но по своей сути — ужасная тварь невиданной хитрости. Лев сначала тоже поддался на этот обман и не придал значения её появлению. Тварь воспользовалась этим и поселилась в их с Лютером комнате. Самое страшное, что старший брат не увидел никакой опасности. Более того, он отнёсся к вторженцу, как если бы он был им, Львом, или на худой конец мелким или этим странным пареньком Мортом, которого притащили в замок весной. Более того, Лютер беспечно называл вторженца Воробушком, назвал младшим братом и даже пара крыльев за спиной ничуть его не смущала. Это был не воробей, нет. Это была хищная риг’туи, птица, полная злобы и коварства. Она издали чуяла свою жертву и, отравив её своим ядовитым укусом, ожидала её смерти. Её пасть полна острых зубов, а крылья пропитаны ядом. Для маскировки Лев решил заштопать порвавшуюся ночью рубашку. Он молча кое-как латал прореху, исподлобья наблюдая за этим «Воробушком». Противник сидел рядом с читавшим книгу Лютером и молча гладил его по боку, время от времени вздрагивая своими крыльями с острыми ядовитыми перьями. Брат, против обыкновения, не требовал, чтобы «младший брат» занялся своими делами и не мешал ему. Время от времени широкая и грубая ладонь опускалась на макушку риг’туи и гладила его. Тогда отвратительные белёсые крылья начинали трепетать, словно на ветру. На это было невыносимо смотреть. Риг’туи отравляла существование старшего брата, а то, не видя опасности, держал врага рядом и отказывался видеть грядущую беду, как бы Лев не пытался открыть ему глаза. Лев не знал, как переубедить брата и как раскрыть коварную натуру затаившегося хищника. Но Лев никогда не сдавался. Если надо спасти старшего брата, он это сделает даже против его воли. — Лют, — тварь отлипла от бока Лютера. — Что случилось? В ответ тварь пошевелила своими крыльями. Лютер вздохнул. — Снова болят?.. Что же с тобой делать, — старший брат обнял этого мерзавца и погладил белые перья. Коварная тварь обняла его бок и замерла. И снова старший брат ничего ему не сказал, и позволил так сидеть дальше. Лев не заметил, как сжал в пальцах иголку и погнул её. Остриё кольнуло ладонь. Он раздражённо пососал укус и осмотрел повреждения. Иглу ещё можно было выпрямить. Лев даже мог бы сделать это сам, растянув иглу пальцами, но вместо этого он подошел к Лютеру и подёргал его за рукав. — Ммм… Лев? Что случилось? Он молча показал старшему брату погнутую иглу. На лбу Лютера появилась морщинка, которая складывалась, когда он был чем-то расстроен. Лев поджал губы и нахмурился. — Ещё одну? Лев, ты не можешь аккуратней? — Я случайно, — с трудом процедил он в ответ. Сердце на мгновение словно сжала невидимая рука. Риг’туи Лютер так не ругал. Лютер несколько секунд смотрел на него, потом вздохнул и достал из миски с катушками ниток ещё одну иглу. — Лев, это последняя. Постарайся с ней быть аккуратнее. — Хочешь, я тебе помогу? – внезапно сказал риг’туи. Лев посмотрел в голубые глаза твари и огрызнулся: — Нет. — У меня хорошо получается, — не унимался риг’туи. – Давай помогу! — Нет я сказал! — Лев! – возмутился Лютер. – Что он такого сказал? Мальчик сжал губы и резко отвернулся. Лютер ничего не сказал ему в спину и не стал останавливаться. Когда Лев сел на лавку, старший брат уже отвернулся обратно к книге, а риг’туи снова гладил его по боку. Лев сглотнул подступивший к горлу комок и одёрнул себя. Не время распускать сопли. Он должен быть сильным. Риг’туи ещё поймёт, что выбрал себе не ту жертву. **** — Иди сюда, — Лев завёл риг’туи за сваленное у конюшни сено. Здесь, у сходящихся деревянных стен конюшни и старой каменной башни, было грязно, тихо, и в этот закуток мало кто приходил. — Да, — риг’туи принялся раскачивать руку Льва, за которую держался. Лев просто стиснул зубы. Ничего, уже скоро. Мор и мелкий были уже здесь. Риг’туи удивлённо распахнул голубые глаза, потом улыбнулся. — Что ты хотел мне показать? Лев кивнул, показывая, что пора. Силы в риг’туи оказалось изрядно. Мелкая тварь отчаянно вырывалась, колотила их руками и ногами. Но Лев знал, как с ним бороться. Первым делом они завалили тварь на землю и придавили весом. Риг’туи попытался их скинуть и встать, но несколько тычков под рёбра и в голову его немного успокоили. Риг’туи обмяк и на несколько секунд замер. Мор устроился у него не спине, скрутив руки и упершись в крылья коленями. Мелкий держал ноги. Лев не знал, сколько он там усидит. Нужно было спешить. Риг’туи, словно услышав его мысли, забился и закричал. Лев спешно заткнул ему рот ладонью. В ответ риг’туи вцепился в него своими клыками. Лев вскрикнул от боли, и ударил свободной рукой по голове зверя. Риг’туи обмяк и замер. — Быстрее давай, — пробурчал Мор. – Если уж взялся. Его голос, как всегда, звучал сипло и равнодушно. Лев осмотрел кровь на своей ладони. Клыки риг’туи оставили глубокие следы, а пальцы онемели. Яд. Лев молча взял целой рукой ножницы и сел на одно из крыльев. Измазанные в грязи, они уже не выглядели так завораживающе. Это обнадёживало: колдовство риг’туи и правда находится в крыльях. Лев сжал зубы и принялся за дело. Выдирать живые перья оказалось тяжело. Мелкие и пушок Лев вырвал без особого труда. С нижними рядами пришлось труднее. — Н-надо, пожалуйста! – прохрипел риг’туи, когда Лев на пробу вырвал длинное маховое перо. Он не остановился. Руки вскоре начали болеть от работы, а острые края перьев несколько раз резали ладонь. Лев попробовал отламывать маховые, но они просто гнулись. Летать риг’туи не сможет, но оставлять колдовские перья было нельзя, иначе всё будет напрасно. Пришлось рвань. Риг’туи больше не кричал и не просил ничего, только плакал и слабо дёргал крыльями, когда Лев выдирал перо. Этих перьев оказалось так много, что вскоре ими был завален весь закуток за конюшней. Под конец Лев выдохся. Риг’туи тоже. Он не плакал, не вздрагивал, просто молча ждал, когда всё закончится. Без перьев крылья риг’туи выглядели отвратительно: уродливые, кривые, не похожие на руку или ногу, все в крови и остатках пуха. А белая кожа вовсе ужасная, вся в чешуйках и пупырышках. Как Лев и предполагал, без белых перьев колдовство твари потеряло силу. Но вместо облегчения Лев почувствовал что-то вроде жалости к противнику: валяющийся в грязи перепачканный мальчик с нелепыми окровавленными обрубками на спине выглядел не грозно, а жалко. Он не мог понять, что же опасного он видел в риг’туи ещё полчаса назад. Это был глупый мелкий человеческий ребёнок вроде тех, что бегали по двору и игрались с деревянными мечами. Они были маленькими, неуклюжими и бестолковыми. Наставники тоже не спрашивали с них много. Гораздо меньше, чем с тех мальчиков, с которыми занимался сам Лев. — Всё, проваливай, — велел Лев, когда они отошли от риг’туи. Лицо Мора, как всегда, ничего не выражало, а Конрад снова начал трястись. Лев со вздохом обнял его и погладил по спине, чтобы не дать этому перерасти в приступ. – Всё в порядке. — Нет, — заелозил подбородком по его плечу Конрад. – Лют нас убьёт. — Опять увидел? – разозлился Лев. – Ничего же не сбывается! Конрад пожал плечами и вцепился в брата. Риг’туи медленно поднялся из грязи и, не оборачиваясь и не отряхиваясь, побрёл прочь. Обрубки за спиной волочились концами по земле. Риг’туи покачивался и запинался, едва не врезался в угол конюшни, но удержался и пропал из виду. *** от автора: реакция Лютера на эту выходку так и осталась на стадии обсуждения, так как автор так и не сумел определиться, что именно он сделает: попытается разобраться в ситуации, придёт в ярость или повесится от осознания собственного педагогического провала. *** Лев молча наблюдал, как самый мелкий пытается влезть на край парапета. Ему это зрелище не нравилось. Во-первых, этот маленький говнюк был неуклюжим сам по себе, а с обросшими крыльями – ещё больше. Во-вторых, за парапетом был обрыв. Не просто стена, а каменный обрыв, внизу усеянный копьями, чтобы ни одна тварь не смогла к ним подобраться. Поэтому и в-третьих, Лютер крылатому мерзавцу запретил подниматься на стены. Мелкий наконец-то взобрался на парапет, выпрямился и счастливо раскинул руки. Следом он распахнул ещё не до конца обросшие крылья и принялся ловить ими ветер. Лев счёл, что это уже слишком. Летать это крылатое недоразумение не умело, хотя очень хотело. Все уже привыкли к виду мелкого на крыше конюшни или на высоком парадном крыльце Башни Ангелов, где он топорщил крылья и пытался побороть страх и спрыгнуть вниз. Некоторые его дразнили, некоторые подбадривали и обещали поймать. Мелкий прыгал, но крылья без половины перьев его не держали. Да и когда все перья были на месте, летать тоже не получалось. Рекордом было длинное планирование с крыльца до самой лужи около входа в рефекторий. Мелкий пробовал прыгать с крыши конюшни, но крылья не выдержали, сложились, и он чуть не расшиб себе голову. Тогда-то Лютер ему и запретил даже пробовать ловить ветер. Но мелкий, разумеется, не послушался. Лев оглянулся на стяги магистров ордена около Башни Ангелов. Ветер, обычно лениво переворачивающий тяжёлые полотнища, теперь полоскал их на ветру. Лев посмотрел на мелкого. Ветер раскачивал его, а крылатый дурак счастливо улыбался. Один раз подпрыгнул и едва не слетел со стены. Лев молча спрыгнул с края бойницы, положил книжку на пол и пошел наводить порядок. Когда он спустился по башенной лестнице и вышел на деревянный настил стены, мелкий всё ещё стоял на каменном зубце и, присев, медленно поводил крыльями. — Эй, мелкий! — Лев решительно подошел к нему. — Быстро слезай, пока Лют не увидел! Риг’туи резко обернулся на его голос. В голубых глазах мелькнуло узнавание, а потом ярость. Он оскалил свои клыки, грозно расправил крылья… и резкий порыв ветра опрокинул его на спину. Лев рванул вперёд. Он схватил мелкого за руку, сжал, обрадовался, и тут же боль вцепилась в его рёбра, плечо и спину. Льва перетянуло за парапет между двумя зубцами, и каменный угол больно ударил его в грудь. Правое плечо разрывало от боли. Лев посмотрел перед собой и с ужасом увидел пропасть и болтающегося там мелкого. Он размахивал крыльями и бился. Лев держал его за запястье и сам не понимал, как ещё не разжал пальцы. — Крылья сложи! — прохрипел Лев. Мелкий выпучил на него безумные от страха голубые глаза и забился ещё сильнее. — Прекрати, я сказал! Упадёшь! Мелкий, то ли от страха, то ли потому что услышал, опустил крылья, и ветер почти перестал их болтать. Мелкий в ужасе тоненько закричал и попытался дотянуться до Льва второй рукой, но не сумел. Сам Лев пытался сообразить, что ему делать. Ног Лев не чувствовал. Но судя по тому, что дальше наружу он не падал, они за что-то зацепились. Он попытался понять, что с его телом и ощутить его, но внезапно понял, что соскальзывает, и снова зажал все мышцы. Падение остановилось. Похоже, он всё-таки упирался ногами в камень, поэтому и не падал. Лев снова посмотрел на мелкого. Тот смотрел в ответ всё теми же безумными глазами. Плечо болело, и он окончательно перестал чувствовать пальцы. Лев попытался дотянуться до мелкого второй рукой, но снова едва не упал. На мгновение появился соблазн разжать ладонь. Риг’туи не спасётся. О не умеет летать, а с этими облезлыми крыльями ему даже не планировать, как с крыльца. Его труп найдут на кольях под стенами. Лютер, конечно, расстроится, но… Лев сжал зубы и попытался нащупать рукой край парапета. — Не дёргайся! — он упёрся в камень и попытался подняться. Грудь и рёбра отозвались на это движение резкой болью. Чуть с опозданием пришла реакция руки, на которой висел мелкий. Лев закричал от боли, но выпрямил руку и приподнялся над камнем. Он рыцарь. Этого у него не отнимет никто, ни риг’туи, ни сошедший с ума старший брат, готовый бросить его ради умилительных крылышек. Быть рыцарем непросто. Иногда — мучительно больно. Ветер ударил его в спину, скользнул под животом и чуть не швырнул за стену. Лев сжал губы и напрягся. Его колени и рука упирались в парапет. Мальчик собрал все свои силы и потащил мелкого на себя. Воробей покорно позволил втянуть себя обратно. Только когда Лев принялся втаскивать его на парапет, он зашевелился и попытался помочь. Лев с рычанием оттолкнул его руку и протащил мелкого между зубцов. Они упали на деревянный настил. Лев зашипел от боли и рёбрах и плече. Он хотел закричать, но воздуха в лёгких не было. К боли в рёбрах внезапно присоединился живот и колени, которыми он упирался в камень. Лев почувствовал на глазах слёзы. Рядом тихо пищал мелкий. Лев с трудом заставил себя закрыть рот и повернул голову. Воробей свернулся рядом калачиком, растопырив полулысые крылья, и нянчил руку, за которую его поймал Лев. — Ты чего? — сначала Льву показалось, что мелкий ревёт, и он хотел было отчитать его за то, что полез на парапет и едва не угробил их всех. Но внезапно понял, что голубые глаза абсолютно сухи, а мелкий не рыдает, а мелко трясётся. Где-то Лев это уже видел. — Так, успокойся, — Лев заставил себя встать и целой рукой подтянул к себе риг’туи за крыло и крепко обнял. — Никаких истерик и видений, ты понял? Тебя ещё не хватало… Мелкий трястись не перестал, но вроде не закатывал глаза, не плевался словами, а просто подобрал крылья, положил голову Льву на плечо и пристроил на животе руку. Лев на всякий случай погладил его по голове и ещё несколько раз сообщил, что всё прошло, и всё в порядке. Мелкий никак не реагировал, но трястись почти перестал. Лев решил, что риг’туи просто испугался, а не больной, как Конрад. — Больше не делай так. Тебе Лют запретил почему? Потому что нельзя. Убьёшься, — Лев вздохнул и чуть подвинул мелкого. Рёбрам стало полегче. — Что, если бы меня рядом не было? Мелкий посмотрел на него уже успокоившимся взглядом и ничего не сказал. Лев перевёл взгляд на его руку. Запястье было вывернуто под очень неприятным углом. — Вот же… — Лев внезапно понял, зачем существуют все те ругательства, за которые Лютер ругал Мора и Мышонка, и которыми через слово сыплют некоторые рыцари. Эти ругательства более, чем отлично описывали его душевное состояние. — Это я тебя так? — Лев захотел было попробовать вправить запястье, но не решился трогать. Даже ему было видно, что тут нужен апотекарий. — Пошли, надо показать тебя Кейву. Лев здоровой рукой поднял мелкого за плечо. — Пошли, чем быстрее дойдём, тем меньше будете болеть. Воробей исподлобья посмотрел на него и кивнул. Мальчик неуклюже сложил свои крылья и поплёлся ко входу в башню. *** Кейв был другом Лютера, и Лев осознавал риски. Но и другому апотекарию доверить мелкого он не мог. Лютер влетел в аптекарион всего через полчаса, как они туда приползли. — Что случилось? – он немедленно направился к риг’туи. Тот радостно улыбнулся зарёванным лицом и захлопал крыльями. Лютер осторожно осмотрел уже наложенные лубки и со вздохом взял мелкого на руки. — Кости я вправил. Заживёт месяца через три, – сообщил Кейв, поглядывая то на Лютера с риг’туи, то на Льва. Скорее всего, он уже знал историю про крылья мелкого, и догадывался, что сейчас будет. Лев сглотнул, погладил больные рёбра и попытался сосредоточиться на физической боли, чтобы сохранить спокойствие. – Лев, – Лютер наконец-то заметил его присутствие. – Ты тут что делаешь? – Он привёл его, – спокойно ответил Кейв. – Лев. Что случилось? – очень тихо спросил Лютер. Лев закусил губу и заставил себя пожать плечами. Потом исподлобья посмотрел на старшего брата. Пусть риг’туи… да чёрт с ним, с этим мелким. Старший брат не был под действием никакого колдовства, просто нашел себе новую игрушку, с голубыми глазками, умилительным личиком и белыми крылышками. А ещё глупенькую и послушную. Лев в глубине души был вынужден признать, что в этом плане мелкий лучше него. Кто бы и что у него не отнял, Лев знал, что должен стать рыцарем. А рыцари не ябедничают. – Так и будешь молчать? Лев сосредоточился на боли в рёбрах. Он вздохнул и против воли вздрогнул, когда это простое движение отозвалось резкой болью на весь бок. – Что у вас случилось? – Лютер посмотрел на Воробья, но тот просто часто моргал и испуганно смотрел куда-то на лоб рыцаря. – Лют, если он хотел сделать мелкому что-то плохое, то не стал бы сам приводить его ко мне, – попытался вступиться за Льва Кейв. – Это мы сейчас выясним, – Лютер опустил мелкого на пол и подошел ко Льву. Тот закрыл глаза и сжался. – Я пока ещё твой опекун, и ты мне всё расскажешь, – Лютер схватил его за правое плечо. Лев уже почти забыл о нём, но жесткие пальцы старшего брата впились в его тело, как раскалённые клещи. Лев сипло завыл и забился, пытаясь освободиться. – Прекрати этот спектакль! – прорычал Лютер. – Я сыт ими уже по горло! Лев его не слушал. Боль стала невыносима. Он не глядя ударил Лютера по руке и, когда пальцы разжались, скрючился на полу от боли. Теперь болело всё и он с трудом мог дышать. Он слышал какой-то шум, но не понимал что происходит. – Иди-ка сюда, – он обнаружил, что сар Клейв пытается поднять его на ноги. Лев позволил это сделать, потом послушно помог снять с себя рубашку. Ему уже было всё равно. – Ничего так, – присвистнул апотекарий. – Вы двое подрались, что ли? Лев опустил взгляд на своё тело. Там, где он ударился грудью об угол парапета стены, багровели кровопотёки. Прикосновения апотекария к ним отдавались болью. Плечо внешне почти не опухло, но каждое прикосновение вызывало желание расплакаться и завыть от боли. – Сиди и не двигайся, сегодня буду вас всех лечить, – невесело усмехнулся Кейв. Лев оглянулся на Лютера и увидел, что тот странно держится за руку, а риг’туи что-то беспокойно гудит. Значит, он всё-таки перестарался, когда отталкивал старшего брата. Или уже не старшего брата, после всего случившегося-то. *** Лев лежал на спине на жесткой койке. Рёбра были крепко сжаты повязкой, а правая рука примотана к боку, чтобы он не двигал больным плечом. Хотя Кейв пообещал ему, что всё заживёт, Лев почему-то думал, что больше не сможет держать правой рукой меч или пистолет. Значит, он останется калекой и не станет рыцарем. Эта боль оказалась куда страшнее боли в теле. Он не станет рыцарем. Риг’туи отнял у него даже это. Врождённое упрямство не давало Льву погрузиться в пучину отчаяния. Поэтому он просто думал, как ему придётся брать меч в левую руку. Она была непослушней правой, но что ему ещё делать? Пока есть какой-то шанс, надо сражаться. Так учили Изречения, и так всегда говорил Лютер. Эта мысль принесла ещё один укол боли. Лютер много чего говорил, а потом бросил. Стоит ли верить его словам теперь? Да и был ли вообще тот заботливый старший брат, или Льву просто показалось? Лютер сидел тут же и молча гладил притворяющегося спящим Льва по здоровой руке. Когда они не пришли на ужин, в аптекарион притопали Конрад и Мор. Конрад, как всегда, разревелся и наобещал всем бед, и Кейв, дав ему успокоительного, уложил припадочного молчать на дальней койке. А Мор сумел разговорить риг’туи, и тот, путаясь в словах, рассказал, что произошло. Лев к тому времени уже был растёрт вонючими мазями и крепко перевязан. Кейв и ему дал успокоительного чая, сказав, что он снимет боль и даст поспать. Лев не заснул. От этого чая он наоборот почувствовал удивительную ясность мысли. Словно у него выросли крылья. А вот тело действительно почти перестало ощущаться. Он был бодр и силён, и готов вскочить в любой момент. Только хотелось лежать дальше и не шевелиться. Вокруг него происходила какая-то суета. Наконец, судя по звукам, Мор увёл мелких спать. Лютер, к удивлению Льва, остался сидеть с ним. Что ему надо? Лев не хотел даже гадать. — Спит? – это был голос сара Кейва. — Похоже, — Лютер положил ладонь Льва на кровать. – Вот что мне с ним делать, а? — Поговорить? Он же не внезапно с ума сошел. — Пробовал уже. — И что? — Ничего. Несёт какую-то околесицу про зверя, про то, что воробушек меня околдовал и хочет сожрать. И что я его бросил, видите ли! — Хех. — Тебе смешно?! Малыш до сих пор по ночам просыпается и ревёт! — Лют, ты у маменьки один же? — Ну и? — Старшие ревнуют родителей к младшим. Особенно если не надо пахать на поле от рассвета до заката и бояться, что по твою задницу придёт Великий Зверь. Лютер издал что-то, вроде стона. Лев на всякий случай приоткрыл один глаз, и убедился, что со старшим братом всё в порядке, он просто с силой растирал виски и ругался под нос. Заметив, что Лев проснулся, Лютер отнял руки от лица и беспокойно спросил: — Как ты? — Ничего вроде, — Лев потрогал рёбра, но ничего не почувствовал. Было только трудно дышать из-за повязки. Лютер покачал головой и снова взял его за руку. Лев не сопротивлялся. Пусть. Можно на минутку представить, что никаких риг’туи нет, за окном всё ещё зима и всё хорошо. — Спасибо, что помог Воробушку, — Лютер, как всегда, всё испортил. Лев пожал плечами. Правое уже не болело. Он подумал, что, возможно, ещё не всё пропало, и рука заживёт. Лютер снова замолчал и погладил Льва по лбу. Потом убрал руку. Потом снова погладил. Лев терпеливо ждал, когда ему наконец-то надоест. — Лев. Что бы ты не думал, ты мне очень нужен. — Да, я помню, ты поклялся меня защищать и воспитывать, — Лев это всё уже слышал. — Не только. — Ну да, — Лев отвернулся. — Дело не только в клятве, Лев. Как ты думаешь, почему я её дал? — Ну… — вот тут Лев не знал, что сказать. Он вспомнил, что Лютер рассказывал об их первой встрече. – Я тебе понравился? — Верно. — Ну, значит, разонравился. Лютер вздохнул. — Это неправда. Чтобы ты не думал, нет. Я тебя очень люблю. Так же сильно, как когда нашел тебя. — Ну да, — Лев закатил глаза. — Лев. Ты можешь думать, что хочешь и не верить мне. Но мне очень плохо от того, что ты стал относиться, как к врагу. Я не сделал тебе ничего плохого. Ничего, чтобы заслужить твою ненависть… И даже если заслужил, то ни воробушек, никто-либо другой её не заслужили. Если ты имеешь что-то против меня, то и обращай свой гнев на меня. Лев сжал губы и отвернулся. Снова этот риг’туи. Льву захотелось ударить его прямо в это жалостливое виноватое лицо. — Зачем ты их взял?! — Что? — Зачем ты их взял?! – закричал Лев. – Там было хорошо втроём! Лютер ошарашенно отпрянул. — Что ты имеешь ввиду? — Этих двоих, зачем ты их взял? — Они твои братья! — Они никто мне! – Лев всё-таки сорвался на визг. – Я их не знаю! Ты их притащил! Я не просил тебя их тащить! Дыхание закончилось, и Лев с хрипом замолк. Он только сейчас заметил, что мышцы свело от няпряжения. Он заставил себя расслабиться и вздохнуть. — Я не просил! – сипло выдохнул он, поняв, что Лютер не будет ничего говорит. Лев забыл о своём желании гордо молчать и разорвать отношения со старшим братом. Плотину в его душе словно прорвало, и нужные слова, которые он мучительно подбирал весь последний месяц, сами приходили на язык. – Ты взял их, ты бросил нас! — Я не бросал! — А что ты сделал? – Лев яростно вытер проступившие на глазах слёзы. – Крылатый с тебя не слезает, ты только с ним и носишься, воробушек то, воробушек сё! Или Мор то, Мор сё, наставник его хвалят, какой молодец! — Так ты из-за этого?.. – Лютер не договорил. Лев шмыгнул внезапно забившимся носом. — А из-за чего ещё?! Я только про них и слышу. Нашел себе игрушки! — Лев… — Меня не так зовут! Это ты меня так назвал! Зачем ты вообще меня привёз в Альдурук?! – Лев ещё раз вытер предательски заливающие лицо слёзы. – Сразу бы этих двоих притащил! Он резко развернулся на другой бок и натянул одеяло. От слёз это не помогло. Льву было безумно обидно и жалко себя, и он перестал сдерживать рыдания. Лютер погладил его по плечу, от чего стало только хуже. Он разревелся и сжался в комок, чтобы спрятать лицо. Старший брат попытался его развернуть, но Лев огрызнулся. Тогда Лютер просто взял его на руки. — Оставь меня, — Лев попытался отбиться, но не вышло. Одна рука была крепко привязана к боку, а вторая стала мягкой и непослушной. Лютер легко отвёл её в сторону и посадил его у себя на коленях. — Иди крылатого обнимай, — прорычал Лев, но слова потонули в хлюпанье. Лютер обнял его и прижал к груди. Лев упёрся щекой куда-то ему в ключицы и гневно всхлипнул. Ему эти нежности были не нужны. — Вали к ним! – Лев попытался вырваться, но старший брат держал его слишком крепко. И молчал. Лев попытался его укусить в плечо, но промахнулся, и сначала укусил ворот рубашки, потом бороду. Лютер же просто молча держал его на руках и не отпускал. Лев в ярости вытер потёкший нос о плечо брата и замер. Когда-нибудь Лютеру это занятие надоест, он потеряет внимание, и Лев вырвется. — Я не знаю, что тебе взбрело в голову. Возможно, я в этом виноват. Я забыл, что ты ребёнок и что тебе тоже нужно внимание, — тихо сказал старший брат ему на ухо. – Я хочу, чтобы ты знал, что я тебя очень люблю. Лев ничего не ответил. — Тебя и Мышонка. Вы мои маленькие лесные найдёныши. Я не представляю своей жизни без вас. Без тебя. И что у нас появились Мор и Воробушек, ничего не значит. Ты по-прежнему мой сердитый лесной лев. Слёзы потекли ещё сильнее. Лев снова вытер нос о ткань, но это не помогло. Пришлось поднимать руку. Лютер воспользовался его движением и заставил поднять голову. Лев сердито уставился на него. Впечатление испортил некрасивый всхлип. Он отпихнул руку брата и снова уткнулся ему в плечо. Лютер через секунду обнял его и крепко прижал к себе. — Если бы меня вернули в прошлое и рассказали, как всё будет, я бы снова тебя нашел и взял в Альдуруку. Лев шмыгнул нос и вытер лицо ладонью. — Это я тебя нашел, понял? – он попытался сделать голос грозным. – Это я к тебе вышел, а не ты меня нашел! Лютер ничего не ответил. — Ты мой, это я тебя нашел! – Лев почувствовал новый комок в горле и поспешил снова уткнуться в плечо брата. Лютер кивнул и погладил его по голове. — Хорошо. Это ты меня нашел. И я твой. И буду твоим всегда. Лев кивнул и, не разгибаясь, обнял брата за шею здоровой рукой. Лютер тоже обнял его и гладил по затылку. Потом замер, просто прижимая мальчика к себе. Лев закрыл глаза и прислушался к биению сердца старшего брата. Можно вообразить, что ничего не было, и они у себя в комнате. *** — Лев, ты хоть понимаешь, почему я разозлился? — Я поступил не по-рыцарски? — Вопрос не в том, как ведёт себя рыцарь. А как он… как он понимает и думает. Не будет никакого толку, если ты извинишься перед малышом. То есть, толк будет, это лучше, чем не извиняться. Но… ты должен понять, почему ты поступил плохо. — Я обидел беззащитного? — Верно, — Лютер снова помолчал. — Но… Рыцарь — это не просто следование каким-то правилам, Лев. Это понимание этих правил, внутренняя честь и благородство. Почему нельзя обижать беззащитных? — Потому что они не могут защититься сами? — Верно. Теперь представь, как малышу было больно и страшно, когда на него напали сразу трое? И не просто трое, а его братья, которых он любит и которым полностью доверяет. — Я ему не старший брат, — пробурчал Лев. — Он тебя считает старшим братом. И ты этим воспользовался. Ты же не напал на него, а, пользуясь этим доверием, заманил в укромное место, где за него никто не мог вступиться. Ты понимаешь, как это плохо? Лев пожал плечами. Уже скорее из упрямства, чем из отрицания вины. — Представь, что я вот так позову тебя с собой, выведу из крепости и брошу. — Но зачем тебе меня бросать? — не понял Лев. — А зачем тебе ощипывать малышу крылья? Лев нахмурился, не понимая логики старшего брата. Лютер спрятал лицо в ладонях и как-то очень болезненно вздохнул. — Мда, понятно, надо попробовать как-то по-другому, — пробормотал он, и Лев снова ничего не понял.