Ребёнок

Мортарион довольно быстро пришел к выводу, что люди идиоты. Каждый раз, когда кто-то вспоминал его тётушку, то добавлял, что он точно должен стать апотекарием. Мор был одним из лучших учеников мастера Сариентия, его хвалил лорд Сайфер, он стрелял ничуть не хуже Льва, и так же мог на полном скаку разрядить обойму учебного пистолета в центры мишеней. Магистр Кузни признал, что Мор ничуть не хуже Льва разбирается в механизмах брони и коммуникациях Альдурука. Ни Лютер, ни лорд Сайфер, ни мастер Кафира не говорили этого вслух, но Мор знал, что он куда лучше находит общий язык с людьми и видит их эмоции, а значит, в будущем сможет стать и послом Ордена. Но все упорно твердили про чёртов апотекарион. Однажды он не выдержал и поделился своими наблюдениями с Кейвом. Тот, как обычно, ухмыльнулся, как дурак, и кивнул: — Рассуждаешь, как апотекарий! — И ты туда же?! — вскинулся Мортарион. — Ничуть. Я не болтаю чуши, лишь потому что она пришла ко мне на язык. Ты рассуждаешь, как апотекарий, потому что только мы осознаём, насколько люди тупы… насколько безнадежно тупы. Каждую весну скрывают от нас начавшуюся лихорадку, мол, пройдёт, а потом выблёвывают свои лёгкие с кровью и недоумевают, почему так вышло. Режут себе пальцы ржавыми ножами для мелкой клятвы, а потом умоляют спасти руку от ампутации. Сидят на холодном сральнике, потому что до тёплого далеко идти. Трахаются в Нумарке с чем попало, а потом просят спасти гниющую трахалку. Знают ли они о возможных последствиях? Разумеется. Останавливает ли их это? Нет. Должен ли ты идти по пути твоей бабки? Нет. Осознают ли они, что несут чушь? Нет. Так что, Мортарион, ты апотекарий, потому что только мы понимаем, насколько глупы люди. Мор хотел ему возразить, но не придумал, как именно. Эти слова долго не шли у него из головы. Мор вертел слова брата и так, и сяк, и когда лорд Сайфер предложил ему стать учеником Кейва, не стал возражать. Кейв подошел к процессу его обучения расхлябанно. Или творчески, Мор не был уверен в нюансахи мотивах наставника. Кейв выдал ему учебники, свои конспекты, ещё раз познакомил с более старшими учениками апотекариона, время от времени проверял, сколько Мор уже прочитал, и припрягал его всё к новым делам. — Как-то я себе учёбу у тебя по-другому представлял, — не выдержал Мор, когда Кейв выдал ему ключ от медицинского архива и, не скрывая радости, объявил, что Мор займётся изготовлением пилюль и микстур в грядущей вспышке осенней лихорадки. Первые трое, выплёвывающие лёгкие при кашле, уже расположились в общем лазарете за тряпичными ширмами и проклинали, как обычно, тот час, когда решили, что утреннее покашливание и тяжесть в груди так, пустяк, сами пройдут. Ещё дюжина обитателей Альдурука коротала часы в карантине этажом ниже. — А как? — уточнил Кейв. — Ну, не знаю. Как у мастер Имерифа. Сидишь, слушаешь его рассказ. Потом рассказываешь, что понял. Показываешь конспекты. — Мор, вот ты сколько раз что-то не понял, три за две недели? — Ну… что-то же не понял, — Мор задумался и подсчитал. — Пять раз не понял! — Мор, я похож на идиота? Мортарион удержал ответ в себе. Кейв закатил глаза и уже без кривляний пояснил: — Ты вообще знаешь куда больше, чем я в твои годы. А за эти три месяца учёбы прочёл и запомнил столько, сколько я за год едва в голову впихнул. А меня, знаешь ли, хвалили, как сообразительного. Так что я не мастер Имериф. Я знаю, на что ты способен. Так что… путь я тебе указал, Мор. Лезть тебе тебе под руку, пока ты идёшь по этому пути, не буду. Но поддержать и помочь — я рядом. И вообще, впереди ещё лечение живых людей. Вот там, слово даю, ты взвоешь. Не смотря на всю свою умную головую взвоешь. Мор против воли почувствовал, как у него загорелись щёки. Он знал, что умнее большинства претендентов, но помнил слова тётушки, что гордиться тем, что дано тебе просто от рождения, глупо. Лютер тоже говорил что-то такое, а ещё что способности — это хорошо, а вот если ты их никак не применил… Но слова Кейва всё равно льстили. После обеда Мор поскакал в архив, чтобы оценить его перспективы. Архив не разочаровал: три каменные палаты с железными шкафами до потолка, и на каждом шкафу — тысячи самых разных документов. Личные записи апотекариев прошлого, пухлые подшивки со статистикой эпидемий, древние учебники и инструкции к давно сломанным медицинским машинам. Мор представил, как будут гореть глаза Льва, когда он откажется делиться ключом от этой сокровищницы, зазевался и на выходе из подвала на полном ходу влетел в лорда Сайфера. Тот удержался на ногах, принял извинения — и заодно забрал ключ от архива, болтающийся на шее Мора. В тот же вечер лорд Сайфер пришел в апотекарион для серьёзного разговора с Кейвом. Кейв отправил Мора наблюдать за центрифугой в лаборатории, но через дверь всё равно было слышно каждое слово. Хранитель традиций выговаривал апотекарию за нарушение правил. Кейв не возражал, а потом спросил, помнит ли лорд Сайфер, как Лев научился читать. И как всего за неделю прочитал и выучил все тома с Изречениями. Как Магистр Кузни был вынужден сдаться и начать учить братьев, которые и без его помощи научились читать чретежи. И знает ли лорд Сайфер, что его маленькая личная библиотека с хрониками Ордена давно стала достоянием неугомонного Льва. — Это невозможно. — Он выносит старые тетради и зубрит их наизусть, — поделился Кейв. — Потом записывает расшифровывает и сводит с официальными хрониками. В свободное время, пока мастер Сариентий его снова не проиграет в кости в кузню. — Это неправда. — Я сам видел, как они договаривались перед игрой. — Кейв, я бы знал, что кто-то бывает в моём архиве без моего разрешение, это во-первых. Во-вторых, тот шифр ребёнку просто так не расшифровать. — Этот ребёнок знает, как работают наши реакторы. И выучил старый готик за два дня. Вы ему его, кстати, сами начали учить. А уж его способность пролезть туда, где его длинному носу не место, не мне рассказывать. Это не обычные дети, мастер. Их не получится учить по-старому, как всех. Запрещать им что-то учить — они всё равно доберутся до этого знания. Но только я не буду об этом знать, и не успею предотвратить беду, если, например, Лев, загорится вырезать кому-нибудь полип из горла или срезать катаракту. Хотите, чтобы аппендицит вам удалил Лев? Лорд Сайфер закашлялся. — Так что я предпочту, чтобы мой ученик ничего от меня не скрывал. — Интересное мнение. Не могу сказать, что я с тобой согласен. Они вышли в коридор, и Мор тоскливо воззрился на центрифугу. Слова Кейва по-прежнему безумно льстили ему, но... — Сдавать Льва было совсем необязательно, — пробурчал он, когда Кейв вернулся и отдал ему ключ. Мор не сомневался, что старший брат уже давно в курсе, что у них четверых очень хороший слух. Когда Кейву было надо, он отлично умел закрывать двери или отсылать его с мелким поручением. Лорда Сайфера Мор, впрочем, знал тоже хорошо. Тот без сомнений донесёт своё неудовольствие до Льва, а Лев начнёт искать, кто проговорился. Ума у лесной принцессы не то, чтобы много, и ответ она потребует с Мора. — Ты про хроники хранителей традиций? — Ну да. Лев меня сожрёт, когда узнает. — Тебя-то за что? — А Лев как будто думает, когда начинает беситься. — Ну, скажи ему, что я узнал. — Как будто поможет! Всё вышло, как и ожидал Мор. Через полчаса после первого колокола на его пороге возник бледный, как мел, Лев. От ярости его трясло, зелёные глаза бешено вращались. — Ты! Поганка! — прошипел он, яростно стуча зубами. — Это не я рассказал Лягушке про то, что ты его тетради таскаешь, — Мор приготовился к этому визиту и переставил поближе к себе табуретку, которой удобно держать Льва на расстоянии вытянутой руки. Конечно, надолго его такая жалкая преграда не удержит, но зато даст несколько секунд, за время которых Мор успеет прокричать оправдания. — А кто ещё?! — Лев кинулся вперёд с явным намерением выцарапать Мору глаза. Тот схватил табуретку и выставил перед собой. — Кейв, придурок! — Так я и поверил! — Он пытался уговорить разрешить тебе их читать! Да успокойся ты! Табуретку они всё-таки сломали, но громкий треск, с которой отлетела ножка, привёл Льва в чувство. Он отступил назад, как-то стушевался и отвел взгляд. Мор с облегчением поставил табуретку на место. Братец теперь чувствует себя виноватым за недостойное рыцаря поведение, но так как он туп, как колода, то понятия не имеет, как правильно извиниться. Как всегда. — Успокоился? — Мор щадить чувства принцессы не собирался. Лев не впервые кидался на него с кулаками, пусть страдает. С остальными-то он как-то сдерживается. — Ну, я жду. — Извини, — Лев зажмурился. — Извини пожалуйста, я накричал на тебя и повёл себя, как дурак. “Почему, как?” подумал Мор, но вслух не сказал. В конце концов, это же Лев. — Что тебе сказал Лягушка? — Что знает, что я таскаю тетради. Велел прочитать его шифр. Мол, если я смог его прочитать, то так уж и быть, он разрешит мне их читать открыто. — И ты купился? — Угу, — Лев наконец-то поднял взгляд. В зелёных глазах Мор разглядел что-то, похожее на отчаяние, и ему снова стало смешно. Лев, такой умный и наблюдательный, порой бывал наивен, как младенец. С другой стороны, Мор завидовал этой бессмысленной наивности. Лев без тени сомнения доверял не только Лютеру, но вон, тому же лорду Сайферу или мастеру Сариентию. Хотя, казалось бы, кто они ему? — Слушай, бывает. Не расстраивайся так. — Да я не расстроился. Я удивился, — Лев достал из кармана ключ на верёвочке. — Вот, дал мне. Сказал сделать себе завтра копию. Мор тихонько фыркнул. — Что смешного?! — Да так. Мне Кейв тоже от своей библиотеке выдал, — Мор достал свой ключ. — Дочитаешь у Лягушки, я спрошу у Кейва, можно ли тебе тоже дубликат сделать. Лев медленно кивнул. — Это правда, что Кейв меня сдал, а не ты? — Чистая. — А откуда он узнал? — Запалил тебя как-то, но не подал вида. На лице Льва отразилось полное непонимание поведения Кейва. — Он знал, что ты всё равно не прекратишь. Поэтому подождал и сказал Лягушке, чтобы тот тебе разрешил ходить вот без этого вот. Брат медленно кивнул, но понимания в глазах не прибавилось. Мор поморщился. Иногда Лев бывал поразительно туп. — Кейв попросил его дать тебе ключ и не ругать. Завтра поблагодари его, что ли. Лев медленно кивнул, пробормотал “спасибо”, и наконец-то отвалил, оставив Мора оценивать ущерб табуретке. Осенняя лихорадка, как рассказал Кейв, всегда проходила легче, чем весенняя, была не такой заразной и люди быстрее выздоравливали. Главное — вовремя поймать больного и привязать его к кровати. Трое больных быстро превратились в шестерых, шестеро — в дюжину, и Мору пришлось оставить занятия у мастера Сариентия, чтобы помогать в апотекарионе. Два раза в день он готовил с двумя апотекариями пилюли, потом с Кейвом обходил больных. Их разместили в карантинной палате, разделив тканевыми шторами. Пока Кейв осматривал больных, Мор и ещё трое учеников других мастеров-апотекариев -- все в дурацких робах, косынках и масках на лицах -- следили за ним и слушали о симптомах. На добродушном дядюшке Фейхе, бондаре, они пробовали проводить опросы сами. Одним из заболевших оказался его товарищ по учёбе у старика Сариентия, Саин. Претендент отнёсся к своей болезни спокойно. Он выполнял всё, что говорили апотекарии, ни с чем не спорил, и, по своему обыкновению, рассматривал потолок. Мор его поведению не удивлялся. Саин жил в одной комнате со своей сестрой, а Саула была той ещё катастрофой. Очень говорливой катастрофой. Саула постоянно говорила, хвасталась и сплетничала. Самомнение у неё было как Льва, что делало её крайне неприятным в общении человеком. И если бы она не была одним из лучших учеников своего возраста — не считая, разумеется, Мора и его братьев — то даже терпеливый Сариентий не стал бы с ней возиться. Так что Мор не удивлялся покладистости Саина. Будь Лев и вправду девочкой и не умей он молчать... Саула, в отличие от брата, была здорова, но выгнать её из апотекариона не вышло. — Я имею право ухаживать за братом! — заорала она, когда Мор попытался не пустить её в апотекарион. Мастер Сариентий, к котором её отвёл Лютер, её рвение похвалил и отпустил с занятий. Видимо, уныло подумал Мор, прислушиваясь к трещанию девчонки за ширмой, чтобы отдохнуть. Болезнь брата заставила Саулу на какое-то время забыть о себе и своих талантах, но слушать про “братишку”, его еду, питьё и самочувствие, тоже было утомительно. Приходила и мать близнецов, тётушка Мейфа из оружейной. Она была такой же тихой и отрешенной от мира, как её сын. Мору она напоминала квёлую речную рыбёху, что заплывала в замковые рвы подыхать. Но в ней было что-то и от дочери. — Ты друг Саина, да? — тихо спросила она, поймав его после осмотра. Мор себя прямо другом-другом близнецов назвать не мог. Но его ответ тётушку Мейфу не интересовал. — Какой ты потрёпанный, — протянула она, оглядев его одежду. — Как будто зверь пожевал. — Да ладно, я это, всё в порядке, — попытался вежливо вырваться Мор, который вовсе не считал, что выглядит как-то не так. Во второй раз вырваться уже не вышло, и к концу лихорадки у Саина тётушка Мейфа починила Мору почти всю одежду и надставила ему длины на рубашках и брюках. — Терпеть не могу, когда дети ходят оборванными, — пояснила она и решительно отказалась принимать какую-либо плату от Лютера. Мор к такой заботе не привык. Ни сам он, ни Лютер, конечно, не были оборванцами, но как-то… он не привык. Прорехи они с братьями чинили сами, а всё остальное — в порядке живой очереди и с кем из сервов договоришься. Обычно договаривался Лютер, но Мор уже потихоньку сам осваивал эту часть жизни Альдурука. … а ещё Мор и братья никогда не болели. Вообще. Они, конечно, разбивали колени, локти, каждая тренировка заканчивалась ссадинами, а несколько раз они ломали кости. Правда, всё заживало быстро. Не по-человечески быстро. Ангелочек, упав с крыльца, сломал крыло так, что кости торчали. Кейву пришлось срезать с крыла перья и укладывать его в лубки. А утром крыло зажило. На бледной куриной коже крыла осталась только розовая полоска и пятнышки от швов. На следующий день пропали и они. Апотекарии с тех пор время от времени пытались изучить этот феномен, но ни к чему не пришли. Братья были бы рады рассказать им секрет своей природы, но кто знал, откуда они вообще такие взялись? … они не болели. Лев и Конрад прожили в Альдуруке уже почти два года, и до сих пор ни разу даже не кашлянули лишний раз. Мортарион о своём житье до особо никому не рассказывал, но и в этом прошлом не было места простудам, лихорадкам, сыпи и другим вещам, с которыми постоянно воевали апотекарии. Мор никогда не сожалел, что не может пару недель проваляться в апотекарионе, а потом грустно слушать апотекариев, что и как ему теперь нельзя и сколько лёгких у него осталось после болотного кашля. Но вид Саина вселял в него странную тоску. Приятелю ничего не грозило. Он выполнял все указания Кейва, не пытался сбежать или полечиться сам. Но Саула начинала визжать, как поросёнок, при попытке прогнать её из апотекариона, а тётушка Мейфа приходила к сыну каждый день. Она приносила ему какие-то вкусности, баюкала, обмывала ветошью, рассказывала сказки, как маленькому. Саин не выделывался и не изображал, что ему хуже, чем было. Сестра и мать носились с ним просто так. Мор не мог пожаловаться, что Лютер о нём не беспокоится, но всё же… Но всё же. Когда лихорадка пошла на спад, и больные начали расходиться из апотекариона, Мор взялся за работу. — А что это? — Лев, как всегда, ввалился в аптекарскую без стука. Хорошо хоть не в осенней куртке и сапогах. Настал сезон дождей, и Альдурук уже третий день заливало потоками воды. Молнией в очередной раз разбило флюгер в виде ангела над южными воротами. Мор краем уха слышал разговор мастеров кузни, не стоит ли поставить туда молниеотвод посильнее. — Таблетки, — буркнул Мор, не подавая вида. Он только-только достал формы из сушильного шкафа и готовился разложить их склянкам. — А от чего? — От лихорадки. — А точно? — Лев, тебе чего надо, таблеток? — Да нет. Я так зашел. Ключ от архива дашь? Я у Кейва спросил, он разрешил мне почитать. — Ты что, у Лягушки уже всё прочитал? — Не, я хочу проверить кое-что, по датам. — На, только уйди уже, — Мор отдал брату ключ. Лев, посветлев, ускакал. Мортарион прислушался к его шагам, потом быстро пересыпал таблетки из формы в баночку. Последнюю он оставил себе. Воровато оглянувшись, Мор проглотил пилюлю и запил её водой из мензурки. Прислушался к своим ощущениям. Пилюля как пилюля. Он вздохнул, спрятал склянки в карман и пошел искать Кейва. В апотекарионе было немного больных, всего двое, которых Кейв намеревался отправить к семьям со дня на день, да сар Алаим, вернувшийся с охоты с раздробленной ногой. Ногу ему собрали и упрятали в малую палату, где никого не было, чтобы поменьше слушать его жалобы и угрозы. Мор прошел мимо стола Кейва с бланками. Положил на стол. Подождал. — Ммм, спасибо, — пробормотал брат, не глядя на него. Мор постоял. Откашлялся. — Что-то случилось? — Да нет, — во рту у Мора было сухо, и слова прозвучали даже тише, чем он планировал. — Я могу идти? — Хм… — брат поднял на него взгляд и прищурился. — Ты странно выглядишь. Ну-ка, подойди. Мор послушно подставил под его ладонь лоб. Кейв не изменился в лице, но морщинка между его бровями стала как будто чуть глубже. — Ложись, у тебя жар. На, померь точнее. И не вставай, сейчас принесу воды, — Мортарион кивал, послушно взял термометр, сунул его подмышку и улегся на свежезастеленную дежурную койку у окна, которую присмотрел ещё после обеда. Он чувствовал, что обманывать не очень хорошо, но не мог удержаться от гордости за себя. Он сам догадался, что ему может помочь, как рассчитать достаточную для себя дозу, сам сделал пилюли. От того, что он пару дней полежит в апотекарионе, никому плохо не будет. А потом он всё расскажет и покажет Кейву. Обязательно. Через четверть часа в апотекарионе собралась толпа народу. Первым пришел Лютер. Старший брат пах оружейным маслом и сваркой. Похоже, Кейв выдернул его откуда-то из кузни. — Как ты? — тихо спросил Лютер, подобрав Мора с кровати. Он в ответ виновато улыбнулся. — Это просто простуда! Правда! — Ага, — кивнул Лютер, но Мор видел, что взгляд у Лютера невесёлый. Он знал, о чём думал брат. Они с братьями за полтора года в Альдуруке ничем не болели. Даже весение лихорадки обходили их стороной. А тут какая-то зараза прицепилась. — Правда простуда, — Мор прикрыл глаза. — Кроме жара никаких симптомов нет, а жар бывает от усталости. Мне надо было больше отдыхать. — Надо было, — согласился Лютер, укладывая его обратно в кровать. Прибежали братья, но Кейв и Лютер их выгнали. Мор лежал с закрытыми глазами, но услышал их гомон. — Разберусь, я, что с ним, — бурчал Кейв, внезапно ставший ворчливым, как лорд Сайфер. Он решительно выставил колено на пути у ангела и выпихнул его обратно за дверь. Хранитель традиций тоже пришел. За ним явился и мастер Сариентий, но ему не хватило места: услышав про болезнь Мора, собрались практически все апотекарии и ученики. Его снова вытащили из кровати, заставили раздеться, осмотрели, ощупали, опросили и пожалели. Мор стоял на кровати, почти голый и трясущийся от пожирающего его жара. Не найдя никаких изменений, кроме лихорадки, апотекарии наконец-то унялись и уложили мальчика обратно. — Я просто устал, — всё ещё бурчал Мор, когда апотекарии разошлись, а в палате остался один Кейв с кувшином воды. — Да вижу. Надо было тебя раньше отпустить. Теперь твоя нянька мне плешь проест, что я тебя замучил, — Кейв вручил ему стакан с чаем. Мор послушно всё выпил и провалился в сон. Проснулся в темноте. Жара не было. Но из темноты возник Кейв, пощупал его лоб, поворчал, велел выпить ещё воды и спать дальше. Мор повалялся, проглотил ещё одну пилюлю, заснул, и проснулся перед рассветом, снова в лихорадке и с ладонью ангела на лбу. — Ты спи, — шепнул младший. Через ставни окна падал слабый утренний свет. — Да сплю, — Мор оглянулся. На соседней койке кто-то лежал. Ангел чуть-чуть подвинул крыло, и Мор узнал спящего Лютера. Брат лежал в одежде, подложив под голову руку. — Я его спать уложил, — свистящим шепотом сказал ангел. — А то он волнуется и не спит. Мор кивнул, решив не вдаваться в детали, как именно ангел убедил Люта лечь спать. — Лев с Коном тоже хотели прийти, но Лют им запретил, — продолжил Воробей. Потом неожиданно присел рядом, растопырил крылья, и крепко обнял лежащего брата. Мора как будто придавило мешком с песком. — В следующий раз просто скажи, и я буду тебя долго-долго обнимать, — пообещал ангел. — Просто так, безо всего. А то ты всегда такой важный, умный, что я боюсь, что помешаю тебе думать о важном. — Хорошо, скажу, — пробормотал Мор, пытаясь вздохнуть нормально. Ангел ещё раз его стиснул, потом неожиданно выпрямился и прикрыл моровы глаза ладонью. — А теперь спи, — велел мелкий. Мор хотел было сказать, что сам разберётся, что ему делать, но внезапно вокруг стало светло. Ставни были открыты, и в палату падали первые утренние лучи солнца. Лютер, накрытый простынёй, всё ещё спал рядом. Мор потянулся. Он чувствовал себя абсолютно здоровым и готовым к новому дню. — Полежи ещё, — велел ему сонный Кейв, выползший померить ему рассветную температуру. — Мало ли что. К завтраку лихорадка вернулась. Очень взволнованный Лютер принёс ему завтрак и накормил сам, как маленького. Мор лежал, обливаясь потом, и пришел к выводу, что так лежать неплохо, вот только жар, конечно, вещь страшно неприятная. А если подумать, то обычно жар приходил не один. С ним под руку идёт кашель и насморк (Мор попробовал зажать нос рукой и дышать только ртом, но не очень понял, что в этом плохого, разве что зимой неприятно), ломота (Мор представлял её, как боль от ушиба, но только долгую-долгую) или головные боли. Определённо, болеть неприятно. А если подумать, то ласка и забота больным доставалась не просто так. Без апотекариев осенняя лихорадка могла и убить. Обед ему принёс Лев. — Так, я сам поем, — позволять принцессе кормить себя с ложечки, как младенца, Мортарион не собирался. Это будет уже слишком унизительно. Принцесса не Лютер, это у старшего брата любая забота выходила естественной и доброй, без одолжений и кислых мин. Мор, конечно, знал, что лесной братец не злобная скотина, как некоторые думали, но… нет. Он сам поест. Лев не стал возражать и просто сидел рядом, молча разглядывая брата. — Вот чего ты смотришь? — не выдержал Мор, когда Лев перестал даже моргать. — Я думаю. Почему ты заболел, а я, когда помогал чинить отопление в доме сервов, нет? — Наверное, потому что, я по ночам дежурил. — А я четыре ночи подряд чертежи для мастеров перечерчивал. Мортарион задумался. На это у него не было ответа. — Ну, может быть, ты покрепче меня будешь, — попытался он выкрутиться. Против ожидания, Лев наживку не проглотил и радоваться тому, что он в чём-то обошел Мора, не стал. — А что ты за таблетки вчера делал? Я у Кейва спросил, он сказал, что никаких новых вам не надо. — Ну да. Эти последние. — А если я всё же уточню у Кейва? Повисла тишина. Мор молча скрёб миску ложкой, исподлобья глядя на брата. Лев внимательно смотрел в ответ. — Ты сейчас вот на что намекаешь? — Ты сделал таблетки, которые Кейв тебе не поручал. Через час ты внезапно слёг с жаром, но жар у тебя то начинается,то пропадает. — Это просто лихорадка. — Не перебивай. — А тебе есть что ещё сказать? Сказать Льву было нечего. Лицо брата онемело, сам он как-то подобрался и напрягся, а брови, как у Лютера в задумчивости, сошлись над переносицей. Лев думал. Мор знал это его состояние. У Льва ещё остались мысли, но уже закончились слова, и он сейчас в панике пытался хоть как-нибудь выдавить их наружу. Мортарион не собирался ему помогать, и ждал, пока Лев либо что-то скажет, либо сдастся и отвалит. — Ты не просто так заболел, я уверен, — наконец-то выдал Лев. — Как ты это сделал? Те таблетки? — А тебе какое дело? Лев снова замолчал, подбирая слова. На его лице отразилась такая мука, что Мортарион неожиданно вместо него понял, что братец думает и не может сказать. А думает он о Лютере, который всю ночь провёл в апотекарионе, о завтраке и обеде прямо в кровати. И что его, Льва, Лютер ни разу с ложечки, как маленького, не кормил. И вряд ли когда-нибудь покормит. — Тоже так хочешь? — просто спросил Мортарион. Лев побледнел и дёрнул головой. Мор решил считать это “да”. — А зачем тебе это? — Но… а тебе самому зачем? — тихо-тихо спросил Лев. Глаза у него широко распахнулись, а лицо от волнения побледнело. — Считай это экспериментом, — соврал Мор. — Хотел проверить, какая будет реакция. — И… сколько будет длиться эксперимент? — так же тихо спросил Лев. На лице брата отразилась такая скрытая мука, что Мортариону стало его жалко. Если подумать, то Лев всё-таки очень несчастный. Что толку от большого ума и меткого глаза, если ты шутки товарищей не понимаешь, что им надо — не видишь, а трёхлетка тебя вокруг носа обведёт. Или, вон, из-за самим же тобой придуманных рыцарских правил не смеешь к собственному брату лишний раз подойти обняться. — Уже заканчиваю, — Мор собирался полежать ещё день, но теперь, когда его раскрыли, решил, что хватит. — Кейв сказал до ужина полежать, на случай, если жар вернётся. Так что вечером пойду к себе. — Ясно, — кивнул Лев. “Дай” так ярко проступило на его лице, что Мор не выдержал. Он тяжело вздохнул, перевернулся на живот и достал из-под перины две склянки. — Ладони. Лев вздрогнул и поспешно выставил перед собой руки лодочкой. Мор развёл его ладони в стороны и открыл склянки. — Смотри, это короче сильные, для лихорадки, эффект где-то на три часа. Эти слабые, немного потрясёт и всё. Запивать надо водой, а потом держаться, чтобы не вырвало. Понял? Дам две штуки. — А чего только две?! — Слушай, ну нехорошо. Я думал дня три поваляться, но Лютер вон… в общем, не хочу больше. Это нечестно, симулировать. Лев сжал кулак с таблетками. На его лице отразилась ясная, как печатный лист, борьба с самим собой. Мор понял, что ударил в больное место брата, указав, что по сути, они занимаются — ну ладно, он занимается, а брат только собрался — симулянтсвом и обманом. Он и сам не был рад от такого открытия, но… в конце концов, он же не делает ничего преступного? Просто эксперимент. Просто на один день увильнул от занятий. А как только Кейв разрешит ему пойти домой, утопит все пилюли в нужнике и больше никогда так делать не будет. — Так что только две. И будешь считать, сколько длился жар и какие были ощущения. Всё-таки, это эксперимент, — строго велел Мортарион. Лев радостно закивал и убежал, позабыв грязную посуду. Мор убрал склянки и зарылся под одеяло. На душе у него было неспокойно. “Болеть” Лев начал, судя по-всему, прямо за ужином. Мор валялся на койке, скучал и ждал, когда ему принесут еды, когда дверь в апотекарион распахнулась от пинка. В общую палату ввалился Лютер с Конрадом на руках. Тот болтался, как тряпичная кукла. Мор не сразу понял, что не так. Конрад за год, что его знал Мор, вырос почти на голову, оставаясь таким же длинным и нескладным, как раньше. Разве что длинные лохмы Лютер ему в конце лета наконец-то состриг. Следом за Лютером шел Лев. Принцесса выглядела хреново: лицо розовое, на щеках горит румянец, а со лба ручьями течёт пот. — Брысь в койку, — Лютер оглянулся на принцессу. Конрад пошевелился на руках брата, обвёл апотекарион грустным взглядом и, набрав в легкие воздуха, заорал. Громко, визгливо, истерично. Прооравшись, он забился на руках Люта так, что тот его не удержал и уронил на пол. Конрада это не остановило, и он захрипел. Следом за братьями ввалился Кейв, Кира, мастера Лиора и старый мастер Брин. Все они сгрудились над бьющимся в истерике Конрадом. В апотекарионе сразу стало очень людно и шумно. Последним прибежал лорд Сайфер. Он попытался помочь Лютеру и Кейву удержать Конрада, но тот сбил ему ударом пятки очки, и хранитель традиций стал бесполезен. — Что делать-то? — Лиора бегала вокруг Лютера и Льва, не зная, что делать. Мастер Брин подковылял к шкафчику с лекарствами и начал что-то искать. — Лио, подготовь воду! У мальчика сильный испуг! — Да, сейчас! Конрад на мгновение замер, словно прислушиваясь, и заголосил уже внятнее. — Я вижу конец! Это неизбежно! Мы останемся одни! — Чего? — не понял Кейв. Конрад вывернулся в руках Лютера и пнул Кейва в бедро. Это движение было настолько плавным и точным, таким безвредным для Кейва, что Мор почему-то понял: симулирует. Он видел всего один припадок Конрада, и после того случая у Лютера остались на память три сломанных ребра и трещина в грудине, а они со Львом два днях ходили с разбитыми лицами и спали на спине, так всё болело. Мортарион посмотрел на Льва. Тот сел на край соседней койки и мелко трясся. Ему было плохо. Конрад орал и выгибался. Мастер Брин наконец-то сделал свою настойку, и Лиора попыталась влить её в рот Конрада, пока Кейв и Лютер держали его голову. Конрад выл и плевался. Смотреть на это не было никаких сил. — Да я здоров! — заорал Мортарион. — И Лев не болеет! — Болеет! — провизжал Конрад и неожиданно метко плюнул в него через плечо Кейва. Мортарион даже не сразу понял, что это было, а когда понял, всё сочувствие к припадочному прыщу пропало. — Да что ты видишь! Я не болею! И Лев не болеет! — он достал из-под перины свои склянки. Кейв загляделся на них, и пропустил рывок Конрада. — Я симулирую, ты, придурок! — заорал Мор. — В смысле — симулируешь?! — пискляво спросил Конрад. Он перестал трястись и выть, и теперь сердито смотрел на брата. — Симулирую! — Мор потряс своей склянкой. Во рту пересохло, и голос сорвался на сип. Ему конец. Ну да и хрен с ним. — Так. Ты набодяжил какую-то херню, от которой у вас двоих лихорадка? — первым сообразил Кейв. Мор с трудом кивнул. Лев сидел, спрятав лицо в ладонях. Видно было только пунцующие то ли от стыда, то ли от жара уши. Лютер поднялся на ноги и ничего не говорил. — Я не понимаю, — мастер Лиора посмотрела на Кейва, потом на сердитого, но совершенно спокойного Конрада. Она вытерла влажные руки о передник. — Кейв? Что происходит? — Они не болеют. У них нет лихорадки, эти два придурка симулируют. Три придурка, если точнее. Кон, ты какого хера орать начал? — Ну и что?! — взвыл Конрад. — Им плохо! Что, стоят молча, что ли? — Да не плохо им, — рыкнул Лютер, он встал, нервно хихикнул -- он вообще всегда начинал смеяться, когда ему плохо — и с силой стёр улыбку с лица. Потом уже почти спокойно сказал Кону: — И ты это знал! Конрад немедленно насупился. — А что, им можно, а мне нет?! — Артист ты, — вздохнул Лютер. — Все трое, артисты! Скоморохи!.. Я-то подумал, всё, прибежали. Мору стало нестерпимо стыдно за свою затею. Лев тихонько отполз с койки и скрылся где-то между кроватями. Кира это заметила и вернула пунцующего парня за шиворот на койку. — Лежи уже, экспериментатор, пока не пропотеешь. Лев молча скинул ботинки и залез под одеяло с головой. Мор сидел и мечтал провалиться под пол, под лекарственный холодильник и архив, под склад, оружейную и реакторную прямо в крипты и там остаться, пока о нём не забудут. Лютер стоял, сложив уперевшись подбородком в ладонь и явно не знал, что сказать. Лорд Сайфер наконец-то с помощью Лиоры нашел свои очки и теперь протирал тряпицей стекла. Они с Кирой пошептались, и она спешно убежала прочь. Кейв молча посмотрел на Лютера, потом на хранителя традиций, потом на старших апотекариев. — Твой ученик. Что ты там про доверие и контроль говорил?.. Вот и воспитывай, — лорд Сайфер вернул очки на нос и широким жестом указал на Мортариона. — Да без проблем. Мор, вот нахуя? Мор закрыл глаза от жгучего стыда. — Ты хоть понимаешь, как хуёво поступил? Он кивнул. — Не слышу. И смотри на меня. — Понял. — Лев? — Понял, — с трудом выдавил из себя Лев. — Поняли они! Вы поняли, что вы сейчас весь Альдурук на уши поставили? Совет магистров тоже наверняка уже знает, что вы заболели, и тоже сейчас бегает по потолку. Знаете, почему, а? Они кивнули. — Потому что мы никогда не болели, а тут заболели. — Вот именно. Если уж вы заболели, то у других вообще нет ни малейшего шанса. А мне сейчас идти ловить их, пока они не собрались и не устроили панику и план по сожжению апотекариона вместе с вами. И со мной! И вообще со всеми нами! Мор решил, что неплохо было бы провалиться и под крипты. В крипты время от времени люди всё же ходят. — Кстати, надо им свистнуть, чтобы убирали огнемёты, — подал голос мастер Брин. — Кира уже, — отозвался лорд Сайфер. — Всё равно, пойду, поговорю с ними. А вы тут разберитесь с этими юными дарованиями. Старик уковылял под руку с мастером Лиорой. Кейв проводил их взглядом и как-то устало сгорбился. — Мор, ты дурак, а, — Кейв перестал строить из себя саму суровость. — Вот нахрена ты это устроил? Мор ничего не ответил. Он был занят: пунцевал от стыда. Кейв повернулся ко Льву. — А ты как в это ввязался? Тоже захотелось, чтобы все вокруг бегали? Мор молча посмотрел на Лютера и лорда Сайфера, понял, что это конец, и полез под одеяло с головой. — Ага, прячьтесь, оба, — Кейв надавил на него сверху, вжимая затылок в подушку. — Стыдно? Мор ничего не ответил. Лев что-то через силу пробормотал. — А я вас хвалил, ключи вон отдал, доверял. Думал, вы умные и ответственные. Что теперь мне думать? Что-то сказал лорд Сайфер, но очень тихо, из-за шума крови в ушах Мор почти ничего не расслышал. Звучало похоже на “я же тебе говорил”. От этого стало совсем плохо, хотя ещё мгновение назад Мор бы поклялся, что хуже быть не может. Мало того, что они всех поставили на уши и перепугали, он, Мортарион, подвёл доверие Кейва, который считал его умнее всех учеников апотекариона и куда ответственней Льва. Кусочек его разума, спасшийся от стыда и паники, лениво разворачивал перед его внутренним взором всю глубину его падения. Теперь Мору не будет доверия, потому что он повёл себя глупо. А что, если бы Конрад не устроил истерику, и Мор не перепугался бы за него? Так и лежали бы до утра. А тем временем мастера приняли поспешное решение, и хорошо, если бы решили подождать и проверить, никто ли не заразился. Мор читал в книгах, с некоторыми болезнями заражённых сжигали где были. Жестоко, но иногда приходится жертвовать честью, чтобы спасти всех. И ладно бы их со Львом сожгли, скорее всего, вместе с ними погибли бы Лютер, Кейв, апотекарии и их товарищи по учёбе. Кто-то попытался снять с него одеяло. Мор вцепился в ткань. По его щекам катились слёзы, и унять рёв он не мог, как не пытался. — Мор, вылезай, это я, — тихо сказал Лютер, гладя его по спине. — А ты не порти мне воспитательный процесс, — ворчливо, но не зло, сказал Кейв. — Им обоим наука на будущее будет. — Наука — это точно. Я позабочусь, чтобы не забыли, — сурово перебил его лорд Сайфер. — Вылезай, мы тебя не съедим, — Лютер настойчиво дёрнул одеяло. Мор не пошевелился. Тогда Лютер сам его достал. Оказалось, лорд Сайфер уже уходил. — Дураки вы, — Лютер покачал головой и погладил его по голове. Лицо у брата снова стало привычным, добродушным и немного грустным. — Вот что теперь делать? — Наказание отрабатывать, — буркнул Кейв, поднимая Конрада с пола. Тот угрюмо молчал и только часто моргал. — И надеяться, что совет не успел собраться. Собраться совет магистров не успел, перепугаться тоже, и наказание им выбрали не самое суровое. Всю следующую неделю братья переписывали старые лекарские тетради. Кто когда болел, чем, как текла болезнь, чем закончилась. Эти записи написали на плохой бумаге, и та за годы пожелтела и истлела. Работа была чудовищно неинтересной и нудной. Лев от скуки начал собирать статистику по болезням и возрастам. Кейв это заметил и отобрал листок с записями. — Страдай так, — пробурчал он. Лев ничего не ответил и упрямо продолжил считать в уме. Но это было уже не так удобно, как на бумаге. Наказание придумал Кейв, и даже Лютер вместе с лордом Сайфером не придумали бы лучше. Работа была несложной, и многие претенденты удавились бы от зависти, узнай они, чем занимаются провинившиеся братья в апотекарионе. Сиди, пиши себе красивым почерком весь день! Ни тяжелых тренировок, ни работы в конюшне, ни уроков у мастеров, ни долгих нудных нотаций лорда Сайфера. Братья страдали. Кейв запрещал разговаривать, и они перешептывались, когда он отходил. В первый час они сочли, что отделались за свою проказу лёгкой кровью. На второй час заскучали. На третий начали подозревать, что Кейв, хитрец, не так прост, как казалось. Перед отбоем — взвыли от одной мысли, что ждёт их утром. Неделя прошла в мучениях. Кейв время от времени приходил, проверял, сколько они скопировали, насмешливо подбадривал или советовал не беречь перья. — Мучитель! — шипел сквозь зубы Лев. Мор молча кивал. Конрад на них не реагировал. Припадочный сидел, одновременно сгорбившись и изогнувшись в бок так, как Мор бы никогда не смог вообразить. Голову он подпирал кулаком, и смотрел, казалось, мимо тетради, в которой писал. Но писал, не отлынивал. Время от времени к ним заходил Лютер и заставлял Кона выпрямляться. Но стоило брату выйти, он возвращался в ту же позу. Тетради подходили к концу, но не их наказание. — Ничего, эти закончатся, переберётесь ко мне, я найду вам занятие, — благодушно пообещал заглянувший проверить их лорд Сайфер. Шел пятый день наказания, и мальчики начали нервничать, что про них забыли. Как оказалось, помнили. — Вот же лягушка неугомонная, — проворчал Лев в спину хранителю традиций. Он оглянулся на братьев. — Прорвёмся! Мы — рыцари, и они не смогут держать нас тут вечно! На седьмой день стало казаться, что могут. Тетради заканчивались, и пришедший проверить работу Кейв спросил, готовы ли они к передислокации на новый участок работ. Мол, лорд Сайфер спрашивал. Мор от отчаянья опустил руки. Вот и всё. Старший брат тем временем неторопливо листал готовые тетради, а потом обвёл их долгим взглядом. — Ну что, орлы мои лесные, вы поняли, что именно вы натворили и как хреново себя вели? — Вроде того, — ответил за них всех Мор. — Мы повели себя, как дети. — Угу, — Кейв сложил тетради стопкой и помолчал. — Вы поступили не просто как дети, а как неразумные дети. Помните, что с вас двойной спрос. С необычных людей всегда спрашивают больше, чем с дураков. А вы не просто необычные, вы… совсем необычные. Выдающиеся. Дети, конечно, но… — он покачал головой и погладил по макушке Конрада. Тот от ласки ухмыльнулся до ушей. Мелкий засранец первым понял, что их прощают. — На вас смотрят, ребят. И магистры, и наставники, и ваши приятели, и младшие дети, и вообще все. Пока вы ещё мелкие, но ещё через пару лет, когда магистры не смогут игнорировать вас и ваши головы, каждый ваш чих будут обсуждать и искать в нём тайный смысл, попытку подвинуть старших мастеров, влезть в кресло магистра раньше времени… Ваши товарищи будут ревновать вас к славе и успехам, младшие — смотреть, как на кумиров. — Не очень-то это и честно, — заметил Мор. — Мы-то в этом не виноваты. — Очень нечестно, — согласился Кейв. — Но что поделать. Мир не очень-то справедлив.... Ладно, это вы с Лютом обсудите. Ну, что, прощать вас? — А можно? — Можно. Давайте, валите на обед, потом к Сариентию, — апотекарий нахмурился, увидев их радостные лица. — И чтобы больше без фокусов! Мы вас всё время отмазывать не сумеем! — Да было бы от чего отмазывать, — пробормотал Мор, но так, не громко. На всякий случай. Всё-таки, тетради лорда Сайфера тоже надо было время от времени копировать.