Ребёнок

То, что на охоте что-то случилось, было очевидно. Нет, не гибель боевых товарищей. Отряд брата уже не раз возвращался с потерями — такова жизнь на Калибане — но Лютер ещё ни разу не возвращался таким угрюмым и подавленным. Что-то случилось. Что-то, связанно с ним, Мором. Прошло два дня, и он всё чаще ловил на себе тяжелые взгляды старшего брата, когда тот думал, что Мор не смотрит. В первый раз Мор не обратил внимания. Во второй раз тоже. В третий списал на то, что Лют не в духе. После четвёртого что-либо отрицать было уже бесполезно. Мор что-то наделал, но вот только что? Но он натворить ничего не мог, он, Мортарион, был дома. Он плохо подготовил аптечку Кейву? Нет, этого тоже не может быть. Во-первых, он всё собрал и уложил, во-вторых, Кейв бы ему сразу всё высказал. Мор исподлобья следил за братом. Не только он: остальные тоже заметили. Мор был уверен, что это все видят, потому что нужно было быть пеньком-Львом, чтобы ничего не видеть. Лютер не разговаривал, неохотно отвечал на вопросы и очень часто мыл руки. Почти так же часто, как апотекарий. И вздрагивал, когда его трогали и немедленно пытался отстраниться, даже от ангела. Глупая птица дулась и не понимала, что происходит. И эти бесконечные странные взгляды. Что-то случилось, это что-то связано именно с ним, с Мором и что-то, о чём больше никто не знает. Но что могло там случиться? Или случилось в Альдуруке, пока брата не было? Нет, если бы братья на него жаловались, он бы знал. Или заметил, что они тоже стали по-другому к нему обращаться. Нет, если что-то и случилось, то оно случилось в лесу, а не в замке. Но что могло случиться в лесу? ...Лют встретил его отца, ну, того? Мор почти забыл гнилой дом и чудовищную чёрную фигуру с горящими глазами. Тётушка говорила, что увела его туда, куда отцу не добраться, и что Альдурук вне его власти и он замок никогда не найдёт. Видимо, нашел. И напугал Лютера. Мор не мог винить старшего брата. Понять ужас той, прошлой жизни, мог только тот, кто видел её. Он пытался объяснить Лютеру, чем же был плох его отец, но не очень-то и преуспел. Рыцарь его слушал, но по глазам Мор понимал — не верит. Считает детскими страхами и преувеличениями. И что теперь будет? Этот урод, тот, пригрозил чем-то Лютеру? Наверняка. И теперь брат думал, что ему делать. Мор не видел иного объяснения и стал пытаться пореже попадаться на глаза Лютеру. Он не сомневался в его благородстве. Нет, если там и правду объявился его тот отец, Лютер его не отдаст. Но… но что один брат сделает с тем, если другие рыцари решат отдать Мора. Ради всего Альдурука, разумеется. В тот вечер он решил остаться в апотекарионе на ночь. Спать совершенно не хотелось, видеть лица братьев — а они обязательно к нему сунутся — тоже. Мор надеялся, что сумеет заснуть с помощью старой доброй зубрёжки. Он не знал, что ему делать, как быть и к кому бежать за помощью, но точно знал, что если будет жрать себя и не давать себе отдыха, будет хуже. Когда всё же придётся принимать решение, нужно иметь на него силы. Но учебник не помог. Сначала Мор никак не мог вчитаться в пропедевтику внутренних болезней, а когда вчитался – в коридоре раздались шаги. Мортариона в этот час за столом Кейва не должно было быть, и он, притушив лампу, отодвинулся вместе с книгой в смотровую, за занавески. Вошедших было двое. Он узнал звуки их шагов: лёгкие, чуть шаркающие, Кейва, и тяжелые и чёткие — Лютера. Лютер молчал, Кейв тихонько, как всегда, когда он был не в духе или взволнован, ворчал: на темноту, на попавшийся под ноги стул, на ускользающий выключатель лампы. Мор задержал дыхание и замер.Полоса света падала через занавески наискось. Его вроде бы не должны заметить, но кто знает. — Дай мне что-нибудь, чтобы я уснул, пожалуйста, — тихо попросил Лютер. Скрипнули ножки стула по полу, потом скрипнул сам стул под весом старшего брата. — Не спится? — Нет спится. Щёлкнул выключатель настольной лампы, зажегся неясный свет. — Кошмары замучили? — Просто. Дай. Что-нибудь. Чтобы я уснул. Пожалуйста. Если нужна причина, запиши, что я расстроен потерями на охоте. — Если я скажу, что я тебе не верю? — скрипнула дверца шкафа. Шаги. Неровные, Кейв тоже нервничает. — Скажешь, что я вру и мне плевать на смерти товарищей? — голос Лютера стал злым и каким-то ворчливым. — Нет. Просто удивляюсь, сколько в тебе скрыто талантов, о которых я не знал. Ты так перевязал Нока, что бедняга даже не останется бревном. Брюхо, пальцы, глаза — всё выше всяких похвал. — Кейв. — Откуда у тебя взялись бинты и мази? — Кейв. — Я думал, я твой друг. Думал, что уж мне-то ты доверяешь. — Думаешь, я решил занять твоё место? – попытался пошутить Лютер. Ему почти удалось, только голос подвёл и нервно задрожал. — Я думал, ты меня не считаешь дураком. Я вполне могу узнать и бинты, и мази, и даже узел. — Кейв… — И если я недостаточно касаюсь мальчиков, как их старший брат, то я уж точно касаюсь Мора, как его наставник. Если эта женщина вздумает вернуться в Альдурук, ты знаешь, что… — Я сказал хватит! — заорал Лютер. Мор вздронул и чуть не упал. Несколько секунд он слышал только шум крови в ушах, потом звякнули склянки, в нос Мору ударил запах душницы и кошачьей травы. Стукнул о стол глиняный стакан, послышались шаги: Кейв молча развернулся и ушел из палаты. Хлопнула дверь. Лютер сидел неподвижно. Только два пальца постукивали по столу неровный ритм. ...Мор стоял ни жив, ни мёртв. Умом он понимал, что надо стоять на месте и ждать. Пусть брат уйдёт, а утром они поговорят. Сейчас Лют не в духе и ничего не скажет. Но Мор не мог уйти просто так. Кейв мог иметь ввиду только одну женщину, которая имеет отношение к Мору и которая сейчас не в Альдуруке. Он сглотнул. Мог ли Кейв ошибиться? Да запросто! Тётушка не так много провела в Альдуруке, чтобы рыцарь-апотекарий узнал её работу. Кейв… Кейв ошибся. Потому что… Потому что?... Он положил учебник на пол и вышел вперёд. — Ты её видел? — в ночной тишине его собственный шепот показался оглушающе громким. Лютер даже не вздрогнул. Он медленно повернул голову, посмотрел на Мора и ничего не сказал. В тусклом свете его лицо покрыли резкие тени, и Лютер выглядел незнакомым и злым. — Ты её видел, да? Тётушку.. — С трудом прошептал Мор. Его разрывало от понимания, что он затеял этот разговор не вовремя, очень, очень не вовремя! и желания узнать правду. Старая рана на сердце снова вскрылась, как будто и не заживала. Лютер смотрел на свою руку. Потом на стакан. Потом снова на свою руку. — Почему ты не спишь? — Лютер говорил тихо, но как-то… неправильно. Он никогда с ними так не разговаривал. Будь он чуть-чуть умнее и чуть-чуть сильнее, Мор бы развернулся и ушел. Но он не сумел даже пошевелиться. Так и стоял с опущенными руками и с трудом шевелил языком. — Лют, скажи пожалуйста, ты... — Если тебя увидит ночной патруль, попадёшь в карцер. — Лют!.. — Что?! — прорычал брат. У Мора подкосились ноги, а язык прилип к нёбу. В носу позорно защипало, а сердце пустилось в пляс. — Ты её видел!.. — с трудом выдавил Мор. — Лют, ты… Брат несколько секунд молча смотрел на него — сердца рвались из груди — и как будто с большим трудом разлепил губы. — Мортарион, она в полном порядке, и я бы не назвал эту встречу... Мор стоял и ждал продолжения. — Я бы не назвал это встречей, — едва слышно закончил брат. Повисла тяжелая тишина. Лютер думал и не торопился ничего говорить. Мор тоже молчал. — Ты ведь знаешь, что она не человек? — Лютер был совершенно спокоен. Наверное, Мор никогда в жизни не слышал, чтобы у него был настолько спокойный голос. Как будто говорил автоматон из тех любимых сказок Льва. — Знаю, — так же едва слышно произнёс Мор. Что он мог ещё ответить? Тётушка была… была человеком. Но и не человеком. Совсем не человеком. За те два года, что он провёл в Альдуруке, Мор отлично понял разницу между всем, что он видел до того, как сюда попал, и с людьми. Даже Лев или ангел были большими людьми, чем тётушка. И всё же, тётушка была его Йерсинией, она его забрала от того отца, привела в Альдурук, она была первой и единственной. Никто и никогда не сможет ни заменить её, ни стереть боль от её ухода. Даже Лютер, который очень старался сделать и то, и другое. Лютер ему ничего не ответил. Он всё так же, ссутулившись, сидел и смотрел в пол. Мор стоял. Он не знал, что делать. Сказать что-нибудь? Уйти? Остаться? Как ему быть? Что теперь будет? Его выгонят? Лютер увидел тётушку такой... такой, наверное, такой же ужасной, как тот, отец, и теперь всё? Вот-вот Лютер поднимет голову и скажет, что с него хватит. Он обещал приглядывать за человеческим ребёнком человеческой женщине, а не... Лютер вздохнул и с силой провёл по лицу. — Она более, чем в порядке. Это всё, что я могу сказать и это уже гораздо больше, чем тебе стоит знать, — тихо сказал брат. — Кейв очень нехорошо поступил, что заговорил при тебе. — Он не знал, что я здесь. — Он знал, что ему не стоит трогать эту тему. Мор сглотнул подступающий к горлу комок. — А сама ты бы мне ничего не сказала. — Нет. И ты знаешь, почему. Больше не поднимай эту тему. — Знаю. Я ведь тоже не человек, верно? — Мор почувствовал, как всё же на глазах появились слёзы. Ему стало чудовищно обидно. Не на поведение брата или кого-то ещё — он гнал от себя даже тень мысли о тётушке, которая могла прийти, ведь она уже приходила — а вообще. На Орден, на людей, на саму его жизнь, которая постоянно пытается ударить или уколоть его. Мор с яростью и удивлением понял, что сейчас расплачется. Разревётся, как мелкий, и… И… Он моргнул, и по щекам всё же потекли слёзы. Лютер наконец-то поднял взгляд и его лицо болезненно исказилось — и стало обычным. Пропали резкие тени, жесткий отрстранённый взгляд. Брат стал прежним, нормальным, заботливым — и жалеющим. Мор прочитал в его глазах сожаления и жалость к себе, и это стало последней каплей. Он разревелся. Слёзы ручьём потекли из глаз. Мор попытался заставить себя остановиться, но не помогло, только грудь свело болезненным спазмом, когда он попытался подавить рыдания. Лампа, стены, пол, всё поплыло, и Мор упустил момент, когда Лютер поднялся и положил руки на плечи. — Иди сюда, — Лютер неловко попытался его обнять. Мор хотел было отойти, но колени не послушались. Поэтому он просто хлюпнул носом и уткнулся брату в плечо. Уже в плечо. А ведь ещё недавно он был ростом ему хорошо, если по грудь. — Ты человек, я в этом уверен. Хороший человек, умный, добрый и честный, — Лютер погладил его по голове. — Мне этого достаточно. То, о чём мы говорили с… с ней, тебя не касается. Жаль, что ты вообще узнал о том что мы виделись. — Не зря. Я хотя бы знаю, что она волнуется! Лютер помолчал. — Все волнуются о своих детях. — Некоторые не волнуются, — Мор хлюпнул носом и вытер лицо рукавом. — А ты мне ничего не сказал! — Потому что тебя всё случившееся не касается. И нечего бередить тебе душу, — Лютер сжал руки крепче. Мор выдохнул: брат всё-таки стал прежним. Он всхлипнул и украдкой вытер нос рукавом. — Но я рад, что услышал. Я думал… ты злишься на меня. — Что? Нет! Разумеется, нет! — Лютер отстранился и снова взял его за плечи. — Ни в коем случае. Даже не думай об этом! Я… я просто расстроился из-за случившегося с отрядом. Честно. Ты тут ни причём! — Верю, — Мор кое-как улыбнулся. Лютер несколько секунд смотрел ему в лицо, как будто не верил. Потом вздохнул и взял со стола стакан. — Пошли-ка спать. Тебе тут делать нечего, ещё патрулю попадёшься. — Не попадусь, ты же знаешь. — Так, не перечь. Претенденты ночью должны сидеть по комнатам. — Ага, Льву это скажи. — Скажу, — Лютер выпил настойку Кейва, поморщился и развернул Мортариона к двери.