Ребёнок

Лев просыпался ещё раз. На этот раз обезболивающие ему колол Мор. Кира попробовала – но разрыдалась, что не может этого сделать, что они убьют ребёнка этими инъекциями и что она никогда себе этого не простит. Чего именно – последствий от инъекций или что Лев с ума сойдут от боли, Мор не понял. Он выпроводил её за дверь, сам взял инструменты и на всякий случай спросил Льва, что он чувствует. – Жется, – простонал Лев. Это тоскливое “жётся” наводило на Мора больше уныния, чем вид искалеченного брата. И мыслей о будущем. Прошлое же – оно теперь казалось чудесной сказкой. Надо было не расслабляться, знал же, что так хорошо долго быть не может. За всё надо платить, так или иначе. Сделав Льву инъекцию, Мор убрал инструменты, потом вернулся в палату. Конрад всё так же лежал в ногах брата и молчал. Что с ним делать, он не представлял. Но наверное, стоило тоже подождать. Подождать. Лют так сказал. Мор ненавидел это “подождать”. Ничего не делать было невыносимо. А что было ещё делать? Он посмотрел на Льва. Культя поверх одеяла пугала. Лев был Львом, пеньком, зазнайкой и придурком, но такого он не заслужил. И ангел не заслужил. Лют оставил его на койке в приёмной и велел никуда не уходить. Выглядел мелкий ужасно, весь в крови, а лицо опухло от слёз. Чтобы заснуть, никакие травки ему не понадобились. Пока Мор ходил за каплями, ангел упал там, где Лют его оставил и теперь лежал на койке бесформенным комком перьев. …что стоило Мору с ним полежать? Ну было бы неудобно, ну поворочался бы мелкий, зато Мор точно сумел бы удержать ангела в кровати и привести в чувства до встречи со Львом. Мысли в голове теснились и метались от плохих к ужасным, от ярости на мелкого до ужаса от будущего – и снова к его вине. Умом Мор понимал, что не виноват, но у него было столько возможностей все предотвратить – и все эти возможности он бездарно упустил. “Жётся” это ещё. У него тоже жглось. Тогда, в прошлой жизни. Сначала боль – потом питьё, которое снимало боль и оставляло это жжение. Он помнил вкус этого варева, запах – хотя он понял, что такое запах лишь впервые оказавшись в месте с человеческим свежим воздухом. Что было в старом доме? Мор не знал. Испарения. Сизое марево, похожее на жидкий кисель, который варили на кухне зимой. Только отвратительное. Впрочем, отвратительность этого марева он понял позже, когда стало с чем сравнивать. И боль. Он помнил два случая, хотя наверняка их было больше, но память под защитой высоких стен Альдурука милосердно избавилась от лишней боли. Ему отрезали один раз руку, и один раз – обе стопы. Питьё. Тягучее, густое, тёмное. Теперь, в этой жизни у него было слово для него: “мерзкое”. Потом Тот кидал его куда-нибудь и смотрел своей неподвижной маской вместо лица, как конечность отрастает. Мор бы отдал всё за чашу того варева. Даже согласился бы вернуться к Тому, если бы понадобилось. Не то, чтобы он сильно любил именно Льва, нет, разумеется, нет, исключено! Но остальные его братья должны были жить по-прежнему, мирно, суматошно, стать рыцарями и быть семьёй. Лев должен приглядывать за Конрадом, ангел не страдать от того, что натворил, а Лютер – просто не страдать. Их спокойная жизнь стоила того, чтобы Мор из неё пропал. В конце концов, это он виноват. У него было столько возможностей предотвратить катастрофу, а он взял это чёртово дежурство, чтобы не лежать в одной кровати с беспокойным ангелом. Лютер вернулся после утреннего колокола и ушел шептаться к Кейву. Кира к этому времени спала на соседней койке от ангела. Выглядела она тоже не очень. Потом старший брат пошел ко Льву. Тот очнулся и смотрел на мир через щелочку заплывших и отёкших век единственного глаза. Мор снял с подоконника лоток с уже готовым шприцом. – Не надо, – буркнул Лев. – Мне не больно. – Хорошо, – Мор отложил шприц. Убирать его не собирался. – А в остальном ты… как? Лев помолчал. – Жется. Как будто в голове пожар. Мор оглянулся на Лютера. Тот практически не изменился в лице, но Мор понял,что он сейчас скажет. – Я за Кирой схожу, – он развернулся и вышел. Мор разбудил Киру, Кира позвала Кейва, Кейв – Лиору и старика Брина, которому тоже всё рассказали. Мор собрал им инструменты. В палате от этой компании стало ужасно тесно, и Лютера с Конрадом выставили за дверь. Мальчик молча взял Лютера за руку и прижался лбом к его боку. – Тебе надо поесть, – тихо сказал Лютер. – Не хочу, – Конрад шумно вздохнул и посмотрел на него чёрными глазами. Потом оглянулся на дверь. Лютер хотел было спросить, что Конрад видит, но одёрнул себя. Спасибо, что не свалился, как раньше с припадками. – Я всякое вижу, – словно прочитал его мысли Конрад. – Но… не думаю, что оно сбудется. Я надеюсь, – он помолчал, потом снова запрокинул голову. – Магнус говорил, что всё ещё обойдётся. Лютер грустно улыбнулся и не стал развивать тему этого Магнуса. Детские воображаемые друзья явно меньшая из их проблем. – Пошли сядем, пока они возятся, – он повёл мальчишку в общую палату. Ангел уже проснулся. Увидев их, он неловко сполз на пол и залез под койку. Целиком не поместился, и одно крыло осталось торчать. Судя по его дрожанию, мальчик снова заплакал. У Лютера не осталось сил, чтобы выманивать его обратно. Поэтому он просто сел на кушетку, усадил Конрада рядом. Они могли только ждать и надеяться, что под повязками не началось воспаление. Лютер всё ещё не мог поверить, что всё это происходит на самом деле. Он пережил много горя, и знал, как оно случается: не будет ни тревожных знаков, ни предчувствий, ни ощущений, ни знамений. Всё просто происходит, а потом мир идёт дальше своей дорогой. Солнце не меркнет, небо не затягивается тучами, ни начинает лить дождь, как в песнях. Вот и теперь за окном сияло солнце. День начинался чудесный, тёплый, с лёгким ветром, несущим запахи озёр. Альдурук жил своей жизнью, где-то ржали лошади, дети – по голосам, ровесники Воробья – носились по двору, прежде чем их погонять за парты. Старшие же уже сидят по местам и готовы слушать наставников. Лев должен был бы быть с ними, но он лежал здесь, без одной руки, искалеченной второй и без глаза. А он, Лютер, мог бы, если бы всё было хорошо, не сидеть тут и не пытаться сорваться в панику. Наверное, хуже всего было то, что делать нечего. Всё уже свершилось. И исправлять нечего, как не думай, что можно было сделать. Кто вообще мог подумать, что маленький стеснительный ангел может устроить… такое? Апотекарии наконец-то вышли ото Льва. Лиора унесла инструменты и плошку с водой в санитарную, Кейв под руку повёл мастера Брина в Лекарскую. Конрад соскочил с койки и побежал к брату. Лютер пошел следом. Мор как раз поправлял культю брата. – О чём они говорили? – спросил Лютер. Он спрашивал у Мора, но первым ответил Лев. – Не понимают, что со мной происходит. Боятся, что всё же заражение. Лютер сглотнул. Только не гангрена. Что угодно, только не она! А если у его проблемы с глазом, а значит, она в голове… – Говорили, что у меня в глазнице что-то образовалось. Они не могут понять что, потому что ни гноя, ничего. И не вымывается, – Лев приоткрыл глаз. – Лют, если я всё, то пригляди за Конрадом. – Ты не всё. У тебя должна быть лихорадка, если… – Не обязательно. За припадочным приглядишь? – Да. – А крылатому пинок под зад, – Лев слабо фыркнул и снова прикрыл глаз. – Он мне должен теперь. – Ну надо же, кто-то шутить вздумал, – Мор нервно улыбнулся и оглянулся на Лютера. – Я пойду к ним. Послушаю, что говорят. Лютер кивнул, и Мор выскочил за дверь. Конрад снова залез в ноги брату и свернулся клубком. Лютер сел на табуретку около изголовья и провёл по плечу младшего брата. – Болит? – Не мешай слушать, – буркнул Лев, почти как здоровый. Лютер заткнулся. Взгляд снова зацепился за забинтованный обрубок. Он закрыл глаза и принялся повторять изречения, чтобы успокоить мысли и подготовиться к новостям. А что ему ещё оставалось делать? И надеяться. Надеяться, что бодрость в голосе Льва ему не послышалась. … он сам себе был смешон, какая бодрость в голосе ребёнка, которого страшно искалечили буквально несколько часов назад! О том, что апотекарии досовещались, он понял по тому, что Лев расслабился и поёрзал, а Конрад поднял голову и погладил брата по колену. – Договорили? – Да, – ещё из коридора сказала Кира. Подруга вошла в палату. – Лют, пойдём. Ты есть хочешь? – Да нет… – Я не у тебя спрашиваю! Конрад, иди на обед, хорошо? Не стоит так нарушать режим. Кхм. Лев, ты как? – Есть хочу. – Мы тебе сюда принесём. – А был вариант, где я пойду в столовую? Лицо Киры болезненно дёрнулось. – Хорошо, что ты шутишь. Лют, пошли. В общей палате ангела не было. Лютер дёрнулся было к выходу, но Кира его удержала. – Пусть бегает, если бы он хотел ещё кого-то порвать, уже тысячу раз бы успел. Пошли, у наш разговор важнее. Сядь, – она кивнула на табуретку. Брин, Лиора и Кейв уже сидели вокруг стола дежурного. Лютер посмотрел на их хмурые и серьёзные лица и молча сел, куда велено. – У него там что-то растёт, и мы подозреваем, что это глаз, – очень тихо сказала Кира. – На конечностях та же ситуация. Идёт процесс, который мы никогда не видели. Мы вообще не понимаем, что это такое. Но глаз у него точно отрастает. Оно уже заполнило глазницу и реагирует на свет, и… все предки, не смотри так! – Он регенерирует? – осторожно спросил Лютер. – Или как это правильно называется? – Регенерация. На которую человек не способен. – Они не обычные дети. – Не до такой же степени, – Кира смотрела на него очень странно, исподлобья. Ещё и волосы у неё растрепались, и от упавших на щёки прядей лицо стало совсем тёмным. – Они не Звери. – Я знаю, – Кира сложила руки на груди, как будто мёрзла. – Лют, я знаю! Они не звери. Но что они? – Дети. Необычные, но человеческие дети. – Я знаю, – Кира снова принялась расхаживать вокруг них. – Мы будем наблюдать, – мастер Брин наклонился вперёд. Старый рыцарь постучал своей палкой по полу и обвёл присутствующих подслеповатым взглядом. – Я понимаю, что вы все взволнованы и перепуганы, но давайте будем держать головы холодными. Истерики нам ничем не помогут. Начнём с простого: ты и твои братья не Звери, это очевидно, – Брин внимательно посмотрел на стоящего чуть позади брата Мортариона. Мальчик спокойно посмотрел на старика в ответ, убрав руки за спину. – Они живут в этой крепости уже год, и ни один Великий Зверь рядом с людьми столько скрывать свою натуру не сможет. Так что этот вопрос считаю закрытым. – Совет магистров может счесть иначе. – Совету магистров я скажу то же самое, а наш юный Ар… лорд Сайфер подтвердит, что на Калибане такого ещё не бывало. Лютер, я ведь прав, что вы с ним проверили хроники? – Они со Львом проверили, – встрял Мор. Лютер кивнул. Старик нахмурился. – Нет, это не годится. – Скажем, что я с Сайфером проверил, – вздохнул Лютер. – Уже лучше. Так вот, о чём я. Они не звери. Просто странные. Очень странные. Хотя я всё ещё настаиваю, что регенерации понятнее, чем два сердца. – Почему? – опешил Лютер. – Потому что регенерация существует в природе и описана у десятка видов живых существ… – У восьми, – встрял Мор и сделал шаг за Лютера, когда старик хмуро на него посмотрел. – Так или иначе, регенерация – вещь существующая и описанная, а вот два сердца! Я до сих пор не понимаю, как они бьются с достаточной задержкой… Ну чего тебе? – У болотных бегунцов есть два псевдосердца, – высунулся из-за Лютера Мор. – Вы с братьями не болотные бегунцы, – скривился Брин. – Так или иначе, судьба дала нам второй шанс, надо его использовать. Сегодня мы соберём совет апотекариона и оформим наблюдение за Львом. Это примечательный случай и его надо всесторонне зафиксировать. Потом покажем результаты совету магистров. Вы с Магев и очкариком подпоёте нам, что детей надо обязательно продолжить изучать. Как тебе план? Лютер вздохнул и не стал поправлять, что лорд Сайфер – не очкарик. Всё это сборище – и вообще всё происходящее – было безумием и преступлением против здравого смысла. – Звучит разумно. У него за спиной скрипнула дверь. Конрад, встрёпанный и сутулый, шел к ним, подгребая ногами. – Как твой брат? – спросила Лушта. Конрад пожал плечами и взял Лютера за руку. – Ничего так. Лют, я к птице схожу, ладно? А ты сходи за обедом. Лев есть хочет. И я тоже. – Сам в рефекторий сходи! – вскинулся Мор. Конрад показал ему язык. Лютер почувствовал себя в бредовом сне. Он только-только заставил себя принять новую реальность, а дети внезапно стали вести себя, как будто ничего не случилось. – Потише, – буркнул он, заставив их встать по бокам от себя так, чтобы они не могли пинаться. – Конрад, что со Львом? – Со Львом? – ужасно удивился мальчик. Потом словно сообразил, о ком речь, пожал плечами и указал на дверь, – С ним всё хорошо. Лютер оглянулся и почему-то совершенно не удивился, увидев прилипшего к стеночке Льва. Повязка по-прежнему закрывала половину его осунувшегося лица, но отёк и огромный синяк вокруг глаз спал. Но он выглядел тощим. Или это Лютеру так показалось. Лев стоял, облокотившись плечом с искалеченной рукой об дверной косяк и явно примеривался, как добраться до апотекариев, не упав. Лютер набрал в грудь побольше воздуха и начал медленно выдыхать, считая до десяти. – Тебе кто разрешал вставать? – вскинулась Кира. – Быстро в кровать! – Там скучно! – В смысле скучно?! – судя по голосу, подруга испытывала примерно те же эмоции, что и Лютер. – Лев! – Что?! – Тебе мастер-апотекарий велел лечь обратно, – Лютер досчитал и заговорил. Лев возмущенно вскинулся. – Да я уже сколько лежу! – Мастер-апотекарий. – Да не могу я уже лежать! – Ты рыцарь или кто? Лев на мгновение замешкался, потом злорадно просипел, поведя искалеченной рукой: – Пока нет, верно? Лютер не нашелся, что ему ответить. – В кровать, – заявила Кира и пошла к своему пациенту. – Это пока ещё мой апотекарион и я тут решаю, кто где будет лежать! Лев возмущённо вскинулся – попытался, силёнок у него явно не было. Лютер хотел было пойти за подругой, но прямо у него за спиной в окно постучали. В окно на втором этаже. Определённо, сегодня был не его день. Он обернулся. Прямо между головами Брина и Лушты, в окне, торчала детская голова с оттопыренными ушами и в дурацкой вязаной шапке. Лютер сначала вытащил из памяти имя и лицо отца, потом погибшей три года назад на Охоте матери, а потом и имя самой девочки, тоже нынешней ученицы Саринетия. Лира постучалась в стекло ещё раз и ткнула пальцем в него, Лютера. Он молча подошел и приоткрыл окно. Пахнуло холодным ветром и горячей смолой. – Ой здрасьте сар Лютер! – затараторила она. Девчонка стояла на прислонённой к стене лестнице, а внизу её держал серв, видимо, один из чинившей крышу конюшни бригады. – Там лорд Сайфер сказал… Ой, Лев! Это тебя ангел так порвал?! А… Лютер молча взял девчонку за шиворот и втащил в апотекарион. – Лорд Сайфер сказал, чтобы вы шли к нему быстро! – Лиру такое обращение ничуть не смутило. Она поджала ноги, пока рыцарь переносил её через подоконник и кушетку, где только что сидела мастер Лушта, и ловко выпрямилась, когда Лютер разжал пальцы. – Угу, понял, – Лютер высунулся в окно и махнул серву. – Обратно она сама спустится, спасибо! – он закрыл окно и вернулся к девчонке. – Так, куда! – он снова взял её за шиворот. – Останешься здесь до ужина, считай, что штрафные работы. Сариентию я сам скажу. – За что?! – За то. Что ещё лорд Сайфер сказал? – Что если вы не поймёте слово “быстро”, он вам пизды вломит, – охотно продолжила Лира. – Так и сказал? – не поверил Кейв. – Нет, он сказал длиннее, я сократила по сути! – Ну вот за ругань и останешься тут. – Не-ет! Вы сначала меня наказали, а потом я провинилась! Задним числом опрадывать наказание нельзя! – Ну тогда останешься тут ещё и в ночную смену с Мором, твоего отца я предупрежу. – Ей, а что я снова в ночную?! – Но вы не имеете права отправлять меня на штрафные работы! Вы даже не магистр! – Я мастер Охоты. – Временный! Поэтому вы должны сначала пойти к мастеру Сариентию, па-атом он должен одобрить и вынести решение!... – под его взглядом Лира стухла. – Что, это правда такой большой секрет? – Большой, – Лютер разжал пальцы. Лира немедленно повеселела и повернулась в сторону Льва. Лев молча вывернулся из рук Киры и скрылся в палате. Мор хмуро заступил соученице дорогу. Лютер с силой провёл руками по лицу, потом посмотрел на то ли хохотнувшего, то ли крякнувшего мастера Брина. Иногда он Альдурук ненавидел. – Я к Сайферу, потом к Магев. И постараюсь найти Сангвиния. – Если придёт, запру в чулане, – пообещал Кейв. Смотреть на Льва собрались все апотекарии Ордена. Запихнуть эту толпу в палату не было никакой возможности, поэтому Кейв перенёс Льва в общую. Мору происходящее не нравилось, но они апотекарии и ради дела надо было терпеть. Тем более, что сам Лев не возражал – видимо, по голове ангел его успел хорошенько приложить. Его глаз почти восстановился, а веки ещё нет, и само яблоко оставалось какой-то неприятной неправильной формы. Мор старался на эту часть лица брата вообще не смотреть. Льва посадили на койку, остальные кровати сдвинули в стороны, натащили табуреток, снующую под ногами Лиру поставили в угол, откуда она отчаянно тянула голову, чтобы всё видеть, апотекарии надели халаты, натянули на лица сложные выражения и приготовились смотреть. Смотреть дого не получилось: как только Кира перечислила травмы мальчика, а Мор размотал его культю, появился магистр Охоты Авгет со свитой. Магистр имел глупость явиться в грязных сапогах и более того, открыть пинком этих сапог приёмную дверь. Следующие полчаса апотекарии под руководством мастера Брина и магистра Апотекариона Алайи спускали Авгета с лестницы. Авгет был огромен, спускаться никуда он не желал и не хотел даже выпихиваться за дверь. Смотреть на происходящее у Мора не было никаких ни сил, ни физических, ни моральных. Поэтому он замотал бинты Льва обратно, прикрыл его глаз тряпицей и пошел заваривать чай вернувшемуся Лютеру. От старшего брата они узнали, что ангел прибежал обратно к лорду Сайферу, тот, слишком занятый их заговором, отвёл мальчика к Мертель, а Мертель – посадила его лепить пирожки с сервами и штрафниками. О том, что их ангелочек “совсем убил Льва” теперь знал весь Альдурук. – Может, оно и к лучшему, меньше секретов, – дёргая глазом и преувеличенно бодро сказал Лютер. Пришел Конрад с обедом – а с ним и Магев, которая немедленно попыталась спасти Авгета. Апотекарии накинулись и на неё, Лютер кинулся защищать наставницу, и началась такая безобразная свара, что Мор не выдержал. – Пойдемте отсюда, – он унёс зевающего Льва обратно в палату. Там было хорошо и тихо, они вчетвером поели и почти мирно поговорили. Льва, правда, пришлось кормить с ложечки: оставшиеся три пальца едва шевелились и их жгло всё тем же ужасным огнём. Мор поймал себя на том, что не может спокойно смотреть на травмы Льва. Ни на глаз, ни на культю, ни на искалеченную кисть, которую Конрад заботливо прикрыл одеялом. Даже знание, что бугорок под одеялом – опухшая ладонь с тремя уложенными в лубки пальцами, будило в его душе беспокойство. Он был, без сомнения, очень рад, что катастрофа решилась сама собой, а Лев восстановится. Даже если их изгонят из Ордена, они не пропадут. Впрочем, судя по реакции магистров на случившееся и тому, как Конрад спокойно пил бульон, не выгонят. По крайней мере, пока никто до этой мысли всерьёз не додумался. Мор был рад, но он не мог радоваться. Всё это было неправильно, они всё ещё должны будут столкнуться с последствиями и старая жизнь к ним уже не вернётся. Мор думал и всё больше склонялся к тому, что ангел не сошел с ума, в нём не проснулся зверь. Он просто слишком сильный и слишком впечатлительный. И с этим им предстояло что-то делать. В первую очередь – переселить птицу куда-нибудь. Куда угодно, только чтобы он больше не спал под боком у старшего брата. Лютер, случись что, точно не выживет. …смогут ли они всю жизнь следить за ангелом, чтобы он снова ничего не натворил? Взгляд Мора снова скользнул по культе брата. – Я пойду схожу гляну, где Лют, – он выскочил из палаты. Никого на самом деле проверять он не хотел: сборище идиотов, по глупости назначенных магистрами, с обеденным колоколом ушло. Оно и понятно, скандал скандалом, а обед по расписанию. Мор открыл окно, расставил по местам стулья и выглянул в коридор. Под дверью, на полу, сидел и ел пирожки ангел. Лицо у него было красным, опухшим и зарёванным, крылья лежали по бокам. Выглядели они тоже неважно, никто их утром перед завтраком не перебирал и не приглаживал. На коленях мелкого стояла корзинка из щепы с сиротливым пирожком. Когда Мор выглянул, ангел поднял лицо и перестал жевать. – Ты чего тут сидишь? – Мору стало его жалко. Он улыбнулся и попытался добавить в голос дружелюбия. – Ты что, пирожков принёс? Сангвиний молча посмотрел на последний пирожок, с большим трудом проглотил то, что у него было во рту, но так ничего и не сказал. Он несколко секунд смотрел на Мора, потом снова весь сморщился, скривился – и разревелся. Горько, с огромными мутными слезами, подвываниями и соплями. Он вскочил, отшвырнул корзинку в стену и убежал к лестнице. Мор сморгнул, глядя ему вслед. – Кто там кричал? – выглянула из палаты Лира. – Никто, – Мор прикрыл дверь. Потом подумал и сказал, – Я пойду поищу птицу, пока Лют занят с магистрами. – Я с тобой! – Тебе нельзя. – Ой, да ладно! Сариентий мне ничего не приказывал! – Лютер тебе приказал. Лира закатила глаза, и Мор пообещал её стукнуть – совсем легонечко, разумеется – если она начнёт возражать. Но девчонка махнула рукой и вернулась в палату, а Мор пошел ловить птицу. Лорд Сайфер и Лютер нашлись в аптекарском огороде. Они сидели на лавке в компании госпожи Лиассы, смотрительницы бастионов – и старшей дочери Магистра Стен Иорта. Мор не стал им мешать. Сариентий нашелся в классах, Мертель – в индендантской, Магев сказала, что ангела не видела, в комнатах Лютера и Мора его не было, под кроватью Кейва тоже, на чердаке над библиотекой тоже. Мор почти отчаялся: в Альдуруке в лучшие годы могли жить десятки тысяч людей, и искать ангелочка даже в обжитой части крепости было делом безнадёжным. Даже с таким обонянием и реакцией, как у него. В конюшню он заглянул на всякий случай, принюхавшись и решив, что птица тут была. Аккадис в стойле не было, хотя Магев он видел всего четверть часа назад. Мор подумал и подошел к деннику. Аккадис всё же была на месте. Кобыла взвилась на ноги, перегнулась через дверцу с опущенной решеткой и щёлкнула зубами в паре сантиметров от лица Мора. – Это я, ей! – он шлёпнул кобылу по ноздрям. Та угрожающе фыркнула, но вроде не делала попыток укусить его по-настоящему. – Пусти меня, я не сделаю ему ничего плохого. Аккадис ещё раз щелкнула зубами, посмотрела чёрным глазом и сделала шаг назад. Мор зашел в денник. Так и есть, в углу на соломе сидел ангел. Птица вытянула ноги, крылья раскинула, и ещё вся перемазалась в соломе и грязи. Похоже, валялась тут и рыдала. Мор молча сел рядом. Аккадис фыркнула и положила голову на дверцу. – Я плохой, – тихо сказал ангел, не глядя на брата. – Нет. – Какое нет, когда да. – Ну подумаешь, нёс ты и эти пирожки и не донёс. Мы твои тоже всегда съедали. Ангел мигнул, потом снова скривился – и зарыдал. – Да-аже чёртовы пирожки не донёс! – Мор ошарашенно смотрел, как по щекам брата снова ручьём потекли слёзы. Да сколько же их в нём? Сангвиний заметил его взгляд, скривился и принялся растирать их кулаком вместе с грязью. – В-вот все тоже так смотрят! Н-накуролесил и рыдает, как гноха! Ж-жалость выбивает! – он с шумом втянул сопли. – Да не думаю я так. – Нет ду-умаешь! Я же вижу! – Я апотекарий и я знаю, что все люди разные. Лютер вон вообще плакать не умеет, и что. Тебе просто плохо. – Нет! – Так, я сказал, я апотекарий, я лучше знаю, – Мор подвинул крыло и притянул брата к себе. Аккадис повернула морду и подозрительно на них посмотрела. Ангел ещё раз всхлипнул и прижался к Мору. – Лют на тебя не злится, – он погладил птицу по макушке. – Лев тоже. Они считают, что это была случайность. Ангел всхлипнул ему в плечо. – А какая разница? – Большая. Если бы ты его нарочно покалечил, было бы куда хуже. Вот тогда бы ты точно был бы плохим, мы бы на тебя обиделись и перестали считать тебя братом. Белое крыло дёрнулось и повозило по соломе. – Я не хотел, – тихо сказал ангел. – Я... даже когда вы... ну... тогда, я хотел, чтобы ему было не больно, а страшно, как мне, чтобы понял. Я... – Поэтому мы тебе верим. Ты оказался прав, у Льва уже глаз отрос. Нам охрененно повезло получить второй шанс. Ангел у него под руками вздрогнул и замотал головой: – Я Льва покалечил! Лют меня никогда не простит! – Уже простили, оба. – Нет! Он Льва слишком любит! – О великие предки, – Мор закатил глаза. – Да всё у Льва отросло. Ну то есть не отросло, но сейчас отрастёт, а Лют тебя тоже любит. – Я могу снова кого-то покалечить! – Да. – Я опасен! – Да. – Я чудовище! – Ага. С крыльями, клыками и когтями. Лев отрастит руку, я ему задание дам, чтобы тебе волчьи когти приклеить к рукам, мы их красным покрасим и ты будешь летать надо Охотой, чтобы все звери боялись. Сангвиний поднял голову: – Да ты смеёшься! – Ага. – Это не смешно! – Ну извини. Я всю ночь не спал, не знал что делать, и боялся. Имею право немного и посмеяться. – Это! Не! Смешно! А если я нападу на Лютера?! – Будешь спать со мной. – А если на тебя?! Лев жив, потому что ты меня оттащил! Что, теперь спать только под вашим присмотром? – Ну если надо будет – будешь спать под присмотром. Льву скажу, он придумает засов на дверь, который ты не сможешь просто так открыть. – И что, дверь поставим прочнее? – Надо будет – поставим. Метровую. И железную. Сангвиний сжал губы. Слёзы подсохли, брови нахмурились – Мор выдохнул. – И что, всю жизнь так меня будете охранять? – Типа того. У Льва мечта сбудется, он тебя на цепь посадит и будет так держать. – А тебе всё смешно! – ангел хлюпнул носом и сердито подобрал крылья. Мор взял его за руку. – Нет, я абсолютно серьёзен. Нам придётся что-то с тобой делать. Я тоже считаю, что это была ужасная случайность и вряд ли она повторится. Но меры принять придётся. Скорее всего, спать с тобой буду я, раз ты один не можешь. Ангел опустил голову. – Если бы не ты, я бы убил Льва прежде, чем очнулся. Я… я боюсь за тебя. Мор пожал плечами. – Мы что-нибудь придумаем. Пойдём, надо тебя помыть.