Влюблюсь

POV Женя — А теперь ты мне расскажешь, о чем вы говорили с Ромой, — присаживаюсь я за стол и смотрю на Алису. Ее поведение более чем странное. Она мало того, что практически меня избегает, так плюс ко всему заявила во время обеда, что не хочет больше в клубе работать, по крайней мере танцевать. — Жень… — Алис, я вижу, что что-то не так. И понимаю, что именно я тому виной. — Тш-ш, — затыкает мне рот рукой и садится напротив. — Я все знала с самого начала, с первого дня знакомства: тогда, на автостраде, ты сказал мне все, как есть. Ты был растерянный, уставший и безумно грустный. А я пообещала сама себе, что научу тебя улыбаться. Я привыкла быть красками по жизни, привыкла вносить радость в жизнь людей. Но с тобой не вышло. — Ты не права, — качаю головой. — Не перебивай… — Прости, — беру ее руку и жду, когда она продолжит. Глаза яркие, зеленые, как два чистейших изумруда, были взволнованы. Что же скрываешь ты, Алиса? Почему вечно искрящиеся глаза растеряны? — Я так рада за тебя. Честно. Мое сердце спокойно теперь, ведь ты улыбаешься, пусть и не мне. И я не знаю, как объяснить это… — она прикрыла глаза на пару минут, но я по-прежнему молчу. Не хочу сбить ее с мысли. Однако пока что слабо понимаю, к чему она ведет. — Я люблю тебя, очень. Но скорее как брата, друга, близкого человека. Мне нравилось спать с тобой, разговаривать, проводить вместе время. И, быть может, если бы не появился Рома, все было так и дальше. Но видеть вашу настоящую крепкую любовь и страсть... Видеть притяжение, что между вами возникает, стоит вам в одной комнате оказаться… — она замялась на пару секунд. - Даже пытаться препятствовать этому, Жень, просто непозволительно. Моргаю озадаченно. Вникаю в сказанное ею. Мысли в голове скачут сумбурно. Я друг для нее. И она не собирается препятствовать. Это ведь хорошо? Да? — И я… беременна, Жень, — прохладной волной по телу от ее слов. — Прежде чем ты начнешь играть в добродетель и кричать, стуча в грудь, что ты не бросишь малыша, и ты будешь со мной и тому подобное, говорю тебе сразу, что я подаю на развод. Не потому, что ты мне не нужен, просто родня не поймет того, что ты с Ромой, но женат на мне. — А… — открываю рот, чтобы хоть что-то сказать. — Ребенка будешь видеть, когда пожелаешь и сколько пожелаешь. Я дам ему твою фамилию. Жень… Все хорошо, и я правда очень рада тому, что ты будешь счастлив, а я еще встречу того, кто полюбит меня. — Алис, я говорил, что ты чудо? — улыбаюсь и, притянув к себе, обнимаю. — Ты к врачу ходила уже? Или вместе сходим? — Ходила.… У меня всего девять недель, но работать я уже не буду. Не хочу рисковать здоровьем малыша. — Хорошо, деньги не проблема, я обеспечу тебя и ребенка. Мать будет рада внуку. Только вот как она отреагирует на то, что я развожусь — я не знаю.… Так много событий за последние дни. Слишком много… Я все еще свыкаюсь с тем, что теперь Рома будет рядом, теперь я не буду отчаянно одинок. Так еще в придачу отцом стану…. — А Роме ты говорила это, да? — Говорила. И он хотел уйти, ибо не разлучник и так далее. Я удержала, объяснив ему то, что только что сказала тебе. — Спасибо, — шепчу, разрываемый эмоциями. — Спасибо тебе за все, девочка, спасибо. … Я был жутко рад, что мы с ней откровенно поговорили. И буквально окрылен тем, что скоро увижу Рому. По крайней мере, я очень на это надеялся. Близится поздний вечер, я на работе, а телефон молчит. А в сердце сомнение. А в теле дрожь. Неужели он снова исчезнет? Решит, что я выберу ребенка, когда узнаю? Но ведь и выбор делать не нужно… Они оба будут со мной. Я никого не потеряю. — Я слышу, как скрипят шестеренки в твоем мозгу, — горячий шепот на ухо. Его запах врывается в мои легкие. А тепло от рук, что прижали к его телу, отзывается приятной волной мурашек по телу. — Привет, — отвечаю с улыбкой, пытаюсь повернуться, но он не дает. Ведет вперед, подталкивая в спину, но захват не расслабляет. — Думал, я не приду? Ты теперь так легко от меня не избавишься… — легкий укус в шею. Вздрагиваю, но не отстраняюсь. Это не больно, это будоражаще… возбуждающе. А я на работе, так-то… — Я хочу тебя так сильно… — сильные руки скользят по моему животу к ремню. Ловким движением расстегивают, одновременно с этим заталкивая в гримерную. Благо там сейчас пусто. — Дверь закрой на нижний замок, — пересохшими губами лепечу. Сам горю от желания, слишком давно мечтая о близости с ним. Слишком часто представляя, каково это — ощущать его внутри себя или же проникать в него. Мне правда плевать, где я буду — снизу или сверху, главное с ним… Щелчок — и дверь теперь заблокирована для ненужных свидетелей весьма развратного зрелища… Моя кожанка, звеня пряжками, падает на пол. Майка следом за ней, а я вообще вжат в холодную стену. Контраст между неприветливой поверхностью крашеной стенки и горячим телом Ромы потрясающ. Кусаю губу нетерпеливо, подставляюсь под его ласки. А его руки беспощадны. Собственнически сжимают мое тело. Казалось, пытаются проникнуть под кожу, желая ласкать само сердце и душу изнутри. М-м… И плевать, что будут синяки, плевать, что на шее и плечах россыпь засосов, алеющих. Пульсирующих. Страсть и желание алым пламенем прожигают нутро. Дыхание сбивается, а сердце беспомощно бьется о ребра, тянется к нему. Рома… Хочу его губы, хочу его тело, хочу его руки. ХОЧУ его до безумия. До дрожащих рук и ватных от возбуждения ног. До сковывающей легкой боли внизу живота… Тихий звук открывающейся баночки, вероятно, со смазкой. Нежные пальцы умело проникают в меня, прохладные, скользкие. Еще… — Не томи, я так долго этого ждал, — срывается с губ. — Не томи, я с ума схожу… Рука пропала, а на смену ей пришел твердый, горячий и немаленький член. Боль — это такая мелочь по сравнению с этим восторженным ощущением единения. Толчок… из-под ног земля уходит… Толчок… кровь в венах закипает, а гул в ушах невыносим. Еще… Толчок… пальцы дрожащие, непослушные зарываются в его волосы. Легонько тянут. Толчок… моя голова откинута на его плечо, выгибаюсь, тянусь к нему. Толчок… моя шея истерзана его губами и зубами, а стоны симфонией срываются с губ. Хрипло. Порывисто. Толчок… такой медленный и дразнящий, головкой по простате, импульсом по телу. Толчок… чуть резче, а из глаз, кажется, искры уже сыплются от накала. Горячо. Невероятно горячо. Как никогда, как ни с кем… Рома… Рома… Рома… Алыми искрами в мозгу. А перед глазами темными пятнами свет теряется. Еще… Тяжелое дыхание мне в ухо. Его хриплый стон, и нежные пальцы кружат вокруг головки, лаская уздечку… Прикусывает мочку уха, вместе с тем резко войдя. А я, не выдержав, кончаю в его руку... Бурно. Вскрикнув. Опираюсь на него, не в силах сам стоять, чувствуя, как тонкой струйкой густое, тягучее семя стекает по бедру. И было бы противно с кем-то другим, но не с ним. Это ведь часть его. — Как ты? — повернув к себе, спрашивает. Глаза ошалевшие. Щеки разрумянены, а по виску капелька пота стекает. Мой… Тянусь к его губам, которые так желал весь день. Целую медленно и чувственно, вкладывая кусочек души, кусочек себя. — Я отлично… — улыбаюсь, оторвавшись от него. — Курить? — приподнимаю бровь. — Курить, — смеется, а в глазах любовь плещется. Теперь его глаза отражают мои. Теперь его глаза — те омуты, в которые, бросившись, жалеть не станешь. Теперь они мои, полностью и бесповоротно мои… я знаю это. — Я люблю тебя, Женя, безумно люблю. И я верю ему и радуюсь, что тогда, в тот проклятый день, в ненавистное мне 14 февраля написал на клочке бумаги вселенского масштаба глупость. Написал, не думая, что это так изменит жизнь мою. А сейчас смотрю в его глаза и понимаю, что все же, ребята, что ни делается, делается к лучшему. И знаете, не важно, совершенно не важно — глупо ли это или необдуманно. Безумно или порывисто. Главное, что вот такие мелочи дарят нам невероятное счастье в итоге… Я люблю его, и теперь лишь это важно. Я люблю его, и он весь мир для меня, мир потрясающих красок и головокружительных эмоций. И если бы я вдруг вернулся случайно в тот самый роковой день февраля, три года назад, я бы поступил так же.