Холодный рассвет.

За окном бушевала природа, ветер зло завывал в трубах, которые выдавали душераздирающий вой. Буря усиливалась.   Иногда я думаю о том, что ночная буря — это прообраз человеческих жизней. В жизни каждого из нас время от времени наступает буря, заставляющая нас биться о стены и выть от безысходности, но каждая буря рано или поздно стихает и восходит солнце. Но не всегда получается починить то, что было разрушено.   Некоторые из нас всеми силами пытаются восстановить разрушенное внутреннее равновесие, некоторые пытаются вернуть мир, который окружал их до бури. Но склеенные осколки никогда не будут как раньше отражать свет, что сияет внутри каждого из нас, теперь он будет пробиваться через трещины. И рано или поздно угаснет. Иные же вовсе сломаются и решат забыться, предпочитая реальности наркотики и алкоголь, оставив гнить всё хорошее, что осталось внутри и снаружи.   Моя буря тоже стихла, только моё солнце так и не засияло. Мне остались только развалины от прежнего меня. Много раз я пытался хоть что-то уцелевшее найти в останках, но так и не смог.  Бутылка стремительно опустела. Люка уже успел опьянеть. Поначалу он смотрел на меня рассеянно, потом удивлённо, потом неверяще и наконец смущённо. Меня удивило, что я так и не увидел в его взгляде отвращения или ненависти.   Алкоголь мне не помог, и я постоянно мёрз, иногда меня даже бросало в дрожь. Боль разъедала меня изнутри. Мне казалось, что в груди образовывается дыра.   Я попытался закутаться в пальто, но толком не получилось. Рука нашарила в кармане сигареты, захотелось курить.  — Люка, не откроешь форточку? Я хочу покурить, — он поднялся, открыл окно и протянул мне одно из одеял.  — Да, я тоже покурю, если угостишь, мои закончились. И возьми всё-таки одеяло — холодно же, — он укутал мои ноги теплым, ещё хранившим тепло его тела, одеялом. Как же давно я не чувствовал человеческого тепла.  — Спасибо, — я раскурил две сигареты, одну протянул своему собеседнику. Он благодарно кивнул и налил виски в стаканы.  — Заканчивается, — он с тоской кивнул на почти пустую бутылку. — Ладно, так на чём мы остановились? Ах да, Гретта беременна, она же жена Кая?  — Да, тогда ещё была его невестой, насколько я знаю они не успели сыграть свадьбу.  — Ну я помню, они жили вместе, тогда мне было не больше десяти лет. Однажды я упал и поранился, — он закатил рукав и показал маленький шрам, — Гретта перевязала мне руку, и дала какие-то сладости. Она была доброй девушкой, всем помогала чем могла. Представляешь, однажды она даже… — Люка поймал мой гневный взгляд и стушевался. — Тебе, наверное, неприятно о ней слушать, да? Она тебе не нравится?   — Нет, если судить по рассказам Кая, то я считаю её хорошей, но говорить о ней не хочу.  — Ладно, понимаю, — он опустил глаза на бокал, потом сделал глоток. — Ну, что было дальше? Или вы больше не виделись?  — Виделись. В то утро он уехал, не сказав больше ни слова. Когда он собирал вещи, я стоял как статуя и ничего не мог сказать или сделать. Мне казалось, что это сон и я скоро проснусь. Но я не проснулся. Когда за ним закрылась дверь, я начал рыдать как ребёнок. Слёзы катились и катились, я не мог остановиться. Я сидел в той комнате и ненавидел весь мир. Я не мог понять, что случилось и зачем я так поступил. Я даже сам себя не мог понять.  Так прошло несколько дней. Я никак не мог осознать случившееся, ведь нам обоим было хорошо, иначе он мог бы меня ударить или оттолкнуть, но он сам поцеловал меня, и он хотел этого, я же чувствовал. Я прекрасно понимал, что у него есть невеста и она беременна. Но почему он ушёл, не сказав мне ни слова? Потом я начал себя утешать, будто это что-то означает, что он тоже ко мне неравнодушен и ещё вернется. Но прошли месяцы, а от него не было вестей. Он даже письма не написал.  — А почему ты ему не написал?  — Я не знал его адрес, он ни с кем не общался в Москве, а в музее сказали, что он не оставил адреса. За эти месяцы я похудел настолько, что иногда боялся развалиться на куски от неосторожного движения. Я не мог нормально есть и спать. Не написал больше ни одной картины.  — Даже Кая не рисовал?  — Да, я пытался, но когда вспоминал его лицо, то в груди сжималось так, что хотелось выть. И рука с кистью начинала дрожать.  А потом я начал забывать его лицо. Но его образ забыть не смог. Боже, сколько бессонных ночей я провел, пытаясь вспомнить его глаза, губы, улыбку. Иногда я видел его во снах. И эти дни были беспокойней и в то же время унылей всего. Он как будто оставил на мне какой-то след, который я не мог стереть. Одним словом, я чудовищно по нему тосковал.  — А тебя не беспокоило то, что ты влюбился в мужчину?  — Нет, сначала я об этом даже не задумывался. Это уже потом, когда друзья и близкие начали догадываться, я стал беспокоиться, но это быстро прошло. Моя любовь была слишком сильной, чтобы беспокоиться о таких мелочах. Меня не волновал ни его пол, ни что-либо другое. Мне было плевать на всё, лишь бы он был снова рядом. Я знал, с кем бы он ни был, куда бы он не шёл, он всегда будет принадлежать только мне.   И когда я уже начал терять последнюю надежду, он прислал письмо, в котором сказал снять квартиру и встречать его через неделю. Когда я закончил читать письмо, я практически рухнул от облегчения и волнения. Чудовищный груз отчаяния свалился с моих плеч.  На следующей день я нашел однокомнатную, но удобную квартиру. Тогда мне даже в голову не пришла мысль, что квартира предназначалась для нас двоих. Я думал, что он должно быть уже забыл о том поцелуе, иначе он вряд ли написал бы письмо и захотел со мной встретиться.  В день его приезда я волновался, как девчонка. Я несколько раз переодевался и укладывал волосы разными способами, кричал на всех и раздражался. Но чувствовал себя самым счастливым человеком на этой гнилой планете.  Когда я его увидел, то побоялся потерять сознание от переизбытка эмоций, так что ухватился за столб на всякий случай. Ноги дрожали, сердце колотилось так, что я думал оно не выдержит. И я не знал, как себя с ним вести.   Он же холодно со мной поздоровался и попросил меня проводить его до квартиры. Всю дорогу мы ехали молча. Он не говорил, был мрачным и задумчивым. Я не мог оторвать взгляд от него, пытался понять о чём он думает, но без успеха, — я на минуту замолчал. Приступы боли усиливались, воздуха не хватало, мне становилось хуже. Я начал задыхаться. Люка, заметив моё состояние, засуетился, открыл окно, и принёс мне воды.  — Ну это уже перебор, у нас по соседству доктор живёт, я пойду за ним, — он включил свет, от чего мы оба поморщились, и собрался выполнить сказанное.  — Нет, подожди, твой доктор мне не поможет, — я достал из кармана лекарства. — Вот, я уже был у доктора. Твой сосед ничего большего сделать не сможет, так что будь добр, выключи свет и дай мне продолжить.   — Чем ты болен?  — Чахотка. Запущенная форма. Диагностировали год назад, — он сразу же изменился в лице, но мне не нужна была его жалость. — Не смотри так, у меня от твоего взгляда ощущение будто я уже умер.  — Прости, я просто… мне жаль, — он сел за стол, но вспомнив про свет встал и погасил его, постояв там несколько минут. Потом снова сел рядом со мной на пол и спросил:  — Зачем ты мне всё это рассказываешь?  — Я не знаю, — честно ответил я. Я и правда не знал, мне просто хотелось, чтобы кто-то знал мою историю. Возможно мне хотелось, чтобы кто-то осудил меня так же, как я сам обвиняю себя. Мы посидели молча некоторое время, пока моё дыхание не восстановилось.  — Что было дальше?  — Дальше была одна из самых прекрасных ночей в моей жизни. Когда мы вошли в квартиру, Кай даже не стал её осматривать, он бросил свои вещи, подтолкнул меня к стене и принялся жадно целовать, как голодный зверь. Почти сразу же он начал задыхаться, но не остановился. Когда я наконец отошёл от первого шока и начал осознавать, что происходит, я с воодушевлением ответил на его поцелуй. Насытившись моими губами Кай спустился вниз на мою шею. Он целовал и кусал мою шею, ухо, ключицы, языком играл с веной на шее.   Я полностью отдался ощущениям и утонул в удовольствии, накрывшем меня. Кай подхватил меня под бёдра, поднял и прижал к стене, заставив обнять себя ещё и ногами. Но потом он вдруг на мгновение остановился и посмотрел мне в глаза с немым вопросом. Я не знал, что он хочет от меня услышать и просто потёрся об него своим стояком. Его глаза будто заискрились от моего жеста.  «Где здесь кровать?» — только и спросил он, сильнее меня обняв.   Повалив меня на кровать, он начал поспешно раздевать меня и жадно целовать каждый участок моего оголённого тела.  Когда на нас обоих уже не осталось одежды, Кай немного успокоился, его движения стали более мягкими и нежными, он с явным наслаждением ласкал меня, проводя ладонями вдоль моего тела, спускаясь лёгкими поцелуями всё ниже. Я закрыл глаза и погрузился в ощущения, даримые его руками и губами. Когда я почувствовал его дыхание на своём члене, я на несколько секунд перестал дышать, предвкушая что будет дальше.  Он был неопытен, но его старания во что бы то ни стало доставить мне удовольствие искупали это с лихвой. Я не сдерживал стоны, мне хотелось, чтобы он знал насколько мне хорошо. Спустя несколько минут безграничного наслаждения и распиравшего меня изнутри неконтролируемого счастья, я почувствовал его пальцы на своих губах и сразу понял, чего он хочет от меня. Взяв в рот его пальцы, я начал жадно облизывать их. Потом сам схватил его руку и приставил его пальцы к своему входу. Он оставил в покое мой член, почувствовав, что я уже близок к пику и стал нежно меня целовать, в тоже время аккуратно проталкивая в меня свои пальцы. Мне казалось, что должно быть больно, но боли я не чувствовал. Он подготавливал меня долго, и как будто бы сам наслаждался процессом, но я понял, что больше не могу терпеть, мне хотелось почувствовать его внутри, хотелось стать с ним одним целым.  Я встал и жестом показал Каю ложиться на спину, и он покорно выполнил мою просьбу. Я толком не знал, как правильней это сделать, но хотел доставить ему как можно больше удовольствия. Я приблизился к его паху и начал целовать его бёдра, потом поднялся к животу, покусывая и целуя все места, до которых добирался. Наконец, добравшись до его истекающего члена, я сразу взял его глубоко в рот и начал нежно скользить по нему, проходясь языком по головке.   От неожиданности у Кая вырвалась громкий стон, и он вцепился в простыни, сминая их. Почти доведя его до пика, я выпустил его влажный от слюны член изо рта и сел на его бёдра. Он положил одну руку мне на живот, а второй приобнял меня за талию. Приставив его член к своему входу, я наклонился, поцеловал его и шепнул на ухо: «Давай».  Он начал медленно входить в меня. Не буду врать, что больно не было, но вся боль как-то ушла на второй план, когда я осознал, что именно я делаю и кто именно доставляет мне эту боль.  Спустя несколько хоть и плавных, но болезненных толчков, моё тело внезапно пронзил импульс резкого удовольствия. Словно электрический разряд прошил моё тело и, содрогнувшись от наслаждения, наплевав на остаточную боль, я начал жадно насаживаться на член Кая. Привыкнув друг к другу, мы стали двигаться в одном, приносящем удовольствие, ритме. Наслаждение накрывало нас с головой, срывая тормоза. Мы бешено целовались, стоны врывались в поцелуи, заставляя нас задыхаться. Его член скользил во мне, вызывая волны дрожи, побуждая двигаться всё быстрее и быстрее. И очень скоро мы достигли оргазма, который накрыл нас как цунами, заставляя мышцы содрогаться ещё долгое время после. Ни разу до этого в своей жизни я не чувствовал ничего подобного, оргазм был таким головокружительным, что я без сил упал на Кая. Тяжело дыша я лежал на его груди, уткнувшись в него носом, слегка поглаживая его плечо. В голове поселилось чувство эйфории, казалось из неё вымели одним махом всё тяжёлое время до нашей встречи. На душе было легко и тепло.  Но моему телу этого было мало, как будто дорвавшись до воды после долгой засухи, я хотел большего. Мой член снова начал подавать признаки жизни, напрягаясь и упираясь в бедро моего любовника, и ответная реакция не заставила себя ждать. Кай пошевелился, собираясь что-то сделать, но я опередил его и сполз вниз, проведя языком по всей длине его поднимающегося члена. Мне ужасно хотелось почувствовать его на вкус.    Слегка отодвинувшись я облизал свои пальцы и осторожно погладил тугое колечко мышц ниже его мошонки. Я боялся, что он не позволит мне пойти дальше. И на минуту мне показалось, что это действительно так, ведь он взял мою руку и притянул меня к себе. Но тут он прошептал мне в губы:   «В поезде я подготовил себя, я не хотел терять ни секунды, когда окажусь с тобой. Ты даже не представляешь, как сильно и как долго я хочу тебя».  У меня из головы вылетели все слова, я просто был не в состоянии выразить вслух всю свою любовь к нему. И я начал страстно целовать всё его лицо и шею, пытаясь так выразить свою благодарность за его чувства. Пока я был занят этим, он схватил меня за бёдра и резко толкнул меня вперёд, насаживаясь на меня, коротко вскрикнув. От неожиданности я до крови прикусил его нижнюю губу.   Вкус крови немного прояснил мою голову. Я испуганно посмотрел на него и хотел отстраниться, но он мне не позволил.  Окровавленным ртом он начал меня целовать, с силой подмахивая бедрами, задавая быстрый ритм. Внутри него было безумно горячо и тесно. Волны наслаждения расходились по всему телу, и я сходил с ума, буквально растворяясь в этих ощущениях. Я чувствовал, что долго так не продержусь и взяв в руку его член, я начал водить рукой в такт своим толчкам. Кай протяжно застонал, и мы почти одновременно кончили.  После этого мы долго лежали и просто молчали. Но спать не могли. Наконец Кай начал рассказывать, как жил все эти месяцы, как скучал, как боялся своих чувств. Он говорил очень долго, почти до утра. Можно даже сказать, что он целую ночь признавался мне в любви.  И этой ночью я понял, что больше никогда не отпущу его.  — А как же его жена? Она же была беременна? —  низким и охрипшим голосом спросил мой слушатель.  — Нет, она не была беременна, точнее была, но потеряла ребенка. Кай всё время винил себя за это, а точнее нас.  Говорил, что все те месяцы он мысленно был со мной. И может, если бы он уделял больше времени и внимания своей невесте, она могла бы и не потерять ребенка, — ноги у меня совсем затекли от сидячего положения. Я хотел встать и немного поменять позу, но у меня не было сил сделать это самому. Я поставил руку на бедро Люки, опираясь чтобы встать, но случайно наткнувшись на бугорок в его паху, я понял, что это была плохая идея. Он же сразу встал и укутался в одеяло. Даже в лунном свете я смог разглядеть румянец на его щеках.  — Я пойду принесу нам ещё виски, — сказал он и поспешно покинул комнату.  Вот уж не думал, что мой рассказ разбудит в нём такие чувства, точнее одно единственное чувство. Мне казалось он попросит меня прекратить или даже выгонит меня, но уж никак не возбудится.