Зимовье зверей

Мальчики — тяжкое испытание для человеческого терпения, но иметь дело с девочками, видит Бог, несравненно мучительнее. Луиза Мэй Олкотт «Маленькие женщины»

Логан возвращается домой из супермаркета, обвешанный пакетами с продуктами, и думает о том, что будет готовить на ужин. Его ждет сюрприз. Музыка включена на такую мощь, что трясется берег. Даже его притупившийся слух содрогается от музкального вала, в который вклинивается писклявый девичий голосок. Господи, воет, будто кошка застряла в трубе. — Лора! — кричит он, спускаясь вниз. — Что там у тебя орет? Его не слышат. — Сделай тише! Никакого ответа. Он швыряет на пол пакеты и отправляется разведать обстановку. Приближаясь к источнику шума, чувствует себя так, будто идет на схватку с опасным врагом. С каким-нибудь жутким банши, чья сила состоит в умении пробивать барабанные перепонки своими отвратительными воплями. В школе Чарльза была одна девчушка с такой способностью, от ее ультразвука даже Логана сгибало пополам. Но тут дело в чем-то другом, задача будет труднее. С банши он бы худо-бедно справился. Он приближается, вой нарастет. Если сейчас дверь сорвет ураганом с петель, он не удивится. Но подлинное изумление настигает его за дверью. Перед неоновым экраном, который словно обклеили зефиром и леденцами, дергается и машет длинными белокурыми волосами неизвестное ему существо. Нечто среднее между сахарной ватой и заводной куклой, выучившейся на стриптизершу. На ней корсет, и чулки, и зад едва прикрыт чем-то розовым, и когда им вот так вертят перед мужиком, нужно либо вызывать в школу родителей, либо совать купюры за резинку трусов и похлопывать себя по колену, чтобы подошла и на нем поплясала. Несколько секунд он на полном серьезе не опознает в этом существе свою дочь. — Come come Kitty Kitty You're so pretty pretty Don't go Kitty Kitty Stay with me… «Боже, — пугается Логан. — Я не могу, я не готов! Это работа не для меня, тут нужна женщина или… Кто-нибудь. Проклятье, что мне-то с этим делать?!» Инстинкт велит орать и применять силу. Его инстинкты одномерны, но других у него нет. — Убери звук! Вообще выключи к чертям! Я чуть не оглох. И немедленно прекрати это… это… И что… — Он совершенно теряется. — Что это такое? У тебя на голове? Что ты с собой сделала, я тебя спрашиваю?! Не дожидаясь ответа, он выхватывает у Лоры пульт, щелкает кнопкой и, как положено герою, избавляет мир от монстра, вытесненного из сознания клоуна-извращенца, обдолбавшегося на манеже нейролептиками и кислотой. Становится тихо, но другой маленький монстр никуда не делся. И с ним придется как-то разбираться. Господи, это что, косметика? Лора и косметика?.. — Papa! — недовольно восклицает она. — Зачем ты выключил песню? Я же танцевала. — Это теперь так называется? — Представь себе! А что не так? — А то, что за такое из борделя выгонят за разврат! Ты просто как… — он осекается, не зная, как оформить свое отцовское возмущение: — Это неприлично! Она дует губы, блестящие, ядовито-розовые и чужие. Ну, она и размалевалась! Никогда он такого прежде не видел. Может, ресницы иногда намажет, но сейчас, как малолетняя проститутка. — Мне было весело, — заявляет она. — А мне не очень. — Сейчас так все танцуют. — Небрежный взмах рукой в черной перчатке с обрезанными пальцами. — Ты отстал от моды. Хотя я не удивляюсь. Что ты в этом вообще понимаешь? — Ничего, — говорит Логан. — А что такое на тебе надето? — Сейчас все так одеваются. И в этом ты тоже ничего не понимаешь! — Ничего, — снова соглашается Логана. — Поэтому я просто спрошу: а если все будут с крыши прыгать, ты тоже прыгнешь? — Если все будут прыгать, я прыгну дальше всех, — хвастливо заявляет она. — У нас в школе появилась девочка, которая умеет телепортироваться, поэтому технически она может прыгнуть дальше меня. Но она еще совсем маленькая, из первого нового поколения, и она пока все время промахивается, и технически телепортация это не прыжок, так что технически я все равно лучше, так что да, если все будут прыгать, то я прыгну дальше всех! — Я не это имел в виду! Забудь ты про прыжки! — Логан включился в режим бессильного ора и уже не может укротить голос. — Отвечай мне, что это? — Где? — Лора недоуменно оглядывается, ее ресницы мутировали с их последней встречи и обзавелись клеенчатой броней. Ее глаза в траурных рамках, и она накручивает на палец светлый локон таким манерным движением, будто позирует для съемки. Откуда-то осыпаются блестки — он уже не понимает, откуда. У него начинает болеть голова. — Вот это, например! — Логан тычет в посторонние белокурые волосы, свисающие длинными прядями со знакомой головы. — Ах, это? — она заливисто смеется под стать телевизионному кошачьему голосу, копируя самые гадкие визги. — Это парик. Хотя я думала о том, чтобы перекраситься в блондинку, но не решилась, хотя Ребекка перекрасилась и меня уговаривала, поэтому я, может, тоже так покрашусь, хотя еще пока не знаю. Как ты считаешь, мне идет такой цвет? Ребекка говорит, что он подчеркивает мои глаза. Как ты считаешь, это подчеркивает мои глаза? Она вертит головой, она на самом деле красуется, изображая из себя кого-то. Звуки, звонко отскакивающие с отлакированных губ, лопаются розовыми пузырями. Неужели теперь придется терпеть этот паточный щебет? Он так свихнется. — А тебе музыка не понравилась? Эта певица сейчас очень популярна. Ребекка дала мне ее послушать. И я подумала: «Так здорово!» Не то, что нынешняя попса, она та-а-акая противная, — Лора тянет жвачку слова до бесконечности. — Она была раньше ужасно популярной, я не знаю, ты, может, слышал ее? А теперь ее транслируют по всем ретро-каналам, потому что старое — это новое новое. Есть еще одна новая, то есть старая, то есть новая старая певица, Тейлор… Как ее там? Не помню. Но она мне не нравится, все время ноет, как расставалась со своими парнями, в общем, дура какая-то, так что она мне не нравится… Логан больше не слушает. «Это пиздец, — обреченно думает он про себя. — Полный пиздец. Дайте мне Магнето. Дайте мне конец света». Все лучше, чем дьявольский цирк подросткового возраста. Он покашливает, но это не приступ, а лишь попытка оттянуть время перед неизбежным. — Так, — произносит он, настолько тяжело и значительно, чтобы придавить разлетевшиеся по комнате блестящие гримаски. — Я не пойму, во что ты играешь, но сейчас ты все это с себя смоешь. И снимешь то, что ты напялила. И чтобы я больше никогда тебя такой не видел. И так разговаривать ты тоже больше не будешь. У этого всего, — он неопределенно машет на раскрашенное пластиковое создание, в которое зачем-то залезла Лора, — коэффициент интеллекта максимум — сорок. А я точно знаю, что моя дочь не такая. — Да? — она вздергивает подбородок, одна рука уперта в бок, вторая начинает сжиматься. — И какая же я, Логан? От жеста и тона веет Лорой, но радоваться, похоже, рано. — Ты умнее, — отвечает он. — Ты взрослее. Серьезнее. Тебе не нужен этот балаган и дурацкие побрякушки. — То есть ты хочешь сказать, что я уродина? Напряженная рука в обрезанной перчатке расцветает кулаком. — Что? — Он не верит услышанному. — С чего ты взяла? — Ты сам только что сказал! «Ты умнее», — глумливо передразнивает она. — «Ты такая умная, утешайся этим, ведь на тебя смотреть противно!» Он так ошеломлен, что это растворяет его злость. Невольный смешок обваливается, и это оказывается искрой, упавшей в солому. — Не смей надо мной смеяться! — кричит она. Набросившись всем телом, она отметает Логана к стене натиском бешеной фурии, и лязгнувшие когти останавливаются в дюйме от его левого глаза. Перегруженное дыхание упирается ему в лицо. — Ну, давай, повтори это! — рычит Лора. — Попробуй еще раз мне такое сказать, отец! Его одномерные инстинкты кричат, чтобы он с ней сцепился, вступил в борьбу, вывернул запястье, разорвал связки, выбил суставы… На задворках его памяти победно вскидывает руку Виктор, стреляющий по бегущим внизу фигуркам, как по голубям: «Джимми, мы оба знаем, кто ты такой. Не пытайся этому противиться. Будь тем, чем тебя сделала природа. Мы — не люди, и лучше тебе всегда помнить об этом». Заостренные клыки вгрызаются в желтую жижу тропического воздуха, провонявшего напалмом, он поднимает голову к заплывшему глазу солнца и хохочет, счастливо, счастливо… Нужно заткнуть своим инстинктам глотку, и сопротивляясь себе самому; шаг за шагом Логан выводит слова убеждения, будто ползет по-пластунски по джунглям, а вокруг — засада, откуда в него готовы метнуть взрывчатку со стальными иглами и выпустить огневую очередь. — Детка, я такого не говорил. Я так не думаю. Тебе померещилось. Лора смаргивает. У нее появляется задумчивое выражение, с которым она решает задачи по алгебре или моделирует виртуальный череп неандертальца для занятий по антропологии. Или смотрит иногда на него, когда думает, что он не замечает. Коготь все еще поблескивает рядом с глазом Логана, расплываясь в серебристое пятно. Лора закусывает горячечно-розовую губу. Бормочет: — «Hello Kitty, you're so pretty…» Вряд ли она слышит саму себя. Он передал ей по наследству вспышки ослепляющей ярости, когда перестаешь соображать, и сам не понимаешь, что ты говоришь или делаешь. Ты можешь очень сильно пожалеть об этом, когда придешь в себя. Можешь увидеть кровь на когтях, не помня, откуда она взялась. — Опусти руку, — просит он. Она немного расслабляется. Дыхание обретает обычный ритм. — Логан, — вдруг произносит она странно спокойным тоном. — В меня можно влюбиться? Логан позволяет себе пошевелиться. У него некстати чешется переносица, и он морщится. Он тихо, успокаивающе произносит: — Нельзя спрашивать о таком, если кому-то угрожаешь. А ты мне угрожаешь, Лора. Опусти руку и убери когти. Иначе ты можешь меня поранить. Гнев наконец иссякает в ней. Она прячет когти и тут же обмякает, у нее подкашиваются ноги, и Логан подхватывает ее в объятия. — Все хорошо, детка, — шепчет он и целует ее в макушку. — Я на тебя не сержусь. Она плачет и оставляет все следы своих экспериментов на его рубашке. После того, как они оба переодеваются, он внимательно разглядывает черно-розовые разводы на ткани: — Пожалуй, не буду стирать, так оставлю. Выглядит как произведение абстрактной живописи, правда? Она улыбается, сначала осторожно, затем смелее: — Я еще лучше могу. — Не сомневаюсь, — кивает он. — А теперь давай готовить ужин. Ему кажется, что стоит сделать это вместе. Лора чистит картошку, сбрасывая кожуру в мусорное ведро. Негромко напевает себе под нос, но уже не про хорошеньких кошечек, а что-то меланхоличное и дождливое, почти без мелодии и слов. Логан думает, что ей не надо специально позировать для красоты; так, как сейчас — идеально. Хоть в мусорном мешке вместо платья. Главное, чтобы ее саму было видно. Он не знает, как ей об этом сказать, комплименты не по его части. Раздев все картофелины до их плотных желтоватых животов, она подходит к Логану, стоящему у плиты. — Прости меня. — Она обнимает его со спины, соединяя кисти «в замок», приподнимается на цыпочки и вжимается лбом между его лопаток. — Я хотела, чтобы тебе понравилось. Чтобы ты сказал, какая я красивая. Глупо получилось. Она обнимает его слишком крепко… — Все в порядке. — Он разъединяет ее пальцы. — Поставь на огонь.