Зимовье зверей

То, что я тогда сказал, что мы похожи, это не так. Ты не уродлива, как я, просто у нас обоих есть шрамы. Фильм «Непрощенный» * Всё, что я чувствовал, Всё, что я знал, Я никогда не показывал, Никогда, Ни за что, Не увидеть того, что могло бы случиться. Всё, что я чувствовал, Всё, что я знал, Я никогда не показывал, Несвободный, Сам не свой, Я нарекаю тебя непрощённым. Metallica — The Unforgiven

Его будит присутствие, прикосновение и запах, тот самый, который впитало постельное белье. — Лора? — Он разлепляет склеенные тяжкой дремой ресницы, меж которых сгустился сумрак. — Детка, ты? Свет в комнате не зажжен, и темнота улыбается ему: — Sí, por supuesto. Конечно, да. Кого ты еще ждал? — Никого. — Он приподнимается в изголовье. — Ты давно пришла? — Только что. — А, ладно. — Логан стирает рукой зевок. — А я тут разоспался… — Скажи лучше, что напился, — звучит обвинение. Отрицать бесполезно, все факты налицо, а в голове долбят клювами священные дятлы богини похмелья. По темноте растекается печальный вздох. — Зачем ты это сделал? Тебе же вредно. И с твоими лекарствами плохо сочетается. — Я знаю, — только и говорит Логан. Что еще тут можно сказать? — Я же беспокоюсь за тебя, — произносит Лора слабым, тихим-тихим голоском, так не похожим на ее обычную уверенность, даже наглость.  — Я не знаю, что со мной будет, если ты, если ты… — Она вдруг кричит: — Я без тебя не могу! И когти. Она выпускает когти, чтобы драться с его смертью. «Подранок, — думает Логан, в нем рождается болезнь нежности. — Мой подранок». Эта болезнь хватает его за горло, и наваливается, наваливается… Силуэт Лоры проступает, как отпечаток рисунка на черной кальке. Такая хрупкая бумага, прозрачная на просвет. — Со мной все будет нормально, — говорит он. — Мне с каждым днем лучше. — Правда? — У беззвучного выдоха соленый привкус. — Да. — Кажется, так он обещал Роуг, что будет заботиться о ней. — Больше не хнычь, договорились? — Я не хнычу. — Вздернутый подбородок, вызывающий взгляд рассекает сумрак. — За кого ты меня принимаешь? Логан усмехается. Ищет на ощупь ее волосы, чтобы погладить, и не может найти. Его встречает только колкая острота стриженого «ежика». Где же она оставила черные рыбьи хвосты, которые он так любил? Кто-то отщелкал их железными лезвиями, смел в совок веником и выкинул на помойку. Руки бы им за это поотрывать вместе с ножницами. Возможно, так он и поступит. — Ну что ты с собой сделала? — мягко спрашивает он, приучая свою ладонь к ершистым травинкам. — Зачем? — Не знаю, — шепчет Лора, приникая к нему, — я не знаю… Тебе не нравится? Он ничего не видит, кроме запаха ее любви. — Ты теперь стала, как мальчишка. — Логан обхватывает пальцами ее виски, под тонкой кожей дрожит жилка. — Господи, Лора… Мира за их пределами сейчас не существует. Его правил и законов не существует. — Папа? — Да? — Нам необязательно… Если ты не хочешь… Если не хочешь… Она почти задыхается, и он слышит ее сердце. — Хорошо, — отвечает он. — Хорошо… Я… Слова застывают на корне его языка. Темнота сужается и плавится, а потом они сцеловывают ее с лиц друг друга, и это невозможно остановить. Он запоминает вкус ее губ и чувствует ее нежный скользкий язык. Он больше не позволит себе забыть и не чувствовать. Она обнимает его за шею и после каждого глубокого поцелуя оставляет еще один на его губах — короткий и легкий, как ласковое клеймо. После Логан сглатывает ее дыхание, с силой трет кулаками свои глаза. Он поднимается на ноги, и пол оказывается неустойчивым, будто яхта попала в шторм. — Я пойду. Наведу порядок на кухне. Там все раскидано. — Давай лучше я? — предлагает Лора. — Не надо. Я устроил бардак, мне и прибирать. — Ладно. — Я положил к тебе в каюту конверт, его сегодня днем доставили. Письмо из Японии. Ты его ждала? — Ждала. У нее зачарованный поцелуйный голос, у него голова набита ватой, поэтому Логан ни о чем больше не спрашивает и уходит. Оказываясь один, он проводит ладонью по губам, касаясь своими мозолями поцелуя, и почему-то себя не ненавидит. Он расставляет по местам разбросанные пакеты и банки, делая это неаккуратно, просто распихивает барахло по полкам. Как-нибудь при случае поставит правильно. Собирает осколки фаянса, подметает рассыпавшийся чай и муку, налетевшую на линолеум снежной трухой. Его похмелье не проходит так быстро, как раньше, за считанные минуты, но симптомы ослабевают, и дятлы уже не так старательно долбят кору головного мозга, и селезенка не так назойливо тянет в боку. Он выпивает прямо из-под крана Ниагарский водопад, споласкивает лицо и мочит волосы, отдувается и фырчит, проходя весь положенный ритуал возвращения к трезвости. Вернувшись в свою спальню, он перестилает постельное белье и отправляет прежнее в стирку. И простынь с ее девственной кровью — туда же. А дальше он готовит ужин и зовет Лору есть. Не дожидаясь, пока она откликнется, он забирает свою тарелку и чашку с чаем, отправляется к телевизору и щелкает каналы. Находит фильм, который видел однажды в год его выпуска в кинотеатре под открытым небом, в компании полчищ комаров, бутылки текилы и женщины, чье имя и лицо отполыхали для него на следующее утро. По соседству расположилось пьяное общество, которое так шумело, что Логан вылез из машины, угнанной пару дней назад, и пошел сделать звук потише. Сначала хотел просто унять шумную компанию, но не вышло. Его когти не были тогда покрыты металлом, поэтому сильно он никому не навредил; парни, он решил, отделаются наложением швов. Только по-скорому убираться потом пришлось, так он фильм и не досмотрел. На экране — ночь в заломах старой кинопленки. Вот козлы, возмущается Логан, столько новой херни поснимали, а этот фильм до сих пор отреставрировать не могут. Человек на экране выстанывает больным расцарапанным голосом: — Мне так страшно, Нед… Я умираю. Только никому не говори, не говори моим детям. Про то, что я натворил, слышишь?.. В следующей сцене ночь лижет костер, рядом с которым устроились двое мужчин. — Он умрет, Нед? — Может. — Если умрет, что дальше? — Похороним. Верно. Так и бывает. Умрет — похороним, если будет, кому. Труп медсестры Габриэлы, которая увезла Лору с бойни на ферме по выращиванию мутантов, так и остался в занюханном мотеле. Мертвого Калибана, как сказал Пирс, бросили в придорожной канаве. А где-то в лесу ближе к границе лежит в земле Чарльз Ксавье, которому Логан сам вырыл могилу. Они бы с Лорой съездили его навестить, но не рискуют возвращаться в Штаты. Да могут уже и не отыскать, наверное, все давно травой заросло. Логан помнит — там была вода… Зима и день в фильме приходят внезапно, и Логан сощуривается перед вымытым до скрипа голубым небом, ярким светом и белизной сугробов на вершине горы. В хижине, где лежит больной человек, к нему склонилась светловолосая молодая женщина и пытается напоить его из фляги. Ее лицо обезображено красными строчками подживающих шрамов. Человек открывает глаза, словно в первый день творения. — Я решил, что ты ангел. — Вы не умерли. — Нет. Этот здоровяк меня здорово отделал. Наверное, я теперь похож на тебя. — Вы на меня ничуть не похожи, мистер. — Не обижайся. Наверное, это тебя те ковбои порезали? Комната наполняется шорохом шагов. — Что ты смотришь? — спрашивает Лора. Она тоже принесла с собой ужин. — Очень старый фильм. — О ковбоях? — Об убийцах. Она садится на диван и скоро ныряет в историю, забывая о еде, только время от времени возит на ощупь вилкой в тарелке, чтобы наколоть кусочек и поднести ко рту, но не отрывается от картины. Томатный соус от пасты капает на ее кофту. — Ты испачкалась, — говорит Логан. — Что? Лора перебралась на Дикий Запад, просьба не беспокоить. В баре валяется куча трупов — кто на полу, кто под столом, кто-то на лестнице. За окнами валит ливень. К убийце пристает толстяк в котелке и смешных круглых очочках. Говорит, что писатель, сочиняет книжки. Логан никогда писателей не встречал. Судя по фильму, все они надоеды хуже комаров, только и делают, что задают неуместные вопросы в неправильный момент, лезут к тебе в душу и ни черта не понимают. И потом наврут о своем, как им кажется правильным. — Вы убили пять человек в одиночку. — Да. — Это винтовка Спенсера? — Да. — Кого вы убили первым? Если противник числом превосходит тебя, надо первым убрать самого лучшего стрелка. — Правда? — Да, мне Билл говорил. Вы его и убили первым? — Я угадал с порядком. Но мне вообще везет, когда я убиваю людей. «Дар», думает Логан. У него тоже такой есть. Абсолютно такой же. Он — гениальный убийца. Того паренька в пещере он отыскал сразу. По запаху, по оберткам из фастфуда, по треску сучьев в костре. По бою сердца, который он услышал за милю. Конечно, первым его обнаружил Чарльз благодаря Церебро. Его привлекла эпидемия смертей во Флориде. Там был всплеск активности, который мог почувствовать лишь телепат. Когда Чарльз узнал, что произошло, посерел от ужаса. И все пытался понять, что можно придумать. — Ты ничего не придумаешь, — сказал Логан и закурил, хотя Ксавье запрещал ему это делать на территории школы. — Существует единственный выход, а я — единственный, кто может к нему подобраться, остальных он уничтожит. — Если бы у него был другой набор хромосом, он мог бы сейчас здесь учиться, — проговорил Чарльз, едва не плача. — Если бы у бабушки был хер, она была бы дедушкой. — Логан стряхнул пепел себе в руку. — Что мне ему сказать? Думай быстрее, пока еще больше народу не полегло. Чарльз записал все на бумажке, отдал ему и прикрыл ладонью глаза. — Логан? — Что? — Ты сможешь сделать все быстро? Логан смахнул пепел на пол с ладони, прямо на красивый ковер. Достал ключи от машины.  — Я поехал, — сказал он. Он привез мальчишке пива, и они по-приятельски разделили пару банок. Тот узнал его, мол, вы и есть тот самый знаменитый Росомаха… От этого стало особенно погано на душе. Пока пили, Логан все ему объяснил про его суперспособность, по сравнению с которой «дар» Роуг был рождественским подарком. Объяснил пареньку, что его тело, шагнув на территорию пубертата, принялось выделять вещество, разлагающее органическую материю. Все люди вокруг него буквально испарялись: родители, и подружка, и двести шестьдесят пять человек за несколько дней, и, прости, парень, но так будет всегда. Пока ты ебанную планету не уничтожишь. — Тебе не повезло, малыш, — Логан отхлебнул пива, намереваясь чуть позже зайти в первый же попавшийся бар и выпить там весь виски. Выпить весь ебанный бар. — Крупно не повезло. Мальчик заплакал. Ему было пятнадцать лет, он хотел участвовать в автогонках, собирался поступать в колледж, и он со своей девушкой даже ни разу, даже ни разу… Логан все это выслушал и сказал, что люди решат: это была утечка газа. Никто не узнает, что на самом деле произошло. Никто не будет его винить. И никто не будет винить мутантов, а это важно. — Сам понимаешь, какую облаву на нас устроят, если в чем-нибудь заподозрят. В красно-желтом пламени костра мокрые от слез глаза блестели, как цветное стекло. — Допил? — спросил Логан. Подождал, пока тот сделает последний глоток, и смятая жестянка глухо стукнется о каменный пол пещеры, и прозвучит задыхающийся голос, словно уже срезанный острием… И выпустил когти. — А кто был следующим? Клайд? Наверное, Клайд. Или помощник шерифа Энди? — Могу тебе сказать, кто будет последним. Писака продолжает приставать. Невольно думается: «Пристрели и его, браток». Но убийца добрый и отпускает шута. Стеклянный стакан с виски дрожит в руке. Опираясь на стойку, убийца пьет до дна, хотя рассказывал, что завязал с выпивкой. Но он до всего случившегося и с убийствами закончил. Они не закончили с ним. Мы ни с чем ни заканчиваем сами, что бы я дочке ни говорил. Ни с бухлом, ни с убийством. Мы будем это делать всегда, стоит отойти на шаг в сторону от мирной жизни. Знаешь, почему, детка? Потому что мы для этого сделаны. Раненый шериф шевелится на полу, щелкает пистолетный затвор. — Сзади! — шепотом кричит Лора. — Сзади, оглянись! Она быстро выбрала, за чью сторону «болеть». И убийца ее слышит. Он стреляет первым, выстрел звучит обыденно и буднично, словно нехотя. Оружие падает вместе со стоном, над человеком встает смерть. У смерти трясущиеся руки и заплатки льда в пустых глазницах. Смерть не хочет делать свою работу. И все равно ее сделает. — Я не заслужил этого… Такой смерти… Я строил дом… — Заслужил или нет — никакой разницы. — Увидимся в аду, Уильям Манни. — Да. Дождь рушит на землю ковбойский городишко, гулко колотит по крышам. Лошадь хрипит и перебирает копытами. Люди с винтовками липнут к теням на деревянных и каменных стенах, они могут выстрелить — в голову, в спину, в лицо. Они могут выстрелить, но они — не убийцы. У них нет такого дара. — Похороните Неда по-человечески. И не вздумайте резать и вообще обижать ваших шлюх. Иначе я вернусь и всех вас, сукиных детей, прикончу. Лора смотрит на экран, где в пурпурном небе проложена охряная дорога заката, и медленно ступают под уставшую музыку титры: «На надгробном камне не было объяснения, почему единственная дочь миссис Фризерс вышла замуж за известного вора и убийцу, человека, прославившегося своим несдержанным нравом и жестокостью». Она досматривает до последнего титра и слушает до последнего звука. Лицо вымочено дождем, по-мальчишески стриженые волосы колют воздух чернотой, на кофте — красное пятнышко томатного соуса. Она прекраснее всего, что он видел в жизни, и она — не искупление грехов, но Логан не верит в искупление. Просто научился жить с грузом любой тяжести. Он забирает ее почти полную тарелку и отправляется мыть посуду. После душа он вспоминает, что так за весь день не перебинтовал руки. Ему приходится выпустить когти и выпустить гной, а потом он возится с мазью, и пьет свою вечернюю дозу лекарств, и сам делает себе уколы, и ему кажется, что его жизнь была такой всегда. На свежем постельном белье приятно лежать. Лориного аромата в кровати почти что нет, пахнет стиральной химией, но не противно. Он берет заброшенную в последнее время книгу, которую читал, и усмехается, вспоминая писателя-дурачка из фильма. Может, не все они — дурачки. Роман называется «Король былого и грядущего»; Чарльз любил его и рассказывал о нем студентам на занятиях, и однажды обмолвился Логану, что заставил Магнето тоже прочитать эту книжку, и они долго спорили о природе власти и укрощении Силы. Из описаний их утонченных философских дебатов Логан в основном понял, что тогда Чарльз был счастлив. Все описанное в книге волшебство видится Логану делами мутантов, и злое, и доброе. Когда Лора приходит в его спальню, то не стучится в дверь, но останавливается на пороге и не двигается дальше. На ней длинная футболка с эмблемой какой-то рок-группы и самым идиотским девизом в мироздании: «Монстроподобные! Мы — не съедобные!». Он себе представляет их музыкальные шедевры. Лора молчит, ее взгляд скребет по нему, словно два камешка. Кожа ее голых ног покрывается мурашками. Рука так крепко вцепилась в дверной косяк, что побелели костяшки пальцев. — Ты уверена? — спрашивает Логан. Она кивает. И торопливо прибавляет, будто боясь, что он не понял: — Да. У нее легкие шаги и тяжелое дыхание. Логан смотрит в ее беспомощное лицо, на котором нет ни следа вчерашнего бешенства. Горячку крови закрасил испуг перед самой собой. Логан знает, каково это. Он пытается дать ей возможность передумать. — Об этом никто не должен знать. — Хорошо, — говорит она. — Ты понимаешь, что это секрет? — Я понимаю. Если ее не останавливает то, что, как он думал, должно ее оскорбить, значит, ее уже ничто не остановит. Он все же пытается еще раз. Говорить об этом тяжело, неприятно. Но пусть она это услышит. — Я не могу… — он натужно кашляет. — Я не могу кончать в тебя. Чтобы ты не забеременела. В книжке, которую он читает, есть героиня: колдунья, царица воздуха и тьмы. Она спала со своим братом. Их ребенок родился чудовищем. Лора смотрит серьезно и пристально. — Я еще слишком молода для этого. Вдруг она ярко блестит глазами, и ему видится что-то колдовское, неодолимое. Или он себе лжет. Логан откладывает книгу, снимает очки. Он кивает на кровать. — Ложись. Она приближается. Он разглядывает ее, пытаясь понять, испытывает ли вожделение. Ответ: нет. Но когда он ощутит ее близость, это изменится. Лора забирается с ним рядом в постель, почти не проседающую под ее весом. Она весит немного; слава богу, адамантием покрыты лишь ее когти, а не скелет. Она не осмеливается к нему прикоснуться, лишь смотрит огромными испуганными глазами. Он улыбается одной половиной рта. — Тебе придется смириться с моим храпом. — Хорошо, — ее голос словно крошится. — Ты любишь меня? — Да. — Ты хочешь меня? Логан коротко зажмуривается, но бежать больше некуда, конец пути. Обрыв. — Да, — выдыхает он и падает. Когда его сперма высыхает на ее животе, он укрывает Лору и уходит на палубу покурить. Ему зябко, но он стоит босой и в одних джинсах, пожевывая сигару, с кончика которой разлетаются дымные птицы. Луна гладит его шрамы и рубцы. Потом темно-бронзовое небо раскалывается и начинается первый весенний дождь.