В главе упоминаются самые высокорейтинговые вещи за весь фик. Автор призывает быть осторожнее и предварительно обратить внимание на слова песни.
There are a million ways we should've died before today. And a million ways we can die before tomorrow. But we fight… for every second we get to spend with each other. Whether it's two minutes, or two days… we don't give that up. I don't want to give that up. My vote? Let's just wait it out. You know we can… be all poetic and just lose our minds together. The Last of Us * You were like a zombie When you told me what you did that day And I drove out to the meadow lands To throw our baby away What time and snow couldn't bury Years of forgotten guilt That little body's calling, rising up From under a Jersey landfill I just woke up the other night And now I know what to do I just woke up the other night girl And now I know what to do I guess I'll see you in hell
Логан моет палубу, когда с набережной доносится гул. Ни с чем не перепутать этот сокрушающий улицы рев. «Кавасаки» десять лет назад, наконец, перешагнули порог в двести «лошадей», на котором намертво застряли с 2016 года, и с тех пор они не останавливаются, добавляя все больше мощности своим байкам. Конечно, количество «кубиков» — не главное достоинство, а в этой модели еще и чуть буксует колесо на скользкой поверхности, задерживается переключение передач без сцепления, и он чрезмерно тяжел, особенно для оседлавшей его худышки, которая весит чуть больше движка. — Если бы не металлический груз, тебя бы тягой сносило, — изрекал Логан с авторитетом признанного специалиста. — И, кстати, последний «Экосс Спирит» из титановой серии развивает скорость до четырехсот пятидесяти, а твой только до четырехсот тридцати. — Завидуешь, — весело отвечала Лора, ее было не провести, она видела его насквозь: — Хорошо, что тебе по доброте душевной дают прокатиться, правда? — Какая же ты у меня сообразительная, — он усмехался и щелкал ее по носу. — Слезай и пусти профессионала на место. Перед таким красавцем он не мог устоять. Хороший мотор был его давней слабостью, он бы даже завел собственный, не будь это избыточной роскошью. Он либо плавал на корабле, либо ходил пешком во время своих путешествий. А там, где ему доводилось бывать, особенно не разъездишься. Издалека несется черно-серебряный ураган: технологический шедевр, лихо тормозящий в развороте у стоянки едва ли ни из полета. Лора спустила на него уйму денег, но она может себе это позволить. Ее блестящие мозги хорошо оплачиваются. — Опять выпендривается, — фыркает Логан. — Обязательно красоваться? Он знает, что делает она это для него. Чтобы он лишний раз полюбовался. Она не понимает, что его первая мысль при взгляде на затянутую в черную кожу безупречную фигурку — не вожделение мужика, а отцовский ужас: она опять ездит без шлема! Логан с досадой швыряет швабру на недомытую палубу и пинает ведро с грязной водой. — Лора, ну, как так можно? Вот проломишь голову, будешь знать! Думаешь, это так приятно? Блестящие мозги, вытекающие на асфальт. Ему страшно, ей — нет. Лора не боится своей смерти, только — его, и Логан знает, что он паршивый отец именно поэтому, а не потому, что с ней спит. Но думать об этом бессмысленно, поэтому он переключается на беззубое стариковское ворчание. Лора отрастила длинные волосы, но бреет их на половине головы «под ноль», а в черных рыбьих хвостах пряди выкрашены в разные цвета — фиолетовый, синий, изумрудный, багровый. Темная радуга. Это красиво на свой лад, но Логан предпочел бы видеть такое на посторонней девице из журнала, не говоря о тяжелом железе в ее ушах. Теперь ее нежная плоть отмечена жестким блеском. Левая рука исписана татуровками: чернила почему-то удерживаются на ее коже, увитой черными кольцами от плеча до кисти. — Отлично доехала. Спасибо, что спросил, — откликается она с берега, одним прыжком взбирается на борт и сбрасывает на пол рюкзак. — И да, я люблю скорость. И я люблю рисковать. И люблю моторы. Гнать и гнать по шоссе. В какой раз я это говорю? Она снимает темные очки и, приподнявший на цыпочки, как в детстве, крепко его обнимает за шею. — Привет, — улыбается она и целует его в губы. — Лора, — предупреждающе рычит он. — Господи, никто не увидит! На пристани пусто, на стоянке только электронные системы, другие яхты с их владельцами пришвартованы далеко. — Безобидный приветственный поцелуй. — Она звонко чмокает его в щеку. — Совершенно то же самое. — Ты знаешь, что нет. — Знаем только мы. — Этого недостаточно? — Да мне плевать на всех! — Ее черты становятся жестче, линия расслабленных плеч отвердевает. — Плевать, кто и что о нас думает. Я взрослая женщина, и если бы ты не был таким упрямым, мы давно могли бы… Она осекается под его взглядом, вздыхает и разжимает руки. Грустно спрашивает: — Ты рад меня видеть? Рад хоть немного? — Я очень тебе рад, детка, — Логан хочет погладить ее по щеке. — О, прости, я полы отмывал. Лора улыбается: — Затеял уборку? Давно пора. — Я тоже так решил. Место здорово заросло грязью. Она приподнимает его тяжелую руку за запястье и прислоняет к своему лицу его испачканную ладонь. — Немного корабельной грязи я как-нибудь выдержу. Теперь и Логан улыбается, и некоторые время они дышат в унисон, словно сросшимися легкими, и он думает, как много лет назад: «Надо жить». Солнце спускается к горизонту, покрывая море толстым слоем позолоты, но вечер еще не наступил. Вода в заливе бурого цвета из-за мириад обитающих в ней ночесветок, но с приходом сумерек это обернется чудесным зрелищем, темнота приносит здесь красоту. Логан уводит яхту подальше от пристани и отправляется на кухню жарить мясо, а Лора вертится рядом и жадно тянет носом аромат, но при этом жалуется, что Логан не позволяет ей готовить. — Знаю я твою стряпню, — хмыкает он. — Рыба в водорослях, щупальца и клешни. Хищные звери таким не питаются. — Обожаю щупальца и клешни! — смеется Лора. Изловчившись, она ворует со сковородки первую, едва подрумянившуюся, еще полусырую полоску мяса и тащит в рот, шипя и выпуская воздух сквозь зубы. — Зачем ты схватила? Не готово еще. — Голодная, — бормочет она, забавно шепелявя. — Весь день не ела. — Ты обожглась. Руки и язык. — Уже зажило. — Она показывает руки без розовеющих следов от ожога, стершихся, едва они успели появиться. — А язык… Взгляни. Логан, подозрительно сощурившись, смотрит на нее. Увидев очередное дополнение, он заводит глаза к потолку. — Ну, отлично. Теперь и в языке железо. Зачем? — Мне это нравится. Кроме того… — Она обнимает его и тянется губами. — Может дать интересный эффект, верно? Логан отворачивается от ее поцелуя, сосредоточившись на жарке. — Серьезно, эти штуки… — Что? — Она игриво высовывает язык с металлическим колечком на кончике и проводит по его шее. — Я обещаю быть с тобой нежной. — Перестань, — Логан неуютно ежится. — Это мне совсем не по душе. Тебе мало того металла, что есть? — Как я сказала, мне нравится, — отвечает Лора с прохладцей и разжимает руки. — Но знаешь, что? Если тебе так противно, могу прямо сейчас все это из себя выдрать. И берется за свое ухо, обвешенное металлическими серьгами. — Ты что? — восклицает Логан. — С ума сошла? Больно же будет. — Да какая разница? — Лора пожимает плечами, но ее кажущееся безразличие пахнет истерикой. — Все сразу заживет, а ты будешь доволен. Или ты ничем не будешь доволен? Что бы я ни делала, тебе все не так! Логан прикрывает глаза. — Мне не нравится, что ты будто намеренно себя калечишь, — устало отвечает он. — Причиняешь себе вред. — Какой, нахуй, вред?! Все сразу… — Заживает, да, — он кивает. — Поэтому можно над собой издеваться. Протыкать себя во всех местах, ездить без шлема, глотать мясо с плиты. Слушай, я же не идиот и все замечаю. Что с тобой происходит? — Ничего. — Вздернутый подбородок и обдирающий взгляд. — Пойду, поплаваю. Ты не против? Вода в Токийском заливе относительно чистая, в ней не барахтаются битые бутылки, куски дерева с гвоздями или человеческие эмбрионы, выкинутые из подпольных абортариев, как в Мексике. И микроскопический порез не обернется инфекцией, стопроцентно гарантированной после купания в Ганге, давно превратившемся в поток грязи и нечистот. В этой стране живут аккуратные люди, они говорят о себе: «Японец это не национальность, а профессия». Но все-таки для того, чтобы плавать в этой коричневой воде, на которой осела пыльно-бензинная взвесь мегаполиса, лучше иметь иммунную систему, которую не проймешь ничем. И это сомнительное удовольствие вторит тому, чем занимается Лора, оно зашифровано в той же системе координат, что и кромсание, протыкание и ожоги, Логан даже вспоминает ту видеозапись, которую сделала медсестра в «Transigen Corporation»: маленькая девочка снова и снова режет когтями собственное запястье, с любопытством наблюдая за результатом. «Все сразу заживет», заключает она, такой приговор она вынесла своему чудотворному организму, и может быть, эта недоношенная мысль повредила что-то в ее восприятии себя. Лора появляется на палубе в крошечном, ничего не скрывающем купальнике. Две черных полоски эластика. Логан хмурится: она и перед другими щеголяет в полуголом виде, выставляя себя напоказ? Но ревности он не испытывает, лишь законное родительское негодование. Лора все сильнее тревожит его. Она бросается за борт так резко, что сердце невольно замирает: этот лихой прыжок похож на рывок в пропасть. Им надо поговорить. Будь он проклят, если так и дальше будет продолжаться. «Проклят», — низким гудящим эхо слово отзывается из той глубины, в которую Логан его загнал. Сколько ни гони, никуда оно не денется… Она возвращается, смыв с себя бурый залив, переодевшись в майку и джинсы. С темной радуги на шею и плечи ниспадают грязные капли. Босая, мокрая и такая молодая. Хлопок ластится к влажной коже, под светлой тканью просвечивают темные соски ее маленькой острой груди. Он должен испытывать вожделение, но его совсем не чувствует. На самом деле он хочет отвернуться и не видеть того, что она ему демонстрирует. Ее крепкая молодость с торчащими сосками прилипает к нему, когда он держит тарелку с жареным мясом в одной руке и миску с салатом — в другой. — Я сейчас все уроню, — говорит Логан. — И что? Мокрые холодные волосы трутся об него, и ему становится от них холодно, а может, не от них. — Будет жалко. Я все-таки старался, хотел тебя нормально покормить. — Но я хочу тебя. Давай займемся любовью. — Мясо остынет. Лора снова вздыхает. Уже два вздоха, а она только приехала. — Бери остальное и пойдем наверх, — говорит он. — Скоро засветится вода. За ужином напряженность и въедливый запах тоски немного развеиваются. Как когда-то они обменивались сновидениями, теперь обмениваются своими неделями. Лора рассказывает удивительные сказки, главными персонажами в которых выступают славный рыцарь «липополисахаридный слой внешней мембраны», и добрая фея «эффективность трансфекции», и прекрасная принцесса «гибридная плазмида». Логан рассказывает, как поднимался на рассвете, чтобы успеть на утренний экспресс на Гумму, и попал сначала на водопад Фукиварэ, где к нему настойчиво обращались мегафоны — «Дин-дон, вы наслаждаетесь водопадом?» — пока он не вышел из себя и не сбил парочку на землю когтями. Потом он очутился в затерянном мире, и вот сейчас, когда кончается весна, и старые горы в Гумме скинули снежные шапки и цивилизация отползла на сотни километров… Лора слушает рассеянно, с какой-то хилой улыбкой, полустертой свечением воды, а потом вдруг ни с того, ни с сего: — А ты знаешь, что в японском языке «неправильный» и «отличающийся» обозначаются одним и тем же словом? «Чигау». — Знаю. Люди, выступающие за права мутантов, называют нас так. И те, кто выступает против мутантов, тоже. — И в этом вся суть нашей проблемы. — Всегда можно посмотреть на вещи минимум с двух сторон. Осудить или нет. — Не на все, как я выяснила. Некоторые вещи можно только осудить. По крайней мере, ты можешь только осудить. Она отодвигает свою тарелку, отставляет бокал красного вина, в котором плавают последние прожилки заката, поднимается и отходит на край палубы, к корме. Логан выжидает, затем отправляется к ней. Он молчит и смотрит на воду. Токийский залив переливается огнями и вспышками. Вода светится. Волны шелестят, касаясь бортов. — Детка, — беспомощно говорит Логан. У него нет продолжения. Лора оборачивается, ее глаза истекают соленой синевой — чужой цвет, ее слезы. — Я люблю тебя. Я не могу жить без тебя. Ты знаешь, как это ужасно? — Нет, — отвечает он. — Но я чувствую. — Я хочу ребенка. — Детка, это невозможно. Ты видела, каким он был. — Давай попытаемся снова. — Ты хочешь, чтобы мне пришлось убивать нового? Нашего ребенка? — Я разработала одно вещество. Оно практически гарантирует, что такого уродства не повторится. — Нет, — он качает головой. — Лора, никогда больше. Это была ужасная ошибка. — Ты просто не хочешь меня. Ты не хочешь спать со мной. Ты не хочешь от меня детей. — Лора! — почти воет он. — Ты слышала хоть одно мое слово? — Ты меня поцелуешь? Ты хоть меня поцелуешь? Она тянется к нему губами сквозь синюю воду и воздух, и не ответить на поцелуй кажется ему жестоким. Он чувствует у себя во рту металлический привкус ее проколотого языка. На самом деле этого не должно быть: их тела отторгают все постороннее, в них удается удержаться только адамантию. Она что-то делает с собой, как-то экспериментирует, иначе все бы это железо из нее вылетало, разрывая ткани. Она постоянно что-то делает с собой с тех пор, как они вместе не как дочь и отец. — Пойдем в постель, — шепчет она, водя по его телу руками. — Пойдем, папа. И останься во мне сегодня, пожалуйста… Она хочет, чтобы он кончал в нее, ей нужен новый монстр, который родится от их связи. Он не знает, как в первый раз-то позволил себя уговорить. Ей нужны не нити, чтобы привязать его к жизни, а канаты, и она понимает, что ребенок мог бы стать самым прочным. Теперь среди его кошмаров — он выпускает когти и вонзает их в маленький воющий клубок деформированной плоти, впервые разорвавший другое существо еще до рождения. Ему пришлось сделать это несколько раз — оно не желало умирать… Все разваливается на части. Этот мир уже не склеить. Возможно, у него есть еще время что-то изменить если не для себя, то для нее, и он шепчет, уткнувшись в колючки на обритом полушарии ее головы, пропуская между пальцев перекрашенные рыбьи хвосты: — Разве ты не видишь, что происходит? Это безумие, детка, безумие… Она всхлипывает, задыхается: нет, нет, нет. Он кладет руки ей на плечи и смотрит прямо в глаза. — Лора, — твердо говорит Логан. — Мы должны остановиться.* A creature's waitin' for a battle in the ancient swamp Your pissing on the pyramids Ain't gonna move things along So pack your scars and your makeup And give your money to the poor 'cause you've been riding a twenty gauged ticket Into reality's door The TV's gone and you've been huffin' on paint And your punk rock band still sucks anyway I was talking to Jesus through a hole in the floor He said our time is up, we can't stay anymore No more A little room on 7th street is getting cold And secrets sing like mescaline They don't get old I saw a pattern on a blanket just the other day It looked just like the pillow you threw away I just woke up the other night And now I know what to do I just woke up the other night girl And now I know what to do I guess I'll see you in hell