Темные углы

— Знаешь, сынок, твой отпуск затянулся дольше, чем я рассчитывала. Том взял протянутую чашку чая, которую любезно наполнила мама, сделал глоток и, стараясь не морщиться от кипятка, проглотил. Он предчувствовал этот разговор с самого утра, с тех пор, как мать позвонила и непререкаемым тоном пригласила на пятичасовой чай. И с девяти утра Том жил в предвкушении душеспасительных наставлений. Так и случилось, он был даже не удивлен. — Ты ничем не занят уже почти четыре месяца, — тем временем продолжала мать. – Пора бы найти работу... — Несомненно, — поддакнул Том, зная, что разговор с мамой может идти только так. — И, хотя я до сих пор не понимаю, что произошло, — с укором и намеком произнесла мать, а Том сделал вид, что не понял, — но и сидеть без дела тебе не позволю. Том натянуто улыбался и пил чай. Ему не хотелось работать. Гораздо проще оказалось жить в тишине и спокойствии своей квартиры, изредка только выходя за покупками, принимая душ и дроча под паршивую порнушку, приносившую секундное облегчение. Тому хотелось Криса и его сильных рук, его тела, его смеющихся глаз и даже того, что иногда он рыгал после вкусного обеда. А вместо этого Хиддлстон отсиживался дома, трусливо опасаясь встречи с Крисом в их маленьком городке. — И знаешь, — что было удивительным в миссис Хиддлстон, так это ее способность вести разговор, зная, что ее собеседник молчит. Она всегда знала, что ее слушают, и это было правдой. – Я нашла тебе отличное занятие. — Очень интересно, — вежливо заметил Том, сделав еще глоток и отставив, наконец, чашку. Мать любила крепкий несладкий чай, и заставляла своих гостей пить такой же. Иногда потом хотелось залить этот горький яд колой. — Уверена, что тебе будет интересно, — маму невозможно было столкнуть с выбранного пути. – Думаю, тебе стоит начать работать в моем фонде. Мы как раз собираемся открыть направление по реставрации старых церквей. И ты, мой мальчик, будешь следить за работой. Согласен? Том хмыкнул, но не слышно. Его согласия вовсе не требовалось. Раз мама приняла решение, то ему остается только согласиться. Да и что теперь терять? Колесить по графству, контролируя работу по восстановлению обожаемых матерью церквей, было даже неплохо. На расстоянии в пару десятков и даже сотен миль его шанс столкнуться с Хэмсвортом уменьшается почти до нуля. — Конечно, ма, — вздохнул Том. – Как я могу тебе отказать? Он проклял свои слова на следующее же утро, когда ехал с водителем матери невесть куда. А вернее, в деревушку на юго-востоке, милях в шестидесяти от их города, где обнаружилась почти полностью разрушенная церковь с часовней семнадцатого века. Ее восстановление стало для матери идеей фикс, и она настаивала на том, чтобы сын немедленно приступил к работе. — Отец Бернард, ты его знаешь, вы встречались в прошлом году, тоже будет следить за вашей реставрацией, — рассказывала накануне миссис Хиддлстон. — Эта часовня относится к его приходу, а в архивах нашлись старые рисунки и чертежи. Он уже подобрал работников, и за каждого готов поручиться головой. Мне он описывал их, как настоящих мастеров. Ты встретишься с их начальником, и вы обсудите ход работ. Остановиться ты сможешь у отца Бернарда, он был так любезен, что предложил тебе пожить у него, чтобы не нужно было возвращаться каждый вечер в город. «Чтобы твой водитель был всегда при тебе», мысленно дополнил Том, но вслух согласился, что со стороны отца Бернарда это очень большая любезность. По пути он вспоминал этот разговор и против воли сердился – на себя, мать, Криса, даже небо с облаками, но плохое настроение понемногу таяло. Вокруг, на сколько хватало взгляда, была настоящая, бесприкрасная красота английских пейзажей. Именно такими изображали их художники, и именно такой она нравилась Тому. Не было промышленных зон, кипящих жизнью городов, дымящих труб заводов. Только поля, парки небольших поместий и леса, в которых уже не водились лисы и волки, но вполне еще можно было встретить пару смешных кроликов. Деревушка, куда приехал Том, была живописна и тиха. Две улицы и около сорока домов: добротных, каменных, увитых плющом и обнесенных низкими каменными заборчиками. А за ними зеленели розовые кусты и невысокие деревья, ярко цвели клумбы. Ничто пока не предвещало приближающейся осени, и по-летнему теплая погода давала тщетную надежду на то, что зима в этом благословенном краю не начнется. Отец Бернард встретил Тома возле той самой церкви, вокруг которой уже начали возводить строительные леса. — Томас, друг мой, рад вас приветствовать! Том пожал ему руку и попытался припомнить тот вечер, когда мать их познакомила. Странно, но ничего не получалось. Хотя отец Бернард был весьма примечательной личностью: среднего роста, но с копной черных волос, спускающихся ниже, чем привычно носили священники, и обрамлявших истинно ирландское лицо и темные глаза, в которых проскальзывала свойственная этой нации хитринка. Хиддлстон ответил на рукопожатие и осмотрелся еще раз, а потом заметил: — Я вижу, работа уже идет. Надеюсь, мы справимся до холодов. — Уверен в этом! – ободрил священник. – Я набрал отличную бригаду, все – настоящие мастера. И поселились они в гостевом домике прихода, по соседству с нами. Вы ведь будете жить со мной, вы не против? — Конечно же, нет, — улыбнулся Том. Где угодно, только подальше от Хэмсворта. — Сейчас мы ставим леса и правим кладку возле фундамента. А дальше… А дальше, Томас, будет еще больше! Том смотрел на одухотворенное лицо отца Бернарда и понемногу проникался его воодушевлением. Действительно, все же так просто. Сначала восстановить кладку фундамента, потом подлатать дыры, перекрыть крышу. А уже зимой, когда внешние работы будут закончены, заняться внутренним убранством, заново украсить и освятить это место. Никаких проблем. Странное ощущение, Том давно его не испытывал. Ему неожиданно захотелось приступить к работе немедленно, он уже готов был сам засучить рукава. От свежего воздуха кружилась голова, Хиддлстон почти опьянел и поэтому, услышав знакомый голос, сперва подумал, что ему это кажется. Но снова окликнувший отца Бернарда мужчина совершенно точно был ему знаком. Том медленно развернулся, отчаянно надеясь, что все это неправда, но фортуна была не на его стороне. Крис Хэмсворт, спешивший было к священнику, увидев Тома, остановился, а потом продолжил путь, но уже медленнее, словно нехотя. — О, а это Крис. Том, познакомьтесь, это мистер Хэмсворт, наш плотник. Золотые руки! Я был так рад, что он согласился приехать… О «золотых руках» мистера Хэмсворта Том знал не понаслышке. Еще памятны были времена, когда он сам таял в их объятиях и плавился под нежной лаской ладоней. — Я потом подойду, — пробурчал Крис, не глядя на ударившегося в сладкие воспоминания Тома. Отец Бернард был не в курсе их истории, и бегство плотника неприятно удивило его. — Наверное, просто стесняется, — попытался оправдать он Криса. – Но у нас еще будет время все обсудить. Том в этом даже не сомневался. Раз уж они будут по соседству жить и питаться, наверняка, вместе, то встреч им будет не избежать. Судьба играет странные шутки. Уехать от Хэмсворта так далеко, чтобы его не видеть, — и встретиться с ним едва ли не на краю обитаемой земли. Какой сюрприз. Как раз в духе хиддлстоновской удачи. Все хорошее настроение словно водой смыло, и дальше Том слушал разглагольствования священника словно через вату и отвечал невпопад. Криса он больше не увидел, хотя, стоило признать, самая низменная, плотская часть его души отчаянно радовалась этому. Дом отца Бернарда был под стать всем домикам в деревне. С мансардой вместо второго этажа, чудесным садиком за каменной оградой, яркий и увитый зеленью, — настоящий пасторальный рай. Тому было предложено занять комнату в мансарде, и он с радостью поднялся туда. Спальня была уютной, чего никак было не ожидать от дома одинокого священника. Кровать с высокими столбиками и пышной периной, в которой Том мог утонуть, с кучей подушек и подушечек в вышитых наволочках, украшенный вязаной салфеткой комод и старомодный дубовый шкаф, в котором вещи Хиддлстона заняли едва ли треть пространства, и полное отсутствие пыли – все говорило о том, что в доме присутствует женщина. И когда Том спустился к ужину, он понял, что его догадки верны. Мисс Фрэн — Тому не удалось узнать ее фамилию, женщина попросила называть ее только по имени, — явно испытывала к священнику чувства, более глубокие, чем уважение к пастырю. И отец Бернард отвечал ей тем же. Тому было неловко, что он смог сразу распознать истинные чувства этой пары, но потом смог убедиться, что ни для кого ни в этом доме, ни в деревне их отношения не были тайной. И женщина на правах хозяйки дома проводила в нем почти весь день, наводила порядок и готовила на целую ораву голодных натруженных мужчин. О том, что рабочие живут где-то недалеко, Том уже знал. Но он и не подозревал, насколько близко. Длинный, старинный, но вовсе не старый, флигель на заднем дворе оказался домом для двух десятков мужчин – и для Криса Хэмсворта в том числе. И питались они все вместе: за одним длинным столом с невероятно красивыми резными ножками и узорами по краю столешницы, невесть как попавшем в дом отца Бернарда. Том любовался на это произведение столярного искусства, а Фрэн неугомонно носилась с кухни в столовую, таская то тарелки, то огромные кастрюли и блюда с едой. Тому стало стыдно и он хотел было помочь, но Фрэн осадила его довольно жестко. — Мужчинам не место на кухне, садись и ешь! Хиддлстон немедленно послушался – Фрэн вообще производила впечатление человека, с которым лучше не спорить, и заслужил этим смех собравшихся. — Она такая, — с нескрываемой гордостью заявил отец Бернард. – Железная леди. Собравшиеся мужчины поддержали его так, словно несгибаемость Фрэн была их личным достижением. Только Крис, которому не повезло оказаться за столом почти напротив Тома, молчал и смотрел в тарелку, куда заботливая хозяйка подкладывала лучшие куски. Очарование Хэмсворта било без промаха и задевало всех, как радиоактивное облако после ядерного взрыва. Том то и дело поглядывал на него, почти не слушая, что говорит священник, но Крис так и не поднял глаз. Когда успокоившаяся Фрэн заняла свое место справа от отца Бернарда и тоже приступила к ужину, Том понял, что его желание привлечь внимание Криса безнадежно, и включился в разговор. Фрэн была забавна: подвижная, остроумная и в меру саркастичная, и разговаривать с ней было сплошным удовольствием. Она то и дело отпускала в сторону отца Бернарда шуточки, но, едва речь зашла о работе по восстановлению церкви, приумолкла и не вмешивалась. Она оказалась очень тактичной, а еще было видно, как сильно она поддерживает своего – Том даже не сразу смог подобрать определение – почти-мужа. Разговор уже свелся к обсуждению внутреннего убранства, хотя еще не была восстановлена кирпичная кладка, и Фрэн не преминула напомнить им об этом. — Кстати, про кирпичи! – опомнился отец Бернард. – Мэнни, а что там с кирпичами? Рядом с Томом сидел Мэнни – прораб, очень забавный на вид мужчина, не производящий впечатления интеллектуала, но и он оказался настоящим профи. Как отцу Бернарду удалось собрать вокруг себя таких людей, осталось загадкой. Но факт был фактом – Мэнни, к большому удивлению Тома, начал вполне серьезно рассказывать, как именно они будут делать кирпичи по старым рецептам и замешивать цемент на свежих куриных яйцах. Том слушал его, открыв рот, и не заметил, как все остальные уже ушли из-за стола. Увидев это, Фрэн поднялась тоже и на этот раз не отказалась от помощи. Том и Мэнни помогали ей уносить посуду, отец Бернард собирал остатки еды для свиней, а потом, когда тарелки загрузили в посудомоечную машину, а священник сам отмыл до блеска сковороды и кастрюли, настала пора прощаться. Мэнни ушел во флигель, Фрэн и отец Бернард остались в гостиной, а Том поднялся к себе. Но сон не шел. То, что Крис был так близко, не давало Тому покоя. Мучились и его душа и тело. То, что у Хиддлстона не вышло объяснить все Крису, томило его, а еще сильнее хотелось снова почувствовать крепкие объятия Хэмсворта, протянуть сквозь пальцы его отросшие за время разлуки волосы и поцеловать – как прежде, обжигающе и пьяно, почувствовать его силу. Том вертелся в кровати, взбивая кулаком мелкие подушки, некстати попадающие под бока, ворочался со спины на живот, отлежал бока, досчитал до шестисот восьмидесяти восьми тысяч и еще до ста трех, но все было зря. Вздохнув, Том понял, что уже не уснет, накинул халат и спустился вниз. На его удивление, в гостиной сидела Фрэн и смотрела какой-то черно-белый сериал, в котором Том с изумлением узнал первые сезоны «Доктора Кто». — А где отец Бернард? – спросил он, входя в комнату. Фрэн вздрогнула от неожиданности и тут же всполошилась: — Почему ты не спишь? Что-то не так? — Все хорошо, — поспешил успокоить ее Том. – Наверное, это новое место, вот и не могу уснуть. — Хочешь какао? – с улыбкой спросила Фрэн. – Мне всегда помогает какао с молоком и печеньем. — Так забавно, — не удержался Хиддлстон. – Как в детстве. Вот только мать никогда не успокаивала его так. Обычно этим занимались няня или гувернантка, но рецепт был беспроигрышным, и Том с радостью согласился. Они с Фрэн вдвоем сидели на кухне, потягивая горячий какао и хрустя овсяными печеньями, когда Том вспомнил про свой первый вопрос: — Так где же отец Бернард? Вместо ответа Фрэн закатила глаза и прислушалась. Том последовал ее примеру и услышал доносившееся пение. — Что это? – удивился он. — Берни и Крис, — вздохнула Фрэн. – Крис – наш плотник… Уточнять не требовалось, Том прекрасно понял, о ком идет речь, но виду не подал. — Как говорит наш добрый священник, «Алкоголь – наш враг, и мы должны его уничтожить». — О, — Том не знал, что и сказать. Отец Бернард был нетипичным священником, зато очень типичным ирландцем. — Но это ничего, — утешила его привыкшая Фрэн. – Он спасает добрую душу, это ему зачтется. — В каком смысле – спасает? — Наш Крис страдает, — на лице Фрэн была жалость и грусть, и у Тома подвело в животе. – У него разбито сердце. Берни нашел его в каком-то баре, разговорился, а потом привез сюда. Парень пропадал совсем. — А что, — Тому изменил голос, — что с ним было? — Мы так до конца и не поняли, но, кажется, ему изменила его девушка. «Девушка», мысленно повторил Том, понимая из короткого объяснения Фрэн гораздо больше, чем та знала сама. — И парень так страдал из-за этого. Бедняга… Ничего добрее, чем «шлюха», я от него не слышала. Но с Берни он немного оттаивает. И пьет уже гораздо меньше. Я же за ними приглядываю. Том несмело улыбнулся в ответ на грустную усмешку женщины, но вдруг раздавшееся громогласное «Фрэ-э-эн!», заставило их прервать разговор. — Пресвятому отцу нужна помощь. И только слабая женщина способна удержать его от падения. Том понял, что она не шутила, когда вышел с ней вместе на задний двор, где шалашиком стояли привалившиеся друг к другу отец Бернард и Крис. Они о чем-то пьяно говорили, речь была неразборчива, и единственным, что донеслось отчетливо, было: — Не верь женщинам, дружище! Они всегда обманывают! О, Фрэн… Отец Бернард расплылся в улыбке и потянулся навстречу своей подруге, но качнулся, и Фрэн с Крисом едва смогли его удержать. — Пойдем-ка домой, властитель душ, уж в одном-то женщине можно довериться, — ласково позвала Фрэн, и священник, едва передвигая ноги, поплелся за ней. Крис остался стоять, но даже это ему давалось с трудом. Он смотрел на Тома – впервые за этот вечер, — и в его взгляде мешались непонятные Хиддлстону чувства. — Тебе помочь? – предложил Том, подозревая, что и Крису сложно будет добраться до койки. — Да мне на хер не нужна твоя помощь, — будто выплюнул Хэмсворт. – Шлюха! — Крис! — Пошел ты, — вяло отмахнулся тот, развернулся и побрел было к флигелю, но запнулся за шланг оросителя и упал. Тому пришлось помогать ему подняться, потому что сам Хэмсворт явно был не в состоянии этого сделать. Крис был тяжелым, Том с трудом мог поднять его, но у него вышло. Обняв за пояс, Хиддлстон медленно повел его, стараясь не слушать пьяного бурчания. Но получалось плохо. Алкоголь развязал Крису язык, и Том узнал о себе очень много нового, пока тащил полубесчувственное тело к флигелю. — Какая же ты шлюха, Хиддлстон, — бубнил Крис, стараясь попасть в такт шагам Тома. – Блядь подзаборная, всю душу мне вынул, тварь, как ты мог? Сука, шалава ты ненасытная. У Тома внутри кипела злость от несправедливости обвинений, но с другой стороны, он не мог сердиться на Криса серьезно. Тот ничего не знал, судил только по тому, что видел, и ревность застила ему глаза, не давала шанса выслушать объяснения. — Всю душу мне вынул, ноги вытер, ненавижу тебя… И тут Том с удивлением понял, что Крис плачет. Крупные слезы текли по его щекам, тонули в неряшливой щетине, и Хэмсворт уже хлюпал носом, но все равно продолжал обвинять неверного любовника. — Крис, Крис! – Том попытался отвлечь Хэмсворта, заставить выслушать себя, но все было тщетно. Он остановился, развернул к себе непослушное тело и обхватил лицо Криса ладонями, заставив посмотреть на себя. Впервые за эти четыре с лишним месяца он был так близко к Крису, мог – как мечталось днем – дотронуться до выцветших отросших волос, но вместо этого прижался к его лбу своим и снова и снова пробовал пробиться через стену пьяной ненависти. — Ты все не так понял, Крис, — бормотал Том, почти касаясь своими губами губ Хэмсворта. – Я не виноват, это Брана, слышишь, это Брана! Он подмешал мне что-то, я ничего не помню, понимаешь? Я не помню, как оказался с ним, и когда ты приехал, мне было плохо, но я все равно ничего не помню. Между нами ничего не было, Крис! Том шептал все тише, сам едва не плакал, видя, как зло и сипло дышит Крис, чувствуя, как его руки сжимаются в пудовые кулаки. — Прости меня, Крис, но я не виноват… Хэмсворт не дал ему договорить. Быстро притянув к себе Тома и не удержавшись из-за этого на ногах, Крис рухнул в траву, накрыв Тома собой, и прижался к его рту губами, целуя жадно и крепко, обжигая пьяным дыханием и щедро делясь вкусом дешевого вина, выпитого с отцом Бернардом. Тому было не выбраться из-под него, но и делать этого не хотелось. Он отдавался поцелую, понукал Криса, притягивал его голову ближе к себе, целуя так же страстно. Хэмсворт снова что-то говорил, но у Тома в ушах шумело, он ничего не понимал, кроме одного – Крис был с ним рядом, был с ним, и все еще можно было наладить. Но он вдруг открыл глаза, будто мгновенно протрезвев, увидел перед собой лицо Тома и быстро отпрянул от него. Тело его все еще не слушалось, он качался, но поднимался с земли, стараясь не смотреть Хиддлстону в глаза. — Крис, — ошарашенно позвал он, а Хэмсворт, не оглядываясь и почти сбегая, шел к флигелю, да еще и закрыл уши руками, чтобы точно не слышать окликов Тома. А тот, едва поднявшись, смотрел ему вслед, и в шорохе примятой травы ему слышался треск рухнувших – снова – надежд. Крис его не простит, все было бесполезно, и пытаться, наверное, больше не стоило. Том, вытирая с глаз навернувшиеся все-таки слезы, ушел в дом и рухнул в мягкие объятия кровати, которые никак не могли заменить ему суровых и надежных объятий Криса. Утро не принесло спасения. Том был уныл и грустен, и даже неожиданно бодрый после алкогольного сна отец Бернард не смог развеселить его. Том устало смотрел на Криса, который безуспешно делал вид, что не помнит случившегося ночью. Хиддлстон то и дело ловил на себе его взгляд и не обманывался в том, что там видит. Как бы ни ненавидел его Крис, как бы он ни был обижен, но он все еще хотел Тома, и тот не понимал, хорошо ли это или плохо. После завтрака нестройной толпой, напомнившей Тому вереницу семерых гномов, которых утром плохо покормила Белоснежка, все рабочие ушли на стройку. Сам Хиддлстон и отец Бернард задержались, рассматривая и сравнивая старые планы и фотографии начала века, на которых была снята церковь изнутри. Ход работ контролировал Мэнни, как бы удивительно это ни звучало. Священник доверял ему, и Тому тоже пришлось. Под чашечку вкуснейшего кофе, сваренного добрейшей Фрэн – и Том явственно уловил в чашке отца Бернарда запах виски, — они углубились в собственную работу, и очнулись, когда на старинных часах пробило полдень. — Пора кормить наших работяг, — спохватилась Фрэн, а Том, не желая встречаться с Хэмсвортом, ушел к церкви, точно зная, что в ближайший час именно там его и не увидит. Стройка была видна издалека, заблудиться у Хиддлстона бы не вышло, и он, не торопясь и осматриваясь по сторонам, шел по широкой деревенской улице, не забывая улыбаться выглядывавшим из-за калиток любопытным соседям. О том, что их церковь решили восстановить, знали уже все жители, и все они были этому рады. Поэтому и приветствовали Тома радостными улыбками, а тот старательно отвечал им тем же. Судя по планам и фото, церковь была красива. Но сейчас она представляла собой развалины, от которых отгружали кучи кирпичей, которые потом используют для внешней кладки – чтобы сохранить первозданный вид. Том обошел церковь и часовню по кругу и вздохнул. Работы здесь было настолько много, что проще казалось снести все и возвести заново. К сожалению, и его мать, и ее компаньон отец Бернард, а особенно жители деревни, были против этого. Том осторожно пробрался мимо куч кирпича и заглянул внутрь. Крыша церкви обвалилась, в просветы было видно ярко-синее августовское небо и несколько неприкаянных птиц, круживших над деревней. Строительная и обычная пыль плотными колоннами светились в лучах проникавшего солнца, останавливались на еще блестевших позолотой крестах. Том вошел внутрь, опасаясь: стены и остатки крыши выглядели так, что еще чуть-чуть – и они рухнут, погребая под собой не только неудачливого Хиддлстона, но и планы его матери по реставрации. И, хотя сам Том был бы не против одним махом покончить со своими проблемами и неудавшейся жизнью, возможное неудовольствие матери остерегло его от суицидальных мыслей. — Ну и какого хрена ты тут ползаешь? – прозвучал от разлома, в который проскользнул Том, злой голос. Том, вздохнув, обернулся и встретился с недовольным Хэмсвортом, пробиравшимся внутрь тем же путем, что и Хиддлстон до этого. — Жизнь не дорога? – бурчал Крис, вытаскивая Тома наружу. – Что ты вообще тут делаешь? И даже без каски! Сам Хэмсворт щеголял в яркой оранжевой каске, которая ему несказанно шла. Тому даже стало немного обидно – Крису подходило все, кроме, почему-то, самого Тома. — Не дорога, — признался он, и Крис, внимательно посмотрев на него, выпустил из цепкого захвата его плечо. — Ну и ладно. Посчитав, что спасение Хиддлстона прошло успешно, Крис бросил его между куч кирпича и вернулся к своей работе. Странно, что он был один, и Том поспешил удовлетворить свое любопытство: — А где остальные? — Едят, — хмуро ответил Крис и снова вернулся к своему рубанку. За время встреч с ним Том успел выучить названия всех инструментов. Жаль только, что щеголять этим знанием было негде. — А ты?.. — А я не голоден, что не понятно?! – озверел Хэмсворт, и у Тома пропало всякое желание с ним разговаривать. — Удачи, — бросил он напоследок и ушел, оставляя Криса наедине с его злостью. Тому тоже было, на что обижаться – если подумать трезво. Только он почему-то выбрал путь самоуничижения, чувствуя себя виноватым за то, что случилось с Браной. А на самом деле виноваты были они оба, и Крис даже больше – из-за своего упрямства, не дававшего ему выслушать объяснения. И, подзарядившись этой злостью, Том вернулся в дом, где и провел остаток дня в работе, чувствуя необыкновенный прилив сил и вдохновения, полностью погрузился в планы о том, как здорово будет, когда церковь снова станет прежней, украсив собой и без того чудесное местечко.