Улететь бы птицей,
Прочь от проклятой земли,
С небом чистым слиться —
Вот о чем мечтаешь ты.
Я пришла домой и обрадовалась столь долгожданной тишине. Дома никого не было и не будет ещё несколько часов. Пока есть время, можно написать мелкому, чтобы узнать, как он там и всё ли у него в порядке. Когда закидывала рюкзак на кровать, подумала о том, что стоит выпить таблетку — голова болела жутко. Который раз удивилась тому факту, что квартира обставлена уютно, а в холодильнике есть еда. Иногда случается, что её просто невозможно впихнуть внутрь, и родители покупают новый холодильный аппарат. Но несмотря на этот более-менее положительный аспект моей жизни, еду без их разрешения мне запрещается трогать. Родители между собой ругаются очень редко, да и посуда летит обычно только в меня, потому что по велению звёзд, наверное, источником всех проблем являюсь я. В 1812 году Наполеон проиграл войну? Виновата я. Упал метеорит? Где-то случился теракт? Кража в магазине? Во всем виновата я. Искренне не понимаю причин этой ненависти, но раскрывать секреты мне никто не хочет, а вопросы из разряда «В чем я виновата?» и «За что?» тупо игнорируются. Но есть в этом доме и человек, которому до меня дело есть — Мелкий. Он хоть и знает многое, но не всё. И лучше ему не знать. Привет, мелкий!;) Как ты? Расскажи подробно про ту девочку, о которой ты говорил. Я хочу знать ВСЁ. Сразу отвечаю на твой вопрос «Как там дома?» — дома все как обычно, только минус одна тарелка. Сама я в порядке. Ну, могло быть и лучше, конечно, но ты сам всё понимаешь. В школе опоздала на урок к новому классному, и случайно ему нахмила. Завтра после уроков буду отбывать наказание за свою дерзость. Не знаю почему, но мне хочется держаться от него подальше. Может, это просто глупое предчувствие. Или я просто окончательно привыкла во всём видеть опасность. Нажимаю на кнопку «Отправить» и иду на кухню, чтобы найти обезболивающее. Скоро должен придти папа с работы, и к его приходу голова должна быть более-менее ясная.***
Вечером повторился тот самый стук в дверь, от которого кровь в жилах стынет, причём моментально. Я поднялась, чтобы открыть дверь, но равнодушный голос матери сообщил, что сие действие она выполнит сама. Пожав плечами, я уставилась в учебник астрономии, читая про гелиоцентрическую систему Коперника, но от изучения формул меня отвлёк гневный крик отца, который едва зашёл в квартиру. Даже дверь не успел закрыть. — Маленькая дрянь! — вопил он. — Иди сюда, тварь малолетняя! ЖИВО!!! Я, даже не закрыв учебник, пулей вылетела в коридор и чуть дрожащим голосом поинтересовалась: «А что случилось?» — Только один его крик уже мог заставить меня плакать. — Ах, ты ещё спрашивать смеешь, что случилось?! — Зло выдохнул он. Один его шаг, и я прижата к стене, а он со всей силы сжимает мне горло руками. Катастрофически не хватает воздуха. Пытаюсь дышать ртом, но мне становится ещё хуже, а на глазах выступают слёзы. — Если не хочешь убить её, советую ослабить хватку. Она же сейчас в обморок грохнется. Должна сказать, что дико ненавижу манеру мамочки говорить обо мне так, словно меня нет. Ненавижу её также за то, что после того, как она дала «совет», она просто-напросто развернулась и ушла смотреть какой-то сериал, словно это не ее дочь сейчас пытаются придушить. Дико ненавижу папочку за то, что я страдаю без причины. Ненавижу за его руку на моём горле. Ненавижу за то, что не могу закрыть глаза, чтобы не видеть его мерзкую рожу, ведь едва я это сделаю, то разозлю его больше. Чтоб ты сдох. — Объясни мне одну вещь, дорогая моя. Какого хера меня вызывает Цветков и говорит, что ты избила его дочь? Ты! — Он заорал мне прямо в лицо, касаясь своим носом моего. От удивления я открыла рот. Да я её пальцем не трогала! Именно это я и попыталась объяснить папе, да кто же меня будет слушать? — Да я её не трогала, — прохрипела я. — Не ври мне, сука! — Взмах руки, и правую щеку обожгло огнём. Уверена на сто процентов: если бы он не держал меня за горло левой рукой, то от силы удара я бы грохнулась на пол. — Откуда у неё тогда фингал под глазом? Любава Шорохова может это подтвердить. Ну, если Любава сказала, то я, конечно же, поставила ей фингал. Разве может быть иначе? — Но я её не трогала, — вновь пытаюсь его вразумить, но опять безрезультатно. Один мой вид выводит его из себя, каждый мой вздох или взгляд в его сторону вызывает у него приступ неконтролируемой агрессии. — Я тебе не верю, лживая ты шлюха, — он замахивается, но его останавливает голос матери. Ух ты! Неужели материнский инстинкт? — Хватит на сегодня. У неё уже есть синяк на лице, верно? Нам проблемы не нужны, дорогой. Он подумал о чём-то, кивнул своим мыслям и отпустил меня. По стенке скатываюсь на пол и прикрываю глаза. Последнее, что вижу перед тем, как закрыть глаза, — как они обнимают друг друга за талию и улыбаются, а потом уходят в другую комнату. Подумав было, что всё, на сегодня обошлось, я услышала голос отца, который уже закрывал дверь в гостиную. — Сегодня на ужин не надейся. Больной ублюдок. Эгоистичный урод. Медленно приходит осознание, что в таком состоянии я ничего не выучу, а уравнения, знаете ли, могут и подождать. Становится невыносимо обидно и больно. Может, стоило рассказать Тхиру про то, что произошло в туалете? Этой ситуации могло и не быть. А если подумать, то могло бы быть и хуже… Обидно, что родители мне не верят. Лучше умереть, наверное, чем жить такой жизнью. Но я трусиха. Планы на будущее, мечты, надежда, в конце концов? Как же они? Спать этой ночью я легла только под утро. Появилась какая-то апатия. К чему уроки? Ну, получу двойку. Ну, ударит он меня. Не в первый раз же. Без повода, с поводом. Какая разница? Проснулась полностью разбитой. Сон меня покинул за десять минут до будильника, но я не спешила вставать. Долежать несколько минут мне не дала мама, которая принесла мне большую кружку кофе — Вставай, — немного грубо сказала она, стягивая с меня одеяло, — завтракай и умывайся, а потом я замажу тебе синяк. Вау! Она впервые в жизни принесла мне кофе. Это не укладывалась в обычный распорядок дня моей семьи. Такое неожиданное действие немного выбило меня из колеи. Когда я заглянула в зеркало и увидела там своё отражение, захотелось спрятаться в тёмный угол и не выходить оттуда, чтобы не видеть этого ужаса. На шее были следы от пальцев отца. «Ха-ха. Посмотрите на эту лохушку. Он душил её, а она вновь ничего не сделает.» Хоть фантазия и больная, но в чём-то она права: я ничего не сделаю, чтобы прекратить это. Вместо этого я надеюсь на их скорейшую смерть. Желательно мучительную, конечно, но там как получится. Мама похвалила меня за то, что я спрятала синяки под свитером с горлом, но от её благодарности мне было ни холодно, ни жарко. Когда она закончила замазывать тональным кремом синяк, я поблагодарила её, но вместо своего привычного голоса я услышала шепот и ощутила резкую боль в горле. — Это пройдёт, — залепетала мамаша, пряча тональник в косметичку, — думаю, ты знаешь, что нужно сказать в школе. — Знаю, — прошептала я. Голос не возвращался. — Замечательно, — она скривила губы в подобии улыбки и пошла на кухню.***
Уроки, уроки и ещё раз уроки. Учителя грузили материалом, впихивая в наши головы дикий объём знаний, который «рано или поздно вам пригодится». Ко мне никто не лез с глупыми вопросами: синяки были замаскированы. Только часто ловила на себе взгляд Цветковой. «Ты получила по заслугам, — читалось в её взгляде, — маленькая сучка». Она не сказала мне ни слова, но за этот взгляд мне уже хотелось её убить. Убить с особой жестокостью. Убить так, чтобы она почувствовала все то, что чувствовала я вчера. С каждой минутой она бесила меня все больше и больше. Обед стал спасением для нас обеих, в который раз. Быстро скинула вещи в сумку и, под весёлый смех Цветковой, вылетела из класса, чтобы тотчас врезаться в биолога, который нес в руках большую кружку кофе. От внезапного столкновения Тхир разлил на меня большую часть холодного напитка. — Чё-ё-ёрт, — шепотом протянула я, поднимая взгляд на учителя, — извините, пожалуйста. — Свиридова, — устало сказал он, глядя на пятно на моей кофте, — кажется, я испортил вам кофту, — биолог устало вздохнул. — Пойдёмте в мой кабинет, — не дожидаясь моего ответа, преподаватель взял меня за локоть и потащил за собой под смех одноклассников. За недолгую дорогу до кабинета я успела оценить ущерб: кофту спасти можно будет, но не могу же я ходить с таким пятном? Футболка тоже промокла, но если бы она была сухой, то синяки бы не скрыла, а уйти с уроков означало наслать на себя кару Божью в лице моего отца. — Проходи, — сказал биолог, ставя кружку с остатками кофе на стол. Я, ожидая взбучку, переминалась с ноги на ногу. Молча наблюдала за тем, как Вадим Евгеньевич открыл шкаф, а спустя секунду протянул мне бежевый шерсятной свитер. — Временная замена твоей испорченной кофты. Я открыла рот, готовая отнекиваться и возмущаться, но строгий взгляд преподавателя отчего-то заставил меня передумать. Просто поблагодарила и взяла в руки свитер. В ту же секунду я почувствовала что-то сладкое, с нотками мяты, лаванды и дорогого одеколона. — Так, я выйду на пару минут, — произнёс он и, выждав пару секунд, вышел, не дождавшись никакого моего ответа. Для осознания всего происходящего мне потребовалось около минуты, а потом я сообразила, что преподаватель может вернуться в любой момент, поэтому быстро стянула с себя свой свитер вместе с футболкой и натянула свитер биолога, ощущая на себе весь букет запахов, которые, сливаясь, становились его запахом. — Что у тебя с голосом? — Спросил он, когда вошёл. — Простудилась? Я молча кивнула и упрямо посмотрела в его голубые глаза — если и лгать, то только смотря в глаза собеседнику. — Не надо больше извиняться, — сказал он, едва я открыла рот. — Я и сам отчасти виноват в данной ситуации. Какой нормальный учитель будет ходить по коридорам с кофе после звонка с урока? Тхир улыбнулся, и я улыбнулась в ответ. В тот момент предательски заурчал мой собственный желудок, как бы намекая на то, что улыбки улыбками, а кушать хочется всегда. — Давно ела? — Невозмутимо спрашивает Тхир, и я неопределённо пожимаю плечами. Не думаю, что быстрые перекусы можно считать едой. — Ясно. Садись. — Он указал на стул напротив рабочего стола. — Чай или кофе? — Кофе, пожалуйста, — говорю я, аккуратно присаживаясь. Что-то подсказывало мне, что отказываться не стоит. Интересно, а он всех приглашает на чай? На чай с тортом? Стоп… Торт? Откуда? — Цветкова утром принесла, — пояснил он, видя немой вопрос в моих глазах, разрезая торт на восемь частей. — Говорит, что сама испекла. Я хмыкнула. Точно такой же торт я видела в магазине возле своего дома. И было ещё одно несоответствие: Цветкова — известный рукожоп. Дорогие тряпки любит, а нитку с иголкой в руках не держала, да и готовить совсем не умеет. Врёт она вам, Вадим Евгеньевич. Возьмите вилочку и снимите лапшу с ушей. Он положил кусок торта на тарелку и поставил передо мной, сказав есть, а то даст добавки, и я в ответ благородно улыбнулась, принимаясь за десерт, Тхир же сел заполнять какие-то документы. Вскоре торт был съеден, а кофе выпит. Тхир оторвал взгляд от документов и посмотрел на меня, улыбнулся мне краешком губ. Что-то такое было в его взгляде, что буквально заставило меня расплавиться. В его глазах на мгновение вспыхнул огонь, а он не весело чему-то засмеялся. — Через три минуты звонок на урок, — все ещё смеясь, сказал он. — Не забудьте: после уроков жду вас тут. Я кивнула, подняла с пошла свой рюкзак и пошла на уроки. Всё-таки странный он человек. Ещё вчера готов был убить, а сегодня — сама доброта. Или я просто опять пытаюсь найти скрытый смысл там, где его нет. Ну да, он дал мне свой свитер. Ну да, напоил и накормил. В этом нет ничего удивительного. Все, Свиридова, успокойся. Одна сторона подсознания — та, что нормальная, — не придавала происшествию никакого значения, а вторая, та, что начиталась историй о том, как учитель влюблялся в ученицу, уже строила планы на будущее. Уроки прошли быстро. Цветкова меня не трогала, да и шуточек про то, что я врезалась в биолога, почти не было слышно. Никто не спрашивал, где я взяла свитер, а у меня не было желания отвечать на этот вопрос — не поверят.***
Так. Я стою перед дверью в кабинет биолога, стучу, открываю дверь и вижу, что Тхир сидит за столом, что-то увлеченно читает. Стоит мне закрыть дверь, он тут же поднимается поднимается и приглашает сесть на его место. — Садись на мое место, здесь тебе будет удобнее работать. Да чего ты боишься? — Воскликнул он, когда увидел, что я все ещё в нерешительности стою возле двери и переминаюсь с ноги на ногу. — Не кусается он. — Как только я села за стол, он положил передо мной листы формата А4, ручку, линейку, карандаш, ластик и учебник биологии за 11-й класс. — Делаешь кроссворд из десяти вопросов и тест из двадцати по всему тому материалу, что вы прошли за этот год. Задача ясна? — Киваю головой.— Я ухожу на педсовет, и, чтобы никто не мешал, закрою тебя. Тхир ушёл, а я принялась за работу. Чтобы было не так скучно, я включила музыку. В наушниках заиграла песня Linkin Park «In The End». Работа отвлекала от боли в голове и от глупых мыслей, но от синяков на шее ничто не могло отвлечь. Рука то и дело тянулась к горлу, но я тут же одергивала себя, стоило мне дотронуться до кожи. Не выдержав этой молчаливой борьбы с собой, я подошла к зеркалу, стянула с себя свитер и посмотрела на своё горло, усыпанное синяками. Несколько секунд хватило для того, чтобы воспоминания накрыли, вышибая воздух из груди. Внезапно нахлынувшая истерика продолжалась минут десять, а потом исчезла, будто её не было. Глаза покраснели, а нос распух, тело дрожало так, как у человека, который час просидел обнажённый на тридцатиградусном морозе, но я все же нашла в себе силы продолжить работу. Через полтора часа я закончила задание и посмотрела на часы: семь вечера. Если уроки закончились в четыре, а Тхир ушёл где-то в 16:10, то почему он ещё не вернулся? Эх, а ведь он меня закрыл! Походила по кабинету туда-сюда, открыла окно, посмотрела на вечернее небо и с раздражением закрыла вновь. Плюхнулась на место Тхира, а спустя несколько минут и вовсе задремала. — Свиридова, просыпайтесь, — кто-то тихо, но настойчиво звал меня, легонько потряхивая за плечо. — Настя, давай… Я про тебя забыл немного… Я поспешила открыть глаза, но сразу же закрыла их из-за яркого света, к которому мои глаза не привыкли. Несколько долгих секунд ушло осознание того факт, что я не дома, а в школе. Это сколько сейчас времени? — Сколько времени? — Я спрашиваю, а голос хриплый, глаза приходится щурить. — Начало девятого, — как-то виновато произнёс он. — Неужели педсовет длился так долго? — Удивлённо спрашиваю я, поднимаясь со своей «кровати». — Ну, — биолог замялся, — вообще-то он кончился час назад… Я забыл про тебя. От удивления я раскрыла рот. В смысле забыл? Он забыл, а мне дома получать, что ли? Ой, домой же бежать надо! — Мне домой надо! — Схватила рюкзак и подбежала к двери, запутавшись в своих же ногах. — Я побегу, Вадим Евгеньевич, до завтра. — Давай я тебя подвезу? — То ли спросил, то ли приказал он.— Быстрее ведь будет. И родителям твоим поздний приход объясню. А вот этого не стоит делать: мало ли что. Про синяки Тхир уже узнал, не надо, чтобы он узнал больше. С родителями он познакомится на родительском собрании, на котором они будут вести себя так, словно они приличные люди и гордятся успехами своей дочери. — Не стоит, — улыбаясь, сказала я и выскочила из кабинета, чтобы он не настоял на своём. До дома я добежала за пять минут. Рекорд, чёрт возьми! Уже мысленно готовилась к разгрому, но квартира обрадовала своей тишиной. Мама была у подруги. По крайней мере, именно так гласила записка, лежащая возле телефона. Папа, хвала Богам, на работе. Быстро стянула с себя свитер, но запах — вот так сюрприз! — никуда не исчез. Казалось, будто он уже впитался в кожу. И только тогда, когда я запихивала свитер преподавателя в самый дальний угол шкафа, в голову пришла одна простая мысль, заставившая меня устало выдохнуть: мой свитер вместе с футболкой остались в том кабинете, из которого я сбежала некоторое время назад. Устало плюхнулась на кровать. Спать хочется жутко, но какое там спать, если уроки не сделаны, а главный мой кошмар ещё не приехал с работы? Почему все так сложно в моей жизни? Я устала от такой жизни, от этих вечных скандалов, побоев и криков. Устала от того, что не знаю, проснусь ли я утром? Смогу ли я пережить этот проклятый день? Каждый восход солнца становится для меня маленькой победой. Каждое мгновение, которое я провожу в тишине и спокойствии, греет мне сердце в самые тяжелые моменты моей жизни. Хотелось бы исчезнуть, улететь, стать свободной, как птица… Будь я героиней какой-нибудь книги, то у меня был бы happy end, но я не в книге. Ни одна фантастическая история не сравнится с ужасом реальной жизни. Я пройду через этот жизненный Ад. Пройду и не поверну назад. Я найду своё счастье, хоть человеческое счастье и недолговечно.