***
День назад — Слушай, я сутру запомнить не могу, какие формулы?! — Что такое сутры? — не поняла Кимико. Всем и всегда, кроме брата и отца, было насрать на его успеваемость и как его дела — учителям особенно. А Кимико почему-то нет. Для Рина это было дикостью — вообще-то, это его роль быть всем вечной мамочкой и помощью без спасибо. Причем, как ни странно, постепенно это стало касаться не только земных уроков, когда Рин рассказал немного о том, чем он занимается, проходя параллельно учение на экзорциста. У Кимико сначала глаза на лоб вылезли от удивления. Но, справившись с фактом, что отпрыск Геенны слов на ветер не бросал и, мать его, реально пошел на курсы истребления и изучения нечисти, помогла и тут: — Так это же как стихи, получается. Чего сложного-то? — Ага, язык сломаешь, с этими старыми словечками… — проворчал Рин. Ей богу, ему Сугуро уже по гордости проехался со своей способностью спросонья выдать наизусть все Заветы. Дразнился он по-дружески, разумеется, но Рин всё равно чутка бесился. Во всем, что не казалось боевой практики, парень безнадежно отставал. — А что там, латынь? — Кимико с любопытством пролистала страницы древней Библии, вывалившейся у Окумуры из сумки вместе с математикой. В отличии от обычной, эта Библия оказалась действительно старинной книгой, а между главами внутри у нее были начертаны кусающие мурашками иллюстрации и вынесены пометки о том, против каких существ другого мира они работают и чего требуют, кроме правильного произношения — благовоний, святой воды или еще каких атрибутов. Кимико не шибко горела желанием в это вникать, а зацепившись взглядом за изображение какого-то восьминого чудовища с сотней глаз и вовсе поняла, что «меньше знаешь — крепче спишь» — это как раз тот случай. Отрицать иные силы и быть атеистом получалось ровно до того момента, пока не столкнешься с этим лоб в лоб. А так как у сидящего напротив Окумуры имелись вполне себе физические признаки демона в виде ушей, хвоста и клыков, то осознавать, что все эти картинки из книги — не просто рисунки неизвестного художника с больным воображением, а, видимо, реальные изображения нечисти — как провалиться в фильм ужасов. «Не верю, что такие монстры существуют… просто не верю», — сглотнула Кимико, рассматривая существо под названием «Падальщик». Нечто, набросанное грубыми штрихами, вызывало дрожь по коже. Словно бездна с оскалившейся пастью… — Кимико? С тобой все нормально? — выдернул в мир людей голос Рина. — Что? А, да… я просто, эм… Привыкла к графикам функций и схемам в учебниках, — нервно выдала она, отдавая ему впечатляющее издание. — Тебе всё надо выучить, что ли? Рин на монстров смотрел равнодушно. Текст его пугал намного больше. — Нет, только основные изгоняющие. — Звучит не так ужасно. — Да ты прочитай хоть одну! — под еще немного загруженным взглядом Кимико, он перелистнул на главу с закладкой и вслух зачитал: — Вот, например. «Он же рече: вечеру бывшу глаголете ведро, чермнуетбося небо; и утру: днесь зима…». Что за слово такое дурацкое «чермнуетбося»?! Язык сломаешь! Я только глаза отвожу — вообще забываю, как оно произносится! — пожаловался сын Сатаны. Кимико уже в принципе перестал удивлять тот факт, что демон по своей сути спокойненько держал в руках Библию и читал себе сутры вслух. Окумура какой-то везде особенный. Она заглянула в книгу еще раз. — Наверное, имеется в виду, что чернеет или темнеет. — Ага, только сутры так не работают, слова не поменяешь. Кимико поглядела на обреченное лицо Рина, который на Библию смотрел с таким мучением, словно она все-таки доставляла ему боль. Если не физическую, так головную точно. — Черн… нет, чермн… Рин отвлекся, бормоча себе под нос, а потому пропустил момент, когда Кимико вдруг качнулась ему навстречу. В следующее мгновение чужие ладони легли ему на скулы и легко, но стремительно вскинули голову наверх, заставляя податься вперед. — Чермнуетбося, — резко сказала Кимико чуть ли не столкнувшись с ним нос к носу. Библия выпала из рук. Рин так и застыл, ошарашенно распахнув глаза, и уставившись на Кимико. Ощущение ее дыхания перекрыло звук упавшей на пол книги и шелест закрывающихся страниц. Не успел Рин понять, что происходит, как двигаться и как самому дышать — ладони девушки пропали с лица, а Кимико выпрямилась. — Теперь запомнишь. А? Что, пого… Кимико тряхнула головой, сдув с глаз челку. — Слово. Ну? Чего там небо? — Чермну… етбося, — с запинкой выдал Рин. Его брови удивленно взметнулись вверх. — Старый трюк, — хмыкнула она. — Не можешь что-то запомнить — надо сделать так, чтобы запомнился образ или момент. Я бы хлопнула чем-нибудь громко, но тут нечем. Пришлось импровизировать. Работает, а? — А-ага, — зачем-то потрогав щеку, пробормотал Рин. Она нормальная вот так делать? В смысле, он не против, что его трогали, и дурацкое слово уж точно теперь запомнил, только это было очень близко… Кажется, он запомнил не только слово, но длинные ресницы напротив, а еще то, что глаза у Кимико не совсем карие — они насыщенные, светло-ореховые, как… — Эй, ты чего сломался? — защелкала пальцами Кимико, опять приблизившись к его лицу. — Проверка памяти, связи со вселенной, с чермнуетбося? — Да запомнил я, запомнил! — отчего-то еще и смутившись, выпалил Рин. — Я же говорила, работает, хех! Еще можно на руке написать несмываем маркером. Потом так глаза замозолит, что все равно запомнишь. Иногда советы Кимико его спасали, а иногда граничили с идиотизмом. Рин подумал, что в его случае ему своих рук не хватит, но вслух об этом не сказал. Зато задумался о кое-чем другом, мучавшим его с тех пор, как он подписался на всю эту авантюру. — Ну, что? Дальше? — бодро хлопнула в ладони Кимико. Девушка поднялась на ноги и направилась к полке с аппаратурой, а вот Рин продолжил буравить взглядом Библию. — Кимико, — тихо позвал он. — М? — Я ведь и тут ничего толком запомнить не могу. Ты не боишься, что провалишься со мной на конкурсе? Кимико остановилась, не включив музыку. Затем отцепила от штанов какую-то невидимую пылинку, и вдруг пусто ответила: — А мне это и нужно. Повисла пауза. Рин замер, отнимая глаза от Библии. Понял, что он ничего не понял. Возможно, ему послышалось. Но на последнее он как-то обычно не жаловался. Внутри неприятно съежилось. — Извини? Ты поэтому меня позвала? — Что? Я не… о, нет, подожди, ты не так всё понял! Рин хмуро скрестил руки на груди и развернулся лицом к девушке. Кимико страдальчески вздохнула. — Я позвала тебя, потому что ты и правда единственный, кто согласился помочь. Просто, что касается конкурса… — она оттянула ворот от шеи и поджала губы. — Я же говорила тебе, что участвую не по своей воле. Мне надо только отметиться на отборочном этапе. — Если ты так не хочешь участвовать, зачем вообще это делаешь? — не понял Рин. Кимико поглядела на него с затяжной паузой. Словно раздумывая, надо ли делиться таким с кем-то, вроде сына Сатаны. — Там все сложно… — Так объясни, — потребовал парень. Ему чертовски не понравилось приглашение «для галочки». Она ведь не позвала его из-за того, что у него дурная репутация? Девушка еще сильнее поджала губы и нехотя ответила: — Моя семья уже несколько поколений держит студию танцев. И всех девочек с фамилией Кимото по умолчанию с рождения ждет эта профессия. Но я, эм… — Кимико споткнулась. — В двенадцать лет поняла, что не хочу этим заниматься. А моя мама все никак не может с этим смириться, при любом удобном и не очень случае твердит мне про талант, который я зря гроблю. На днях я узнала, что наша студия является одним из организаторов весеннего фестиваля Академии, и моя мать, являясь также членом родительского комитета, заявила всем, что я тоже приму участие. Теперь, если я не появлюсь совсем в конкурсе — мне выедят мозги и это вызовет много вопросов, а если я опозорюсь в большом финале — это вообще подпортит репутацию студии. Так что я хочу вылететь с первого тура, который пройдет только в стенах Академии. По мере рассказа Кимико лицо Рина принимало все более загруженные оттенки. — И почему ты бросила танцы? Так не нравилось? — Да не то, чтобы не нравилось, просто… — Кимико замялась. — Просто не моё это. И я это поняла. Это был первый раз, когда Рин почувствовал от девушки ложь в свой адрес. Этот почти ощутимый на кончике языка кислый привкус, который ни с чем не перепутать. Только он не понимал: дело в личном или все-таки в нем? Рин чертовски не хотел бы потом разочароваться, а потому не выдержал. Он ведь всерьез старался, таскался тут после уроков, а теперь, выходит, его помощь-то и не считается?.. — Тогда зачем ты притворяешься, если делаешь все для галочки? Помогаешь с учебой, делаешь вид, что мы друзья, по сто раз мне объясняешь — если тебе сразу было нужно, чтобы я всё испортил, так бы и сказала. — Погоди, мне не нужно, чтобы ты «всё испортил», я… — Но получается, ты только поэтому меня позвала. Потому что я ничего не умею. Кимико изумленно обернулась на сына Сатаны. Он до сих пор сидел на полу, скрестив ноги по-турецки и сложив руки на груди, и хмуро сверлил взглядом пол. — Почему… почему ты так решил? — А то ты не слышала, что про меня все говорят. Сперва ответом было лишь молчание. Потом послышались глухие шаги. В поле зрения показались носки белых кроссовок, за ними колени, а потом сложенные на них тонкие запястья. Кимико подошла к парню и опустилась на корточки, точно так же нахмурив брови. Рин поднял голову, посмотрев ей в глаза с мрачным прищуром горечи. — Про тебя говорят, что ты монстр, Окумура, — вдруг в лоб ему сказала Кимико. Рин стиснул скрещенные руки на своих же предплечьях от того, насколько резко это прозвучало. Чувство смятого комка на душе усилилось. Только что эта девушка казалась такой понимающей, доброй и смеялась — а теперь будто в миг маска слетела, а под ней — всё тоже самое: «ты монстр», «урод», «дикошарый мальчишка», «вечно всё ломает», «ничего он не умеет», «этот Окумура только портить может» и многое, многое другое… Вот это мастерство притворства. Как он раньше не почувствовал? Ему показалось, что Кимико не такая, но… Видимо, как обычно, а он — дурак наивный. Рин не успел об этом додумать, потому что на этом девушка не закончила, опуская веру во что-то хороше внутри еще сильнее: — Еще говорят, что ты дикий, сумасшедший и лучше с тобой не связываться… Губы Рина сжались в узкую полосу. Так, ну всё! Это уже слишком! — …а я считаю, что ты дурак, если соглашаешься с ними, — закончила Кимико. В зеркальном зале повисла тишина. Сжимающийся в душе комок замер. Девушка поставила одну руку локтем в колено и подперла ее ладонью подбородок, продолжая смотреть ему точно в глаза. — Если они в чем и правы, так это только в «сумасшедшем», потому что только такому придет в голову таскаться с яойной мангой ради незнакомого человека поздно вечером. Знаешь, сколько моих друзей скажут, что им «пофигу, тебе нравится — делай», если я признаюсь, что отаку и читаю такое? Ноль. Поверь, проверяла в начальной школе. Слава Богу рискнула спалиться за неделю до выпуска. Лучше бы вообще этого не делала — худшая неделя в моей жизни. Кимико заправила за ухо уже выбившуюся прядку волос, невесело хмыкнув. Рин так и смотрел на нее, не зная, что ответить. — А знаешь, сколько парней я попросила мне помочь, прежде чем обратилась к тебе? Шестнадцать. И никто даже не сказал «я подумаю». А ты просто ответил «ладно, я помогу». И всё. Никаких условий! Я знаю тебя всего… сколько? Три недели? Меньше? Но вряд ли даже такое количество времени можно притворяться. Ты хороший парень, Рин. И я помогаю тебе и объясняю не потому, что это какая-то плата за твою помощь, коварный план или притворство, а потому что считаю тебя своим другом. Извини, если поторопилась с выводами, конечно, — с грустным смешком выдала она, отняв ладошку от лица. — Но я правда нахожу приятной твою компанию, поэтому хочу хоть немного помочь в ответ вместо простого «спасибо». Он сглотнул подкативший к горлу этот чертов ком. Ты хороший парень, Рин. Я считаю тебя своим другом… твоя компания приятна. Ему нельзя говорить такие слова. Потому что он безнадежно привязывается к людям, что дают ему надежду и тепло в душе. Кимико начала подниматься на ноги, а Рин стиснул кофту на локтях сильнее и выпалил: — Я тоже!.. ну, считаю тебя другом, — под конец фразы он смущенно покраснел и отвел взгляд в сторону. Услышавшая это девушка улыбнулась. — Рада знать, — рассмеялась она, просияв. — Поэтому если что-то нужно — я помогу. Не стесняйся просить, ладно? — Л-ладно. Спасибо… — пробормотал Рин. — А ты прямо милашка, когда краснеешь, — вдруг хихикнула девушка. — Я растрогана. — Чего-о?! Ничего я не краснею! — возмутился он, вскинувшись. Сам же покраснел еще больше. Вот что она несет?! — Что, неужели сыну Сатаны так приятны комплименты? — хитро растянув слова, пропела Кимико. — Нифига подобного! Рин аж соскочил на ноги, вздыбившись вместе с хвостом. Но Кимико опередила его гневные вопли. — Кстати, ты в курсе, что мы уже половину выучили с танца? — А? — осекся парень. — Разве? Кимико затянула хвостик покрепче. — Ага. И еще ты классно двигаешься, когда ловишь ритм. Задумайся над карьерой айдола. — Смеешься, что ли? — опять застыл Рин, не зная, как ему реагировать на такие слова. — Ой, гляди-ка! Опять покраснел! — Слушай, ты!.. — Да ладно, не бесись, — прыснула Кимико по-доброму, примирительно вскинув ладони, потому что хвост сына Сатаны заметался из стороны в сторону вдвое чаще. — Просто обычно мальчишки начинают всё делать спустя рукава по началу, и считают, что разберутся сами, а переспрашивать — это не круто. Поэтому я даже не рассчитывала на такой прогресс. Но ты действительно пытаешься разобраться, когда не понимаешь, но хочешь, и в этом твоя особенность. С тобой легко работать. Ты не стесняешься быть собой или показаться глупым. Ну, а уроки, — она пожала плечами. — Захочешь — и отличником станешь. Но… ежели тебе не надо, чего тут давить? А если тебе на самом деле нужна мотивация для какого либо задания — никто сильнее, кроме тебя самого, ее не даст. Рин не знал, почему эти слова так врезались ему в тот момент в голову…***
…но именно их он вспомнил, торча верх тормашками где-то в лесу возле общежития над десятком свечей. Мотивация, да? План надрать зад Сатане — очень даже веская мотивация. Но в данный момент она как-то не вяжется у Рина со способностью зажжения фитилей с положения «плененная гусеница». Больно далека дорога от крохотного огонька до подчиняющегося бушующего пламени, коим он пытался управлять до этого. А вот нежелание кормить комаров и поспать всё-таки в своей комнате, и, наконец, доказать Шуре, что он не бесполезный ребенок (ну, хотя бы сейчас) — очень даже. Рин резко распахнул глаза. Во тьме синева радужки посветлела голубыми льдинками, пара искр сорвалась с челки. Десяток свечей разом вспыхнули, озарив поляну под деревом. Одновременно с этим парень почувствовал, что летит вниз — вместе со свечами вспыхнули и путы. — Ай-я-яй! — вскрикнул Окумура, сверзившись точно на свечи и опалив себе одежду. Стало горячо: пламя не обжигало своего хозяина, а вот нагревшийся воск очень даже. Рин подорвался, пытаясь отряхнуться, да затекшее тело вело себя, как пьяное. Но главное — получилось! Он смог! Да, на последней минуте, промурыжив учителя три часа, но ведь смог! Рин отвлекся от свечей и радостно вскинулся, не понимая, почему Киригакуре еще ему не аплодирует. Ну, или хотя бы не хвалит. «Ой, твою ж!..» Девушка-экзорцист стояла в нескольких метрах от названного ученика, трясясь от гнева и комкая пустую банку в лепешку. Второй рукой она прикрыла свою грудь, с которой почему-то исчез топ. Остались только шорты и сапоги. Рин попятился, сглотнув. — Ты… — прорычала Шура сквозь зубы. — Я не специально! — взвыл юноша, который и правда не. Наверное, взбесился из-за ее слов, вот и подумал о дурацком купальнике, на который она жаловалась! Вот зараза! Но он правда не нарочно! Над тесно сжатой грудью вспыхнул свет. Шура отбросила банку и поднесла кулак зачерпывающим движением под шею, вытаскивая из себя меч. Рин, у которого в планах было направиться спатеньки, икнул и замахал руками. — Что ты делаешь?! Мы же договорились: я зажигаю свечи и мы расходимся! — Один купальник я еще вытерпела. Второй тоже. Но этот? — зловеще проскрежетала Шура. — Несносный мальчишка, думаешь, это сойдет тебе с рук еще раз?! — Да я же сказал, что не специально! Киригакуре крутанула в руке меч и сделала шаг вперед, Рин отскочил. — Стой!.. Ты же не будешь меня убивать голой?! Это совращение малолетних! — затараторил он на панике. Будь на его месте Шима — наверное, подавился бы кровью из носа и заплакал от зависти. Но Рин не настолько отбитый засматриваться на почти тридцатилетних извращенок, особенно способных распилить его на запчасти. Собственно, когда сын Сатаны увидел Шуру первый раз без прикрытия, а она схватила его за шею, впечатав в свою грудь и поволокла в темницу — он прежде всего всерьез очканул с того, что эта девушка дала отпор Королю Земли, поэтому зависть в глазах друга совершенно не разделил. Рин хоть и совершает глупости, но не дурак. И пока Кирикагуре тащила его через парк, юноша больше высчитывал шансы своей головы остаться на плечах, чем о том, что виском упирается в чьи-то прелести. Шура тогда хорошенько его поваляла в темнице — так что Окумура не беспричинно стремался, когда владелица змеиного клинка впадала в ярость. Поэтому сейчас он дал стрекоча прочь, не дожидаясь, пока рассвирепевшая учительница встанет в боевую стойку. Попытка оказалась провальной. Рин не успел пробежать и пары десятка метров — фиолетовое лезвие со всей дури впилось в дерево сбоку от его головы, оцарапав щеку. Испугаться тоже не успел — нагнавшая экзорцистка проворно схватила за шкварник и наступила на хвост. Сын Сатаны заорал дурным голосом, пытаясь вырваться. — Раздевайся, маленький паршивец! — Это еще зачем?! — Затем, что ты сжег мои вещи! — гавкнула Шура в затылок и бесцеремонно стащила ветровку с Рина. Обрадоваться, что отделался малой кровью, тот не успел. Шура за две секунды присвоила себе одежду и сразу же впилась руками в остроконечные уши, принявшись старательно их выкручивать. Юный эксвайр заорал пуще прежнего. — Чем вы тут занимаетесь? — раздалось сбоку, прервав экзекуцию. Рин и Шура обернулись. О невозмутимости Окумуры Юкио ходили легенды. А может, он просто привык к круглосуточному сумасшедшему дому с того дня, как его брат пробудил синее пламя. Поэтому он лишь молча поправил очки, ожидая ответа. Шура стиснула острые ногти на ушах Рина сильнее. — Юкио, спаси меня! Пожалуйста!.. — жалко взмолился последний, обрадовавшись приходу брата. Окумура-младший посмотрел с одного на другого, в принципе, не удивляясь их странному внешнему виду, и тяжело вздохнул: — Шура-сан, не думаю, что отсутствие ушей поспособствует моему брату быстрее принимать информацию в мозг. — Ты на чьей стороне, сволочь очкастая?! — возмутился Рин. — Ай-я-я-яй!.. Стеклышки зловеще сверкнули. — Вы орете прямо под окнами. У меня завтра важная встреча, а я не могу уснуть. — Прости, Юки-чан, — протянула Киригакуре, растянув псевдо-виноватую улыбочку. — В следующий раз уйдем на другую сторону. — Буду крайне признателен. Рин, с горящими от тисков ушами, только и дергал глазом. Эти двое, когда не были заняты обменом любезностями, ладили лишь в одном — в измывательстве над ним. Иногда Рину казалось, что у него не только злопамятный братец, но и вреднючая старшая сестра. — В следующий раз опять сделаешь херню своим пламенем — одними ушами не отделаешься. И никто тебя уже не услышит… — зловеще-ласково пропела Шура ему в ухо, но смилостивилась отпустить. Рин сразу же дал от нее деру и спрятался за близнеца. Когда Киригакуре ушла, старший Окумура сердито уставился на младшего, съежившись от холода — на нем осталась одна футболка. — Меня тут убивают, а ему это спать мешает, значит?! — негодующе зарычал Рин. Юкио потер переносицу, поддев очки, и вздохнул. Затем стащил с себя плащ и накинул на близнеца. — Наши окна выходят вообще на другую сторону, Нии-сан. Я только что вернулся. Поэтому еще раз мне нахамишь, не подумав — я тебя спасать не буду. Рин проглотил возмущения и, засопев от стыда, влез в плащ. И только закутавшись в воротник по горло, до него дошло, что если бы они реально помешали Юкио спать, то брат бы вышел скорее в пижаме, чем в полном обмундировании экзорциста. Обида мгновенно испарилась. Продравшись через кусты возле старого общежития, ребята вышли на дорогу. Рин шмыгнул носом, чувствуя давящую на плечи вину. Он терпеть не мог извиняться из-за своей же вспыльчивости, но терзаться по этому поводу ненавидел еще больше. К счастью, брат знал это лучше, чем кто либо. — Можешь не извиняться, но, ради всего святого, постарайся не выводить Шуру из себя. В следующий раз я могу быть занят и не пойти проверять, где тебя носит ночью. И разберись уже со своим пламенем. Рин промычал в ответ что-то вроде «угум». — Кстати, я попросил Укобака согреть тебе ужин. Сходи поешь, — добавил Юкио, когда они поднялись на этаж. Растроганный Окумура-старший шмыгнул носом, но не выдержал и вдруг налетел на близнеца с обнимашками. Юкио, наверное, был единственным человеком, который на это не дергался, при этом прекрасно зная, что Рин так мог и ребра переломать. А Рин очень это ценил, поэтому оскалил клыки в улыбке. — Ты иногда лучший на свете брат! Юкио дернул уголком губ и негодующе поинтересовался: — Что значит «иногда»? — Когда не гундишь, как взрослый, — доверительно хихикнул близнец, еще шире улыбнувшись, а потом бодро направился на кухню. Только и завиляла кисточка хвоста из-под плаща. Юкио, глядя ему в след, покачал головой и направился в комнату. Но на полушаге по привычке поинтересовался: — Рин, ты уроки-то сделал? Экзорцист прекрасно знал, что услышит в ответ кучу отмазок. Однако старший брат неожиданно удивил. — Ага. Юкио замер. Медленно повернулся. — Что, все? — На завтра да. — А сутры? — Пока только две. Но у меня еще есть время вроде, не? — раздалось в ответ с кухни. Рин вскрыл микроволновку, вытаскивая оттуда тарелку с ужином, как стремительный шаг нагнал следом, а ко лбу вдруг прижалась ладонь. — Ты чего? — моргнул юноша. — Дурное предзнаменование… — пробормотал Юкио и принялся рассуждать, бормоча себе под нос: — Ты заболел? Хорошо себя чувствуешь? Или, может, что-то вселилось? Рин гневно клацнул зубами. — Ты сию секунду закончишь быть самым лучшим, если не заткнешься, братец! Но в душе ему стало приятно утереть нос Юкио, который явно готовился типично вздохнуть и прочитать ему кучу наставлений об ответственности. Пожалуй, в основном это была заслуга его новой знакомой, но всё равно — чувство довольства собой там, где его обычно попрекали фантастическим торможением, ободряло. Рин поужинал, переоделся и направился, наконец-то, спать. Встряхивая одеяло, на ногу ему свалилась демоническая Библия. Парень склонился и поднял книгу. «И всё-таки дурацкое это слово «чермнуетбося», — подумал он, вспоминая чужие пальцы на своих скулах и близкое дыхание. Кончики ушей давно отошли от зверств Шуры, но почему-то от мысли о быстром способе запомнить опять загорелись так, словно их ущипнули. Рин осторожно коснулся мочки уха. Вроде бы ничего такого, но как-то, ну... слишком это было... неожиданно близко. Она же девушка, а он — парень, все дела, или Кимико просто не парится со всем этим? Способ запомнить, вот же. Да уж, рабочий способ — Рин теперь это слово и сам спросонья выдаст без запинки, вспоминая пальцы на своих щеках. Интересно, а если он спросит помочь Кимико выучить еще пару странных вырвизубных словечек — что она выкинет на этот раз? — Ванна свободна, — полусонно пробормотал Юкио, появляясь в комнате с полотенцем на шее, и резко остановился. — Это что, Библия в твоих руках? Не «Джамп»? — Ха? — повернулся Рин. — Ну, э, да. А чего ты так странно уставился? — Точно Пришествие близко… — ужаснулся близнец, сложив руку на сердце. Наследник синего пламени дернул бровью. Потом взвесил в руке Библию, прикидывая, что лучший на свете брат исчерпал лимит ношения этого благородного титула вот прямо вот сейчас. Поэтому Рин без зазрения совести развернулся и швырнул книгу в Юкио.***
А где-то в дальней части жилых кварталов в этот момент Кимико соскочила с кровати, тяжело дыша. Кошмар накрыл ее внезапно, да так ярко, что она чуть не закричала вслух. Перед глазами плясали ожившие иллюстрации из той самой демонической Библии. Уже второй раз подряд. — Чтоб тебя и твои стремные книжки, Окумура! — проскулила девушка себе под нос. — Мне еще что-то выговаривал за моих мальчиков… у-у-у, блин… как спать-то теперь спокойно?! Кимико натянула одеяло на голову. Что-то ей подсказывало: святая неприкосновенность от монстров под кроватью так тоже не работала. Во всяком случае от мыслей о демонах и синеглазом сыне Сатаны так уж точно.