Доверься мне

       Уже в коридоре Рина нагоняет подавленной болью, что не поспела за скачком адреналина и эмоций. Порезы вспыхнули все и сразу, вдох прошибло ударом по ребрам. Парень сцепил зубы, давясь этой вспышкой, да так и пошатнулся, навалившись плечом на стену возле лестницы и схватившись поперек себя за грудь.        — Рин?! — Кимико тут же перепугано подставила ладонь.        Ребята обернулись на вскрик, глядя, как девушка чуть ли не ловит съезжающего спиной по стене парня. Большая половина сразу куда-то разбежалась, стыдливо переглянувшись. Рядом остались только Мисаки, Чиса и Иори. Они не очень уверенно дернулись обратно.        — Так, стой-стой-стой! — Кимико быстро опустилась рядом, прямо коленями на начало ступней, перепугано поддерживая Рина. — Что с тобой?! Больно? Где?        — Наверно, ребра сломал, — сморщился тот.        — Что?! — девушка побледнела. — Боже, э-э… я сбегаю за врачом!..        Она дернулась убежать в медпункт, но парень вдруг сжал руку, останавливая.        — Не надо…        — Да в смысле «не надо»?!        — Ты знаешь, как на мне всё заживает, — выдавил Окумура.        — И это всё еще не значит, что ты бессмертный! — разозлилась девушка, бессильно глядя на паршивый вид юноши. Рин стащил чехол с плеча, чтобы тот не мешал сидеть, и сморщился от боли. Кимико не выдержала: — Какого черта ты вообще туда пошел?! Прекрасно знал, что они этого и хотели!        — Такого же черта, какого ты мне не позвонила сразу! — огрызнулся сын Сатаны неожиданно живо. — Я так понял, тебя поэтому поперли в тот корпус! Тебе жить надоело?!        — Мне как раз жить хотелось, поэтому я перепиралась с этим муднем, пока кто-нибудь из взрослых не заметит отсутствия половины параллели на уроках!        — Ага, и у этого мудня был нож — отличный план!        — Не лучше твоего — заявиться туда и просто им сдаться!        — Всё еще потому, что у него был нож возле твоего лица! Ну, поваляли бы они меня, я бы пережил! Ты на кой хер полезла на него, еще и в окно вывалилась?!        — Вот с окном претензии не ко мне! — возмутилась девушка. — А то, что они тебя собирались заставить сделать — унизительно! Мне стоять и смотреть прикажешь?        — Представь себе!..        Позади кашлянули. Кимико и Рин прекратили препирательства, повернувшись. Чиса хмуро теребила край юбки, переглядываясь с Мисаки. Иори просто пытался переварить то, что кто-то вроде Кимико вообще смел разговаривать с сыном Сатаны в таком тоне.        — Кимико, можно тебя на минутку?        Искоса поглядев на них, Кимото незаметно отпустила руку Рина, которую продолжала держать, несмотря на спор, и отошла к одноклассникам. Стоило резко встать — из носа опять потекло. Чертыхнувшись, девушка посмотрела на рукав измазанной рубашки, но, подумав, что хуже уже не будет, под взгляды полные шока, утерла им нос.        — Что? — Кимико заметила белое лицо Чисы, которая смотрела на это действие так, словно сейчас упадет в обморок. «Хотя, наверное, видок у меня и правда так себе».        — Ты в порядке? — не выдержала Мисаки, что не разговаривала с подругой больше месяца.        Кимико отстраненно посмотрела на теперь окровавленный рукав.        — Ну… не сказать, что у меня все прекрасно, но я живая.        — Ты выпала в окно…        — О, я заметила, поверьте.        «Странно, что еще не колбасит. Не дошло, да?..», — подумала Кимико, безуспешно пытаясь заткнуть алую дорожку. Мисаки вытащила из сумки на плече салфетку и протянула ей. Наступил неловкий момент. Неловкий для всех, кроме Кимико, чьи нервные клетки исчерпали свой запас на недели вперед. Она молча посмотрела на салфетку, а потом приняла ее, скупо поблагодарив:        — Спасибо. И за то, что заступились в учительской.        Девочки переглянулись.        — Слушай, Кимико. Мне… нам очень жаль, что… — начала Чиса.        — Не надо, — резко оборвала Кимото.        «Стоило же едва не покалечиться, чтобы у кого-то раскрылись глаза», — мрачно подумала она. От Мисаки и Чисы веяло раскаянием и виной, но… жаль, серьезно? Это они хотят сказать ей сейчас? Жаль что?        «Что вы от меня отвернулись, когда мне больше всего нужна была поддержка? Или, может быть, жаль, что загнали меня в угол бессмысленным выбором между вами и Рином из-за слухов? Что же тогда за помощью вы побежали именно к тому, кого так боитесь и терпеть не можете?», — Кимико собрала все свои силы, чтобы не выпалить это вслух. Она понимала, что сейчас сорвется с психу и наговорит гадостей, вместо того, чтобы сделать ответный шаг навстречу к примирению, чисто из-за случившегося. К тому же, она всё еще была зла за недели молчания. Но и отрицать, что девчонки остались за чертой тех немногих, кто пошел не просто посмотреть, а бросились искать помощи, да и сейчас поручились за нее и Окумуру перед преподавателем, рискуя огрести наказание — тоже не могла.        Хотелось вернуть всё, как было. Но… это так не работает одним словом «жаль».        — Слушайте… — поколебавшись, устало выдохнула Кимико. — Не сейчас, ладно? У меня нет никакого желания разговаривать. Закиньте мои вещи в мой шкафчик, пожалуйста. И передайте учителю, что объяснительные мы принесем завтра, — Кимико согнула спину перед Мисаки и Чисой. Она сделала это искренне, но официальность жеста не оставила надежды на продолжение. В разговоры по душам не хотелось совершенно. Им всем стоило остыть и многое переосмыслить. А у Окумуры позади, кажется, сломаны ребра и из головы течет кровь, поэтому приоритет очевиден. — Спасибо. Правда спасибо за то, что помогли и… что… потом остались.        С этими словами Кимико склонила голову перед ребятами в признательном почтении. После чего выпрямилась и отвернулась.        Прозвенел звонок, оповещающий начало пары. Мисаки, Чиса и Иори вновь переглянулись, но оставили подругу в компании Окумуры. Пока что всё осталось, как прежде, с разницей лишь в том, что тревога и страх за Кимико теперь исчезли из их глаз. Насчет остального они еще все успеют разобраться.        Больше не оглядываясь, Кимото быстро развязала галстук-бант с шеи и заозиралась. Салфетка, которую дала Мисаки, уже стала безнадежно алой — только выкинуть осталось. Заприметив неподалеку куллер с водой, девушка сходила до него, смотала галстук в один комок вокруг пальцев и немного смочила. После чего вернулась к Рину и, опустившись обратно рядом с ним на колени, принялась осторожно вытирать кровь.        Прикрывший глаза юноша дернулся, ощутив влагу на щеке. И обнаружил, что Кимико находится рядом с ним, осторожно отодвигая кончиком пальцев его прилипшие к ране на лбу волосы.        — Это что, твоя форма? — покосился он на полосатую ткань.        — Прости, у меня с собой больше ничего нет. Но если ты так пойдешь, от тебя точно будут шарахаться. Вот же блин… — последнее было адресовано длинной черте, рассекавшей бровь Окумуры.        Рин хотел что-нибудь сказать, что-нибудь успокаивающее, в духе «завтра уже заживет, забей», но посмотрел на взгляд Кимико, чье лицо вдруг оказалось близко-близко, и понял, что скорее она засунет ему в рот свой же галстук, чем даст это договорить. В светло-карих глазах подрагивало болезненное переживание. Руки касались бережно, еле заметными движениями вытирая багровые разводы с щеки и шеи. И Рин затих.        Начались занятия, а потому в коридоре было пусто, отчего происходящее показалось каким-то… ненастоящим. Как во сне.        Вокруг все такое чистое, светлое: ковровые дорожки, выбеленные стены, огромные резные окна, бархатные занавески, уходящая вниз кованная лестница. И они — двое помятых подростков, сидящих на полу этого королевского убранства, словно неделю скитались в альтернативной реальности, сражаясь с какими-нибудь зомби. Но все это оказывало странный умиротворяющий эффект. Надломанная боль, кусающая за ребра при вдохе, конечно, не комильфо, зато внимание Кимико, сосредоточенное только на нем, несмотря на пережитое, плавило до мурашек.        Рин почему-то боялся, что она больше не захочет к нему прикасаться — может, он и спас ее, зато потом показал свою демоническую сторону, выставив Кавахиру болтаться над пропастью и потеряв контроль над частью человеческого облика. Обычно как раз после такого с Рином переставали разговаривать.        А еще у Кимико у самой разбитое колено, которым она упирается прямо в ступени, измазанный кровью рукав и чуть припухший нос — и это всё еще из-за его легкомыслия и пустых обещаний. Умиротворение внутри завернулось точащей колючкой вины поперек горла. Пока Кимико печется о его лице и пачкает свой галстук, парень молча ее рассматривает — и понимает, что впервые видит Кимото настолько растрепанной. Лучше бы о себе подумала, чем о его бестолковой голове.        Вдруг Рин ощутил, что касания на щеке стали прыгать. Будто девушка резко замерзла и начала дрожать.        — Кимико? Что с тобой?        Он осторожно перехватил влажный окровавленный галстук, отводя от лица, чтобы понять, что не так. Может, она тоже ранена? Вот же дурак, расселся тут! У Кимото ведь нет такого бонуса, как регенерация — пойди, ей еще хреновее, чем ему. Однако, прежде, чем Рин успел бегло осмотреть девушку, та уперлась взглядом куда-то сквозь его грудь и вдруг прошептала:        — Рука трясется, да?        Запястье в ладони и правда начало перебиваться дрожанием уже не только ощутимо, но и заметно.        — Долго же до меня всё доходит… вот это я тормоз, — рассмеялась Кимико, надрывно натягивая улыбку. А потом спросила совсем еле слышно, будто голос потеряла: — Слушай, давай уйдем? Пока я еще не разревелась.        — Зачем реветь? — не понял парень.        — Он еще спрашивает… — выдохнула Кимико, до боли кусая нижнюю губу, чтобы запретить слезам скапливаться в уголках век. Получалось плохо. — Тебе точно врача не надо?        — Точно, — натянуто соврал Рин.        — Тогда пойдем отсюда, а?        Кимико прижала пальцы свободной руки к глазам и надавила на прикрытые веки, обманом заставляя глаза оставаться сухими. После чего стиснула кровавый галстук и, пошатнувшись, поднялась, протягивая Рину ладонь. Приняв помощь, он тоже встал на ноги… Шкребущая боль проехалась по легким, перехватывая дыхание. Окумура побледнел. Кажется, предположение о ребрах — не предположение. Парень до того сжал чехол с Курикарой, чтобы скрыть, с каким трудом пришлось спуститься по лестнице, что запереживал за сохранность ножен к первому этажу.        «Чтоб этому Кавахире самые стремные набериусы снились до старости», — раздраженно подумал экзорцист. Он терпеть не мог ощущать себя таким помятым.        Уличная прохлада немного остудила пощипывающее от порезов ветками лицо, срабатывая, как обезбол, а вот надевание куртки потянуло растревоженное плечо особенно мерзко.        А еще об этом точно узнает Юкио. Если ему уже не сообщили.        Зная, в каком свете донесут до близнеца информацию преподаватели, несмотря на отвоеванную защиту, Рин мысленно застонал. Единственное, что ему требовалось ближайшие несколько часов — отключиться мордой в кровать. Но если Юкио сейчас в общежитии застанет его в таком потрепанном виде — выноса мозга на тему ответственности, поведения и прочих моралфагных мемуаров не избежать. Тащиться домой резко перехотелось.        — Слушай, Кимико, можно у тебя остаться пока? — помучавшись с совестью, все же решил позорно скрыться от брата Рин. — До вечера, в смысле.        Шагающая рядом девушка, что притихла с момента бессовестной самоволки с пар, искоса взглянула на юношу.        — Ты можешь приходить и оставаться у меня сколько хочешь. И уже давно не спрашивая.        — А, ну… спасибо, — пробормотал смущенный таким ответом Окумура.              

***

                     До дома девушки они добрались значительно медленнее, чем обычно. Рин еле держался, чтобы не кривиться от каждого шага, Кимико примерно с тем же успехом пыталась не хромать. Когда же они дошли до жилых кварталов и подруга открыла входную дверь — внутри дома, оказавшись с холода в тепле, Рин почувствовал сильное головокружение. Рука, которой он схватился за ветку во время падения, совсем повисла плетью. В этот момент Окумура подумал, что вариант воспользоваться Курикарой, чтобы быстрее восстановиться в состояние ровного стояния на ногах — не такая уж слабовольная мысль. Тут лейкопластырем не залепишь. Однако, это означало открыто показать синее пламя, которого Кимико до сих пор боялась, да еще и после сегодняшнего. Это типа… ну, не очень безнравственно с его стороны?        — Подожди-ка тут, — вдруг попросила Кимико, отвлекая от проблем насущных, и выставила руку. А потом громко крикнула на весь дом: — Ма-а-ам?        Десять секунд ответной тишины подсказали, что внутри никого.        — Давай верхнюю одежду наверх. А то если мать увидит тебя в таком виде — точно скорую вызовет.        — Э-э, ладно… — кивнул Рин. Кимико махнула следовать за ней. — Она что, не ходит в твою комнату?        — Редко. Ее немного, м-м… раздражает мой стиль существования, но мы стараемся не конфликтовать по этому поводу.        Простым языком: хаос из книг и залепленные плакатами с кумирами стены выводили из перфекционистического равновесия хозяйку классического особняка, в котором только и снимать исторические фильмы. И это еще госпожа Кимото не в курсе, что хранится под кроватью и в ноутбуке дочери. Рин понимающе хмыкнул и прошел вслед за Кимико.        Подъем на второй этаж дался как-то совсем болезненно. Наверху, в комнате, он кое-как выпутался из куртки. Следовало хоть лицо умыть, да зрение куда-то поехало. Рин остановился, покачнувшись. Путь через завалы книг к столу показался неподъемным лабиринтом, а девичья кровать, накрытая красивым бежевым покрывалом — слишком чистой, поэтому юноша доковылял до нее и просто сел на пол. Точнее: свалился, тщетно делая вид, что просто резко захотел быть поближе к земле. Грохнувшаяся рядом Курикара выдала его с головой.        — Ты чего на пол-то?! — встревоженно обернулась Кимико.        — Я весь грязный, — пробормотал Рин, осторожно откидываясь спиной на угол кровати и прикрывая глаза, чтобы убрать рябь пространства из зрения.        — Какая разница? Нашел, о чем думать! Сядь нормально… ну, или ляг.        — Всё, я уже не встану, — отмахнулся Рин с трудом. — Просто… мне надо время, ну… чтобы восстановиться. Не переживай.        Кимико поджала уголки губ, поглядев на него сверху вниз, но больше дергать не стала. Пройдя по комнате и повесив верхнюю одежду, свою и парня, на крючки за дверью, она вытянула из кармана куртки окровавленный галстук, чтобы не забыть закинуть его в стирку с остальной формой, пока мама не видит. Вылезшая поверх юбки рубашка, с подсохшим пятном крови на локте, выглядела особенно жутко в убранстве светлой девичьей комнаты, но это не сравнится с тем, как выглядел Окумура. Кимико оглянулась на Рина. Тот все же запрокинул голову назад, на край покрывала, прикрыв глаза, однако с пола так и не встал. Остатки багровых разводов виднелись у него на скуле возле подбородка, глубокая царапина заметно бросалась в глаза из-под челки. Белую рубашку, особенно на плечах, испещряли следы от земли и мелкие надрезы от веток.        «Может, аптечку принести да обезболивающее какое-нибудь?», — подумала Кимико. Последнее вряд ли бы как-то поспособствовало — особенно с тем, что Рин сказал про ребра — но просто стоять и смотреть на него, пуская на самотек, только потому что он, видите ли, с улучшенными навыками регенерации? Что-то не шибко видно. Рана вон, над бровью, опять кровоточит. Захотелось еще раз попытаться выгнать его на кровать, да выглядит Рин, как тот, кто сейчас где встанет да там же и ляжет. Лицом вниз, причем.        А ведь они только утром шли вместе в Академию и все было, как обычно.        Плотно сжав дрогнувшие губы, Кимико все же ушла вниз за бутылкой воды, одноразовыми полотенцами и аптечкой.        И почти сразу услышала, как в прихожей в двери поворачивается ключ.        — Вот блин!.. — вырвалось у девушки. Внутри нехорошо подпрыгнуло.        Наспех сполоснув лицо и руки, Кимико схватила все набранное добро и быстро кинулась наверх. Блин-блин-блин! Как вовремя, а! Пожалуй, это был тот редкий раз, когда Кимико жалела, что домой кто-то вернулся пораньше. Что за дебильные совпадения?!        «Надеюсь, это папа. Он из кабинета точно до ночи не выйдет, как обычно», — Кимико замерла на верхних ступенях, навострив слух. К счастью, это действительно вернулся отец — девушка с порога услышала, как он разговаривает по телефону. Можно выдохнуть. Отец точно не заглянет в комнату. Максимум пройдет мимо по коридору.        «Надо скорее привести себя в порядок», — а еще лучше показаться папе, чтобы пресечь даже минимальную возможность оказаться в нелепой ситуации. Родители спокойно отнеслись бы к парню в гостях у дочери вне танцевального зала, проблема больше в том, что этот парень прескверно походил сейчас на того, кого вытащили из нелегальных уличных боев. Вопросов потом не оберешься.        Поэтому Кимико на цыпочках вернулась в комнату, плотно прикрыла дверь за сбой и бесшумно повернула замочек под ручкой. Вот так. Теперь без внезапностей. Родители всегда стучали — в их семье уважали личное пространство друг друга, но Кимото смотрела достаточно клишированных тайтлов, чтобы перестраховаться.        Отойдя от порога, девушка сгрузила добычу на пол. Рин все еще сидел на полу подозрительно смирно. Это очень не понравилось Кимико — обычно сын Сатаны достаточно активно себя вел и живо жестикулировал. Значит, ему гораздо хуже, чем он пытается показать.        «Ладно, быстро переоденусь и посмотрим, что можно сделать», — решила Кимико, подхватив бутылочку.        — Воды?        — Спасибо…        Рин принял пластиковую бутылочку. Его и правда мутило. Не особо приятное чувство, даже для того, кто нередко влипал в подобные ситуации. Впрочем, из окна вываливаться парню еще не приходилось. Интересно, Кавахиру отстранят от занятий? Было бы неплохо. Держать себя в руках после того, что он сегодня учудил, теперь будет проблематично и честно-то — не особо и хочется. Лояльность сына Сатаны себя исчерпала. А всем, кто еще не допер до этого — он будет объяснять более привычными уличными методами.        Задумавшись об этом невеселом факте, парень поднес бутылку к себе и скрутил крышечку.        Но стоило пригубить воду, чтобы освежить першащее горло, как жидкость встала поперек, прыснув в нос. Рин закашлялся, а мысли вылетели из башки быстрее, чем он сегодня с четвертого этажа. Потому что чертова Кимико, на которую Окумура машинально посмотрел, вдруг принялась стягивать с себя школьные чулки. Прямо при нем! Сие действие не отличалось грацией — девушка просто плюхнулась на стул и закинула ногу на ногу, что-то бормоча о Кавахире и придурках, но ее ничего не напрягает, нет?!        «Эй, вообще-то я всё еще сижу здесь!», — едва не сорвалось с языка, да так и не выскочило. Видимо, у Кимико напрочь отбито чувство стыда с рождения, потому что из них двоих от подобного покраснел только Рин.        Словно решая добить не добитое, сама девушка, разделавшись с чулками и потыкав рану на коленке, выпрямилась и поднесла руки к шее, начав расстегивать рубашку. Несчастная вода итак пошла не в то горло, а тут еще ребрам стало не только больно, но и жарко. К своему стыду, Рин так завис, что затупил отвести взгляд, а на второй сверху пуговице дурная голова девушки наконец-то опомнилась. Но ему повезло, что это Кимико, и о лишнем она думает когда угодно, но не в таких ситуациях.        — Отвернись, пожалуйста, — попросила она. — Я переодеться хочу. А то там папа внизу — не хочу случайно наткнуться на него в таком виде.        Выдав какой-то несуразный звук, юноша кивнул и мгновенно захлопнул веки. Судя по шагам, прошедшим мимо — Кимико подошла к своему гардеробу. А потом раздался шорох одежды. Рин на ощупь принялся закручивать бутылочку, чтобы хоть как-то разделаться с пригвоздившем его к полу смущением. Некстати разыгравшееся воображение ехидненько засмеялось в уши. Потому что эти уши слышали буквально всё, и слишком детально. Богатая подростковая фантазия не заставила себя ждать — Рин мысленно проклял и ее, и свой ненормально хороший слух, и Кимото за компанию.        Она даже не попросила свалить куда-нибудь в угол — просто «отвернись»! Это, типа, особое доверие к его персоне или Кимико вообще в голову не приходит, что такие вещи должны хоть немного стеснять девушку? Вон, когда у эксвайеров экзамен в общаге был — так Изумо кулаком погрозила Шиме и предупредила всех остальных, чтобы парни на этаж даже не вздумали спускаться, пока они, девочками, в душ не сходят. Получить в морду лисьими фамильярами никому не хотелось, поэтому все честно ждали пока сокурсницы закончат, и ушлому Рензо с его подначивающими предложениями дали по шее, чтобы тоже сидел смирно. Это было нормально и привычно. Обычно. Как должно. На памяти Рина, девчонки в принципе любили поднимать шум по подобному поводу из ничего, с подозрением выискивая чуть ли не в каждом парне скрытого извращенца. Честно, он их понимал — успел наслушаться при жизни в монастыре от прихожан всякого. Так что все имели полное право выдвигать границы. Должны были их выдвигать.        А теперь Рин сидит с закрытыми глазами в комнате переодевающейся девчонки, чувствуя, как где-то подыхает от зависти один Шима. Последний в жизни об этом не узнает, конечно же. А вот Кимико Рин уже который раз хотел постучать костяшкой указательного пальца по лбу и поинтересоваться — там настройки сбились или как?        Судя по легкому шуршанию справа, на пол упало что-то тканевое. Окумура — парень честный, и с совестью и моралью у него порядок — поэтому он даже в мыслях не собирался подглядывать. Однако, это не помешало ему покраснеть еще сильнее и, в попытках не думать о том, что происходит вне закрытых век, начать думать об этом только детальнее. Вот же черт! Так яро спорил с Широ по поводу испорченности, и сам недалеко ушел… правду говорят — яблоко от яблоньки. И пофиг, что подкинутое. Ну, просто: преподобный, дайте по шее, пожалуйста — в этот раз заслужено, Рин даже уворачиваться не будет.        — Я всё. Спасибо.        Когда Рин открыл глаза, то выдохнул: Кимико уже комкала в одну кучу школьную форму, сидя на корточках в простых шортах и футболке. После чего она встала и подошла к нему. И тут Рин понял, что рано успокоился.        — Так, теперь ты. Раздевайся.        Пауза.        Что?        — З-зачем?        — Ты видел себя вообще со стороны? Раз уж нормально лечиться отказываешься, давай хоть раны обработаем. На, — Кимико бросила что-то черное рядом на кровать. — Это самая большая футболка, какая у меня есть. Я бы предложила душ, но отец точно не так поймет, извини.        Да какой душ, какая футболка?! Он просто посидит тут, с краешку, не отсвечивая, пока кровь свернется, да уйдет!        — Слушай, Кимико, н-не надо… я в порядке. Просто мне надо немного времени, я же говорил, что…        — У тебя из головы до сих пор идет кровь, возможно сломаны ребра, в щеке три занозы — и это только которые я успела сосчитать, и еще что-то не так с рукой. А еще ты упал на спину. Поэтому ты прекращаешь мне лгать, что с тобой всё в порядке, и показываешь, где и что обработать, — отрезала она резко.        С этими словами девушка подтолкнула на ковер аптечку, полотенца, вытащила из ящика в столе пинцет и немного ватных дисков и выжидающе села рядом. Кажется, возражения не принимались. Нежелание казаться слабым и жалким напрочь испарилось от ее обеспокоенного тона.        Кимико вскрыла металлическую коробочку, заправляя распущенные волосы за ухо. Легкий флёр беспечности, всегда пронизывающий ее ауру, куда-то исчез из голоса и движений. Рин очень редко заставал Кимико такой серьезной и хмурой. В конце-концов, она правда переживала. Наверное, ничего страшного оказаться перед ней в таком виде? Он без приколов чувствовал себя паршиво. Может, Рин и демон, но испытывает боль, как обыкновенный человек. Сейчас даже слишком чертовски, как обычный человек.        Не замечая внутренние терзания юноши, Кимико вынула из аптечки перекись и перебрала упаковки с лекарствами.        — Тут есть обезболивающее, выпьешь?        — На меня не подействует, — виновато выдавил Окумура.        — В смысле?        — Мне надо упаковок пять, чтобы проняло. Так что оставь, бесполезно.        Брови Кимико метнулись наверх под челку, озадаченные этим открытием.        А что поделать, если его кровь подавляла любое вмешательство извне, сильно ослабляя всяческие лекарства? Широ знатно намаялся с этой способностью приемного сына в детстве — когда у Рина, например, болела голова, преподобному приходилось ухищряться, чтобы заставить вертлявого ребенка выпить целый стакан микстуры вместо чайной ложки.        — Так, ладно. Значит, как-нибудь обойдемся… — пробормотала Кимико.        Она забрала у Рина остатки воды, взяла полотенце и смочила его. А потом замерла, будто не зная, с чего начать. В зрачках девушки мелькнуло что-то горькое при взгляде на него.        Рину стало совсем неловко. Может… может, ему и правда использовать Курикару — заставить синее пламя излечить за несколько минут? Это сильно опустит его в ее глазах? Он ведь зарекся пользоваться огнем в присутствии Кимико, что боялась всего связанного с демонической сущностью. Но… Юноша закусил изнутри щеку. Вариант показался ему не таким уж и жалким. А то Кимико на него так смотрит, будто он при смерти. Подумаешь, царапины и ребра. Сказал же, заживет — чего она в самом деле? Да и…        Мысли осеклись. Задумавшись о мече и своей силе, Рин пропустил момент, когда Кимико придвинулась ближе. Почувствовал прикосновение ко лбу, да так и замер — девушка бережно провела пальцами по коже, собирая его волосы на челке, и аккуратно откинула назад, придерживая. Осторожно, еле ощутимо. Прижавшееся к ране полотенце закрыло обзор, а еще всю упрямость что-либо говорить и сопротивляться.        И Окумуре вдруг резко не хочется — казаться сильным. Совершенно.        Рин чувствует то самое, робкое и трепетное желание, касающееся его галстуком на лестничной площадке в Академии. Желание заботы. Уже не хочется убеждать девушку напротив, что все с ним в любом случае обойдется, и трогать демонический меч. Хочется другого: чтобы Кимико не прекращала так смотреть на него — прямо, вглядываясь внимательно, ни на что больше не обращая внимания. Словно он, Рин, единственное, что ее волнует. Чтобы она касалась также бережно, снова и снова — только его. И пусть раны противно пощипывает, а дышать тяжко. Зато эта близость — не случайная, не в порыве — а осознанная и обволакивающая, томила сердце не болезненно, а приятно.        Это очень эгоистично с его стороны? Желать этой заботы?        Кимико аккуратно вытирает остатки крови и грязи, потом откладывает полотенце и берет пинцет. Рин немного шипит и морщится, пока девушка вытаскивает занозы, из-за чего ей приходится придержать его щеку ладонью. Большой палец чуть касается краешка губ. Ощутив это, юноша проворонил момент, когда Кимико поддела самую большую занозу на другой щеке.        — Ай!        — Эй, куда?! Ну-ка не дергайся!        Кимико ловит его голову, из-за чего лежащая на щеке ладонь смещается, а большой палец девушки оказывается на нижней губе. Стоит чуть приоткрыть рот — и можно коснуться языком. Зачем Рин подумал об этом — он и сам не знает, а от того стыд накрывает его капюшоном. Кимико ему за такое ткнет пинцетом в глаз, как пить дать. Что за мысли вообще такие?! Совсем, видать, ударился сильно.        Тем временем, не обращая внимания на затихшего пациента и разобравшись с занозами, Кимико убрала пинцет и взяла чистый ватный диск. Смочив тот перекисью, она еле ощутимыми точечными движениями принялась промакивать рассеченную бровь Окумуры и самые длинные царапины.        А потом горло юноши непроизвольно сглатывает: девушка касается кончиками пальцев подбородка, заставляя чуть приподнять голову. Рин прячет глаза под челкой и послушно делает то, что приказывают без слов ее руки. Мокрый ватный диск — не самое приятное ощущение, скользящее по шее, а вот понимание того, кто его держит — будоражит.        Касания скользит ниже и ниже, пока не натыкаются на воротник.        — Рубашку снимай.        Голос у Кимико непривычно тихий, а тон — не терпящий пререканий.        Рин борется с совестью и своими чувствами, но в итоге позорно проглатывает возражения и тянет пальцы к галстуку. Забывшись, он слишком машинально поднимает локоть, отчего воспаленный сустав выворачивает предплечье судорогой. Рука дергается, не слушаясь. Кимико замечает это и с руганью придвигается ближе.        — Нет, и он еще говорит, что это я мазохистка!.. Сдать бы тебя в неотложку, честно слово, Окумура!        Горло давит удавкой, вопреки тому, что галстук ослабляется. Потому что костяшки пальцев Кимико опять легонько касаются подбородка, распутывая узел. Полоска галстука скользит под воротником на шее, давая хоть немного вдохнуть, прежде чем начать немного умирать.        Рин только и может, что задержать дыхание, чувствуя ее руки на своей коже. Ему кажется, что он начинает плавится без всякого синего пламени. Колени Кимико касаются бедра, взгляд — режет тревогой что-то на горле, а ее руки начинают расстегивать рубашку — и Окумура со сжирающим стыдом осознает все больше, что не хочет ничего с этим делать вообще во всех смыслах. Ни шутить, ни уворачиваться, ни обманывать себя, что просто по голове прилетело — вот и лезет в душу да мысли всякое, а еще — не думать о том, что для него все это значит намного больше, чем для девчонки напротив, в которую он, кажется, безнадежно влюбился.        Он пытался бороться со своими чувствами ровно одну ночь и одно утро. Пытался запихать подальше наивные надежды на взаимность, тщетно заставляя обратить вспять ритмы сердца в простую дружескую симпатию. Но не вышло. Сначала стоило увидеть перепуганную Кимото в лапах Кавахиры — как внутри скрутило, потом, за секунду до страшного — поймать ее кисть на высоте четвертого этажа, и… всё остальное. Ее надрывный зов по имени, то, как она вцепилась дрожащими руками в него у всех на виду, умоляя сказать, что он живой, этот полный влаги и радости взгляд, эта буря, что ворвалась в учительскую, эта решительная непоколебимость выбора между ним и остальными. Всё и сразу за какие-то пару часов! Никаких шансов откатить назад, как было. Абсолютно. И вообще не в том идиотском поцелуе дело.        Кимико тянет за воротник и Рин послушно позволяет рубашке соскользнуть с себя, выпутывая хвост.        — Охренеть синяк… — бормочет девушка. — Повернуться сможешь?        — Угум.        Рин горбится, скрестив ноги по-турецки, а кожа на спине покрывается мурашками.        — Господи боже мой, что… как ты вообще дошел?! — испуганно воскликнул шепот за спиной.        — Что?.. Что там? — он пытается заглянуть себе за плечо, хотя это технически невозможно. Больно, конечно, но не так, чтобы прямо сразу Господи. А вот у Кимико какое-то лицо совсем белое. Да что там такое?!        — Сиди ты спокойно! — одернула она.        А у самой руки бессильно опускаются от того, что она видит перед собой.        На спине Рина живого места нет — он словно проехался по стекольной крошке пару десятков метров. На правом плече уходящий еще с шеи синяк, само плечо заметно припухло. Выпирающие позвонки покраснели от удара. По пояснице будто плетью прошлись. Тут и обрабатывать бессмысленно — можно сразу просто вылить ему всю бутылочку на спину. Как подорожник на открытый перелом, «полезнее» некуда. Какой в этом смысл?        Вдруг что-то касается колена.        Кимико опускает поплывшее зрение и замечает черную кисточку хвоста. Опять хвост Рина сам по себе чудит…        Девушка смотрит на лохматую кисточку, а перед глазами накатывают воспоминания: как владелец этого хвоста лежал без сознания на ее руках, а сердце съежилось в ужасе от того, что он мог быть… мог быть…        Кимико машинально поднесла кончики пальцев к кисточке, да так и замерла, не трогая.        Зрение совсем разъехалось. По щеке побежало. Давиться уже пережитым, когда все обошлось — глупо, но Кимико не может контролировать вдруг задрожавший подбородок.        Рин почувствовал, что тишина за спиной — не просто так, и снова обернулся.        — Ты чего?! — всполошился он, заметив слезы.        Кимико закусила губу и коротко помотала головой. Мол, ничего. А сама посмотрела на него красными глазами. Точно сумасшедший — она ему жизнью обязана за то, что он сделал. Не будь у сына Сатаны вся спина исполосована — она бы уже протянула ему руки, да обняла крепко-крепко. Вместо этого и прикоснуться к нему страшно.        Рин изумленно развернулся лицом к девушке.        — Кимико?..        — Чем я могу тебе помочь? Я не знаю, что я могу еще сделать… — вдавив пальцы в слезящиеся веки, прошептала она еле слышно. Второй рукой девушка дергано махнула на аптечку. — Это вообще бесполезное.        Рин поверить не мог, что она ревела только из-за этого.        — Перестань, — попытался как можно насмешливее выдохнуть он, немного жалея, что позволил стащить с себя рубашку. Да ведь и не предполагал, что Кимико так отреагирует. — Эй, я же не при смерти.        Вместо ответа девушка отняла пальцы от век и посмотрела на него выразительно-красными глазами. Кончик хвоста самовольно потянулся к ее лицу, смахивая слезу с щеки.        — Еще бы ты был при смерти, — прошептала она.        — Вот и не плачь.        — Не могу.        Рин по-доброму вздохнул. Ему бы польстило такое беспокойство и дальше, если бы не слезы девушки. Возможно, он рано отрекся от идеи решить проблему своего состояния иным путем. Кимико выглядит так, будто сейчас сорвется и схватится-таки за телефон, вызывая скорую. А если он попытается вскочить и ее остановить — как пить дать свалится в обморок. Это в его планы точно не входило.        Поэтому, поколебавшись, Рин тихо проговорил:        — Знаешь, вообще я могу… себя излечить.        Кимико на мгновение прекратила пытаться задавить рвущиеся слезы и неверяще посмотрела на него. Что он сказал? Может излечить?        — Тогда… почему ты еще не?..        Рин хмуро засверлил взглядом ковер между ними. Сознаться пришлось сразу.        — Потому что для этого потребуется обратиться.        Кимико не поняла. Пришлось объяснить.        Она молча выслушала, и лишь в конце уточнила:        — То есть, ты можешь использовать свой меч, «загореться» и получишь хил?        — Типа того.        — И?        — Что, и?        — И какого черта ты еще этого не сделал?!        — У тебя дома?        — Ты думаешь, я на улицу тебя выгоню из-за этого?! — поразилась Кимико, глядя, как Окумура неуверенно провел здоровой рукой по затылку. — Ты совсем?! На тебе места живого нет, тебе больно, но ты можешь излечиться, а все, что тебя останавливает — это обратиться у меня на виду?        — Ты сама сказала: не сметь вызывать демонов у тебя дома.        Кимико с вымученным стоном прихлопнула лоб ладонью. Сын Сатаны порой невыносим.        — Это вообще другое, Рин. Во-первых, ты и так демон, и уже у меня дома. Во-вторых, портал в Геенну и забота о себе — это немножечко разные вещи!        Рин с сомнением вскинул голову.        — Точно? Так… можно? Ты не против?        Вместо ответа Кимико глубоко вдохнула, словно заставляя себя успокоиться, чтобы не заорать, а потом встала, подобрала чехол с Курикарой и пихнула его в руки парня.        — Я тут с ума схожу, а он гребанный волшебник! Мог бы и сразу об этом сказать!        Ощущая ком признательности в горле, Рин робко сжал красную ткань.        — Я не волшебник. Поэтому не хотел тебя пугать.        — Ты давно меня не пугаешь, Рин, если ты еще не понял. Если это тебя вылечит — гори, сколько тебе влезет.        — Л-ладно… спасибо.        Кимико выжидающе замерла, скрестив руки на груди.        Поколебавшись и глянув на нее, будто спрашивая последнего разрешения, Рин расстегнул чехол и вытянул за гарду старинный демонический меч из ткани. Курикара привычно легла в ладонь.        Отчего-то девушке стало вдруг волнительно. Кончено, Кимико уже видела синее пламя, но…        — Погоди!        Рин вопросительно замер.        — У меня ведь комната не загорится? — вымолвила она, оглядев ковер с толстым ворсом и кучу книг.        Сын Сатаны подумал, что из всех возможных вопросов, только Кимико могла обеспокоиться подобным.       — Нет, — насмешливо выдохнул он. И тут же болезненно скривился. Пожалуй, хорошо, что спросил. Голова кружилась уже не на шутку.        Отложив чехол, Рин перевернул меч и взялся одной рукой за ножны, другую за ручку. Кимико спохватилась и попятилась назад. Последнее неприятно куснуло внутри. Рин замер.        — Я могу выйти, если не хочешь этого видеть.        — Просто тащи уже свой световой меч, — буркнула она.        Повисла тупая пауза.        Рин не сколько расслышал, что она сказала, сколько увидел побагровевшее от тщетно сдерживаемого смеха выражение и надувшиеся щеки. Когда же до него дошло, что ляпнула эта извращенка — аж рука на Курикаре дернулась вместе с глазом.        Кимико сначала выдала это, а потом резко поняла, что сказала. Ее кулак стремительно прибился к губам — двоякое значение выражения встало поперек груди, вырвавшись коротким звуком, похожим на писк.        — Прости! Извини! Молчу, я уже молчу!.. — выдавила она, а сама чуть ли не заплакала еще раз, на этот раз от усилий успокоиться и не заржать. Даже начала махать ладонями на лицо, дабы сбить желание выйти куда-нибудь в окно с собственной дурости.        «Демоны бывают святыми? Если нет, то Рин будет первым. Как он меня еще не прибил за такое? Господи, подари мне способность фильтровать выражения! Я точно однажды вырою себе этим могилу», — подумала она.        — Продолжай, пожалуйста, ваши обряды лекаря. Не обращай на меня внимания.        — Ты специально издеваешься? — захлестал хвостом сын Сатаны.        — Нет, я просто на нервах, — созналась она. Под укоризненным взглядом синих глаз Кимото еще раз извинилась и скромно опустилась на стул, прилежно сложив ладошки на колени. И буквально тот час выдала: — Но согласись, что шутка была зачетная.        — Иди ты, а?        — Всё, теперь точно молчу! Прости-прости!        Рин швырнул бы в бессовестную яойщицу с отбитым чувством такта подушкой, если бы мог. Только Кимико могла так исковеркать весь волнительный момент! Он тут печется о ее моральной организации, а она как обычно! Зато атмосфера в комнате точно разрядилась.        Плюнув на все это, парень притянул к себе меч. Кимико сразу прекратила улыбаться. Наверное, это ей стоило выйти из комнаты. Просто она понимала, что Рин сильно переживает и беспокоится о своем отражении в зеркале Геенны. Не сколько загоняется, что другой, сколько боится быть отверженным, как только станет чуть больше походить на того, кем его кличут. Поэтому она решила остаться и перебороть себя.        Рин почувствовал, что девушка занервничала. Он ее понимал. Но, раз уж ему позволили…        Курикара выскользнула с тихим металлическим шелестом.        Не успела гарда расстаться с ножнами, как по телу прошелся разряд. Синие всполохи, словно пожар, что начинался из сердца — распространились по коже быстрее искры от спички, чиркнутой над разлитым бензином. Зрачки вытянулись, добавляя зрению четкости, клыки заострились, хвост распушился. И мгновенно — получилось вдохнуть полной грудью. Жадно, глубоко. А вся боль — словно испуганно съежилась, сбегая вон.        Кимико машинально поджала под себя ноги, отпрянув от огня посреди собственной комнаты. Несмотря на давно заслуженное Рином доверие — ей было не по себе при виде синего пламени. Инстинкты испуганно закричали — огонь означал опасность, а человеческая душа дрожала перед демоническим началом.        Верно, Окумура Рин — демон. И ей потребовалось достаточно храбрости, чтобы рассмотреть его в таком виде полностью. Голубоватые блики волнами пробежались по стенам. Кимико нерешительно подняла взгляд.        Парень так и сидел на полу, не двигаясь и прикрыв глаза. Длинная катана лежала на его скрещенных коленях — оружие, не очень уместное в подобной обстановке. Впрочем, сын Сатаны, объятый синим пламенем, тоже не то, что Кимико когда-либо думала узреть в своей комнате. Сначала от открывшегося зрелища перехватило дыхание — машинально захотелось вскочить, отойти, спрятаться, сбежать!.. Да еще эти язычки пламени, плящущие вокруг — кажется, вот-вот начнется пожар, и дом сгорит до тла! Это же огонь, самый настоящий!        Но секунды идут, а извивающиеся огоньки мирно обволакивают только своего хозяина и не трогают ничего вокруг. Такой парадокс: привычное, рыжее пламя, уже давно бы начало уничтожать пол, стены и мебель, давить воздух копотью и дымом и обжигать, а проклятое синее, что по легендам расщепляло все живое в мгновение ока — спокойно касалось ковра, стопки книг и одежды, но не вредило. Удивительно.        Кимико с придыханием смотрела на это. Когда пронизывающая вспышка страха от вида демонического огня прошла — оторвать глаза уже было невозможно.        «Это даже… красиво», — подумала она, глядя, как голубые искорки танцуют в темных волосах Окумуры. Два самых ярких горели на лбу. Сначала Кимико не поняла, что же ей это напоминает, а потом догадка ужалила поражением. Рога. У демонов ведь часто рисуют рога. Получается, у Рина они тоже есть? Только почему-то в виде пламени… или он еще слишком молод, поэтому в человеческом обличии их нет? Кимико так зависла над этим фактом, пытаясь представить на парне острые рожки, но так и не смогла. Разве что тот дурацкий ободок из магазина приколов. Стало забавно от этого воспоминания.        Кимико оторвала взгляд от огоньков на лбу и переместила на лицо Рина. Да так и губы приоткрыла, шокировано выдохнув: его раны заживали прямо на глазах! Алые росчерки в бликах пламени бледнели и стирались, огромный синяк на плече выцветал, порезы затягивались, словно кто-то невидимый спешно стирал их ластиком. Или будто время оборачивалось вспять.        Впечатленная этим зрелищем, Кимико сама не заметила, как осторожно сползла со стула и опустилась на колени чуть поодаль, наблюдая магию демонического огня. Волшебство ведь, не иначе!        Услышав это бесшумное движение, парень резко распахнул веки.        Кимико вздрогнула. Она забывала, что в облике демона зрачки Рина становятся красными, а радужка горит светлым льдом. От этого мурашки кусают изнутри, заставив сердце съежиться.        Всем детям с малого возраста мир твердит о том, что красные глаза — признак зла. У людей таких глаз не бывает. Кинематограф, игровая индустрия и прочее — пестрит хоррорами и мистикой с персонажами-антагонистами, чьи зрачки кровожадно горят цветом пролитой крови. Это оставляет отпечаток суеверий. Поэтому Кимико не по себе видеть такие глаза у Рина. Но и отвернуться — она уже не может.        Язычки синего пламени завораживают, а тлеющие угольки в вертикальных зрачках не выглядят кровожадно. Но...        Парень смотрит на девушку в ответ, и Кимико нутром ощущает эту мощь, от которой внутри трепещет и благовеет. Окумура Рин выглядит… опасно. Только убегать и спасаться от него не хочется. И не только потому, что он доказал свою человечность, и не потому, что ей не хотелось бы его ранить своей банальной реакцией на подобные зрелища. А потому, что в этот момент Кимико в полной мере чувствует: если сын Сатаны вздумает что-то сделать — бежать от него бессмысленно. Это гудит в воздухе. Невидимой силой давит на плечи. Перебивает рваными вдохами удары сердца, вызывая желание преклониться и подчиниться, не давая помысла сопротивляться. Есть в этом что-то жуткое и одновременно притягивающее.        Словно околдованная, Кимико не может отвести взгляда.        Последние царапины затягиваются медленнее, но вскоре на его коже не остается и следа.        Парень осторожно подбирает катану с колен и возвращает ее в ножны. Тихий щелчок — и пламя угасло также внезапно, как и появилось. В комнате сразу стало намного темнее.        Рин чувствует, что Кимико до сих пор на него смотрит, и почему-то боится посмотреть на нее в ответ, непривычно долго возясь с чехлом. Он ощущает от нее нечто странное, но не понимает, как это прочитать. Надо было и правда выйти куда-нибудь. Внутри него вдруг разворачивается страх, что девушка могла передумать по поводу демонического обличия и сказать, что это отвратительно и пугающе, и пошел-ка он всё-таки вон. Ведь парень и сам ненавидел ловить свое отражение в зеркалах, когда его окутывало пламя. Там, в этот момент, по ту сторону — на него глядит Сатана. Не он. Не Рин. Кто-то чужой, с его лицом да звериными глазами.        Поэтому он тратит кучу бессмысленных движений с застежкой на красной ткани, а потом начинает вертеться в поисках одолженной ему футболки. Двигаться теперь стало намного проще — пламя сделало свое дело.        Но стоило обеспокоиться этим, как краем бокового зрения Рин замечает движение — Кимико поднялась на ноги и обошла его со спины.        — И правда всё зажило… — пробормотала она. И вдруг коснулась чуть ниже шеи, коротко проведя по позвоночнику меж лопаток кончиками пальцев. Еще не рассеявшее повышенную чувствительность тело отреагировало табуном мурашек. — Это больно? Ну, когда затягивается.        — Н-немного, — ответил Рин, не зная, как реагировать на такие вопросы и прикосновения.        Кимико промычала что-то нечленораздельное, задумчиво убирая пальцы с кожи. После чего подобрала свою футболку с кровати и передала ее парню.        Рин быстро влез в ткань, чтобы хоть немного сбить заостренные чувства, блуждающие остаточными невидимыми огоньками по телу. Помотал головой, встряхивая наэлектризовавшиеся от ворота футболки волосы. Колени Кимико вдруг оказались перед глазами. А потом и сама девушка, опустившаяся на корточки и обхватившая их рукой. Взгляд у Кимото всё еще какой-то не такой. Это хорошая реакция или плохая? Рин не понимал. Лучше бы выдала какую-нибудь глупость — тогда бы он точно знал, что всё в порядке. А так она смотрит, будто он до сих пор объят огнем. Это нервирует.        — Кимико? — осторожно спросил он.        — Скажи мне… ты когда меня за руку хватал — ты знал, что не разобьешься?        — А?        «Еще и вопросы какие-то странные», — подумал он напряженно. Чего она так смотрит-то?        — Просто ответь: ты был уверен, что с тобой ничего не случится?        — Да я как-то… не думал об этом, — растеряно сказал Окумура.        — То есть, ты осознавал, что мог расшибиться? И всё равно меня схватил? — уточнила она спокойно.        — Да откуда я знаю? Вообще не до этого было! — Рин нахмурил лоб. — Эй, объясни уже, что не так? Мне не нравится, как ты смотришь. Я понимаю, что это стремно и, может быть, тебе не особо приятно меня видеть демоном, но ты сама сказала, что я могу обратиться, а теперь ведешь себя странно! Я же сказал, что помирать не собираюсь, а ты реветь начала, будто я уже откинулся и… эй, да ты чего опять плачешь-то?!        По щеке Кимико катятся слезы, пока она неотрывно смотрит.        Смотрит на Рина, у которого, судя по всему, вообще нет никаких проблем с тем, чтобы пожертвовать ради кого-то гордостью, целостностью лица и даже, возможно, жизнью. Удивительно, как он не понимает почему ее до сих пор трясет. Считает свой поступок незначительным… и больше переживает о том, что оттолкнет своей сущностью. Что за дурак.        Кровавый росчерк на его лбу остался как отпечаток, хотя сама рана пропала. Волосы с одной стороны стояли дыбом. Рядом валяются потрепанные рубашка и галстук. Зато глаза — привычные, синие-синие — наполнились яркостью. Лицо приобрело здоровый оттенок, зарябило эмоциями — такими очевидно открытыми, читабельными с первого взгляда, уже родными. Хвост и вовсе мельтешит во все стороны, в который раз ненароком проезжаясь по коленкам. Такой Окумура Рин — громкий, живой и подвижный, нравится Кимико. Намного больше затаившегося в пламени зверя с вертикальными алыми зрачками. И гораздо сильнее лежащего без сознания полумертвеца с рассеченной головой и раскинутыми руками. Ей не по себе от одной мысли, что она могла его потерять. Когда сын Сатаны стал так много значить для нее? Она не поняла.        Но уже не могла представить, что Рин куда-то пропадет — с ним дышалось легче, улыбалось, как от сердца, а внутри стучало перезвоном яркого солнца.        Страшно даже думать, что Рин больше мог никогда не посмотреть на нее своими невероятно синими глазами. Дурно от того, что он мог не закатить глаза на провокационную подколку и мог больше никогда не прийти к ней домой. Мог не заколоть свою челку заколкой, став невероятно милым и домашним демоном, мог не сжать ладонь своими горячими сильными пальцами. Мог никогда не назвать ее больше «извращенкой», а она — окликнуть его по имени. Кимико плохо от того, что Рин мог просто исчезнуть.        Юноша что-то еще сказал, но девушка его не слышала.        А потом не выдержала и резко подалась вперед, наплевав на всё.        Осекшийся Рин задохнулся от кратковременной остановки сердца.        Кимико обняла его — крепко, порывисто, как никогда раньше. Вжалась грудью, всем телом, опутала руки вокруг шеи, тихо всхлипнув. Пальцы с аккуратными ноготками огладили шею, пуская мурашки в очередной вальс по плечам и позвоночнику, гулять туда и обратно.        А потом подушечки от шеи скользнули по затылку, зарываясь в его волосы и заставляя голову опуститься лбом на ее плечо, прижимаясь в ответ. Щекой ощутить тепло девичьей шеи, услышать прерывистое дыхание в ухо.        Обычно, когда Кимико такое чудит, надо досчитать до пяти в голове — потом она также быстро отстраняется, не давая и шанса помечтать о большем. Но тут проходит пять, десять, двадцать секунд… и еще — а Кимико не отпускает. Гладит по затылку, ероша волосы во все стороны, прижимается так открыто, что внутри щемит, а еще дрожит. Футболка на плече намокает от слез.        Кожа у Кимико горячая, а сердце бьется — ничуть не тише собственного. Рин чувствует это сквозь ткань.        И перестает считать.        Он больше не ждет, пока все закончится.        Он не хочет, чтобы это заканчивалось.        Вместо этого Окумура поднимает свои руки и обнимает в ответ. Обвивает за талию и сам прижимает к себе еще крепче и ближе, сам вжимается лбом в объятия, зажмурившись и моля, чтобы это не кончалось.        Засмеется сейчас, да? Начнет отстранятся, наверняка… Скажет что-нибудь в своей легкомысленной манере, убивая несерьезность. Какой же он глупый.        Рин чувствует, как Кимико вздрогнула, и сильнее жмурит глаза.        Но… проходит еще несколько секунд, а ничего не меняется. Сделав паузу, ее пальцы продолжают перебирать волосы, чужое сердце все также бьется о грудную клетку, а руки с шеи не пропадают. Самое страшное — что Кимико ничего не говорит. Но и не отпускает. Словно боится, что он куда-то вдруг исчезнет. Рин не понимает, почему она до сих пор плачет — ведь с ним все в порядке. А переспросить не решается — вдруг спугнет этот волнительный момент? Он совершенно этого не хочет.        От Кимико приятно пахнет каким-то шампунем, хотя как попало взъерошенные локоны девушки всё еще путают в себе пару сосновых иголок. Талия кажется такой хрупкой. Странно, он раньше не замечал этого — ведь касался ее во время танцев. Хотя так — еще никогда не обнимал. Ведь Кимико обычно налетала сама, а потом мгновенным отливом моря ускользала прочь, не давая и шанса обнять в ответ. Но только не сегодня.        Ее всхлипы утихли, зато пальцы по прежнему гладят по голове, а тепло тела убаюкивает.        Наверное, стоит отпустить ее и дать возможность отстраниться, но Рин не может себя заставить. Тянущий сердце момент затягивается неправдоподобно надолго — может, это сон? Или плата за подобные объятия будет страшной? Например, какая-нибудь особо жалящая фразочка или, не дай Бог, догадка вслух о его чувствах… Он будет морально уничтожен, пока выдумает отмазку — со стыда сгорит. Но отмазку точно выдумает — потому что, если бы Кимико хотела быть с ним не только, как друг — не стала бы утром делать вид, что вчера ничего не произошло, верно?        Только секунды застыли, а Кимико почему-то так и не выдает никаких фразочек и не заставляет болезненно бьющееся сердце нырять из сладкого восторга в удушающий чан стыда за свои мысли. Девушка ласково зарывается кончиками ногтей через волосы снова и снова, а ее сердце — все еще напротив его. Это одновременно заставляет задыхаться в той же степени, в которой ему хочется вдыхать ее запах и чувствовать щекой тепло кожи до бесконечности. К черту, он потом разберется что это значит и как ему быть. Пока же убаюкивающие касания — единственное, что он хочет чувствовать.        Рин пропускает момент, когда унявшееся в крови пламя дает откат и взамен целительства забирает его энергию в ответ. Ему просто хорошо и тепло, на душе спокойно, а рядом Кимико. Глаза закрываются сами. Так тихо и уютно.        Руки, бережно обнимающие девушку, вдруг расслабляются, голова тяжелеет, а дыхание замедляется.        Кимико и сама чувствует это не сразу. Просто холодок проскальзывает по пояснице, когда руки юноши пропадают.        — Рин?.. — осипшим голосом зовет она, ощущая, что голова, лежащая у нее на плече, сильно потяжелела.        Мирное дыхание в шею — единственный ответ. Осторожно отстранившись, Кимико посмотрела на Окумуру и с теплотой выдохнула. Так и знала. Уснул.        — Серьезно? Как ты это делаешь? — пробормотала она, придерживая его за плечи, чтобы не упал. — Иди на кровать, Рин… Ри-и-ин?        Рин не реагирует. Ни на короткое тормошение, ни на зов. Что за способность так глубоко и резко отключаться?        «Ты точно не человек», — подумала Кимото.        Поколебавшись, она дотянулась через парня до теплого покрывала и стащила его с кровати вместе с подушкой. После чего, аккуратно придерживая голову юноши, чуть подтолкнула его завалиться на бок. Даже глаз не открыл, свалившись на подложенную подушку. Поразительно. Он всегда так крепко спит?        Кимико тихонько отодвинулась, подобрав покрывало и только тут заметила, что длинный хвост парня обмотался вокруг ее талии. Было в этом какое-то значение или нет — она не знала, но замерла. А потом перевела взгляд на спящего сына Сатаны. Даже такой — растрепанный, взлохмаченный и измазанный, он показался самым красивым парнем на свете.        Кимико сильно закусила губу.        Когда подобные мысли срываются не с языка в пустой болтовне, а внезапно жалят мысли — внутри испуганно скукоживается осознанием. Но она уже давно это осознала, да?..        Кимико неотрывно рассматривает спящего парня, молча сжимая пальцами покрывало. Его хвост все еще покоится чуть распущенным кольцом на ее талии и коленях, а в груди никак не угомонится. С той самой секунды, как Окумура обнял в ответ и прижал к себе. Только теперь он сам — подло спит, а она обессиленно мнет в руках ткань до сих пор трясущимися пальцами и чувствует, что душно — не в комнате. Душно пляшет на ее щеках, кусает в шею и хрипло покалывает уши. Причем, его голосом.        «Прекрати», — вымученно приказывает Кимико сама себе. Но прекратить не получается. Все мысли, всё нутро — только и думает об одном. Кажется, она-таки попала в глупую наивную дораму.        Посидев какое-то время, Кимико осторожно распутала хвост от себя и накрыла Рина одеялом. Часы на улице еще только двигались к сумеркам — вряд ли он проспит до утра. Но если даже вдруг — пусть. Не впервой скрывать что-то от родителей, подумаешь, сын Сатаны, спящий в комнате?        Кимико так и сидела в тишине на коленях возле тихо сопящего юноши. А потом нерешительно вытянула пальцы к его темным волосам и еле-еле коснулась кончиков. Глаза вновь заблестели. Кимото знала, что у Окумуры — поразительно хороший слух, а потому такая выходка могла бы с равнозначной вероятностью, как остаться незамеченной, так и выдать ее с головой, ломая всё и вся. Но это единственное, на что хватит когда-либо ее смелости. Свалился же он ей на голову… вернее, в окно.        Губы приоткрылись сами собой, пока пальцы невесомо касались мягких черных прядей.        — Не исчезай никуда, пожалуйста, ладно? Потому что, кажется… ты… ты очень мне нравишься, Окумура Рин… — прошептала Кимико еле слышно.        Ответом ей было мирное дыхание. Рин крепко спал. А потому слова, что прозвучали в полумраке комнаты, беззвучно разбились о стены и просто исчезли.