***
В общежитии также царила привычная темень — и Рин оптимистично рассчитывал, что Юкио уже спит. Однако, стоило парню на цыпочках приоткрыть проход в общую комнату — поджидающий взгляд прибил к месту с порога. «Вот же блин», — невесело скривился Окумура-только-номинально-старший. Юкио не шелохнулся, лишь приподнял голову, оборачиваясь от своего стола, но выглядел он достаточно зловеще. Причем, как брат это делал, не в экипировке экзорциста, а будучи в домашних штанах и кофте — загадка. — Может, нет? — на всякий случай наивно поинтересовался Рин. — А может, я буду в курсе проблем, связанных с синим пламенем до того, как в Академию будут вызывать скорую? — ровным голосом ответил Юкио. И вот вроде сидит расслаблено, лицо непроницаемое, а интонация жуть! — Я никого не!.. — запротестовал было Рин, а потом спохватился и пробурчал уже потише: — …не уж-то так сильно швырнул этого?.. Вроде тихонько было, — юноша припомнил, как одноклассник пересчитал собой все парты, но, несмотря на убийственный взгляд Юкио, в этот раз Рин не чувствовал и капли своей вины. Вздохнув, парень кинул Курикару на свою не заправленную кровать и прошел мимо внимательно считающего его внутренности через очки близнеца. — Я ни при чем. Но ты, конечно, опять мне не поверишь, — буркнул Рин. Когда дело касалось любых учебных заведений даже брат вставал на противоположную сторону, считая, что старшему стоило лучше себя контролировать. Иногда Рин был с ним согласен. Иногда. Но не сегодня точно. Немного раздраженный упреками без приветствий, юноша со скрипом отодвинул стул и бухнулся рядом, делать вид, что делает домашнее задание. Просто потому, что спать — он уже выспался, а от точащего взгляда брата хотелось отвлечься, иначе, как пить дать, они сейчас пособачатся. Но какого было удивление Рина, когда Юкио молча поднялся и кинул перед ним какую-то тонкую папку. — Что это? — Личное дело Кавахиры Шина. Копия. Скажи спасибо Кимико-сан, что не пришлось тащить из тебя клещами правду. Сегодня двое твоих одноклассников подали прошение о переводе в другой класс. И я чуть не поседел на сорок лет вперед, когда мне донесли, что это из-за тебя. К счастью, благодаря твоей подруге, у нас есть свидетели, которые спасут тебя от немедленного заключения. Рин поежился. — Всё настолько серьезно? — Первое, что я услышал — это то, что ты покалечил несколько учеников, затащил их в реставрируемый корпус, а потом совсем одичал и вышвырнул одного из них в окно. — Чего-о?! — обомлел Рин, аж подскочив. — Да вообще всё не так!.. — Я знаю, — жестом остановил его вопли брат. — Но теперь ты понимаешь, как работают слухи? Сжавший кулаки от негодования сын Сатаны бухнулся обратно на стул. — Зашибись. И что, теперь я отстранен? Юкио будто нарочно долго молчал, изводя близнеца. Нервно поджавший губы в ожидании Рин не хотел на него смотреть. Внутри клокотала обида. Нет, ну совсем охренели выдумывать такую дичь?! — Нет, — неожиданно раздалось сбоку. — Нет? Рин все же обернулся, удивленно вскинув шею. Юкио кивнул на папку. — Нет. Прошения о переводе были отклонены ректором, потому что скорая помощь не физического характера потребовалась лишь одному человеку. — Как это «не физического характера»? — Кавахира Шин отправлен в психиатрический диспансер на реабилитацию. — Это я его так? — ужаснулся Рин. Юкио вздохнул. — Удивительно, но нет, — проигнорировав возмущенный взгляд старшего, ответил он. — После… известия о некоторых событиях, я решил проверить его личное дело. Кавахира Шин ранее наблюдался у психотерапевта после того, как трижды сбегал из приюта. Его родители были священниками… Они сгорели в Синюю Ночь, — негромко закончил экзорцист. Ярость Рина мгновенно потухла. Он молча уперся взглядом в папку. «Вот оно что», — подумал он. Так вот, в чем дело. Сие знание о худшем школьном недруге не прибавило сострадания, но озарило пониманием. Нашлась причина, с которой это всё завертелось. Ведь до этого Кавахира внимания не обращал на Окумуру, а потом как с цепи сорвался. Но был ли смысл пытаться объяснить таким людям, что отпрыск Сатаны еще пятнадцать лет после трагедии знать не знал о своем истинном я, и уж точно не имел отношения к сотням смертей того проклятого дня? Разве виновно дитя в грехах отца, пусть и Дьявола? Рин потянулся было к папке, но потом передумал. Ему было жаль всех тех несчастных, погибших из-за того, что они с Юкио появились на свет. Но это никак не оправдывает поступков, которые допускали боль и страдания невинных. Это даже не месть геенновому отродью, это мелкий геноцид всех мимо прошедших. Отвратительно. И Рину плевать, насколько паршивым было детство Кавахиры в свете этих событий. Он не имел права издеваться над Кимико. И вообще ни над кем. Если только психушка удержит подобные порывы — что ж, туда Кавахире и дорога. — Почему ты не сказал? — тихо спросил Юкио. Рин не стал поднимать головы, безразлично поглядев на свои руки. Царапин на них уже не было. Такая быстрая регенерация уже давно не удивляла. И примерно в два раза дольше — не радовала. Лишь лишний раз напоминала, кто он такой на самом деле. — Зачем? — Если бы ты сразу сказал о Кавахире — я бы давно его проверил, и этого можно было избежать. — Юкио, у тебя своих дел по горло, что бы еще я доносил тебе на каждого идиота, который тычет в меня пальцем. Я ничего специально не скрывал, ясно? Так всегда было… они всегда говорили обо мне гадости. — Но в этот раз… — Я не знал, что в этот раз так будет, — отрезал парень. Юкио поджал губы. — Серьезно, Юки, если я буду тебе ныть о каждой моей стычке — ты уже завтра начнешь строить в комнате стену. Рин невесело хмыкнул, но внутренне напрягся за эту фразу. Еще больше, чем выслушивать упреки, он ненавидел, когда его жалеют. К счастью, близнец был прекрасно в курсе, а потому непроницаемо ответил: — У меня есть опыт выслушивания твоего нытья о домашнем задании. — Ой, иди ты? Придурок четырехглазый… На этом тему они закрыли. Однако у Рина всё равно остался какой-то неприятный осадок на душе.***
Кимико долго сверлила взглядом входную дверь по утру. Бодание лбом гладкой поверхности уже как ритуал. Ритуал жертвоприношения стабильного пульса. У Кимико с этим определенно проблемы. Причем, теперь хронического характера. Ночью откачивать себя получается переживаниями за выдуманных персонажей — сердце невольно отвлекается, сжимаясь шипперской истомой, и с утра Кимото чувствует себя гораздо лучше. Вплоть до того момента, пока не сталкивается в коридорах Академии с Окумурой и приступ рванной кардиограммы не начинается по новой. Кимико убеждает себя, что всего лишь потому, что не каждый ее знакомый готов был бы бросится за ней из окна. Ладно, у нее вообще больше было таких знакомых, как Окумура. А учитывая, что Кимико — девушка впечатлительная, то, наверное, нет ничего зазорного залипать на то, как очаровательно Рин смахивает со лба челку кончиком хвоста. Правда, поймав себя на том, что добавляет к действиям парня-демона подобные эпитеты, вроде как раз-таки «очаровательно», «мило», «красиво» — Кимико поперхнулась чаем и совсем не по-девичьи закашлялась. — Ты чего? — Мгнм… н-ничего, — выдавила юная Кимото, прикрывая нос рукой и оттягивая от себя облитую футболку. Рин засмеялся. Должно быть, он не заметил, как она на него смотрела, а потому подумал, что причина в телефоне, который в руках держала Кимико. — Тебя прикончат твои же дорамы. — Зато помру счастливой, — машинально парировала она. Они по обыкновению торчали у Кимото в особняке. Так как у девушки до сих пор болело колено, репетировать не имело смысла — в этот раз танец был рассчитан на парную работу. Но Рин почему-то всё равно приходил. Кимико подозревала, что, несмотря на ее мнение, что сын Сатаны абсолютно не виноват в том, что ей досталось за то, что она с ним общалась, Рин считал иначе. Иначе объяснить, зачем он почти каждый вечер по-прежнему провожал ее до дома — не могла. Новость о том, что Кавахиру Шина поместили в психушку, облетела Академию следующим же утром. Его припевалы мгновенно разбежались, больше не образуя подозрительных группировок, и по широкой дуге обходили Окумуру от греха по дальше. На Кимико в классе тоже теперь странно косились, однако, какого-то определенного характера эти взгляды не имели. Кто-то смотрел подозрительно, кто-то с любопытством, кто-то, при виде Кимото, начинал шептаться, но девушка не могла бы сказать, что с ней стали как-то хуже общаться. Возможно, изъедаемые угрызениями совести, Мисаки и Чиса этому поспособствовали, внеся «правильные» сплетни в ученическую среду их параллелей. И Кимико почувствовала, что готова оттаять в отношении к подругам. Они даже начали перекидываться какими-то бессмысленными фразами и диалогами, а когда Рин пропадал на курсах по экзорцизму, Кимико подсаживалась к девочкам за общий стол на обедах. Никто не поднимал лишних тем и от этого, вроде бы, было проще, а вроде и висел над головой мыльный пузырь неопределенности. Пока же у Кимико были проблемы с четкой координацией, чтобы не зачесаться от совести — она первым делом заставляла сына Сатаны разобраться с уроками, помогая ему в разумных пределах. Скоро приблизятся Рождество и конкурс, и будет вообще не до учебы. На этот аргумент Окумура морщился и закатывал глаза, но около часа честно сдавался в плен учебе. Однако потом его шило в заднице просыпалось, и Кимико, к своему позору, поддавалась этой суете черноволосой, и они шли заниматься с Рином… всякой ерундой. «У меня даже слова другого нет», — подумала Кимото. — Скажи честно, тебе точно шестнадцать? — наблюдая за тем, как парень щедро сгребает с широкой кирпичной изгороди свежий снег, поинтересовалась девушка. — Скоро семнадцать, — гордо ответил Рин. Из его клыкастой улыбки вылетел обрывок пара. Раскрасневшееся от мороза лицо чуть потеряло другие краски, волосы опять в каком-то хаосе. И да, когда он вытащил Кимико на улицу, оторвав от азиатских мальчиков, меньше всего она ждала предложения поиграть в снежки. Кимико не особо обрадовалась. Она главу не дочитала — понимаете, да? Это уже была высшая жертва ради кого-то. — Какие снежки? Снега-то нет, — проворчала девушка недовольно. — Ты просто не ищешь, — заявил отпрыск Сатаны и полез на забор. И вот теперь Кимико стоит и смотрит за тем, как великовозрастное дитя, помахивая хвостом, старательно собирает голыми руками мягкую липкую субстанцию с таким видом, будто у него в ладонях не снег, а все золото Планеты Сокровищ. Сама Кимико к тонкому слою белоснежного покрывала даже не притронулась — стоило наступить, как под снегом оставался прозрачный отпечаток стылой травы. Ну, вот, как бы ноябрь — совсем не месяц для снежных забав. — Хоть бы оделся, на тебя смотреть холодно, — поежилась Кимико, укутанная в куртку поверх домашних штанов и кофты. На самом Окумуре была только ветровка. — Что-что там ворчит мамочка? — притворно оттянув ухо, переспросил юноша. — Да хоть бабушка! Слушай, серьезно, давай не… Кимико закатила глаза, начав нудеть, и в этот момент горсть снега прилетела ей точно в приоткрывшийся рот. Язык обожгло холодом, глаза ошарашенно расширились. — Ой… — выдавил Рин, замерев со снегом на заборе. А потом не выдержал и как давай хохотать, опасно заваливаясь назад. Его смех звонко отлетел от панорамных окон и затерялся в заснеженном бонсае, пока Кимото, осоловело хлопая ресницами, не раскрыла губы еще шире, чтобы выплюнуть комок изо рта. От этого зрелища Рин согнулся пополам, а девушка дернула веком. — Прости, я не специально!.. Ох! Кимико в два шага подлетела к заливающемуся сыну Сатаны, со всей силы дернула его за ногу вниз, и пока он со вскриком летел на запорошенный газон — успела набрать в свободную ладонь снега и от души засыпать его парню за шиворот. — Уй-я-я-я, ты чего творишь?! — завопил он. — Тебе же жарко? — саркастично удивилась девушка. Развернулась настоящая война. За десять минут ровный и чистый двор был вытоптан почти под чистую. Гневные возгласы перекрывали торжествующие и наоборот. У Кимико вымокли все штаны до колена, а в куртке стало и правда жарко. Вертлявый Окумура обладал чертовски хорошей реакцией, но легко попадался на обманные маневры, поэтому счет менялся. Когда снега под ногами, на заборе и на низких кустах не осталось от слова совсем, Рин хитро прищурился и толкнул высокое дерево, под которое выскочила Кимико ему на встречу, с орудием наперевес в ладони. Огромное облако снега посыпалось водопадом. — Не честно! Это читерство! — возмутилась Кимико, утопая в белых хлопьях. — Кто бы говорил! — отозвался Рин, которому пятью минутами раньше девушка сбросила на макушку маленький сугроб с китайского фонарика на пороге, притворившись, что оступилась на больную ногу. Кимико фыркнула, а потом они оба рассмеялись. Опадающие снежинки искрились вокруг. Кимико никогда бы не подумала, что старая детская забава до сих пор может быть такой увлекательной. За какие-то пару секунд Рин подстрек сбросить свой скептицизм, заставил лепить голыми руками быстро мелькающие шарики и носиться по саду за собой. Впрочем, надо признать: когда парень первый раз замахнулся снежком — Кимото непроизвольно дернулась, испугавшись. Еще свежи была в памяти демонстрации истинных сил демона в том заброшенном общежитии, где Рин навылет прошиб стену. Но, вопреки этому, снежок, что он швырнул, безобидно рассыпался о куртку. Как и все остальные снежки. «Наверное, это очень сложно — всё время контролировать свою силу», — подумала Кимико, подхватывая горсть снега. А так и не скажешь по Рину, что он может кинуть этот снежный комок с ускорением Терминатора и проломить кости. Выходит, Окумура всегда об этом думает, даже когда, казалось бы, чем-то чрезвычайно увлечен? Вряд ли его сила как-то «выключается». Ни один из снежков не ударил больно. Кимико бы даже сказала, что ее шарики были скомканы куда плотнее. Поразительно. И удивительно, что имея такие демонические способности и не особо приветливое окружение, Окумура до сих пор находил радость в безобидных мелочах и заражал этим искреннем весельем без особого труда. Кимико готова была поставить свою подписку на китай-манхьуа, что будь сейчас лето — Рин бы запросто мог утащить ее вместо игры в снежки куда-нибудь на край речки, покидать камни лягушкой на спор. Или что-нибудь еще в этом духе. Поэтому пока Рин смеется, ловя кончиком языка снежинки, Кимико улыбается, глядя на него и вновь ощущая внутри себя это тянущее невыносимое чувство. И отчетливо понимает, что она согласна променять свое комфортное задротство напротив монитора и на снежки, и на речку, и на другую ерунду, если он позовет. «Позовет ли, когда всё это закончится?» — пронеслось в голове.***
Так мимо пролетает неделя. А потом и следующая. В Академию Истинного Креста приходит декабрь. Морозы становятся ощутимее, деревья покрываются сверкающим серебристо-белым цветом уже на постоянной основе, ученики облачаются в теплые бежевые свитера. То тут, то там слышатся противоречивые разговоры — о праздниках и экзаменах. Пока кто-то радуется предстоящим каникулам и подаркам, кто-то удручено корпит над учебниками — жизнь кипит своим чередом. Нога Кимико постепенно восстанавливается, не оставляя воспоминаний и в царапинах, поэтому занятия ерундой приходится свернуть. До выступления оставалось немного. В этот раз стоило заранее подумать об одежде, потому что это уже не привычные повседневные вещи — стоило привыкнуть к неудобствам, если такие вдруг обнаружатся. Поэтому Кимико попросила Рина принести свой костюм, а сама отправилась за платьем, дабы вместе примерить всё это дело, и, если что-то не так — придумать, как это исправить. Ей, по чесноку, вообще не нравилась идея с платьем, но деваться было некуда. Второй раз их наплевательский шмот не прокатит. Так что Кимико съездила за заказом, после чего вернулась домой. И вот уже минут десять она занималась потрясающе «продуктивными» гляделками на собственную кровать. Вернее, пространство, что находится под. «Мне придется, если мы хотим пройти второй тур», — Кимико сморщилась от того, насколько жалко прозвучали ее унылые мысли, и зло запихнула их подальше. После чего полезла под кровать, опять собирая локтями и грудью пыль, чтобы выцарапать из дальнего угла ту самую злосчастную коробку. Серебристые босоножки блестят также, как обычно: будто только с витрины. Будто и не лежали забытые четыре года. На этот раз Кимико не дает себе позволения разглядывать коробку так, словно вместо обуви там два капкана. Она сразу запустила руку в шуршащую обертку, не глядя, сжала кожаные застежки и почти рывком выхватила их из коробки. И вот ноги отчего-то сердито топают в сторону зала, а с левой руки, как жертва, болтается главный атрибут бальной танцовщицы. Кимико плюхнулась на маты, подтянув широкие штанины под колени. После чего еще несколько секунд буравила взглядом новенькую пару босоножек, словно они вот-вот оживут и укусят ее за пальцы. Разумеется, ничего подобного не происходит, а потому Кимото остается только тяжело вздохнуть и надеть их, наконец, на себя. Дорогая кожаная изнанка обволакивает ступни нежно и плотно, тонкий ремешок надежно держится вокруг щиколотки. Серебристая крошка ярко сверкает в свете ламп, мгновенно придавая ногам изящный стройный вид. Несмотря на то, что в повседневной жизни Кимико тоже носила каблуки время от времени, подъем дался с трудом — только костыли и подайте. Кимико справилась без костылей, правда, оставив отпечаток ладони на зеркале. Выдохнула. Обернулась. «Надо же, как какая-то обувь меняет фигуру», — подумала она, машинально схватив себя за локоть поперек груди, словно желая закрыться от отражения хотя бы частично. Обычно, одному из первого, чему учат в профессиях, где подразумеваются выступления на публике — это уверенность в себе. Кимико до сих пор хранила воспоминание о том, как бабушка показывала на примере одной из своих учениц, что это значит: подать себя правильно. Ее звали Нана — маленькая Кимико очень запомнила, как по зову в зал прошаркала сгорбившаяся невзрачная девчонка лет восемнадцати. Нана смотрела в пол, зажато держала плечи, а уж треники, вытянутая футболка и неряшливый пучок и вовсе вызывали жалость. По просьбе старшей госпожи Кимото, Нана коротко показала пару движений в связке. И вроде бы это было красиво, но как-то… никак. То есть технически Нана сделала их правильно, но смотреть на нее было скучно. Все начали перешептываться, не понимая. А потом бабушка щелкнула пальцами и Нана выпрямилась. Она опустила плечи, вздернула подбородок, выстроила осанку и улыбнулась. В ее взгляде играли смешинки, а от всей ее фигуры повеяло такой сногсшибательной уверенностью, что в один момент девушка показалась не просто прекрасной, а идеальной: из тех, кого снимают в рекламе духов или тех, кто улыбается с брендовых постеров в торговых центрах. И стало разом неважно что на ней и как уложены ее волосы. Нана одним своим видом без слов сказала: «Я красива, и я это знаю. И вы это видите». Кимико глядела на себя, давно вытянувшуюся со своих двенадцати лет, нормально причесанную и довольно прилично одетую, пусть и в спортивный наряд. Но она ощущала себя Наной до щелчка пальцев. Не снаружи, внутри. И сколько Кимико не пыталась выдавить такую же сиятельную улыбку и не тянула голову прямо — отражение выглядело фальшивым. Она не ощущала себя ни уверенной, ни красивой, ни сильной. Она чувствовала себя никакой. Но это были еще не все проблемы.***
— В смысле, перепутали заказ? Вы издеваетесь?! — услышал Рин, поднимаясь в комнату Кимико. Дверь была приоткрыта, поэтому он заглянул без стука. Чем-то раздраженная девушка сидела на кровати, а позади нее валялись сброшенные школьные вещи, поверх которых лежало что-то переливающегося синего цвета. Увидев гостя, девушка махнула рукой проходить, а сама продолжила спорить с кем-то по телефону. Из обрывков фраз Окумура понял, что нечто синее — это платье, которое Кимико заказала для выступления, и с платьем что-то не в порядке. И судя по тому, как девушка скрипнула зубами и сбросила звонок, к компромиссу с косяком ателье она не пришла. — Что, оно не по размеру? — Да там не в этом дело, — выдохнула Кимико, не желая вдаваться в подробности. — Не важно… не смертельно, в смысле… Не смертельно — но Кимико была явно расстроена, однако переспросить юноша не успел — его вытурили переодеваться. Кимико и правда была не в духе. Перепутали не само платье, перепутали цвет ткани и длину изделия — вместо изумрудного в пакете переливался синий атлас, а вместо практичного «чуть ниже колена» оно было в пол. Ателье предложило либо возврат и новый заказ — но тогда пошить в срок не успеют, либо она оставляет это платье, в качестве извинения получив скидку. Девушка тяжело уставилась на платье. Синее платье, босоножки на каблуке, темноволосый партнер, которому она доверяла больше, чем себе — как еще небеса над ней посмеются вновь? Или теперь шуточки снизу, раз ее напарник наполовину демон? «Нет, хватит об этом думать. Рин не такой, он никогда так не поступит со мной». Вопреки этим мыслям под ложечкой закрылось неприятное чувство. Еще зайдя в дом и вынув из пакета прозрачный чехол, Кимико не успела расстегнуть, как ткань рекой вылилась из-за молнии, а сердце упало в пятки. Кимико стало не по себе от одного взгляда на этот цвет и длинной юбки. А теперь выбора не было. Как и времени искать что-то еще. Если абстрагироваться от неприятных воспоминаний, то платье было красивым: темно-синее, длинное, с открытым верхом, простое, без всяких украшений, но в то же время очень изящное. Свободная юбка атласным водопадом колыхалась в руках. Девушка поджала губы — даже не примеряя его, она точно знала, что оно будет точнехенько в пол. «Ну, если что, юбку можно ушить и руками как-нибудь», — в конце-концов решила Кимико, наспех подвязала хвост в пучок, чтобы не мешался, и со вздохом потянула с себя футболку. Через несколько близких к появлению радикулита изворотов, чтобы застегнуть платье сзади, она совладала с потайной молнией и выпрямилась. Без босоножек юбка-солнце касалась пола. Кимико застонала. — Ну, конечно. Я ведь профессиональная швея… — скривилась она, перебирая метры складок и понимая, что вручную это займет точно неделю. С ее-то «дружбой» с иголками и нитками. Кимико попыталась припомнить, когда она вообще хоть что-нибудь шила, но так и не смогла. Вздохнув, девушка быстро собрала бесконечную юбку, закинув ее на сгиб локтя, подхватила босоножки и прошлепала прямо босиком в зал.***
— Ты переоделся? — постучала она в седзи. — Ага. Дверь отъехала в сторону. — О… — только вымолвила Кимико, зависнув посреди порога. В приталенной белой рубашке, перевязанной у воротника галстуком, строгом черном костюме, состоящем из черных брюк и пиджака, в ботинках и с причесанными волосами перед ней предстал Окумура, который смотрелся довольно-таки… — Круто, — присвистнула она. Рин заканчивал войну с галстуком, но девушка успела разглядеть его в отражении. Одежда очень меняет человека. И не скажешь, что первый раздолбай школы, да и еще, к тому же, сын Сатаны. Парень смущенно потеребил ворот. — Чувствую себя агентом похоронного бюро. Кимико прыснула. — Скорее, как из фильма «Люди в черном». Нет, тебе идет, серьезно, — сказала она, улыбнувшись и заходя внутрь. Рин кое-как разобрался с проклятой удавкой — успел подзабыть, как это делается, ведь школьный галстук он в принципе не развязывал с поступления, просто напяливая его каждый день через голову. Выправив воротник, юноша обернулся. И подобно Кимико замер сам. Девушка как раз подтянула к себе стоящий возле угла стул и, аккуратно прибрав длинную юбку, закинув ногу на ногу, надевала серебряные босоножки. И вроде бы такое простое действие… но в подобном образе выглядело так, словно кадр из сказки про принцессу: яркое платье синими цветами бросалось в глаза, тонкий изгиб обнаженной шеи, подчеркнутый лишь узкими бретельками, плавно перетекал в хрупкие движения бледных рук, и даже ноги, на которых теперь красовались не кроссовки, выглядели словно кукольные. Правда, Кимото как обычно расколола изысканность леди за пару секунд: юбка вдруг соскользнул с ее колена и заструилась вниз, мешая застегнуть босоножки — так девушка что-то цыкнула и рывком закинула ту чуть ли не на бедро. Что-то подсказывало Рину, что никаких шорт там не было, а потому он закашлялся в кулак, чувствуя как краснеют уши, и заставил себя отвернуться. «Это будет весело», — подумал Окумура с иронией в своей голове. И раз в десять более смущающее, чем обычно. Кимото по другому не может. Ему стоило выучить ту успокаивающую сутру из дополнительного задания, или тут бессмысленно? Хотя он определенно начал привыкать ко всему этому. Если бы Кимико смущалась и нервничала, как Шиеми, наверное, всё было бы намного хуже. — Ну, что ж, — прокряхтела Кимико за спиной, поднимаясь, но вся еще держа юбку перекинутой через локоть. Парень и девушка подошли к зеркалам. Кимико позволила, наконец, платью свободно распасться возле своих ног, полностью их закрывая. Рин поправил галстук. Повисла пауза. Они рассматривали себя и друг друга, а потом… — Слушай, — Кимико скрестила руки на груди. — Мы неплохо, конечно, смотримся, но тебе не кажется… что как-то? Слишком… — Слишком обычно? — будто поняв направление ее мыслей, подхватил Рин. — Слишком скучно. Рин склонил голову набок. Кимико повторила его жест. — Есть немного. — Мы как-будто сбежали с выпускного. Ты так не думаешь? Рин выпускные видел только в сериалах, но не мог не согласиться. — И что ты предлагаешь? Кимико перекатила голову на другой бок, закусив губу. Задумалась. Она быстро оглядела парня. Что было в нем не так? Нет, разумеется, выглядел он довольно-таки прилично, но все эти застегнутые ровно пуговицы, заправленная рубашка делали его не таким Рином, которого она привыкла видеть. Не хватало дольки халатности. Кимико задумчиво распутала руки и вытянула одну в сторону напарника. Рин вопросительно наблюдал за этим через зеркало. Неопределенно поводив пальцами в воздухе, Кимико вдруг захотела вернуть хотя бы часть настоящего Окумуры в его вид. — Слушай, можешь голову наклонить? — попросила она. — Зачем? — не понял сын Сатаны, но просьбу выполнил. Кимико пробежала глазами по его тщательно расчесанным волосам, раздумывая, стоит ли, но желание сделать эту маленькую безумную вещь пересилило. Девушка слегка приподнялась на цыпочках, поднесла свои руки к голове парня и вдруг, осторожно запустив пальцы ему в волосы, хорошенько растрепала их. — Э, ты чего делаешь?! — Рин резко выпрямился. «Ну, вот. Теперь Окумура похож на самого себя». — Так гораздо лучше, — довольно улыбнулась Кимико. — Теперь в похоронное бюро тебя не примут. — Думаешь? — Окумура с сомнением пощупал свою голову. И зачем он только расчесывался? Кимико посмотрела, как Рин потряс волосами. И вдруг губы выпалили прежде, чем разум с упреком подкрякнул внутри. — Нет, подожди, теперь ты с одной стороны нормальный, а с другой не очень. Можешь еще раз наклониться? Рин удивленно посмотрел на нее, но послушно склонился во второй раз. Даже не проверил. «И зачем ты веришь всему, что я говорю?», — кусая губу от этого жеста, подумала Кимико. На его голове итак был теперь бардак, без ее вмешательства, но этот глупый, неожиданный порыв прикоснуться к парню еще раз оказался выше ее сил. Руки потянулись сами. И вот, пока Кимико внутренне стучит себе по башке, кончики пальцев уже зарываются в смоляной шелк неровных прядей. Раньше она не обращала на это желание внимания. Ведь Рин быстро привык к ее нраву влезать в личное пространство и никогда не одергивал, не просил отстраниться или отодвинуться. Кажется, он был не против, а раз так, то и Кимико перестала над этим задумываться. Это ведь просто дурацкая привычка, не более. Кто-то грызет ногти или кусает губы, кто-то все время поправляет прическу, а у нее странная потребность быть к собеседнику чуть ближе, чем нормальные люди. Но после того раза, как сын Сатаны уснул в ее руках — кажется, это стало зависимостью. Болезнью, которая оказалась выше моральных сил одной глупой девчонки. Рин был огнем — пусть синим и по легендам проклятым, но отчего-то этот огонь пробирал до самого сердца и руки сами тянулись к нему. Чуть задержать касание, найти повод лишний раз протянуть пальцы и согреться этим теплом. Кимико стыдно от того, что она потакает своей зависимости, но ничего поделать не может. Она воодушевленно творит беспредел с его волосами, а потом с огромным сожалением приказывает себе прекратить, заставляет убрать руки и сцепить их за спиной до отпечатков ногтей на запястьях, пока лицо сохраняет фальшивую невозмутимость. — Ой, кажется я перестаралась… Рин распахнул закрытые глаза и перевел взгляд за ее плечо на зеркало. «Кажется» — не то слово. Кимико прыснула. Голова юноши будто побывала в урагане. — Ты как это сделала?! — возмутился сын Сатаны, пытаясь пригладить торчащий дыбом взрыв. Кимико откровенно заливалась сбоку. — Ну-ка, иди-ка сюда тоже! — вдруг прищелкнул зубами он, неожиданно оказавшись близко. Смех девушки оборвался в странный звук. Она резко затихла, покачнувшись. Кимико только и могла что молча смотреть в чужой подбородок, вдруг оказавшийся перед глазами, пока пальцы юноши делали что-то уже на ее голове. Запах парафина и неизвестных трав тронул обоняние. Точно также пахли его старинные учебники по экзорцизму, а еще так пахло в церквях — запах спокойствия, остывающего воска и специй (причем, черт разбери, для готовки или для каких-нибудь целебных отваров да зелий — но определенно приятный). Рин уже совершенно точно стащил заколку с ее волос, но Кимико застыла, как заклинанием скованная, не в силах ни остановить этот момент, ни отстраниться, ни хотя бы возмутиться — это потом ведь ей расчесать придется, когда он намудрит! Вместо этого Кимико чувствует позорное желание, чтобы этот момент не кончался — пусть Окумура делает, что хочет. Хоть косички плетет, хоть путает все к чертям — только бы его хрипловатое дыхание вперемешку со смехом продолжало щекотать лоб, а пальцы касались кожи головы. К сожалению, это невозможно — через пару минут Рин отстраняется полюбоваться делом своих рук и выражение его лица крайне насмешливое, а Кимико вертит не слушающейся шеей к зеркалу. Она не понимает, что только что произошло и почему ее тело так реагирует. Челка услужливо падает на один глаз, прикрывая красные щеки. Правда, потом девушка глядит на свое отражение и понимает, что погорячилась с позволением делать что угодно сыну Сатаны. Беспределу в длинных волосах теперь позавидовала бы самая неряшливая ведьма. Наваждение, как рукой сняло. — Ты покойник, — пообещала Кимико, подхватив с пола кроссовок Рина, и от души замахнувшись. Рин, хохоча, увернулся. Бегать за ним на каблуках не представляется возможным, поэтому вскоре ребята успокоились и вернулись к обсуждению своих образов. Кимико быстро взяла себя в руки, сосредотачиваясь на деле: она еще раз повертела длинные складки, по очереди вытянув носочки в босоножках и проверяя, не цепляется ли шов за край юбки. — Хочешь оставить как есть? — спросил парень. — Не знаю. У нас музыка такая… интересная, а мы как персонажи Андерсена, которых пихнули в «Алису». Парень не понял метафоры, вопросительно повернувшись к напарнице. — В смысле, тебе не кажется, что мы слишком, эм… обычные для нашего номера? Смысл песни вроде как, ну, такой… загадочно-сумасшедший, а мы будто вручение дипломов собрались. Может?.. — Кимико завертела головой, рассматривая платье. Затем обошла Рина. — Кстати, тебе вообще удобно в этом? — Не знаю. Они попробовали станцевать вступление, но почти сразу остановились. Рин тут же снял пиджак, в котором оказалось неимоверно душно, Кимико же почувствовала, как ее ноги начали заплетаться в длинной юбке. Хотя последнее было больше от волнения. А еще Рин чертовски скользил в своих ботинках, поэтому ему пришлось обратно надеть кроссовки. — Час от часу не легче, — пробормотала Кимико, вымученно потерев переносицу. — Так, короче — пиджак долой. Может, у тебя жилетка есть? Ну, типа тоже как от костюма? — Спрошу у Юкио, — кивнул парень. — Дальше — обувь, — Кимико задумчиво закусила губу, постучав каблуком по паркету. Кроссовки точно нет. А вот оставить Рину рубашку с предполагаемой жилеткой, но вернуть его черные брюки с карманами по бокам и ботинки на шнуровке, которые он носил вне Академии — уже более интересное сочетание. Противоречивое смешение стиля, конечно… однако, когда Рин переоделся, пока вместо жилетки закатав рукава пиджака, не застегивая — ему внезапно очень пошло. Вроде бы нечто классическое, а вроде проскальзывает привычное и раздолбайское. Осталась сама Кимико. Пока Рин уходил, она повертелась возле зеркала. Ей очень нравился образ певицы выбранной песни и хотелось тоже как-нибудь смешать эту роскошь принцессы с чем-то эдаким. Можно было сходить за ножницами, конечно, но зачем, если есть сын Сатаны с силушкой титана? — Рин, а можешь юбку надорвать по шву? Сбоку, вот здесь, — попросила Кимико, подобрав нужный край. — Прямо порвать? Уверена? — Да-да, только чуть выше колена. — Ладно… Рин пожал плечами, опустился на корточки и дернул ткань в разные стороны. Раздался треск. — Еще немного. Рин дернул снова, но не рассчитал, что атлас так легко поддастся по шву и вместо десяти сантиметров разойдется на все тридцать. Кимико возмущенно втянула носом воздух. Лицо юноши вытянулось против воли. — Ой-ё… — Рин, чуть-чуть — это НЕ до бедра! — Прости, я случайно! Окумура испуганно отдернул руки, когда обнаженная коленка девушки показалась из-за вызывающего разреза. Вот блин! Как так-то?! Легонько же дернул! — Э-ма-а, как эротишненько-то! — протянула Кимико. Рин мысленно зажмурился на косяк своих рук. Но, внезапно, вместо того, чтобы ругать покрасневшего виновника сего творения, девушка поводила ногой в разрезе. — Хотя… подошью вот здесь, чтобы совсем не разошлось и очень даже ничего. Рин осторожно слился с фоном — мало ли. Черт знает, сколько стоило Кимико это платье, а он умудрился его испортить! Хотя… с разрезом оно и вправду стало смотреться интереснее. Но мало ли Кимото передумает. Окумура поглядел на увлеченную размышлениями подругу и вдруг вспомнил о том, в каком она была состоянии в прошлый раз перед выходом на сцену. Пока Кимико вслух рассуждала над сережками и покупкой каких-то перчаток до локтей, он опять задумался, что всё это очень странно — ведь, наблюдая за тем, как девушка готовится сейчас, вовсе не верилось, что ей не нравилось. Она выглядела не просто заинтересованной, она выглядела той, кто получал искреннее удовольствие от занятий танцами и всей этой возни с костюмами. Почему же за день до выхода на сцену девушку словно приведения преследуют? — Ладушки! — вдруг хлопнула Кимико, заставив его вздрогнуть и вынырнуть из раздумий. — С платьем я разберусь, с тебя, получается, только жилетку найти. Как насчет перерыва? — Можно, — отозвался Рин. Кимико принялась подбирать свои юбки, чтобы сходить переодеться, и парень начал колебаться в сомнениях. Но как только девушка прошла мимо, решил всё же сказать. — Кимико. Она удивленно замерла, обернувшись. — Только давай сразу договоримся. Я испеку тебе хоть десять тортов, только ты не будешь цепляться за все двери, косяки и скамейки перед выходом на сцену… Ее зрачки расширились. Кимико открыла было рот, чтобы возразить. — …и уж тем более падать в обморок, — закончил Рин. Она насупилась. — Я не виновата. Парень вздохнул, подошел к ней, засунув руки в карманы брюк и глядя куда-то в сторону, произнес: — Слушай. Я не знаю, что там у тебя произошло и не требую от тебя ответа, но, раз уж так получилось, давай просто доверять друг другу. Не важно, как мы выступим, это всё ерунда. Просто будь собой. Кимико немного помолчала, а потом, уткнувшись взглядом куда-то в пол, негромко ответила: — Прости за это… Я постараюсь. Правда. Извини. И, больше не взглянув на парня, поспешила сбежать. Окумура вздохнул. Вот блин. Хотел подбодрить да не вышло. Поглядев на опустевший проем, Рин обреченно подумал о том, что придется перед выступлением держать девушку подле себя, дабы она не срослась с каким-нибудь диванчиком за пять минут до их выхода.