Доверься мне

       Рин бесцельно пялился в покрытый пятнами старый потолок. Теплая куртка не спасала от заморозков, ударивших накануне, тем более, что в этой части общежития отопление совсем не работало — верхние этажи выглядели однообразно, уныло и как никогда заброшенно. Если бы не беспроглядная пурга, Окумура бы до сумерек шарахался по городу, чтобы вымотать себя посильнее, но погода, как назло, отгородила его от очередной попытки куда-нибудь сбежать.        Парень еще никогда настолько не ощущал себя собакой, которую поймали на цепь, а теперь совещались — бешеная, али нет? Может, пристрелить? Или еще немного посмотреть, что вытворит?        Чтобы хоть немного спрятаться от угнетающей тревоги ожидания, источаемую Юкио одним своим молчанием после ухода из больницы, Рин забрел на пустующие пыльные этажи. Он хотел побыть один.        Кимико осталась жива.        Это должно было звучать хорошо. И ужас от сотворенного мог бы немного приотпустить свои когти с шеи, когда доктор скупо сказал что-то о сильном обезвоживании девушки и подскочившему из-за этого давлению.        Но нет.        Потому что прошло два дня, а Кимико так и не очнулась. Но хуже всего было то, что кроме Юкио о том, из-за кого она вообще оказалась в больнице — никто не знал.        «Помалкивай и сиди тихо!», — предупреждающе одернул брат, когда увидел взгляд Рина на выходящую из палаты зареванную госпожу Кимото. Догадываться, что пережила мать единственной дочери, пока ехала скорая, можно было только по ее лицу. Рин готов был сознаться, что это по его вине. Но Юкио быстро взял всё в свои руки, заставил близнеца отойти и сам переговорил с доктором еще раз. Что они обсуждали — Рин не слышал. У него в ушах до сих пор звенела сирена.        И вот теперь всё это слилось в еще более невыносимую резину ожидания. И пока Юкио мрачно высчитывал, как скоро Ватикан прознает про этот несчастный случай и пришлет им повестку, возможно, в один конец, и как теперь им быть с семьей Кимото, потому что несмотря на всю снисходительность к брату и его проклятой крови, Кимико навряд ли останется также благосклонна, когда очнется и поймет, что старший натворил, лишив ее надежды на выздоровление и на будущее, как полноценного человека — Рин думал о том, что почувствует девушка, открыв глаза (если те еще целы) и поймет, кто это сделал. Несмотря на то, что Кимико дала согласие на его сомнительные эксперименты, в тот конкретный момент Рин ее не спросил. Возможно, она даже не поняла, что он собрался сделать, а просто по привычке позволила ему рассмотреть проклятую метку. А сын Сатаны просто решил, что владеет ситуацией, и поддался минутному порыву.        Лишь собственные глаза закрывались — перед изнанкой век одно и то же: жуткие видения того, как Кимико просыпается одна в палате, распахивая пустые веки, и кричит. Как доктора заматывают ей истерзанные глазницы, а из-под бинтов продолжает течь кровь и слезы. Как Кимико проклинает его, демона, за то, что он сделал…        От этих мыслей настолько дурно и тошно, что Рин совсем не спит. Он не может усидеть на месте и часа, потому что они нагоняют его и швыряются в темный затылок. Колючками впиваются под кожу и начинают прорастать там терновыми лозами. Поэтому Рин сбегает. Снова и снова бродит по холодным улицам, прогуливая уроки. Эксвайеры пытались его подбодрить, но Юкио их остановил. Рин не знал, рассказал ли брат то, что случилось, но был благодарен за то, что к нему не пристают с вопросами. Вынести «я же говорил, что синее пламя не игрушки» еще и от Сугуро он был не готов. А от жалостливых взглядов Конекомару и Шимы и вовсе хотелось вспыхнуть и исчезнуть горсткой унылого пепла.        Лишь Шура коротко вздохнула и потрепала по макушке, ничего не сказав. Это была максимальная поддержка от своенравной наставницы, и Рин бы проникся этим жестом, если бы мог. Но он не мог. В его случае от такого легче не становится. Он знал, что крупно накосячил, пока ему в оба уха кричали предупреждения, а он упрямо поступил по-своему. Опять. Только теперь слово «накосячил» и с тысячную долю не отображало его вины. Он крупно облажался, и теперь последствия могли стать страшно необратимы.        Рин свесил ноги с широкого подоконника, плотнее закутался в куртку и устало прободал лбом мутное стекло, бросив взгляд на метель. Уже начавший было подавать признаки весны март словно остервенел. Обычно в это время снег уже таял, а на дорогах расплескивались грязные лужи, а тут снегопад.        Именно в этот момент в кармане пиликнул телефон.        Юноша давно не читал сообщения — особо никто и не писал. Он хотел было проигнорировать оповещение, но что-то на автомате сунуло руку в карман. А следом сердце пропустило удар. Одно единственное сообщение от оператора связи заставило вздрогнуть.        Абонент «Кимико» появился в сети.        Рин замер, глядя на сообщение. Прочитал трижды иероглифы, словно думая, что те могли его обманывать.        А потом резко соскочил.        Очнулась. Она очнулась, пришла в сознание! Живая!.. Господи.        Окумура так и застыл, глядя на телефон, как на что-то ненастоящее. Вопреки хорошей новости, пальцы заледенели еще сильнее, коченея на пластиковом корпусе. Рин сжал мобильник.        Кимико пришла в себя.        Это то, чего он ждал больше всего на свете.        И это то, чего он до сбившегося дыхания теперь боялся.        Картина с пустыми выжженными глазницами опять мелькнула в мыслях. Рин живо прижал тыльную сторону ладони к губам, чувствуя вернувшуюся дурноту при взгляде на телефон. Желание сорваться с места и бегом умчаться в клинику перехватило сковывающим морозом ноги. Ему точно стоит туда идти? Позволено ли ему быть возле Кимико теперь? Разговаривать с ней? Она вообще сама захочет его услышать еще раз?        Рин вымученно глядел на сообщение, ощущая, как буквы расплываются в глазах. Он одновременно хотел и боялся. Как ребенок, натворивший дел и теперь мнущийся перед комнатой родителей. Только тут последствиями будет уже не отчитывающее высказывание. Здесь многократно хуже. Здесь вопрос того, что он, сын Сатаны, несколько раз подверг чужую жизнь опасности, а потом сам ее и доломал. Своими же руками.        Парень вцепился в свое лицо, шумно вдыхая и выдыхая несколько раз. Экран на телефоне погас. Спокойно. Немного спокойнее. Дышать. Он умел мгновенно успокаиваться, вопреки поверхностному мнению окружающих. Умел, когда действительно было нужно и разум еще не перещелкивало в нечто неудержимое.        Вне зависимости от того, захочет ли теперь Кимико вообще с ним общаться — ему стоит к ней сходить. Он просто обязан. Лицом к лицу принять то, что он сотворил. Взять эту гребанную ответственность.        Убрав телефон, Рин немного постоял неподвижно, а потом тихо спустился по дальней лестнице, несмотря на строгий запрет Юкио, и покинул общежитие.                            

***

                            В больницах Окумура бывал редко, но этот стерильный резкий запах всегда заставлял его морщить нос. Кто-то говорит, что это запах чистоты. Для Рина это был запах замазанной боли. Резкий и неприятный. Так всегда пахло от его рук, когда Юкио или Широ вылавливали его после драк, заставляли промыть ссадины, а потом обрабатывали этот кошмар. Поэтому Рин недолюбливал эту атмосферу с нотами хлора, медицинского спирта, горьких таблеток и белоснежных бинтов. Толкнув прозрачные двери главного входа сын Сатаны чуть вжал голову в плечи, словно каждый сотрудник клиники знал по чьей милости сюда накануне привезли одну из пациенток и готов был глянуть на него осуждающе, хотя, разумеется, никто даже не обратил внимания на парня, проскользнувшего мимо стойки администрации в общей суматохе. Рин знал, на каком этаже и в какой палате лежит Кимико, поэтому у него не было необходимости спрашивать.        Шаги в нужном направлении давались с трудом, будто он продирался через толщу воды по дну океана. Наверное, обрати на него все-таки кто-нибудь внимание, то поинтересовались бы о его самочувствии — истерзанный виной и предстоящей встречей, парень выглядел паршиво. Он неспешно вышел в нужный коридор, в котором оказалось пусто, на ходу стягивая промокшую куртку. Молочные стены, пара мягких скамеек, поучительные стенды о вирусных заболеваниях и их профилактике, которые со скуки читают люди в очереди. Ничего этого Рин не замечал. Чувствуя, как каменеют ноги с каждым метром, приближающим его к нужной палате, он сильнее сжимал кулаки в карманах.        Дверь, за которой находилась Кимико, не отличалась от других дверей в этом коридоре ровно ничем, кроме порядковых цифр. А еще не несла никакой физической опасности. Тем не менее Рин замер напротив белого прямоугольника с ручкой, чувствуя закручивающуюся в желудке ядовитую змею, словно перед ним демон высшего класса опасности. И такое простое действие, как постучать и войти внутрь вызывало тупое оцепенение.        Рин несколько раз вдохнул и выдохнул, прикрыв глаза. Секунды шли, а он лишь кое-как заставил себя вытащить руки из карманов и вновь замер.        «Давай уже!», — раздраженно прикусив и без того истерзанную губу клыком, подумал Окумура, неуверенно занеся локоть. Стук показался ему непомерно громким и внезапным.        Через бесконечно долгие секунды ему ответили — по слуху ударило таким тихим и родным голосом.        — Войдите.        Сглотнув, Рин с усилием вынудил себя начать шевелиться и толкнул чертову дверь.        Момент того, как он перешагивал порог палаты ему даже не запомнился. Он настолько боялся поднять глаза и посмотреть на дело своих рук, что зашел, низко опустив голову. И только когда закрывшаяся дверь отрезала его наедине с Кимото, то юноша несмело нашарил зрачками край больничной кровати, одеяло и бледную кисть поверх. Дальше просто не мог. Слишком… это всё слишком. Он не знал, что говорить. Он не знал, что ему делать. Так и замер, явившись с беззвучной повинной, как на собственную казнь.        Судя по звукам, девушка села, когда он постучал. Это, наверное, хорошо. В смысле, что она могла самостоятельно двигаться, говорить и всё-такое.        — Привет? — вопросительно позвала Кимико.        Рин вздрогнул, зажмурившись. А потом спохватился, что так не сказал и слова. Должно быть, Кимико недоумевала, что за молчаливый посетитель потревожил ее покой и теперь просто стоит.        Выдавив из себя «угум», Рин через силу всё же заставил себя разогнуть деревянную шею и кинуть беглый взгляд на тонкую фигуру, обрамленную пургой из окна. Расфокусированное зрение никак не хотело слушаться, оттягивая момент соприкосновение надуманного кошмара с реальностью.        Белое одеяло — конечно же белое, какое оно еще будет в больнице?.. Ладонь поверх, край кофты… видимо, мама или папа Кимико привезли ей телефон и одежду, верно. Зрачки проследовали дальше: распущенные волосы, перекинутые через одно плечо, ворот, тонкая шея, подбородок. Взгляд опять споткнулся, не осмеливаясь подняться выше. Рин машинально прошел ближе, пропуская момент, почему его еще не выгнали с криками вон.        — Как ты?.. — наконец, сухим голосом еле выдавил он. По звуку — будто картонку переломили. Рин сморщился сам на себя, потирая шею и проклиная за трусость. В этот момент он был рад, что Кимико его не видит, как бы кощунственно это ни звучало.        — Ну… скажем так, было неожиданно, — необычайно спокойно ответила девушка.        От этого Окумуре стало почему-то еще страшнее. Тихая ярость куда неприятнее, чем громкий гнев.        Парень не выдержал и все-таки поднял голову, глянув на лицо Кимико.        Внутри екнуло. Ведь последнее, что он запомнил на этом лице — кровь.        Потом, как отпустило — с лицом Кимико было всё в порядке. Никаких ожогов, страшных ран и… невероятно, но глаза ее, кажется, тоже были на месте. Она сидела ровно, точно такая же, какой и была до.        Рин чуть не рухнул со стоном облегчения, где стоял. Никаких выжженных глазниц и кровавого месива, никаких жутких провалов черноты в пустых веках. Всё точно как и было: безжизненный взгляд в никуда. Он не навредил. Господи, он и правда не навредил. Но и не помог, опять же… Но всё-таки. Вот Кимико и не ругается.        Рин незаметно выдохнул, смелее обошел кровать и чуть присел на край возле прикрытых ног девушки. Кимико повернула голову на звук.        — Ты чего такой странный?        «Да знаешь, я просто пару дней думал, что убил тебя, а так всё отлично», — едва не вырвалось у него на эмоциях.        — Прости, — всё, что смог сказать он вместо этого.        — А? За что?        — За… вот это, — он жестом окинул палату и потом сообразил, что девушка не видит, и добавил вслух: — За больницу. Я не должен был…        — Чего?.. Рин, подожди…        — Я думал, что смогу тебе помочь, а в итоге…        — Рин.        — …сделал только хуже и теперь ты в больнице…        — Окумура, а ну, хватит! — не выдержала Кимико и через одеяло дотянулась пихнуть парня в бок, заставляя осечься. — Я как будто при смерти!        — Я думал так и было! — невольно огрызнулся Рин. И тут же спохватился: — Прости, не хотел.        Кимико вздохнула.        — Я просто упала в обморок.        — «Просто»? На два дня?        Девушка виновато потерла подбородок.        — Доктор сказал обезвоживание. Надо было нормально есть и всё-такое… а кровь из носа из-за давления пошла, — Кимико еще раз, но уже не так сильно пихнула Рина ногой. Парень покачнулся. — Эй, всё нормально, правда. Думаю, я просто испугалась, вот оно разом и аукнулось. Перенервничала, все дела…        — Да, конечно, — ничуть не поверил Рин, сгорбившись и глядя себе под ноги. Вот опять Кимико это делает — всё ему прощает. Он не заслужил. — Думал, правда глаза тебе выжег, придурок.        — Рин, — серьезно произнесла Кимико. — Со мной всё в порядке, а даже если бы нет — это не твоя вина. Я тебе об этом говорила. Поэтому прекращай тут сидеть со скорбным видом… и, кстати, почему у тебя рубашка на левую сторону?        Юноша машинально оглядел себя, замечая, что и правда: накинул поверх футболки рубашку задом-наперед.        — Не знаю, — пробурчал Рин, стаскивая ее с себя, чтобы перевернуть.        Он вывернула оба рукава… да так и застыл, как по голове огретый. Погодите-ка.        — Как ты поняла, что у меня рубашка на левую сторону?        Рин резко повернулся в сторону Кимико.        Всё это время, что он возился с одеждой, девушка подозрительно молчала. Лицо у нее было до безобразия спокойное и безразличное с самого его прихода. Такое привычно-меланхоличное прилипшее к ней выражение с тех самых пор, как пропало зрение.        Но теперь, поглядев на Кимико прямо, Рин понял, что та еле сдерживает подергивающийся вверх уголок губ.        А еще Кимико смотрит. Смотрит на него и в ее глазах сверкают живые отблески, пока задорные веселые морщинки собираются возле ресниц.        Рин обомлел.        — Ты… меня видишь?        Губы у Кимико совсем задрожали и не выдержали, растягиваясь в улыбку. Девушка робко кивнула.        Рин моргнул, глядя в ее глаза, и замечая, как бывшие неподвижными и стеклянными зрачки чуть шевелятся. Сама радужка будто налилась цветом и жизнью. Кимико смотрела на него. Смотрела и видела, как раньше. Хотя, нет. Что-то изменилось.        — Ну, всё. Тебе конец, — вдруг произнесла она после продолжительной паузы, не сводя с него взгляда.        «А?..»        Кимото медленно откинула одеяло, подобрав колени к себе и выпрямляясь — Рин мельком заметил, что девушка почему-то в джинсах вместо больничной пижамы, в которой вроде как должна быть.        А потом его сшибло с места без всякого предупреждения. Воздух покинул легкие, ноги и руки запоздало дернулись, испытав вестибулярную нестабильность, но было уже поздно — Кимико снесла его собой спиной поперек кровати, заставляя утонуть в ворохе белого больничного белья с ненавистным запахом, который в один миг стал приятным. Потому что к нему добавился запах Кимико. Ее длинные волосы рассыпались вокруг. Рин так и рухнул на спину, ошалело глядя перед собой и раскинув руки ладонями вверх, чувствуя крепкие объятия.        — Когда… когда ты начала видеть? — ошарашенно выдавил он, не в состоянии справиться с изумлением.        Девушка чуть отстранилась, нависая сверху, и счастливо рассмеялась.        — Да сразу, как очнулась — еще вчера вечером. Просто странный дядька в белом халате меня знатно испугал после месяца темноты — я такой ор подняла, что меня еще заставили провериться у психиатра прежде чем позволили позвонить домой. Папа утром завез вещи, но забыл про документы, поэтому сижу тут жду.        Рин сломался еще больше. Он чувствовал, как Кимико жадно разглядывает его лицо, и хоть к подобной близости он давно привык, остальное в его голове совершенно не укладывалось. Что, когда, как?..        — Подожди, ты с самого начала меня видела? — никак не мог поверить Окумура. Он шел сюда под тяжестью непростительной вины, ожидая получить клеймо чудовища, изувечившего девушку. А эта девушка вопреки всему оказалась избавлена от проклятия.        — Конечно. Меня вот-вот выпишут, я уже собралась даже. Хотела дойти до вас с Юкио сама, на телефоне деньги кончились, чтобы позвонить, а тут ты вдруг пришел. Я не смогла сдержаться, прости, — хихикнула она, заправив прядь возле челки за ухо. А потом вдруг вытянула пальцы этой же руки и поднесла к щеке юноши, осторожно касаясь. Рин с сильным опозданием ощутил, как колотится его сердце, осознавая всё и сразу в полной мере. Теплые подушечки пальцев мягко провели по скуле. — Добрый волшебник смог спасти. Спасибо, получается?..        Мозг никак не принимал информацию, отказываясь нормально функционировать.        Смог спасти? Это он «вылечил» Кимико? Он снял проклятие?        У него правда получилось?        Убрать синим пламенем метку демона прямо с радужки глаза? Не убив, не покалечив, не лишив зрения?        Рин не верил, продолжая лежать, как по голове огретый хорошенько.        Наверное, он всё-таки спит. Его замученный переживаниями мозг просто вырубил его где-то там, на подоконнике в общежитии, но в этот раз смилостивился и подсунул вместо кошмара приятное разнообразие. Вот только во сне обычно все не так детально. Он поразительно отчетливо чувствует под спиной, лежащей поперек больничной кровати, эти стерильно пахнущие наволочки, чувствует тяжесть Кимико, свалившейся сверху, чувствует свое сбоящее как попало сердце, чувствует, как хвост свисает с края кровати, подметая пол, а еще эти обжигающие, но такие приятные прикосновения к коже. Он во все глаза смотрит на Кимико, чье лицо впервые за долгие-долгие недели буквально улыбается чуть ли не каждой черточкой. И взгляд. Взгляд, пробирающий точащими маленькими иголочками. Кимико рассматривает его так, словно боится лишний раз моргнуть. Рассматривает настолько пристально, что Рин начинает ощущать, как наливается краской его лицо от такого внимания.        Он резко осознает еще кое-что, что выпало из его головы от новости об исцелении девушки.        Например то, что пару дней назад он признался этой самой девчонке в своих чувствах. И что они целовались. И что… ох, кажется, доктор сейчас потребуется ему. Потому что понимать, что теперь все его эмоции и жесты буквально на виду Кимико — не то, к чему Окумура оказался готов, идя сегодня в больницу.        Он бы позорно сполз по кровати, если бы не сидящая на нем девушка. Которая всё еще касалась его щеки и смотрела так, как не смотрел еще никто и никогда.        — Думала, уже никогда тебя не увижу… — прошептала она, ласково проведя большим пальцем по щеке. Рин забыл, что нужно дышать. В голосе Кимото звучала нежная тоска, в которой теперь пробивалось что-то такое, от чего внутри сжалось колючками, касаясь ребер — только теперь это не было неприятным чувством. Вот значит какого это — когда на тебя смотрит тот, кто любит. Но тут… — Ого, не знала, что ты умеешь так краснеть! — к ужасу тут же оправдала все его другие кошмары Кимико, чуть ли не хихикнув.        — З-заткнись!..        Рин дернулся. Бежать было некуда. И не сказать, что хотелось прям сильно, но немного да. Хотя теперь от пожирающего взгляда Кимико всё стало очень и очень по другому. Кажется, ему бы не хватило духу признаться, если бы не проклятие. Потому что сейчас он был буквально согласен провалиться сквозь белые простыни, чтобы куда-нибудь спрятаться от этого стыдливого смущения, неловкости и немного подышать.        Будто бы Кимото Кимико даст ему это сделать.        — Ну уж нет! — рассмеялась она. — Тем более первое, что я обещала сделать, когда начну видеть — это признаться тому, кто мне нравится, что я его люблю. Он, правда, уже в курсе…        Надрывно исходящееся сердце сына Сатаны совсем готово было остановиться. Особенно, когда девушка не бросила слова на ветер, а склонилась обратно, только уже не для того, чтобы просто обнять. Губы, от которых он не надеялся получить теперь и доброго слова, коснулись собственных губ до мурашек неожиданно, но уже знакомо. Соображая Рин в полной мере, он бы точно задохнулся. К счастью, его мозг достиг своего лимита не то радости, не то стресса, не то ужаса и просто отказался дальше работать, а потому тело машинально ответило на поцелуй, заставляя ожить и кончик хвоста, и функцию дышать да двигать руками.        Всё-таки не видеть — намного проще, если честно. Когда собственные глаза закрылись, то стыд куда-то откатился прочь. Ладони скользнули по спине девушки, прижимая к себе и перехватывая инициативу. Забывшись, Рин притянул к себе Кимико чуть сильнее, чем стоило, и она просто упала сверху. Однако, кажется, ее подобное не смутило, потому что целоваться они не прекратили. Напротив, девушка безропотно дала притянуть парню себя за шею и опять позволила ему скользнуть языком по губам, словно все те пару дней, что была без сознания — сама с ума сходила без него, с момента признания.        Вдруг Кимико ощутила, что что-то не так. Ее плечам стало странно и резко холодно, а ладони сына Сатаны на пояснице, наоборот, как будто стали слишком горячими. Рин на секунду позже почувствовал это тоже. Ткань под подушечками пальцев стала как будто другой… нет, она стала… кожей?        Кимико чуть отстранилась, недоумевающе опуская взгляд, а потом…        — Какого черта?! — взвизгнула она.        Рин с опозданием пытался понять что не так, пока сам не опустил взгляд и не заметил почему-то обнаженные плечи девушки. Кимико слетела с него в мгновение ока, прикрываясь руками. На ней остался только лифчик и джинсы.        Парень тупо повернул голову, а потом до него дошло, что случилось.        «Твою ж!..»        Из сына Сатаны вырвался очень странный звук, похожий на сдавленное ругательство.        — Что за дела?!        Рин издал стыдливый скулеж, резко прижимая ладони к глазам, и натурально начал сползать по кровати на пол, стараясь не смотреть на возмущенно хватающую ртом воздух Кимико. За что ему это всё?!        — Прости… я не специально, — пробормотал он мученически, желая, чтобы пол под его задницей разверзся и забрал его от этой тупой ситуации в объятия Преисподней.        Кимико, скрестившая руки на груди, настороженно посмотрела на парня.        — Не специ… это что, ты сделал?!        — Я, — сознался он. — Ну, не совсем… просто, черт… прости! Я правда не нарочно…        Сопение сбоку стало угрожающим.        — И куда делась моя кофта? — уточнила Кимото вкрадчиво.        Окумура пробормотал что-то невнятное, старательно потирая прикрытые веки и светя невероятно багровыми ушами.        — Рин?        — М-м… сгорела?        — Прости? Сгорела?        — Ну… угум.        Кимико молча смотрит на сидящего на полу Рина. Рин смотрит куда угодно, только не на Кимико. Он чешет шею, потирает затылок и мысленно проклинает весь свой род до Сатаны за синее пламя и эту ситуацию. Видимо, он так перенервничал, а тут еще Кимико теперь могла видеть его эмоции от и до, что он потерял контроль своих чувств. Дальше сработала его идиотская привычка, оставшаяся после занятий с Киригакуре. Когда его что-то бесило или смущало очень сильно — он почему-то не вредил человеку, зато одежде могло перепасть. Почему именно так по идиотски, еще и выборочно это случалось — он понятия не имел. И даже попытки Шуры искоренить этот рефлекс, граничащие с убийством подопечного, не увенчались успехом. Рину было дико стыдно, но он не понимал как это происходит. Оно случалось само. Теперь и Кимико попала под раздачу, замечательно просто! Он даже не знал, что хуже: вспыльчивая наставница, которая за это сразу швырялась в него катанами, или дурная яойщица, которая как пить дать сейчас что-то сказанет по этому поводу! Рин затылком чувствовал — точно сказанет, это ведь Кимико, черт ее дери!        Сама Кимико таких углубленных казусов синего пламени не знала, но примерно догадалась с чего вдруг то вышло из-под контроля таким своеобразным способом. А потому безвозвратная, судя по всему, потеря элемента одежды, после ошарашенного удивления стала веселить.        — Я-то думала, ты скромный парень, а вот оно как на самом деле, — присвистнула Кимико со смешком. Спина Окумуры дернулась, остроконечные уши покраснели еще сильнее, чем то вообще возможно. Девушка обеспокоилась бы своим видом чуть больше в присутствии парня, если бы последний разве что не принялся считать плитки на полу, одной мельтешащей по полу кисточкой хвоста выдавая состояние.        — Харе издеваться! — огрызнулся Рин, не оборачиваясь. — Сказал же: не специально!        — Да-да, я так и поверила.        — Слушай, ты… — взвившись, Рин-таки яростно обернулся, но наткнулся на насмешливо приподнятую бровь девушки, невольно зацепив взглядом ее все еще прикрывающие грудь руки и резко отвернулся обратно. — Ой, иди-ка!..        Кимико рассмеялась. Но потом сжалилась над сыном Сатаны. А то, кажется, сейчас перепадет еще и занавескам, возле которых он сидел.        — Ладно-ладно, всё, — кое-как выдохнув из себя последние смешинки, сказала она. — Я тоже очень рада видеть тебя и всё-такое, но минут через пятнадцать сюда приедет моя мама и объяснять ей почему я без одежды будешь ты.        Рин, который от стыда уже не знал, как ему съежиться, живо стянул с себя рубашку и кинул ее через плечо. Кимико очень вовремя влезла в нее, застегнув последние пуговицы аккурат, как в коридоре раздались шаги. Вскоре в палату вошли доктор и мама Кимико с ее курткой в руках.        — Как видите, всё в полном порядке. Верно, мисс? — насмешливо указал на девушку мужчина.        — Простите еще раз за вчера, — вспыхнула Кимико, виновато поклонившись.        — Ох, милая, слава Богу! — воскликнула женщина, пересекая палату и обнимая дочь.        «Не совсем ему», — подумала Кимико, мельком глянув на Рина, который хоть и встал, поздоровавшись со взрослыми, всё еще смотрел куда-то в сторону, барабаня пальцами по скрещенным на груди рукам.        — Что это было, доктор? Я имею в виду потеря зрения, — спросила госпожа Кимото, заставив парня и девушку одновременно напрячься. — Такое может еще повториться?        Доктор замялся. Было похоже, что он и сам не знал ответа на вопрос. Впрочем, ему удалось выдавить нечто нейтральное, пока Рин и Кимико, переглянувшись, судорожно соображали, как выкрутиться.        — Скорее всего дело в том ударе. Месяц назад, когда вы обратились к нам, у девушки было легкое сотрясение. Редкий случай, но возможный. Если юная Кимото-сан будет впредь аккуратнее, то я думаю, такого не повторится.        Такой ответ устроил маму Кимико, а Кимико и подавно. Она ни слова не сказала про нападение демона родителям и не собиралась. Проклятия, экзорцисты и остальное — совсем не то, что хотела Кимико вносить в обычную размеренную жизнь родителей, у которых и так дел по горло. Ну, а она сама — что ж, теперь уже поздно. Демоны в ее сердце, кажется, обосновались надолго.        Доктор еще раз проверил реакцию зрачков Кимико и ее зрение при госпоже Кимото, посоветовал какие-то укрепляющие витамины (которые Кимико все равно не будет покупать), а потом отдал результаты последних анализов, где было написано, что девушка жива-здорова и готова к выписке. После того, как доктор ушел, женщину будто отпустило — она еще раз обняла Кимико, стоически терпящую подобные нежности, поцеловала ее в лоб, и только потом обратила внимание на юношу.        — Добрый день, Рин, прости, не заметила, что ты тоже здесь.        — Здравствуйте. Да ничего, — улыбнулся тот в ответ, почесав затылок.        Госпожа Кимото обернулась обратно к дочери.        — С тобой точно всё в порядке? Голова не болит? Не кружится? Идти можешь?        — Да, мам. Всё окей, — раз в десятый ответила Кимико терпеливо.        — Я привезла твою верхнюю одежду. Отец совсем не думает, что снег на улице! — причитала она.        — Я думаю, он просто не ожидал, как и ты. К тому же, меня бы до сегодня всё равно никуда не пустили.        — И то верно. Как я рада, что всё обошлось, — вздохнула женщина, передавая девушке куртку, шарф и шапку. Вдруг она на мгновение обратила внимание на одежду Кимико. — Разве у тебя была такая рубашка?        Где-то сбоку поперхнулся Рин.        — Была в пакете, что папа привез, — невозмутимо солгала Кимико, пожимая плечами и не сводя насмешливого взгляда с парня.        На счастье последнего, госпожа Кимото не стала заострять на этом внимания. Женщина будто до сих пор не могла поверить в чудесное исцеление и по привычке пыталась открыть перед Кимико двери или подать руку в незнакомой обстановке. К первому этажу Кимико не выдержала, взорвавшись и пресекая эту гипер-опеку. Дежурные врачи на стойке администрации уже ждали их для подписей, чтобы доуладить все формальности до конца.        Рин шел чуть позади матери и дочери, рассматривая на расстоянии, как они спорят. Вроде прошло чуть больше месяца, а ощущение, что минула половина жизни. Сродни тому, как Кимико оглядывалась, жадно разглядывая все вокруг за эти тягучие недели, он разглядывал девушку. Она всё еще выглядела бледно, но как же всё-таки осмысленный взгляд всё меняет. Кимото больше не походила на восковую куклу, что сначала слушала, а потом разворачивала голову, марионетку, что сперва осторожно касалась пространства, прежде чем куда-то шагнуть — теперь нет. Она выразительно закатывала глаза на настойчивое предложение мамы доехать домой на такси, машинально отступала с дороги проходящих мимо санитаров, а еще то и дело поглядывала на Рина. Будто наглядеться не могла, хотела знать, что он всё еще где-то рядом.        В конце-концов Кимико удалось настоять, что с ней всё в полном порядке и не нужно везти ее домой, как принцессу, тем более, что госпожа Кимото сорвалась с работы. Девушке хотелось погулять. Посмотреть на мир вновь. После сидения в четырех стенах продолжать сидеть там и дальше было бы издевательством. Женщина еще десять раз перепросила, но отступила и умчалась по делам, строго уточнив, чтобы ребята всё-таки направились домой засветло — мало ли. Наверное, если бы не стоящий рядом Рин, Кимико бы-таки запихали в машину и увезли. Но так как Окумура ухитрился остаться на хорошем счету у старших Кимото, удивительным образом ни разу при них никак не накосячив (их просто вечно не было дома, чтобы заметить), то ему доверили временную потерпевшую.        Кимико сделала честное лицо и закивала на всё и сразу, лишь бы мама прекратила эту навязчивую суету. Разумеется, в никакое домой она не собиралась. Ближайшее время так точно. Мир, что был для нее черным и пустым, в один миг насытился красками, предметами, расстояниями и объемами, наполнился людскими лицами, проезжающими машинами, возможностью шагать ботинками по асфальтовым дорожкам широкими шагами, а не осторожной босой поступью по собственной комнате. Кимико хотела вновь всё это увидеть и ощутить. Тем более, что рядом стоял тот, благодаря кому это обратно стало возможным. Кинуться на сына Сатаны с еще одними обнимашками мешало только неподходящее место и окружающие — не то Рин уже давно был бы задушен благодарностью Кимико.       Пальцы не слушались, накидывая оранжевый шарф. Девушка поставила дрожащей рукой свою подпись — та вышла немного кривоватой после долгого перерыва в письме, но Кимико все равно залипла на то, как из-под шариковой ручки появляются линии на белой бумаге. Теперь самые простые вещи казались чудесами.        — С тобой всё нормально? — обеспокоенно спросил Рин, надевая свою куртку поверх футболки, которая на нем осталась.        — Да-да… просто, теперь всё… непривычно.        Больше всего она боялась, что это сон.        Когда Кимико пришла в себя, растерявшись от внезапных красок вокруг, а потом еще пережила переполох с доктором, то единственное, о чем она могла думать — это то, что случилось с Рином. Девушка даже обрадоваться толком не могла. Ведь после того, как ей сообщили, что прошло уже два дня, как она потеряла сознание и ее доставили в больницу, Кимико с ужасом поняла, что эти несколько часов могли стоить сыну Сатаны жизни. После сумбурного звонка домой, девушка вся извелась, ожидая, пока приедет отец и привезет ее телефон.        Ей чуть не устроили вторую проверку на психическое состояние, когда Кимико принялась докапываться кто конкретно позвонил в скорую и привез ее в больницу. Узнав, что ее привезли мама и «какой-то молодой человек», Кимико сразу поняла, что это был Рин, а от того сильнее все опустилось внутри. Слова Юкио эхом звучали в голове. В тот момент не знать, что происходит, было еще хуже, чем не видеть.        Папа приехал под вечер, привез вещи да телефон, но схватившая единственный способ связи с сыном Сатаны, Кимико едва не взвыла от отчаяния — тот давно сел. До самого утра пришлось ждать, пока появилась возможность выйти из палаты и попросить у кого-нибудь зарядку. Зная Рина, Кимико торопилась хоть как-то дать ему знать, что с ней всё в порядке… но, конечно же, по закону подлости, когда телефон наконец-то загорелся, оказалось, средства на счету кончились сутки назад. Внизу был какой-то аврал на стойке администрации, чтобы попросить позвонить хотя бы оттуда, а потом Кимико и вовсе выгнали в палату, ждать родителя с причитанием: «Одни телефоны на уме, что за подростки нынче!».        Но он всё понял и пришел сам.        Теперь Рин стоял рядом, чуть прищуриваясь. Такой же, какой и был до темноты. Та же белая куртка, в которой он первый раз пришел к дому Кимото выяснять сколько он должен за разбитое окно, тот же красный чехол с Курикарой на плече, те же лохматые черные волосы и торчащие из-под них кончики заостренных ушей. И лишь заметные синяки под глазами выдавали то, что он пережил за эти часы.        Запихав подальше свое опять проснувшееся смущение, Рин подал девушке руку. Кимико отчего-то тоже смутилась, но вложила свою ладонь в мозолистые от катаны пальцы.        Стеклянные двери больницы распахнулись, касаясь лица холодным воздухом. Кимико шагнула на улицу первая, щурясь от яркого света.        «О, метель кончилась», — понял Рин с удивлением. Почти грозовые тучи и снегопад исчезли с улиц. В небе светило яркое весеннее солнце, уже заставляя подтаять переметы на дорожках.        Не успел парень шагнуть следом за девушкой, как та резко попятилась, врезавшись в него спиной и схватив за локоть.        — Господи, что это?! — испуганно прошептала она. — Почему их так много?!        Рин непонимающе поднял голову, посмотрев на улицу. Через мгновение до него дошло с чего так всполошилась девушка.        «Точно, она ведь теперь видит».        — Мы в городе, здесь нет защитного барьера, а уже сумерки.        Кимико вздрогнула от этой фразы, во все глаза глядя, как в воздухе мелькают черные точки. Колтары были везде и всюду — их были сотни… нет, тысячи: они клубились по углам, как рой мух, прыгали по головам прохожих, цеплялись за одежду, залетали в раскрытые окна автомобилей и лениво перекатывались по потокам воздуха, словно черная пыль. Ворочались по скатам крыш и рябили в глазах, как поврежденная пленка старого фильма с помехами.        — Охренеть… — выдавила Кимико, глядя на масштабы популяции угольной смолы. И ведь прохожим было все равно! Они просто шли дальше, совсем ничего не замечая!        «Так вот что каждый день видят те, кто коснулся демонической крови…», — подумала девушка.        Кажется, идея доехать до дома на машине была не такой уж кощунственной. Вздохнув, Кимико зачем-то потерла глаза, будто эти лишние фрагменты в одночасье исчезнут из поля зрения. Хотя… похоже, к «чернушкам» ей все равно придется привыкнуть. Лучше видеть мир немного иначе, чем не видеть совсем.        Робко выдохнув облачко пара, девушка не очень уверено ступила на тротуар. От обилия деталей и цвета закружилась голова. Однотонные стены больницы так не ошеломляли, как разномастные здания, горящие светофоры, пестрые прилавки, да спешащие прохожие. Кимико ощутила себя потерянным лепестком в целой корзине цветов.        — Мир такой красивый, — прошептала она, поглядев на юношу.        Рин собрался что-то ответить, но тут мимо их лиц проплыл малюсенький упитанный колтар, с тихим писком кувыркаясь в воздухе. Кимико моргнула, невольно рассмотрев крошечное подобие рожек и хвостика, а так же вытаращенные глаза. Угольная смола зависла на месте, а потом вдруг резко повернулась «вниз головой». Девушка моргнула еще раз. Задумавшись, она завороженно подняла палец и осторожно ткнула в колтара. Невесомая нечисть издала возмущенный звук оскорбленного комара и поплыла прочь. Кимико тихо прыснула, рассматривая пятно сажи на пальце.        — Ладно, таких демонов я, в принципе, не прочь теперь видеть. В конце-концов, мир прекрасен по разному.        — Даже с «чернушками»? — поинтересовался Рин.        — Даже с «чернушками», — ответила Кимико, продолжая улыбаться.        В уголки глаз навернулась влага. Кажется, впервые за долгое время это были слезы счастья, а не горя. Теперь даже самые косые и блеклые здания казались ей тем, что можно было рассматривать часами.        Она повернула голову, с трудом отрываясь от жадного созерцания мира, в котором раньше не было ничего необычного. Ну, не считая жителей другой изнанки, просочившихся в Ассию. Однако, самое красивое, что сейчас притягивало внимание, были лишь синие-синие глаза, точно также разглядывающие в ответ с непривычным молчанием.        Обычно бы Рин всполошился, увидев слезы на лице девушки, но сейчас он сам был в шаге от того, чтобы не позволить своему зрению расплыться.        Он ведь думал, что убил.        А если не убил, то жестоко изувечил. Оставил отпечатки проклятого огня на лице девушки. Причинил боль человеку, которого любит. Изуродовал своим синим пламенем, своей демонической сущностью.        Идя сюда и стучась в дверь палаты, он знал, что всё потерял.        Рин плотно сцепил зубы, а потом дернул Кимико за шарф, заставив ткнуться себе в грудь и крепко обнял. Девушка покорно позволила положить себе руку за затылок, утопая в запахе церковных свечей. Зажмурившись, Рин прижался носом к макушке Кимико, словно себя пытаясь успокоить и наконец, черт возьми, просто поверить, что всё обошлось. Он не монстр, не чудовище, отнявший чью-то жизнь.        Рин чуть отстранился, заставив девушку вскинуть голову и склонился к ее губам. Кимико всё еще здесь. Она в порядке. Она снова видит. И она…        — Только не спали мою куртку, пожалуйста.        …иногда невероятно бесит своей дурацкой привычкой испортить абсолютно любой момент.        — Завались, извращенка, — прищелкнул клыками Рин, прежде чем надежно заткнуть следующий остроумный ответ поцелуем.