Когда я впервые увидел тебя, этот смех, Ты мне напомнила, по-моему, сразу всех, Кого я люблю, с кем хотел быть вместе, Я стоял как вкопанный, у меня не было слов. Еле выговорил: Не подумай ничего плохого, Но мы ещё не расстались, А я уже хочу увидеть тебя снова… Нежность (с) Мачете (Токио)
В аудитории стоял гул, иногда разбавляемый громким смехом. Кто-то пытался музицировать, активно мучая клавиши расстроенного рояля на небольшой импровизированной сцене рядом с преподавательским столом. Билл же листал учебник по зарубежной литературе двадцатого века, отмечая, что о доброй половине писателей он к своему стыду вообще ни разу в жизни не слышал, хотя был вполне себе начитанным мальчиком. Надо было выбрать семинары по Шекспиру. Его творчество он хотя бы знал, а следовательно, эту дисциплину было бы легче сдать. Но еще он знал препода, который вел тот предмет, и, выбирая между двумя преподавателями по Шекспиру и литературе двадцатого века, Билл решил выбрать менее интересный предмет, но более хорошего преподавателя. Ладно, в сети всегда можно найти краткие пересказы, как-нибудь выкрутится. Он глянул в окно. Погода стояла еще холодная — февраль не спешил сдавать свои позиции, а март активно светил ему солнышком и отзывался радостной капелью. Настроение тоже было таким… прохладно-радостным. — Подвинься отсюда, — раздался насмешливый голос, и на учебник приземлился чужой рюкзак. Билл удивленно перевел взгляд от окна на парня, стоящего по ту сторону длинного учебного стола. — Может тебе еще отсосать? — агрессивно сверкнул глазами Билл. — У тебя это хорошо получается? — ничуть не смутился наглец. Билл скинул рюкзак на пол и даже изловчился и подпихнул его ногой, чтобы улетел подальше. — Пошел отсюда. — Слышь, ты! — возмутился парень и смахнул с парты тетрадь, ручку и учебник. Билл подскочил. Они были не слишком равны — Билл стоял в узком проходе между столами и мешающимися под ногами стульями, а с той стороны не было ничего, что могло помешать парню двигаться. — Это моё место, — процедил Билл. — Я хочу сидеть у окна, — ухмыльнулся тот. — Какое слово ты не понял? — Я хочу сидеть у окна. Здесь. — А я хочу дом на берегу Средиземного моря, парусник и счет на миллиард евро. Еще раз, какое слово ты не понял? Они оба воинственно раздували ноздри. Оба были готовы кинуться в драку за место у окна. Окружающие с интересом следили за развитием ситуации. — Окей, в этот раз я тебя прощу. — Хам одарил его белозубой улыбкой. — Но в следующий раз тут буду сидеть я. — С фига ли? — аж поперхнулся Билл от подобной наглости. — Я так хочу, — пожал он плечами. Поднял рюкзак и снова кинул его на стол, но уже напротив другого стула. — Мест, что ли, больше нет? — зашипел Билл змеей. — Ты своей тощей задницей сразу два стула, что ли, занял? — хохотнул парень. — Пошел ты! — Билл психованно оттолкнул рюкзак от себя подальше и стал собирать разбросанные вещи. От него вкусно пахло. И это Билла жутко бесило. Бесило, что его локоть то и дело касался локтя Билла, а нога иногда задевала его ногу. Еще и дергалась под столом, привлекая внимание и раздражая еще больше. Бесил его приятный голос. И лохматый пучок каштановых волос доводил до желания вцепиться в него и с силой дернуть. И профиль бесил. Слишком идеальный, чтобы быть настоящим. Билл злобно скрипел зубами и испытывал острый приступ мизантропии, граничащий с тягой к убийству. Он нервно рисовал каракули в тетради, сильно нажимая на ручку и периодически прорывая бумагу стержнем. Сосед же активно участвовал в обсуждении творчества Драйзера и сыпал цитатами из «Сестры Керри», радостно вещал о развитии натурализма у писателей «потерянного поколения», поводил какие-то параллели с творчеством Хемингуэя и Фицджеральда. При этом этот урод еще и развалился так, что Биллу приходилось выглядывать из-за его плеча, чтобы увидеть преподавателя. Билл сильнее нажал на ручку, и та «отстрелила» закручивающуюся крышечку, сорвав резьбу. Он чертыхнулся. Интересно, а запасная-то ручка у него есть? Все из-за этого патлатого урода! Когда прозвенел звонок, Билл вылетел из аудитории вперед всех. И первым, кого он увидел за дверью, был… Бинго! Ненаглядный Бенни. Резкий удар жестким плечом, и Билл выронил учебник, который прижимал к груди. — Билли, сладкий, куда это ты так торопишься? — ласково проворковал Бен, облизывая его издевательским взглядом. — Не стой у меня на пути! — рявкнул Билл. Получилось немного истерично и не столь уверенно, как хотелось бы. Бен схватил его за бицепс и с силой сжал пальцы, дергая на себя. — Хочешь это обсудить? — его ухо обдало горячим дыханием бывшего любовника. Билл попытался вырваться: — Убрал свои грабли! — А то что? Заорешь? — А то в морду получишь, — раздался спокойный и уверенный голос позади. Они обернулись. Сосед-хам-урод патлатый поднял учебник и протянул его Биллу: — Ну, — ухмыльнулся. — Какое слово ты не понял? — Хочешь это обсудить? — быковал Бен. — Нет, — растянул губы в улыбке парень. — Это не обсуждается. Билл с силой дернулся, вырываясь. Забрал учебник. — Что, теперь он натягивает твою розовую попку, м, Билли? — громко засмеялся Бенжамин, попытавшись приобнять Билла за плечи. Тот шуганулся в сторону. Густо покраснел. Хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Открыл рот, чтобы возразить, но сосед его опередил: — А ты завидуешь что ли? Тебе-то совсем никто не дает, верно? Иначе с чего бы ты так бесился? — сквозь улыбку очень опасным тоном спокойно протянул парень. Его взгляд был слегка насмешливым, но при этом жестким и колючим. Билл отступил на пару шагов назад. Если будет замес, а все шло к тому, то ему хотя бы невзначай не съездят по морде. Но драки так и не случилось. Бен и раньше участвовал только в словесных перепалках, а в кулачном бою предпочитал поддерживать дерущихся словом, нежели делом. Парень же учтиво кивнул сопернику и пошел вперед, задев Бена плечом. Билл посеменил за ним следом. — Ты такой конфликтный, — поморщился спаситель, когда они отошли довольно-таки далеко. — Ужас. Как ты при таком скверном характере дожил до такого преклонного возраста? — С трудом, — буркнул Билл и вздохнул. — Кто это? — Мой бывший. Хоть переводись в другой вуз теперь. Парень захохотал: — Аааа, так у вас это типа семейные разборки были? — Пошел ты! — огрызнулся Билл и свернул в другую сторону. Он опять занял место в первом ряду у окна в маленькой аудитории. Билл обожал сидеть у окна. Любил наблюдать, как происходят метаморфозы с листвой, как идет снег или капает дождь, как люди ходят вдалеке или студенты тусят во дворе. И все это на фоне разговоров о творчестве, литературе, истории и других важных дисциплин. В этом было что-то романтичное. — Опять ты? — вздохнул парень, встав напротив. — Ты меня преследуешь что ли? — возмутился Билл с улыбкой. — Я? — вытаращил он карие глаза. — А то кто ж? — Двигайся. Ты уже сидел у окна. К тому же я спас твою задницу, так что ты мне должен. Билл покачал головой: — Это мое место, отвали. Я сказал нет, значит, нет. Он кинул сумку рядом и сел на соседний стул, всем своим видом показывая, что Билл — мелкая неблагодарная тварь. Билл довольно ухмыльнулся. Черта с два он ему уступит. Пара выдалась очень сложной. Сначала профессор долго и нудно вещала, что это их основной предмет, она будет спрашивать со всей строгостью, надо сдать ряд контрольных, подготовить курсовик и отработать большой проект в парах. При этом обе оценки пойдут в аттестат и надо постараться. Потом она зачитывала список пар, и Билл молился, чтобы эта волшебная во всех смыслах женщина не поставила его в пару к Бенжамину, ибо этот упырь сидел через ряд и уже прожег в его затылке огромную дыру. Кто угодно, лишь бы не Бен. Лишь бы не Бен. Список предательски подходил к концу, а ни он, ни Бен так и не были названы. Господи, кто угодно, лишь бы… — Рихтер — Вернер. — Слава богу! — счастливо выдохнул Билл. — Спасибо, спасибо, спасибо! — Он бы не вынес оказаться в одной компании с Бенжамином Вернером. — И последняя пара Трюмпер — Каулитц. — Черт, — проворчал сосед. — Не повезло, так не повезло… Ты не знаешь, кто такой Каулитц? Билл перестал светиться. Покосился на сидящего рядом парня. — А как твоя фамилия? — спросил тихо. — Трюмпер, — буркнул тот. — Не знаешь Каулитца? Лицо Билла перекосилось: — Понятия не имею… — А ты с кем? — расстроенно. Он отмахнулся и промямлил: — Да так… С одним придурком. — Хоть кому-то повезло, — мрачно выдал сосед и обвел хмурым взглядом притихших студентов. А потом она устроила тестирование на проверку «остаточных знаний» по исторической грамматике немецкого языка. Лучше бы он умер вчера, честное слово. Сначала у Билла не нашлось ручки, и сосед, состроив ужасную рожу, сделал одолжение и поделился с ним карандашом. Затем Билл поймал себя на мысли, что у него не просто нет «остаточных знаний», у него нет и первичных познаний, вообще у него ничего нет, ибо он тупо не понимал половины слов, что произносила тетка. Трюмпер же отвечал на вопросы так, словно сам составлял этот идиотский тест. К счастью, в этот раз парень сел удобно, и Билл просто списал у него все ответы. — А ты откуда? Я не видел тебя раньше, — спросил Билл после того, как занятие закончилось. — Я с продюсерского. Нам для широты музыкального образования жизненно необходимо иметь представление о литературе и истории литературы, — проворчал Трюмпер. — С одной стороны ясно, что те же мюзиклы не поставишь без всей этой ереси, но зачем меня настолько углублять в нее — не понимаю. Я взял еще курс по практической драматургии. Вот там реально круто должно быть. А ты? — Я больше упор делаю на литературную критику, хотел бы еще переводами заниматься, но что-то не сильно талантлив в языках. Как тебя зовут? Трюмпер неожиданно состроил кокетливую мордочку: — А как ты думаешь? Билл растерялся. — Какое имя мне бы подошло? — игриво сверкал он глазами и хитро улыбался. — Эм… — промычал Билл. Оценивающим взглядом скользнул по парню, задержался на вкусных губах, хитрых глазах, смешных ушках с маленькой мочкой и чуть искривленной раковиной. — Не знаю… Мне впервые задают такой вопрос. Том. Мне кажется, тебе бы подошло имя Том. Уверенное, короткое, четкое. Пацанское такое. Но может быть и… — Том, дружище! Ты как тут? — подлетел к Трюмперу сзади какой-то парень. Билл его несколько раз видел на «Архитектуре в древнегреческой литературе». — Да ладно! — воскликнул Билл, засмеявшись. — Ты знал, — подмигнул ему Трюмпер и, развернувшись, распахнул объятия для друга: — Привет, Майк! — Похлопал по спине. — Вот… Заставили учить литературу, — пожаловался. — А ты? — У нас тут пара по истории языка. — Оооо, непруха, — покачал Том головой. — Фрау Мюллер сейчас дала нам жару. — Тест делали? — заговорщицки понизил Майк голос. — А то, — зашептал Том. — Слава богу, что вчера Рудольф нам ответы слил. Я половины слов не понял… — С собой? — едва слышно. Том достал из сумки маленький клочок бумаги и протянул его другу. — Спасибо, чувак! Давай, до встречи! — Держись, — хлопнул тот его по плечу. И Майк пошел к своему месту, а они направились к выходу. — Я думал, ты умный, — гоготнул Билл ему в спину. — Да, я умный, — глянул Том через плечо. — Если бы ты тоже был умным, то нашел бы кого-то с курса выше, спросил, что и как они делали и как сдавали, взял бы у них ответы на тесты и получил бы нормальный зачет. Но ты дурак и не додумался до этого. Но ты удачливый дурак. Ибо хрен бы ты написал этот тест, если бы не подсмотрел у меня ответы, которые я вчера выпросил у Рудольфа за бутылку пива. Так что ты мне снова должен. — И Том улыбнулся до такой степени довольно и счастливо, что у Билла внутри все взорвалось волшебными искорками. Именно так должен выглядеть его Хранитель — балагур, душа компании, самоуверенный, умный, хитрый, привлекающий внимание. Он нашел прототип для своего героя и теперь не слезет с него, пока не изучит все самые мельчайшие детали. Бен никогда его не вдохновлял, скорее мешал писать. А Том за три часа умудрился не просто очаровать, но превратиться в существо для тщательного, практически микроскопного, изучения. — Меня Билл зовут, — тихо произнес он. — Да я уж знаю. Слышал, как твой бывший тебя назвал, — бросил Том. Резко остановился и обернулся. Билл влетел ему в плечо. — Слушай, давай услуга за услугу. Покажи мне пальцем Каулитца. Ты же здесь всех должен знать. Что-то мне подсказывает, что с напарником мне не повезло от слова совсем. Одна идиотская фамилия чего стоит. Билл сделал вид, что рассматривает стоящих в фойе студентов. Потом трагичным голосом заявил: — Каулитц — это тот чувак, с которым ты на прошлой перемене едва не сцепился. Лицо Тома исказилось отчаянием, словно он узнал что-то ужасно плохое. Он громко выругался и беспомощно развел руками: — Почему я не удивлен? Этот гандон завалит всю работу, просто поверь мне на слово. Билл покраснел. — Почему это? — обиженно пробормотал. — Потому что гандон, — припечатал Трюмпер. — И вовсе он не такой, — надул губы Билл. — Я… Я может и не такой умный, как ты, зато усидчивый. — Причем тут ты-то? — фыркнул Том и куда-то быстро унесся, оставив обиженного в лучших чувствах Билла одного. Том завладел его мозгом настолько быстро, что Билл даже испугался. Буквально к концу учебного дня стало понятно, что парень плотно обосновался в его сознании и явно не собирается оттуда выметаться. Оставшиеся две пары Билл провел в одиночестве у окна, потому что у потока Тома были другие занятия. Зато это позволило Биллу изучить расписание продюсерского факультета. Он выписал на листок их основные и обязательные пары, пометил, где у Тома могут быть дни факультативов и самостоятельных занятий, когда проходит практика. Драматургия, о которой тот говорил, начиналась только на следующей неделе во вторник, с одиннадцати часов дня. Это был творческий день, когда у всех потоков проходит практика. Вот у Билла в этот день занятия начинались только в пять часов вечера и длились до половины десятого. Он немного поразмыслил… И решил, что драматургия для будущего критика тоже должна быть полезна. Вряд ли в деканате ему разрешат поставить себе в сетку этот предмет официально (он уже полностью выбрал свои учебные часы), но вот походить вольнослушателем — почему бы и нет. Правда, по утрам во вторник Билл подрабатывал в ближайшем кафе (делал еженедельную генеральную уборку кухни и получал за это свои заслуженные «десять песо» и пакет продуктов на неделю), но… Том его зацепил. Серьезно зацепил. Надо договориться о переносе времени работы. Он же вполне может начинать не с шести утра, а, скажем, с четырех или вообще приходить после закрытия и убираться в ночь… Какая им разница? — Ты себе не представляешь! — Билл с порога восторженно начал делиться успехами первого учебного дня после зимних каникул со своим единственным другом. Кот лениво приподнял заспанную мордочку с лап и уставился на хозяина. — Боже, он такой! Такой! Он такой крутой! И, только вообрази, нас поставили с ним в пару! В пару! Кот, ты даже не представляешь, как я счастлив! Удача, наконец-то, повернулась ко мне лицом! Ощущение, что я выиграл джекпот! — Билл плюхнулся в кресло рядом с Котом и сгреб его в охапку, счастливо обняв. Тот расслабленно позволил себя тискать. — Его зовут Том Трюмпер. Он занимается музыкой. И он нереально классный! — Неожиданно голову посетила мысль, а вдруг… — А вдруг он не из наших? — Радость как-то разом улетучилась. — Вполне такое может быть. Блин, и чего я обрадовался… Ладно, поживем — увидим. Он включил ноутбук. Хотелось писать, творить, колдовать над клавишами. У него появился Муз, самый настоящий, вдохновляющий, классный. И Билл к нему испытывал не просто физическое влечение, Билла от него перло и плющило, как Кота от мятного чая.История 27.
Лежать в гробу было неудобно. Где-то рядом бесновалась собака, истерично кудахтали куры и орал петух. И он… в гробу… Первое его желание — выбить крышку и уничтожить все вокруг. Потом он включил голову и отключил панику. Обернулся человеком. Гроб оказался сараем, в котором его сегодня?.. Вчера?.. Когда?.. В котором его временно поселили. Он приоткрыл глаза и посмотрел в сторону маленького окошка. Что же так плохо-то? Дверь скрипнула. На пороге стояла девушка с ведром в одной руке и ветошью в другой. — Ты снова со мной? — улыбнулась она, подходя к нему. — Сколько я здесь? — хрипло спросил Хранитель. Тело ныло так, что хотелось извиваться и орать от боли. — Три дня. Ты то теряешь сознание и тебя ужасно крутит. Сил нет смотреть на то, как тебе плохо. То приходишь в себя… Ненадолго… Я пою тебя отварами, промываю гноящиеся раны… И ты снова теряешь сознание… Бредишь… — Я разговариваю? — Рычишь и скулишь. Даже Норе было жаль тебя ночью, и вы скулили с ней вместе. Думала, что умру… Или убью вас. Обоих. Давай я посмотрю тебя. Хранитель повернулся на бок. Она покачала головой и аккуратно поддержала его, помогая сесть. Он заметил, что из одежды на нем короткие до середины бедра штаны из тонкого льна на завязках на талии. Девушка принялась осторожно обмывать тело теплым травяным отваром, промокать раны, мазать их какими-то вонючими мазями. — Те, которые я обработала сразу, уже заживают. Вон у некоторых даже корочка сходит. А те, до которых я не добралась, все еще гноятся. Не знаю, что я делаю не так… Это очень сильные вытяжки, папа ими мертвого поднять может, а тут одна радость — хорошо хоть хуже не становится. Ему словно тяжелый мешок на голову упал. Все встало на свои места. Он поднял на нее взгляд. — Ты нашла меня днем? — Да. — Ты промыла раны сразу же? — Ну, сначала я сходила домой… А что? Он откинул голову назад и засмеялся. Да, все сходится. Именно поэтому Эльвенэль и не вернулась за ним. — В ранах яд. Поэтому я никак не могу прийти в себя, поэтому они так гноятся, поэтому она не стала преследовать меня. Эльвенэль знала, что я отравлен и вряд ли выживу в любом случае. Скажи, заболел ли кто-то из тех, кто помогал убрать трупы? — Пастух умер. Он хотел сделать из драконьих когтей бусы для дочери. В деревне решили, что это проклятие драконов. — Яд это… Толиманский яд. Драконы смазывают им когти, чтобы даже раненый враг не мог спастись. — Страшно-то как… А кто такая Эльвенэль? — Тварь, из-за которой я чуть не погиб. Ты вымыла яд из моих ран и спасла мне жизнь. Сделай сейчас вот что — надо полностью вычистить раны, которые гноятся, до мяса. Яд вызывает воспаление. Из-за этого раны не заживают. Яда не хватает, чтобы убить меня, но он и не дает мне вылечиться. Вскрывай все нарывы и вымывай их как следует. — Но, — неуверенно произнесла она. — Никаких но. Я буду терпеть, насколько хватит сил. Девушка кивнула и ушла. Он остался один. Его знобило. Каждый сантиметр тела болел, как будто его несколько дней били палками. Хотелось просто взять и умереть, лишь бы уже не испытывать эту боль. — Я приготовила все дома. Если мы будем ковыряться в ранах, то должна быть идеальная чистота. Ни в сарае, ни на улице такого нет. Ты должен остаться в сознании в любом случае. Хорошо? Она помогла ему встать и кое-как дотащила до дома. Там вкусно пахло едой, людьми и еще не понятно чем. Она еще раз протерла тело влажной тряпочкой, заставила снять штаны и уложила на постель, прикрыв бедра одеялом. — Я первый раз в человеческом жилище и первый раз в такой постели, — осматривался Хранитель. — Ты мне обещал, — серьезно посмотрела она на гостя. — Крутись, как хочешь, но сознание не теряй. Ты разрушишь мой дом. Тот вяло улыбнулся. — Как тебя зовут? — Аиша. А тебя? — Она проворно обрабатывала кожу — промывала раны, подсушивала. — Хранитель Творца. — Странное имя. Это как если бы меня звали дочь отца. А другое что-нибудь есть? Или у вас не принято? Хотя… Ты сказал, что Эльвенэль тоже Хранитель. У нее есть имя, а у тебя нет? Почему? — У меня нет имени. Творец не дал мне его. Он был слишком мал, а кроме него меня никто больше назвать не может. — А сам себе имя придумать? Он пожал плечами: — Хранитель… — Ну, хорошо, а Творца этого как зовут? Он снова пожал плечами: — Понятия не имею… Я его ни разу не видел. — То есть из-за какого-то непонятного Творца, которого в глаза никто не видел, ты теперь ходишь без имени? Какая удивительная глупость! — Девушка недовольно покачала головой. — Потерпи, сейчас будет немного больно. Хранитель взвыл. На глазах выступили слезы. Аиша замерла, позволяя ему немного привыкнуть к ощущениям. Он тяжело задышал и уткнулся носом в подушку. Она погладила его по спине между крыльев. — Я знаю, почему перепонка плохо срастается. Ты, когда без сознания, все время пытаешься расправить крылья. Ты не даешь ей зажить. Давай мы тебе крыло свяжем, чтобы ты не мог его раскрывать? Он промычал что-то нечленораздельное. Аиша еще немного подождала и принялась ковырять проспиртованным тампоном в ране. Рана горела огнем. Хранитель жалобно скулил и царапал ногтями простынь. Эта пытка продолжалась, наверное, вечность. Хранитель извелся от боли и совершенно обессилил, но стойко пытался не выпасть из реальности. Потом Аиша напоила его травяным чаем, и он уснул. Она повторяла процедуру еще несколько раз. Тщательно промывала и вычищала раны до плоти. Смазывала и перебинтовывала. Поила его лечебными отварами и успокоительными чаями, кормила человеческой едой. Они почти не разговаривали. Он все больше спал. Она сидела у кровати и пела убаюкивающие колыбельные. Он тыкался носом ей в руку, благодарно улыбался и снова проваливался в сон. Иногда она ложилась рядом и согревала своим теплом, когда у него поднималась температура и начинало знобить. Он приоткрывал глаза, смотрел в ее глаза, зарывался лицом в пушистые и щекотные волосы, и отключался. С ней было хорошо и уютно. Спокойно. Днем Аиша снова промывала раны, меняла повязки, пекла для него белый хлеб и жарила мясо, поила его отварами и успокоительным чаем. — Папа! Папа! — сквозь сон несся громкий детский голосок. — Папа! Там демон! Папа! У нас демон! — Что ты такое говоришь? — откуда-то шел далекий мужской голос. — Великие боги! Пронзительный женский визг окончательно вырвал его из цепких лап сна. Хранитель распахнул глаза и увидел перед собой людей. Чужих людей. И мужчина сейчас собирался его как минимум застрелить из ружья. Хранитель вскочил и попятился в угол, оскалившись, выставив руки и расправив крылья. Он был в западне и абсолютно беззащитен. Если обратиться в истинный облик, то он тупо застрянет в этом крепком добротном доме, подавит людей, и ему еще всадят пулю в упор. А до ближайшего окна он не успеет добраться чисто физически. Хранитель взял себя в руки. — Опустите оружие, — спокойно попросил он. — Я не демон. Я дракон. Ваша дочь… Ружье выплюнуло огонек. Щеку чем-то обожгло. Потом раздался оглушающий звук выстрела. И в шею сзади ударили щепки. Хранитель дернулся и отшатнулся с того места. Дьявол, как же не хочется их убивать… — Папа! Нет! Папа!!! — заорала Аиша, вбегая в комнату. Оттолкнула брата в сторону. Повисла на руке отца, вынуждая опустить оружие. Кинулась к оглушенному Хранителю. — Мой хороший, — начала причитать, быстро осматривая его. — Ты не ранен? Покажи, покажи, где больно? — Что здесь происходит?! — громогласно требовал ответа отец. Но Аиша не обращала на него ни малейшего внимания. Она продолжала осматривать Хранителя. Убедившись, что с гостем все в порядке, повернулась к родителям и зло заорала: — Какого черта?! Вы же видите, что он ранен! Я выхаживаю его уже две недели не для того, чтобы ты его застрелил! Это не демон! Это дракон в человечьем обличии и ему нужна помощь! Ты учил меня заботиться! Ты учил меня врачевать! Неужели ты не видишь, что это не вор, забравшийся в наш дом, а человек, которому нужна помощь?! — Он демон! — взвизгнула мать. — Он дракон. Обычный синий дракон. Которого едва не убили. Пап, мне нужна твоя помощь. Раны отравлены. Я не могу его вылечить. И крыло… Оно не заживает… Пожалуйста, помоги. Мужчина все еще с опаской смотрел на Хранителя. Аиша повернулась к больному, осторожно положила его руку себе на плечо, поддержала за талию и подвела к кровати. Хранитель и сам бы дошел, если честно, но решил не умничать лишний раз. Лучше казаться больным, но остаться в живых, чем еще раз испытать счастье наведенного на себя ружья, которое стреляет. Аиша укрыла его одеялом, промокнула влажной тряпочкой пот со лба. Спросила, не хочет ли он пить. Хранитель попытался улыбнуться, но вышло как-то жалко и не слишком убедительно. Качнул головой. Мать Аиши растерянно потопталась на месте и вышла из комнаты. Мальчишка засел за спинкой кровати так, чтобы было хорошо видно. Мужчина вымыл руки и принялся осматривать раны, а Аиша комментировала и объясняла, что и как она делала, какие использовала травы, настойки и мази. — Теоретически ты все сделала правильно. Кроме одного — в раны нужно ввести противоядие. Пока организм отравлен, от лечения мало проку. Потому и не заживает толком ничего. Надо промокнуть тампоны в лечебном отваре и оставить их в ранах, чтобы лекарство нейтрализовало яд. Я научу тебя. — Повернулся к Хранителю: — Ты понимаешь человеческий язык? — Я понимаю любой язык, — ответил тот. — Мне нужна твоя кровь. Я изучу ее состав и найду противоядие. После этого ты поправишься. — А крыло? — С крылом сложнее. — Лесник внимательно осмотрел перепонку, то раскрывая крыло, то снова складывая его. — Вообще, перепонка, например, у летучей мыши, заживает сама. Она как бы отрастает вновь, заполняя пространство. — Да, да, да, — закивал Хейко. — Пап, помнишь, в том году у нас в сарае зимовала пара летучих мышей с рваными крыльями? Ты тогда их вылечил. Они весной улетели. — Я про это и говорю. Но тут какая-то другая структура строения перепонки. Кожа плотнее. — Кожу можно срастить, — подала голос Аиша. — Раны-то затягиваются, даже глубокие. — В том-то и дело… Видишь, края перепонки сами по себе зажили. Их надо было сшивать сразу же. Сейчас… — Мужчина развел руками. — Я сшивала. Он испугался, взмахнул крыльями, и та снова лопнула. — Ладно, не страшно. Попробуем еще раз. Сделаем новые разрезы и заново их сошьем. Но тебе нельзя будет даже дышать на крыло до тех пор, пока оно окончательно не срастется. А на это могут потребоваться месяцы. Ну и я не уверен, что ты сможешь летать, потому что нет гарантии, что крыло не лопнет снова, когда ты будешь в воздухе. — У меня есть идея, — тихо произнесла Аиша. — Оно рвется от малейшей нагрузки. А что если прошить перепонку между двумя ремнями кожи. Это добавит шву крепости и не позволит ей лопаться. Потом ремни можно будет снять. Только мы не будем видеть, срослась она или нет. — Хорошая идея, — поддержал отец. — Чтобы крыло не раскрывалось, мы сделаем тебе ограничители. Ты не сможешь расправить крыло полностью до тех пор, пока не снимем блокировку. Хейко, принеси чашу и серебряный нож из мастерской. Аиша, подготовь все для крыла. Нам нужна мазь на основе тысячелистника, хвоща и гусиной лапки. Она хорошо заживляет свежие раны. А я пока начну с крови и противоядия. Дети тут же вышли из комнаты. Мужчина пристально рассматривал незваного гостя. — Там в лесу было много убитых драконов… — начал. — Они напали на меня. У нас давняя вражда с людьми, которые разрушили мой мир. Я — последний арктурианец. Наемники преследуют меня и хотят убить. В этот раз у них почти получилось. Аиша спасла. Мужчина покачал головой и тихо произнес: — Я никогда не промахиваюсь. Просто имей это ввиду. Хейко принес небольшую мисочку. Мужчина тщательно обработал ее спиртом, подержал над огнем. Сделал небольшой разрез у запястья Хранителя. В мисочку закапали тяжелые синие капли. Потом ему по живому резали края перепонки, зашивали их и пришивали к кожаным полоскам, пропитанным каким-то ужасно вонючим составом. Хранитель стойко терпел все издевательства над собой, кусал губы, обливался потом. Хотелось свернуться клубочком и забиться в дальний угол, лишь бы уже от него отстали. Когда все ушли, Аиша села рядом, взяла его за руку и начала тихо-тихо петь колыбельную. Хранитель слушал ее, и в груди растекалось тепло. Он обязательно вылечится. Он еще поднимется в небо и будет летать. Билл сидел на лавке в университетском скверике с ноутом на коленях и судорожно дописывал реферат. До начала пары оставалось минут пятнадцать, а ему надо сделать выводы, оформить файл и успеть распечатать его в деканате. Он напрочь забыл, что у него сегодня семинар, к которому месяц назад, еще перед каникулами, им велели подготовить рефераты. Билл корпел над текстом всю ночь и все равно не успевал. И тут он заметил своего вчерашнего знакомого. Парень шел походкой сытого кота по главной аллее, здороваясь и обнимаясь чуть ли не с каждым встречным. Перекидывался парой фраз с одними, с другими зависал на несколько секунд, о чем-то оживленно беседуя. Ему на шею вешались девки. Кто-то что-то спрашивал. Кто-то отходил. Кто-то подходил. — Пупок земляной, — почему-то зло протянул Билл, следя за каждым движением своего прототипа. В груди колыхнулась ревность — вот все эти люди знают его, могут подойти, поговорить, дотронуться, а он, Билл, лишен такой возможности, он может только наблюдать издалека, и это очень обидно. Словно услышав злобные мысли Билла, «пупок земляной» глянул в его сторону. Они встретились взглядами. Глаза в глаза. Раз. Два. Три. Пять. Шесть. Билл смутился и, поджав губы, все-таки первым отвел взгляд. Но краем глаза заметил, что Трюмпер ехидно улыбнулся на это и повернулся к кому-то еще. — Ты такой смешной, когда злишься, — доброжелательный голос вырвал его из истории средних веков. — Мистер коммуникабельность собственной персоной? — фыркнул Билл, сам для себя неожиданно расплываясь в счастливейшей улыбке. Том подошел к нему. Сам! — Не чета такому злобному сычу, как некоторые, — легко парировал Трюмпер, обнажая в улыбке белые зубы. — Что строчишь? — Дописываю про героический эпос в рыцарской литературе. Забыл о реферате на каникулах, и в итоге не успел сделать за ночь, — посетовал Билл. — А у меня доклад по схоластике. Знал бы, что тема такая занудная, выбрал бы что-то другое. — Я хотел ее взять, — признался Билл, снова улыбаясь. — А потом решил, что лучше что-то попроще. Фрау Штейн, увы, тексты не просто читает, она в них вчитывается. — Наслышан, — разом погрустнел Том. — У тебя сейчас пара? Билл кивнул. — Мне в деканат еще надо забежать, доклад распечатать. — Океюшки, — кивнул Том. — Я займу нам местечко, — игриво глянул. Колечко пирсинга дернулось в губе, полностью притягивая взгляд Билла к его офигительно прекрасным губам. — Только, чур, мое место у окна, — с огромным трудом не поддался Билл провокации. — И только попробуй его занять! — А то что? Снова кинешься в драку? — захохотал Трюмпер и, развернувшись, пошел прочь. Биллу показалось, что даже солнце в этот день светит ярче, небо сочнее, разноцветные кляксы-крокусы и россыпь белоснежных подснежников на черных клумбах красивее, а голые ветки каштанов графичнее. Он смотрел вслед Тому и счастливо улыбался, чувствуя, как в душе разливается теплота. Доклад он защитил столь феерично, что даже строгая фрау Штейн отметила, что это лучшее выступление сегодняшнего дня. А Билл просто не мог допустить и мысли, что Тому придется за него краснеть. Он знал, что Трюмпер смотрит на него, знал, что он слушает, знал, что, возможно, задаст вопросы, и Билл жёг, насколько хватало его знаний, смелости и решимости. Том действительно задал вопросы. Но до этого, в самом начале занятий, он полистал его реферат, что-то спросил по тексту и получил ответы, а потом, по сути, повторил свои же вопросы, но уже при всех. Билл просиял и с умным видом еще раз сделал все пояснения. — Том Трюмпер, вы хотели рассказать об ученых схоластах. Прошу. Том подмигнул Биллу и отправился к кафедре. Билл, сам того не замечая, затаил дыхание. Тему Трюмпер выбрал очень сложную, и фрау Штейн легко могла его завалить. Билл и сам когда-то пытался вникнуть во все эти учения, но мозг слишком быстро закипел от того бреда, что был написан в учебнике, а глубже копать он и не стал. — Какой период вы взяли? Ранняя схоластика или высокая? — Я рассмотрел учения нескольких представителей. Начал с Иоанна Скота Эриугена, потом взял Фому Аквинского и закончил Уильямом Оккамом. — Можно было поработать еще с Роджером Бэконом. У него тоже есть интересные труды. — Да, я упоминаю его в своей работе. В отличие от Билла, Том практически не смотрел в реферат, уверенно и драйвово рассказывая о достаточно сложных вещах. Из его уст это было как минимум понятно, как максимум интересно. Он проводил параллели, сравнивал разные направления и легко сыпал цитатами и тезисами. Аудитория активно слушала и отзывалась. Фрау Штейн важно кивала и задавала вопросы, которые Том также легко отбивал ответами. — Каулитц, Трюмпер, мне очень понравились ваши доклады сегодня. Еще пара таких работ, и я освобожу вас от сдачи экзамена. Имейте это ввиду, — сообщила профессор на всю аудиторию, выставляя оценки. Билл довольно улыбнулся. От Тома тут же прилетел удар локтем в бок. Он повернулся. — Ты сказал, что Каулитц — это тот кретин! — зашипел Том зло. — Я сказал, что Каулитц — это тот, с кем ты сцепился на перемене, — расплылся в язвительной улыбке Билл. — Так что, кто еще из нас тупой гандон? Том недовольно причмокнул и подпер голову рукой, отвернувшись от Билла. Тот тихо захихикал противнейшим голоском. И снова словил удар локтем в бок. Захохотал. Том схватил его за ляжку и несильно ущипнул, чем вызвал новый приступ гогота. А в груди опять разливалось тепло — ЕГО ладонь коснулась бедра. И от этого по спине бежали мурашки, а волоски на руках тут же встали дыбом от пупырчатого удовольствия. Теперь Биллу не нужен был повод, чтобы ходить хвостом за Трюмпером. Они вместе отсидели еще одну пару, потом расстались на две пары и снова встретились перед последней на совместном обеде в столовой. К этому времени Том был чем-то очень возбужден и все время кому-то то написывал смски, то названивал. Билл делал вид, что не подслушивает и не подсматривает, хотя его чертовски разрывало от любопытства. — Короче, я все узнал! — плюхнулся на соседний стул какой-то парень, полностью проигнорировав присутствие Билла. Том аж подпрыгнул от нетерпения. — Георг снимает пентхаус специально для тусы на Мулакштрассе. Парни несут пиво, телки — закуску. Ориентируемся на десять. Мы приглашены. Кто молодец? — Ты молодец, — самодовольно улыбнулся Том. — Ты идешь на пати, — глянул на Билла. — Я? — растерялся. — Но меня-то никто не приглашал… Том округлил глаза: — А я разве спрашивал? Друг Тома удивленно покосился на Билла. Вопросительно поднял бровь, посмотрев на Тома. — Ой, вот только не начинай, пожалуйста, — психовано махнул рукой Том на него. — Он с нами. — Зачем? — тихо и очень удивленно. — Потому что я так хочу. Какой адрес? — Мулакштрассе, дом один, — мрачным тоном пробормотал носитель хороших новостей. — В десять чтобы был там, — приказал Том. Билл неуверенно дернул плечом. На вечер у него были немного другие планы, если честно. Точнее, планов-то у него никаких не было, но он как-то не планировал никуда тащиться от слова совсем. Они расстались после занятий. Том несколько раз повторил ему адрес и время, велел купить упаковку пива (хотя Билл терпеть не мог этот напиток) и просил позвонить, когда подъедет. При этом свой номер не дал, а Билл как-то поскромничал спросить. Был в этой истории какой-то очень и очень неловкий момент. Его вроде бы никто и никуда не звал, но с другой стороны там должен был быть Том, который вроде бы как пригласил его. Почему друг Тома так негативно воспринял эту идею? Кто такой Георг? Что за тусовка? Что там будет? Нет ли во всем этом подвоха? Не слишком ли резво Том начал что-то решать за него? «Я так хочу» — с одной стороны резало сознание, а с другой грело душу. Билл промаялся весь вечер. Время неумолимо приближалось к девяти, и если он хотел успеть на этот неожиданный праздник жизни, то надо было срочно собираться. Билл слонялся из угла в угол, поглядывал на умывающегося кота и нервно грыз ноготь. — А если это подстава? — взмахнул руками. — Ты только подумай, вот зачем ему это? Он сам подошел утром. С чего бы? Он почти весь день был со мной. С чего бы? Он задал мне знакомые вопросы на занятиях. С чего бы? Расслабляет? А Бен… Я вот даже его сегодня не видел, этого Бена. Вообще не вспомнил. Вокруг меня был только этот Том и всё. А его друзья? Ты знаешь, сколько у него друзей? Он сегодня шел, так к нему со всех сторон двора народ стекался. Нафига ему я? С чего бы ему так вдруг приспичило поиметь меня в друзьях? Бен делал точно так же — сначала пролез в мою жизнь, стал ее частью, а потом опустил при всех. — Кот поднял заинтересованный взгляд на хозяина, на секунду оторвавшись от своего пуза. Билл присел на подлокотник кресла: — А если это подстава? Если он хочет меня как-то обмануть? Или еще хуже — выставить при всех идиотом? Если это месть Бенжамина? Такая хорошая, продуманная месть? Смотри, все сходится! Бен договаривается с Томом, что тот втирается ко мне в доверие, а потом они вместе… — Билл аж задохнулся от этой догадки. Кот встал, потянулся, зевнул и всем своим видом продемонстрировал хозяину полное презрение, повернувшись к нему задом. Ушел на диван и растянулся поперек постели. Билл съехал с подлокотника в кресло. Сел, поджав ноги. — С другой стороны, очень хочется… Там Том… Может быть всё будет не так плохо, как я думаю? Может, наоборот, все будет очень и очень круто? Понимаешь, я вижу его взгляд. Он мягкий. Том очень улыбчивый, светлый такой. Он смотрит на меня и улыбается. В нем не чувствуется никакой агрессии. Ну вот опять! Я снова наступаю на те же грабли! Взгляд Бена мне тоже казался влюбленным… Я опять выдаю желаемое за действительное. И чем это кончилось? Билл решил никуда не ездить. Включил ноут и открыл текст. Но ничего вразумительного из себя выдавить так и не смог, как ни старался. Лишь перечитал предыдущую часть, поправил ошибки, чуть добавил штрихов. Залез в фейсбук. И первое, что он увидел, чей-то пост со словами: «Дай человеку второй шанс, и он подарит тебе такой опыт, что после этого никто и никогда не получит от тебя даже первого шанса». — Меня никто и никогда не приглашал на вечеринки, — пробормотал Билл. — Я буду очень и очень осторожным. Не буду пить. Не буду терять контроль над собой. Я не позволю выставить себя идиотом. К тому же Трюмперу ведь еще со мной проект делать. Он не будет срать в собственные штаны подобным образом. Это как минимум глупо. Я поеду. — Повернулся к мирно спящему мейн-куну: — Ты же тут без меня не будешь бояться? Пиво Билл решил не покупать. Во-первых, магазины закрылись четверть часа назад, да и не хотелось ему шарахаться ночью по темным улицам с потенциально опасным предметом в руках. Во-вторых, что-то ему подсказывало, что там и без него много выпивки. Он оделся просто и удобно — на случай быстрого отхода с занимаемых позиций, а именно бегства. Взял с собой немного денег. Вызвал такси. Кот вышел проводить его в коридор, потерся о ноги, мурлыкнул. Билл нервно осматривал себя в зеркале. Черные волосы просто зализаны назад. Глаза чуть подведены черным. На губах клубничный блеск. Рваные серые джинсы и серо-белая майка. Сверху кожаная куртка. Сама лаконичность. Почему-то вспомнилась история с Бриджит Джонс, когда она пришла на вечеринку в костюме зайца. Нет, про маскарад никто не говорил. Одежду Том не обговаривал. Тут подставу можно не ждать. Или все-таки ждать? — В общем, я сначала посмотрю, что там и как, снизу. И только потом пойду наверх, — выдохнул Билл. — И если что, то это ты будешь виноват. Кот удивленно склонил голову на бок. — А кто? Это ты настоял. Веди себя хорошо, ладно? — Еще раз потрепал кота по пушистой шерстке и вышел из квартиры. Ему было страшно. Очень и очень страшно. Первые два этажа дома номер один по Мулакштрассе занимали магазины, а следующие три были отданы под квартиры. Вечеринка проходила, судя по всему, на последнем жилом этаже, потому что окна квартиры второго этажа были черными, а на первом свет горел только в одном окне. Билл с улицы смотрел на горящие окна третьего этажа, в которых то и дело появлялись веселящиеся люди. Н-да, вечеринка в самом разгаре. Что ему там делать среди людей, которых он даже не знает? Он еще раз глянул на свой телефон, на котором за день не было ни одного вызова, и сделал над собой усилие, чтобы дойти до подъезда. Там Том. Он просто хочет посмотреть на то, какой он в своей среде, как ведет себя, что говорит, как двигается… В любом случае, он всегда может повернуться и улизнуть. Он ничего не потеряет, если придет. Зато сможет многое получить. Билл улыбнулся. Очень хотелось получить поцелуй. Интересно, какой Том на вкус? Какие у него губы? У Бена губы были какие-то резиновые… Словно, Билл целовался с резиновой игрушкой. Он не очень понимал, откуда пришло это ощущение… Да и, скажем прямо, Бен был у Билла первым вообще во всем, в том числе и в поцелуях… Эх, как бы он сейчас хотел, чтобы Бена вообще не было в его жизни. Набрал номер квартиры на домофоне, приготовившись что-то соврать, но на том конце, словно, ждал кто-то: ему просто открыли вход без лишних вопросов. Из динамика неслась музыка и смех. Он поднялся на третий этаж. На ступенях сидели люди. Кто-то курил, кто-то говорил, кто-то во всю самозабвенно целовался. На него никто не обратил внимания. Билл толкнул дверь и вошел в квартиру. Надо найти Тома. Рядом с ним будет не так страшно. Посмотрел на часы — половина первого ночи. Наверное, все уже в хлам… Он оказался очень и очень близок к истине. Все действительно были в хлам или очень недалеки от этого прекрасного состояния. В воздухе пахло куревом и марихуаной. В большой гостиной на танцполе народ отрывался под какой-то психоделический унц-унц. Билл прочесал взглядом толпу и не нашел в ней Тома. Он принялся бродить по дому, смутно боясь увидеть то, чего бы не хотел видеть — Тома трущего шкурку с кем-нибудь. — А ты чего такой хмурый? — мотнуло к нему нетрезвую деваху, проходящую мимо. Она обвила длинной тонкой ручонкой его шею и тут же повисла. Потянулась за поцелуем. Билл улыбнулся и чуть отклонил голову. Влажные губы прилетели на скулу. Оставили едва заметный смазанный след от губной помады. Она поднесла к его лицу бутылку пива: — Выпьем? — икнула и засмеялась, демонстрируя вторую початую бутылку. Билл забрал предложенную бутылку, осторожно посадил пьянчужку на какой-то пуфик и ретировался прочь. Пиво оставило неприятное послевкусие во рту. Он сделал несколько глотков и избавился от почти полной бутылки при первой же возможности, передав ее кому-то дальше. Тома не оказалось и на кухне. Зато там было «Прозекко». Много-много «Прозекко». А еще были какие-то ребята, которые пили это итальянское игристое вино из горлышка, обливались им и громко хохотали. Билл даже прифигел от увиденного — так бесцеремонно расходовать вкусный напиток… Увидев Билла, они всучили ему открытую бутылку и заставили выпить. Какой-то совершенно неизвестный ему чувак, смерил его облизывающим взглядом и полез обниматься. Обнимание выглядело несколько странно — парень вроде бы похлопал его по спине, но казалось, что облапал. Прихватил за ягодицу и слишком плотно прижался бедрами. Билл отшатнулся в сторону, криво улыбнулся и, забрав с собой вино, пошел искать Тома дальше. Он прошелся по многочисленным комнатам. В большинстве своем в них уединялись парочки. Иногда несколько парочек. Билл на несколько секунд включал свет, чтобы посмотреть на присутствующих. Голые тела, мужские и женские, словно застигнутые врасплох черви, замирали в своей возне на кроватях, на полу, в креслах. Билл краснел, бормотал извинения, спешно выключал свет и закрывал двери. Тома, слава богу, среди них тоже не было. И это Билла почему-то несказанно обрадовало. Он бы не хотел увидеть его на ком-то или под кем-то. Хотя… Так стало бы ясно, какой он крови. Пока что Билл немного сомневался в его принадлежности к своему роду. Вино хорошо легло на голодный желудок, подарив его телу легкость, а разуму веселье. Билл уже не шарахался от подвыпивших людей, не смотрел на них букой, иногда он даже позволял себя тискать незнакомцам, и зачем-то отважился на танец, когда какая-то телка поволокла его в центр танцпола и начала извиваться вокруг, активно елозя попой по паху. Телка была чудо, как хороша, и Билл бы наверняка ответил ей взаимностью, если бы не предпочитал парней. Потом к ним присоединился парень, который приловчился тереться об Билла с другой стороны. Иногда его мускулистые руки скользили по плечам и груди. Парень крепко обхватывал его и сливался с ним в танце в единое целое. Пару раз он подносил Биллу бокал с каким-то алкоголем и заставлял выпить содержимое. Иногда было вкусно. Иногда не очень… А когда Билл окончательно запьянел, расслабился и вошел в раж, он и вовсе откуда-то достал бутылку водки и, кружась в танце, они вместе вылакали ее из горлышка чуть ли не всю. У Билла кружилась голова, подкашивались ноги. Тело стало удивительно гибким и легким. Потом они... Билл не очень помнил, что было потом. Все вокруг веселились и громко смеялись. Он снова отправился на кухню, чтобы взять бутылку игристого, а заодно проверить, не объявился ли чертов Трюмпер, если он вообще пришел на эту во всех смыслах великолепную вечеринку. Какие-то ребята сидели за барной стойкой на высоких стульях и вели светские беседы. Билл широко улыбнулся им и полез в холодильник за чем-нибудь холодным. «Прозекко» в холодильнике кончилось, но появился бренди. Много вкусного бренди. Кто-то провел рукой по его голой пояснице, спустился на задницу и несильно шлепнул. Билл резко выпрямился. Голова закружилась, его качнуло. Сильная рука стоящего напротив парня поддержала. — Какой вкусный… — прошептал он в губы. Билл попытался отстраниться, не позволяя себя поцеловать, но парень лишь сильнее притянул его к себе. — Пойдем со мной, — интимно шепнул. Билл выставил вперед руки, нерешительно отталкивая воздыхателя: — Я… Я… Я не один… Тот как-то хитро улыбнулся, облизав его губы взглядом. Отступил, опустив руки: — Хорошо. Идем, я познакомлю тебя со своими друзьями. Билл покосился на них. Несколько человек смотрят, усмехаются, что-то говорят. Парень потянул его за собой. Подвел к столу, посадил на высокий стул. Налил бренди. Они общались несколько минут. Выпивали… Билл все больше и больше уплывал… Он совсем перестал контролировать происходящее… Ему что-то предложили посмотреть… Он доверчиво ткнулся носом… Голова почти не работала. Лишь смех, радость, опьянение, полностью отпустившее голову. Воздыхатель потащил его за руку на танцпол в зал. Сердце билось в груди, как шальное. Ему даже показалось, что он из-за этого протрезвел. Голова неожиданно очень быстро стала ясной. Хотелось танцевать, веселиться, говорить. Вокруг все такое крутое. Такие прекрасные люди. Он звезда этой вечеринки. Билл без остановки что-то говорил своему партнеру. Тот смеялся, целовал его, руки скользили по телу, забирались под футболку, сжимали ягодицы под джинсами. Хотелось секса. Очень хотелось секса. Сколько он уже одинок? Пару месяцев? Как же хочется секса… И парень… Том… Такой красивый, такой умный… Том… Разные лица. Разные руки. Разные напитки. Сигареты… Дым… Белый порошок… Том. Наверное, он тоже где-то здесь. Просто Билл не может его найти… А потом его кто-то ласкал и целовал. Так нежно. Так ласково. Так вкусно. Билл млел под прикосновениями и постоянно шептал такое любимое имя: — Том, Том, Том, Том. Он отдавался ему, был его, принадлежал только ему. Тому. Самому лучшему. Самому ласковому. Самому нежному. Самому вкусному человеку на свете. Его руки ласкали тело. Его тело касалось тела. Его бедра терлись о бедра. И лишь тонкая ткань джинсов была ничего не значащей преградой на пути к вожделенному удовольствию. Надо просто сейчас снять джинсы и позволить ему войти. Обладать собой. Любить себя. Принадлежать только ему. Билл приоткрыл глаза и заметил обеспокоенное лицо Тома над собой. Затуманенный мозг не сразу сообразил, почему его любимый одет, и почему он как-то странно стоит над ним, когда вот же лежит почти голый рядом? — Это моё! — агрессивно рыкнул Том на кого-то и рванул Билла на себя.