Давно ли цвел зеленый дол, Лес шелестел листвой, И каждый лист был свеж и чист От влаги дождевой. Где этот летний рай? Лесная глушь мертва. Роберт Бернс
Эрик светил фонарем под ноги, опасаясь наступить на какую-нибудь корягу или споткнуться о корень. Не хватало еще свалиться в ров ночью в лесу или повредить себе что-нибудь. Поиски шли уже несколько часов, но пока безрезультатно. Санитары прочесали оба корпуса лечебницы и сад, и один из них с ужасом обнаружил, что центральные ворота открыты. Были организованы две поисковые группы, одна направилась вдоль дороги в сторону города, другая — в лес. Эрику слабо верилось, что в такой темноте они смогут найти хоть какие-нибудь следы. Не хватало еще самим заблудиться. Где-то справа был слышен голос Фрост, кричащей имя пропавшей девушки. Дебора Фостер. Кажется, Чарльз с ней много общался. Эрик мысленно одернул себя, сейчас не время думать о нем. Еще и разговор с директором остался неоконченным. Тонкая полоска света фонаря создавала неестественные тени, Эрику постоянно мерещилось шевеление между деревьев, а хруст веток под ногами заставлял вздрагивать. Звуки леса смешивались с голосами персонала лечебницы, где-то вдали ухал филин. Эрик остановился, чтобы отдышаться. — Сюда! Сюда! Она здесь! — закричала какая-то из медсестер неподалеку. Леншерр рванул вперед, рядом показалась Фрост. В свете фонаря Эрик сумел разглядеть ее взволнованное лицо и широко раскрытые глаза. Кажется, она плакала. Они остановились у небольшой кучки людей. Санитары и медсестры оживленно перешептывались. Эрик подошел ближе. Деби Фостер лежала в траве на спине, широко раскинув руки, рядом валялись ее белые мокасины, голова девушки была вывернута под слишком неестественным углом.***
Полиция допрашивала весь персонал почти полдня. Эрика вызывали дважды. Но больше всего досталось Фрост. Она была куратором Деби Фостер. Она выглядела отрешенной и подавленной, смотрела пустым взглядом в никуда, отвечала невпопад. Эрик очень хотел поговорить с Чарльзом. Но после вызова директора привлекать к себе внимание явно не стоило. К тому же пациентов теперь не выпускали из палат. Эрик почти все время проводил в своей комнате. Общий зал опустел и выглядел даже более угнетающе, чем раньше. В лечебнице было тихо, не сновали туда-сюда, как обычно, медсестры, санитары не обсуждали свои похождения в городе. Гнетущая тишина лишь изредка прерывалась криком какого-нибудь пациента, который сразу растворялся в безмолвии обшарпанных стен. Директор был слишком занят полицией и прессой, неоконченный разговор был отложен на неопределенный срок. Эрик пытался читать, но книги быстро надоедали. А после ночного похода в лес гулять его совершенно не тянуло. Он едва сам не начал выть от безделья в четырех стенах. Так и самому можно свихнуться. Он вспомнил об отчиме Чарльза, но Фрост сейчас явно была не в состоянии отвечать на его вопросы. Но ведь можно спросить самого Чарльза. На этажах сейчас никто не дежурил, пройти в его палату можно без проблем. Только Эрик был не уверен, что Чарльз захочет ему отвечать. Но стоило хотя бы попытаться. Хотя бы просто увидеть его. Эрик без труда дошел до палаты, нашел в связке ключ, помеченный буквой «Х», и открыл дверь. Чарльз удивленно вскинул бровь, сначала не поверив своим глазам. Затем бросился к Эрику и сжал того в объятьях. — Боже, как я рад тебя видеть! Я уже готов был выть на луну от скуки. Они нас даже в туалет теперь не выпускают! Понаставили всем горшков. Мне кажется, у меня какая-то сыпь, я не мылся уже вечность. Эрик прижал Чарльза к себе, запустил пальцы в его волосы. — Я тоже скучал, но, пожалуйста, тише. — О, так ты здесь незаконно! Мистер Леншерр, нарушитель общественного порядка. — Я должен был проверить, все ли с тобой хорошо. — Это мило. Но я в норме. В отличие от Деби. — Чарльз… — Знаешь Эрик, она ведь хотела умереть. Сильнее, чем кто-либо здесь. Когда ты приехал, я поймал ее волну, хорошо хоть сам не вскрыл себе вены. И я хотел помочь ей. В последние недели ей стало лучше. Пока она… Пока ее не убили. — Убили?! С чего ты взял это? Она сбежала из лечебницы и упала в овраг. — Эрик, она же как ребенок! Она не смогла бы сбежать, она даже не думала об этом. И уж тем более не побежала бы в лес. — Чарльз, послушай. Я понимаю, что она была дорога тебе. Но это просто несчастный случай. — Да ты знаешь сколько здесь было таких несчастных случаев? А сколько людей пропало бесследно? Тебе ведь все равно. Ты не веришь мне. Не хочешь верить. — Я верю своим глазам и полиции. А ты здесь пациент, Чарльз, ты же сам должен понимать, то, что ты говоришь… — Бред сумасшедшего? Вот оно что. Видимо, я и в правду сошел с ума, раз решил, что ты сможешь понять меня и поверить мне. Что мы с тобой похожи. Знай свое место, Чарльз Ксавье. Доктора и психи не становятся друзьями. — Чарльз, нет, все не так! Послушай… — Уходи, Эрик. Доктор Леншерр. У Вас будут неприятности, если Вас увидят здесь. Чарльз резко развернулся и залез на кровать, отвернувшись к стене. Эрик успел заметить, как несколько капелек сорвалось с его покрасневших глаз, но не смог ничего произнести. Он вышел из палаты, закрыл за собой дверь и, прислонившись к ней, сполз на пол. Эрик ощущал себя полнейшим идиотом. Угораздило же сморозить такое своему пациенту. Пациенту? Был ли Чарльз для него просто пациентом? Еще ни с кем Эрик так просто не находил общий язык. Никогда еще общение не давалось ему так легко. Чарльз всегда понимал его с полуслова, мог с одного взгляда угадать его настроение, сказать нужные слова. И только что Эрик провалился и как друг, и как психиатр. В дальнем конце коридора послышался стук каблуков. Эрик быстро поднялся и поправил халат. К нему приблизилась Эмма, удивленно оглядывая его. Выглядела она неважно. Огромные синяки под глазами, волосы, обычно аккуратно уложенные, были сальными и нерасчесанными, халат помят и чем-то перепачкан. — Леншерр, что ты здесь делаешь? — Я… Ничего. Как ты? — Ты издеваешься? Как будто по мне не видно. — Что-нибудь новое от полиции? — Ничего. Они уверены, что Деби погибла сама. Сама вышла из здания, сама убежала в лес, сама свернула шею. А я тебе так скажу, Леншерр, сама она бы даже по лестнице не спустилась. Какая-то тварь убила самую безобидную девочку в этой лечебнице. И я узнаю кто это. Плевать на чертову полицию. Я узнаю все и без них. Они немного постояли молча. И Эрик наконец решился. — Эмма… Я понимаю, что сейчас не лучшее время, но… Мне очень нужно узнать одну вещь. — И какую же? — Как Чарльз попал сюда? — Что? Почему это взволновало тебя именно сейчас? Ты и в правду кретин, Леншерр. — Эмма, пожалуйста… — Неужели ты не слышал о том пожаре семь лет назад? О нем же все газеты писали. Эмма откинула с лица спутавшиеся пряди и устало посмотрела на Эрика. — Сейчас действительно не лучшее время. Фрост резко развернулась и зашагала в сторону столовой. Она не прояснила ситуацию, но у Эрика появилась хоть какая-то зацепка.***
Эрик лежал на кровати у себя в комнате. Он пытался читать учебники, но никак не мог сосредоточиться, мысленно возвращаясь ко вчерашнему разговору с Чарльзом. Наверное, стоит извиниться, когда все успокоится. И перед ним, и перед Эммой. Эрик задумался о том, что Фрост, как и Чарльз, не считала произошедшее несчастным случаем. Но зачем кому-то в клинике убивать эту девушку? Чарльз упоминал, что в лечебнице часто пропадали люди. «У нас здесь преимущественно безнадежные больные без семей». — Черт, как я раньше не додумался! Эрик соскочил с кровати и выбежал из комнаты. Архив. Леншерр столько времени там провел, переписывая карточки, а ведь в них хранилась вся нужная информация. Жаль, что в клинике не было газет, но они наверняка есть в городской библиотеке. Но туда Эрик сможет попасть только в воскресенье. Почерк Чарльза был аккуратным, с небольшим наклоном и завитушками. Он был даже более понятен Эрику, чем его собственный, мелкий и немного дерганый. За последние несколько лет скопилось много карточек, законченных приписками «пропал без вести» и «скончался при невыясненных обстоятельствах». В основном это были молодые люди в возрасте до тридцати. В некоторых карточках вообще не было никаких пояснений. Эрик помнил, как механически переписывал тексты, почти не вчитываясь. Как он мог не обратить внимание на такое количество пропавших. А вот Чарльз все это заметил. За семь лет, которые он здесь провел, сколько его знакомых исчезло или погибло? Все это определенно скверно попахивало. Но стоило ли ворошить улей? Больше всего Эрику сейчас хотелось забрать Чарльза из его палаты и уехать из этой чертовой лечебницы подальше. Но что потом? Денег, которые он успел отложить не хватило бы даже на один билет. Эрик сидел на полу, обхватив руками голову. Ничего хорошего на ум не шло. Люди пропадали в таких количествах, которые никак не назовешь случайными. Но куда, зачем? Ответов на эти вопросы у него не было. Чем больше он узнавал, тем запутаннее все становилось. Слишком много странностей и секретов скопилось в этом месте.***
Два дня до воскресенья тянулись мучительно долго. Пациенты все еще были узниками в своих палатах, и Эрик так и не решился еще раз зайти к Чарльзу. От одного санитара он узнал, что Фрост взяла отпуск на неделю. Неужели решила провести собственное расследование? Как бы она сама не вляпалась в какую-нибудь историю. Ночью в субботу Эрик почти не спал. Едва он закрывал глаза, он снова видел мрачный лес, глубокий темный овраг, лежащее в нем тело. Тело Чарльза. Звон будильника мгновенно вытащил его из череды кошмаров. Эрик наспех оделся и побежал вызывать такси. Дорога до города показалась бесконечно долгой, уже привычные сельские пейзажи сейчас раздражали. Леншерр несколько раз попросил водителя ехать побыстрее. Найти нужные газеты в библиотеке помогла приветливая девушка, мило улыбавшаяся и строившая Эрику глазки. В обычное время он бы даже с ней пофлиртовал, но в этот момент он даже не обратил на нее внимания. Фрост оказалась права, газеты и правда пестрили фотографиями пожара, испуганного Чарльза в наручниках и его отчима. Из статей Эрик узнал, что 7 августа 1957 особняк Ксавье почти полностью сгорел. Во время пожара в нем находилось пять человек — дворецкий, две горничные, повар и садовник. Все они погибли. Суд признал виновным в поджоге Чарльза. Эрик перелистывал газету за газетой и не мог поверить своим глазам, глядя на заголовки. «Наследник семьи Ксавье — маньяк-пиротехник?» «Молодой Ксавье хладнокровно убивает прислугу!» «Чарльз Ксавье приговорен к смертной казни!» «Ксавье признан судом невменяемым!» «Клиника Святой Агнессы приютила убийцу!» Два месяца пожар и история Чарльза были на первых полосах всех газет. К концу года ажиотаж поутих, изредка встречались лишь небольшие статейки об этом на последних страницах. Эрик решил уже было заканчивать и взялся за последнюю газету, но ему бросилась в глаза небольшая эпитафия. «Лечебница Св. Агнессы выражает свои соболезнования семье скоропостижно скончавшейся Присциллы Уокер». Эрик схватил другую газету за тот же месяц, в хронике происшествий упоминался этот случай. Присцилла Уокер, работавшая в лечебнице медсестрой, упала с лестницы, свернув себе шею. Несчастный случай. Не слишком ли много похожих несчастных случаев для одной клиники? Был ли Чарльз прав? Чарльз. Голова Эрика раскалывалась от новой ужасающей информации. А ведь Фрост предупреждала его с самого начала. Опасный. Агрессивный. Убийца. Если бы Эрик встретил Чарльза на улице, никогда бы не подумал, что перед ним сумасшедший. Семь лет в лечебнице сделали свое дело. Сделали Чарльза спокойным и послушным. Но он все еще не здоров. Он режет руки и что-то болтает о чтении мыслей и каких-то волнах. Об убийстве Деби Фостер. Очередной бред его больного мозга. Никто не убивал девчонку, кому это вообще может быть нужно. Чарльз заблуждается, как и Фрост. Эмма просто шокирована и растеряна. Боится признать, что несчастный случай произошел из-за ее безответственности. Все эти несчастные случаи и исчезновения не более чем совпадения. Да Леншерр сам в первую же неделю вышел из здания вместе с пациентом и остался незамеченным. Нехватка персонала, вот и весь секрет этих происшествий. Когда Эрик вернулся в лечебницу, уже стемнело. В голове стремительно пронеслась мысль о том, что за весь день он ничего не съел. Да ему и не хотелось. Он слишком устал. Не раздеваясь, Эрик повалился на кровать и впервые за долгое время уснул глубоким сном без единого сновидения.