Паршивое настроение преследовало Игоря уже недели полторы. Он почувствовал лёгкое негодование после разговора с голубым другом, но самый пик отвращения к себе он испытал в ночь с субботы на воскресенье. Тогда парень мог бы сказать, что он всё понял, хотя на деле не понял нихуя — лишь сильнее запутался. Возможно, то была защитная реакция организма. Однако момент озарения отрицать было бесполезно: с утра до вечера следующего дня Лавров корчился, давя лицом подушку, всеми силами отказываясь от этой ебанутой реальности.
Матушка как-то говорила, что подобное — норма, только вот, пожалуй, не в данной ситуации.
В ту ночь Стас ночевал у него. Они творили хрень, смотрели безумно скучное кино, посреди которого Конченков вырубился, но потом всё-таки проснулся. Немного выпили — они таки не пятиклассники. Под этим делом Игорь много-много говорил, в итоге чуть не проговорившись про Диму под заголовком «щас таку-ую ржаку расскажу». К счастью, вовремя зазвонил телефон, после чего он попросту забыл, что хотел. Закончив смеяться, они продолжили своё бесполезное занятие, в конце концов устав и решив лечь спать.
То были стандартные посиделки — ничего лишнего.
Но слегка пьяненький мозг Игоря отказывался отпускать его в забвение сна. Пока Конченков мирно посапывал в соседней комнате, он втыкал то в телефон, то в потолок, что, опять-таки, являлось вполне обычным. И в какой-то момент экран показал, что заряд батареи устройства на исходе. Немного пошевелив извилинами, Лавров вспомнил, что зарядка осталась в его спальне, где сейчас находился Стас.
Естественно, он пошёл за ней, но довольно тихо и осторожно, стараясь не разбудить друга. Конечно, включать свет он не хотел, а севший телефон оставил в другой комнате.
В конечном счёте Игорь решил использовать телефон Стаса в качестве фонарика. Тот лежал на прикроватной тумбе, и он не видел в этом ничего такого, ведь хотел лишь подсветить свой стол экраном, при этом не лезть внутрь. Он нажал на кнопку, и на ранее чёрном экране появилось фото кошки Стаса. О его заставке Игорь не знал и отчего-то сразу заулыбался, посчитав это дико милым. Он с пару секунд смотрел на зевающую кошку, после вспомнив, зачем сюда пришёл. Найдя зарядку, Лавров вернул телефон на место, двинув к выходу, но замер, услышав тихое бурчание.
— Я за зарядкой зашёл. Не хотел будить, прости, — зачем-то шепча, уведомил Игорь. Он обернулся, подумав, что его гость проснулся, но, получив в ответ лишь отсутствие какой-либо реакции, решил, что, быть может, Стас и не просыпался, а просто бубнил во сне. Лавров нахмурился, глядя на Конченкова в темноте, само собой, не видя ничего, кроме смутного силуэта, мысленно офигевая.
Стас. Бубнил во сне.
Усмехнувшись абсурдности мысли, он тотчас решил проверить свою теорию, ещё раз позвав друга, но, как и прежде, оставшись без ответа. Тихо хохотнув, Игорь подумал, что и у бессонницы есть некие плюсы. Он решил немного посидеть здесь.
Четыре часа ночи. У Игоря в руках был по-прежнему севший телефон, и он бы, пожалуй, легко мог уснуть, но его переполняла надежда услышать хоть слово. Лавров сидел у постели, уместив голову на краю, ибо сидеть ровно не было сил. Он смотрел в чёрную пустоту, иногда невольно проваливаясь в собственные мысли и кидая взгляд на спящего Стаса.
Пожалуй, идея была супер-мега-бредовой, но на тот момент казалась великолепной.
Конечно, он вполне признавал, что это дуристика полнейшая и что сам он со стороны наверняка выглядит идиотом, ведь сторожить спящего друга как минимум ненормально. Лично сам Игорь с таким другом задумался бы. Но сейчас наблюдателем был именно он, а о чувствах Конченкова, увидь тот сию картину, не подумал. Парень думал лишь о том, что вот-вот сможет услышать голос Стаса, который он почти не помнил, и о том, как его от этого слегка потряхивает. Это было в разы волнительнее, чем экзамены после девятого. Он испытывал такую гамму чувств, что от малейшего шума его даже слегка подбрасывало. Он слушал и слушал, в итоге ощутив, как потихоньку начинает вырубаться. Конченков привычно молчал, не издавая ни звука. И вот теперь волнение и трепет сменились лёгким разочарованием.
Где-то между очередной сменой ощущений Игорь словил просветление. И, как и подобает истинному адекватному человеку, он его отверг, но оно всё равно оставило некий след. Подумав, что спать здесь всё-таки не вариант, Лавров вернулся к себе, залез под одеяло, закрывая глаза, где озарение настигло его вновь.
Каждый человек воспринимает печальную реальность по-своему. Игорь принял свою лёгким отторжением, кажется, ещё пару дней назад. Сейчас правда уходить так просто не собиралась, крепко засев в его голове.
Лавров, возможно, и был хреновым математиком, но два плюс два сложить мог.
Конечно, он мог бы обмануться, сказав, что всему виной алкоголь, ведь это так просто! Но была проблема: рационал внутри него был против таких ходов, ибо он был давно как трезв.
Про севший телефон давно забыли. Как и про шум из подъезда, про то, что нужно встать пораньше и прибраться до прихода родителей. Про здоровый сон и не вспоминали. Игорь слабо, нехотя, но признал своё поражение, ибо бороться с этим было так бессмысленно. Здесь, чтобы победить, нужно честно сдаться.
В его голове творилось нечто невообразимое, но куда сильнее был ощутим укол в сердце утренний. Он сидел за столом и задумчиво глушил чай, иногда широко зевая, когда на кухню вошёл Стас. Последний сонно почесывал живот, так же зевая, и, появившись, уселся прямо перед Лавровым. Игорь кинул сухое «доброе утро», осознавая, что не может смотреть ему в глаза, но старался вести себя более-менее естественно. И, кажется, Конченков на это повелся, хоть и сидели они почти в тишине, что было уже удивительно. И стоило Стасу покинуть квартиру, как тупая волна накатила вновь, а Игорь почувствовал себя предельно мерзопакостно.
Лавров переживал за здоровье Стаса не только потому, что тот его друг. С остальными такого трепета нет. Игорь с улыбкой вспоминал три, мать их, диалога, не из-за того, что это пиздец как смешно. Желание сохранить покой и комфорт вокруг Конченкова не просто интерес и дружеская забота. Длинные ресницы и выразительный взгляд по-настоящему притягивали.
Он мог обманывать себя сколько угодно, а ещё он мог ошибаться, но заспанный Конченков реально выглядел ужасно мило.
Он вспоминал слова Димы о понимании. Чёрт, их со Стасом взаимопонимание на невероятно высоком уровне: порой они общались лишь кивками и жестами.
Следующие несколько дней Лавров боролся с собой, каждый раз тщательно выуживая мысль, что он по-прежнему мог ошибаться. Всё-таки Стас не какая-нибудь Лера из 10 «В».
У Конченкова нет длинных ухоженных волос — он пострижен под «ноль-три». У него нет мягкой груди — он худой, очень жёсткий и костлявый. У него даже задницы почти нет. Стас не имеет привычку кокетливо дуть губы и флиртовать нежным голосом, ведь он вообще молчит. Он высокий, дрыщастый, молчаливый, а ещё немного ебанутый. И как такое могло показаться милым? Он странно, задушливо ржет, словно в страшном приступе. И это тоже мило. Он криво улыбается, беспрестанно сутулится, отчего позвонки выпирают. И это так же притягивает взгляд. Но главное то, что Стас — удивительная личность. Пересчитывая подобных ему среди знакомых, Игорь тотчас поймёт, что пальцев одной руки слишком много.
Игорь вспомнил слова про «взаимное влияние», осознавая, что и его в их отношениях предостаточно.
Да, возможно, он ошибается. Ошибается, так рьяно отвергая это.
***
Когда Стас был совсем пиздюком и когда он, естественно, ещё говорил, то неоднократно попадал в неловкие ситуации, случайно ляпнув какую-нибудь хрень. Тогда он долго-долго ходил, стыдясь и думая, что прилично обидел человека, что, возможно, стоило в какой-то момент закрыть рот, мысленно твердил себе, что вообще больше говорить не будет. Забавно, наверное, вспомнить это сейчас. В такой ситуации он всеми силами желал, чтобы машина времени существовала. Теперь же, живя немного другой философией, Конченков попросту не имел возможности вот так встрять. Он, во-первых, вообще мало с кем контактировал, да и говорить не говорил — разве что поступком мог кого обидеть.
Посему, стоило парню понять, что его жёстко игнорят, он задумался над правильностью своего поведения в последнее время. Ничего подходящего не вспомнив, Конченков решил, что, быть может, дело в ином.
Игорь говорил с ним редко и совсем сухо. Куда-то пропадал, словно специально прятался. Не найдя в своей памяти момента обиды, Стас вдруг подумал, что просто ему надоел, потом, конечно, отбросив эту мысль, осознав, насколько она глупо звучит, учитывая всё происходящее в последнее время. В итоге Конченков пришёл к выводу, что, пожалуй, всему виной личные заёбы Лаврова, в которые он решил не лезть.
Если бы Игорю нужна была поддержка, он бы не прятался, а значит, он хочет побыть один. Да, этот вариант был вполне реальный. Подумав, что лучше немного обождать, Стас написал Лаврову короткое сообщение, мол, «если хочешь высказаться, то добро пожаловать, а если нет, то дело ваше — надеюсь, ничего серьёзного». В ответ пришла одинокая скобочка, и Конченков убедился в правильности своего решения.
Окей, побыть одному иногда нужно каждому — иногда даже полезно.
И, само собой, Стас переживал. Он делал это часто, находясь в обществе Игоря: волновался, когда тот пришёл в школу с рассеченной бровью, когда ругался с отцом, когда Лавров только начал с ним общаться. В какой-то момент его переживания пропали, ибо Конченков элементарно привык к такому необычному, но общению, к темпераменту друга, его беспрестанному, порой лишнему, трёпу, однако, потом они вернулись, но по иной причине; из-за удивительного взгляда серо-голубых глаз, опять-таки, улыбки, внимания. Как хорошо, что он мог просто сидеть рядом и молчать, не выдавая себя.
Не волноваться с Игорем попросту невозможно, посему и сейчас он часто думал о том, почему Лавров депрессует, в итоге приходя к сотне возможных вариантов.
Пожалуй, гадать смысла не было.
Оставшись в одиночестве впервые за долгое время, Стас ощутил лёгкую тоску. Непривычно. Он видел, как Лавров хмуро жует обед в столовой, понимая, что тот ещё вполне держится, раз вообще пришёл. Они здоровались кивком, как когда-то раньше, когда Конченков садился напротив него. И они молчали. На этом их какой-никакой контакт заканчивался. Но видя, хоть и унылого, но Игоря перед собой, Стас понемногу расслаблялся.
Если Лавров молчит, значит, он всё ещё не в порядке.
Нужно ждать. А он обязательно дождется.
***
Через определённое количество времени Игорь осознал, что ведёт себя, как телка. Он ощущал себя по-настоящему уставшим и таким заебавшимся, словно у него забрали его единственный источник энергии. Словно Стас был этим самым источником. То сообщение его, несомненно, успокоило, позволив и дальше мучить себя и окружающих, но неприятный осадок остался. И, кажется, не у него одного.
Он чувствовал себя не в своей тарелке, потерявшим разум, словно у него забрали то самое единственное, что держало его на земле, что не давало сорваться куда-то в даль. Проводя подобные аналогии, парень вновь решил, что ведёт себя крайне стрёмно.
Была мысль поговорить об этом с экспертом, но стоило ему представить, как тот будет трястись в лихорадочном смехе, на весь город крича нечто вроде «да ты голубее, чем я», как идея мгновенно отправлялась в ебеня. Нет, это отвратительная идея. Разбираться с этим в одиночку он не мог, но иного выхода не было.
Игорь вспоминал голос и взгляд отца, когда тот рассказывал про свою одноклассницу. Он подумал, дойдёт ли до подобного и у него, да и как это будет смотреться со стороны. Лавров никогда не любил по-настоящему — он даже не влюблялся, но по описаниям всё почти сходилось. Долгое время насилуя себя и свои нервы, он пришёл к выводу, что, пожалуй, заражён лёгкой формой данной болезни. В принципе, Лавров мог с этим жить, если особо глубоко не копать. Дружеские отношения его вполне устраивали, а там авось само пройдёт — кто знает?
Посему, устав находиться в стороне и замучившись без своего молчаливого товарища, он сам — сам! — нашёл Стаса, с улыбкой ловя его после уроков возле выхода из кабинета. Завидев его, Конченков широко улыбнулся в ответ, и Игорю показалось, что он почти ослеп.
Неужели, это и раньше так работало? Что за дерьмо?
Лавров хорошенько постарался, чтобы все выдержать. Допустим, сейчас это действует на него так, но ведь потом он может привыкнуть. Ведь так? Разрывать дружбу он не хотел — он бы попросту не смог этого сделать, посему решил терпеть.
Ну, ничего. Лавров — мальчик сильный.
За несколько дней у Игоря поднакопилось историй. Что-что, а косячные ситуации окружали его сполна. Разговоры о ерунде всегда неплохо расслабляли. Парень рассказал про то, как чуть не спалил кухню, про веселый разговор с отцом об учёбе, про то, как матушка сватала ему дочь её подруги. Будто и не выпадал он из жизни.
О последнем Игорь упомянул лишь вскользь, скорее, чтобы избавить Стаса о мысли, что он всё это время думал лишь о нем. Словно Конченков до этого догадался бы. Лаврова часто преследовала навязчивая идея, что его мысли вдруг кто-то слышит. Думая о ком-то, он вдруг начинал бояться, что этот самый человек знает об этом. Возможно, такой заскок имелся не только у него, однако, он был, отчего его жизнь в эти дни была ещё сложнее. Да, абсурд, но заёбы есть заёбы.
И Игорь всеми силами старался держать естественный вид, хотел вернуть прежнюю атмосферу. Их атмосферу, которую он так полюбил. Но он всё время напрягался, порой нёс полную околесицу, что, в принципе, было для него свойственно, но это мешало нормально думать. Напряжение не пропадало, будто так положено. Они немного прогулялись, и вроде все прошло неплохо. Для первого раза уж точно. Стас, как и раньше, смеялся из-за его историй, разбивая Игорю сердце, но было относительно неплохо. Когда пришло время расходиться, Лавров вдруг вспомнил очень важную вещь, которую обязан был спросить, несмотря на ебучее состояние.
— У меня тут братишка в клубе выступает, — начал Игорь, кивая куда-то в сторону, — ты не против сходить?
И почему ему показалось, что он зовёт его на свидание? По ощущениям было именно так.
Что не так с этим миром?
— В следующую субботу, — уточнил он, — там немного народу будет в клубе каком-то.
Стас, немного подумав, кивнул.
— Здорово! Тогда потом узнаю точные координаты и топнем.
В ответ очередной кивок.
Попрощавшись, они разошлись, и Игорь вдруг понял, что эта хрень ему всё больше не нравится. Раньше же он как-то жил, очевидно имея симпатию, хоть и не осознавая её. Теперь Лавров, возможно, излишне накручивал себя, но от принятия этого он же не стал нежной барышней. Яйца, вроде, были на месте. Да точно на месте! Только вот, откажи Стас ему, парень бы определённо слегка расклеился, и мозгом он понимал, что это ненормально, но так оно и было.
Он решил жить с этим дерьмом, совершенно не зная, как. Да, Игорь — мальчик сильный. Был когда-то.
