Silentium Amoris

Только-только Игорь вновь начал общаться с ним, как пришлось ему временно исчезнуть, из-за невозможности элементарно ходить. Стас опять остался один, но уже не переживал за вероятность разрыва их отношений, так что был более спокоен за это. Однако даже так он находил лишние нервы, хоть у них и было всё, вроде как, прекрасно, а трата нервов порождала рассеянность. Пару месяцев назад Конченков пережил серьёзную встряску, отдав Игорю не ту тетрадь. Конечно, это их отчасти сблизило, но риск был, отчего парень стал с этим делом аккуратнее. Ну, то есть он пытался, естественно, провалив эту миссию. Говорят, что все гении отчасти рассеяны, но это не облегчало Стасу жизнь, ибо его глупая неряшливость являла на свет новые проблемы. И вновь ему показалось, что он герой тупого фильма: Конченков никогда не думал, что наступит на одни и те же грабли дважды. В этот раз он уронил свою драгоценную тетрадь, не заметив даже как, ибо попросту не до конца закрыл сумку. Очень умно. Обнаружил он пропажу лишь в кабинете, когда заметил и открытый рюкзак. Стас пулей вылетел из класса, оббегая коридор и находя её, но не на полу, а в руках стоящего у окна Максима. Очередная охуенная случайность, и Конченков начинает паниковать. К счастью, тетрадь он не подписал, но терять её совсем не хотелось. Сцена вторая. К Голышеву подходит Фадеев. Он что-то говорит, смеётся, Максим злится. Через мгновение Дима поднимает взгляд и видит Конченкова, после машет ему. — Да что ты учишь всё время? — слышит Стас, когда приближается к ним. — Ни хуя я не учу, — летит в ответ, — в коридоре валялась, причём хрен знает чья. Конченков много-много думает, совершенно не зная, как вернуть тетрадь. Сука. — Я у Лаврова такую видел, но он дома же. — А то твой Лавров такой модник, что таскает в школу эксклюзивные тетради один экземпляр на весь мир. — Логично. Когда Стас оказывается перед ними, Дима уже и сам вчитывается в содержимое тетради. — Стас, как дела? — зачем-то спрашивает Фадеев, даже не глядя на него. Он сосредоточено скользит взглядом по строчкам, пока Максим листает страницы, а потом Дима хватает его за запястье, останавливая. — Да точно у Игоря я её видел! Ещё удивился тогда, что почерк не его, но забыл спросить. Стас сжал кулаки. Вообще прекрасно. — И чья она тогда? Тексты тут как-то слишком хороши, а я ни один не знаю, что, блять, нереально. Дима хмурится, пока Конченков молится, дабы он не догадался. Но ведь сегодня его день! Взгляд Фадеева замирает на испуганном лице Стаса, а после его собственное лицо озаряет лучезарная улыбка. Он недолго смотрит на парня, а после улыбка становится шире. — А кто тут у нас внезапно такой талантливый, м? Конченков попытался сыграть удивление, на что Дима качнул головой, отобрав тетрадь у Максима и вернув её хозяину. Стас разве что не хнычет. — Ты хуевый актёр, — заключил он, — но пишешь охуенно. Стас сжал тетрадь, в этот раз изображая эмоции правильно, ибо попросту не играя, а реально удивляясь. Его взгляд заметался от Фадеева к Богомолу и обратно. Несмотря на хвалу, смущение не пропало. Ему так хотелось провалиться сквозь землю — аж трясло. А ещё хотелось, чтобы рядом оказался Игорь и спас его от этого змея, но это уже совсем сказки. — У Лаврова было несколько таких, — продолжил Дима, — и я очень надеюсь, что ты дашь нам на них взглянуть. Без колебаний Стас отрицательно мотнул головой. Конечно, он им доверял, но ведь не так, как Игорю. — Ой, а помнишь я тебе фотку классную на днях кидал? — спросил Дима, явно фальшивя. Стас прикрыл глаза, а когда открыл, то наткнулся взглядом на ублюдскую ухмылку. Фадеев далеко пойдёт. — Завтра жду на этом же месте, — решил Дима, — тащи всё. Да, Игоря сейчас очень-очень-очень не хватало.

***

Игорь, к счастью или несчастью, знал, что такое начало отношений. С его стороны, правда, это выглядело совсем иначе, нежели со стороны его бывшей девушки, но он считал, что это нормально. Как-никак он парень. И тогда он, несомненно, испытывал приятные чувства, однако не было той необычайной «окрыленности», бабочек и рюшек, о которой ему так сладко твердила его дама, и, опять-таки, Лавров в этом ясно видел причину. И вот сейчас, вновь ввязавшись в отношения, он должен был бы ощущать то, что и прежде, но почти мгновенно осознал, что ранее хрена с два дело было в его половой принадлежности. Пожалуй, каждые отношения по-своему особенные. А в этот раз и подавно. Отношения между парнями, о которых он начал думать не так давно, поначалу охарактеризовались громким и едким словом. Пидорские. Оно и ясно, ведь рос Игорь в понятно каких условиях, так что и думал пока соответственно. По его мнению, в данном случае тех самых блесток и рюшек должно быть в разы больше. Почему он так думал? Ну, думал и всё тут. Позже же Лавров в очередной раз признал, что ошибался. Проводить параллель между отношениями прошлыми и настоящими, либо же возможными в будущем, так же нормально. Что-что, а то был какой-никакой опыт, а сопоставлять одно с другим порой даже нужно. Когда-то Софья рассказывала ему про бывшего, который часто сравнивал её со своей прошлой девушкой, и о том, как её это неимоверно бесило, при этом незаметно для себя она и сама сравнивала Игоря с тем чуваком. Лавров возмущаться не стал, лишь улыбнувшись из-за её очевидной глупости. Сам он нередко наблюдал подобную привычку и за другими: тот же Дима неоднократно сравнивал своих пассий, ибо по-другому никак. И, допустим, сравнивать двух девушек можно, но в какой-то момент Лавров подумал, что он совершенно не в курсе, как сделать это же, но с девушкой и парнем. Игорь не понял, в какой момент своих крайне ебанутых рассуждений он пришёл к этому. В любом случае ему казалось, что он бы дошёл до этого рано или поздно. Он попытался сравнить поведение, например, Дианы и Стаса, в итоге осознавая, что здесь и сравнивать нечего, ибо люди они абсолютно разные. И дело не только в том, что и пол отличается. В конечном счёте Лавров понял, что, да, дело не в том, что Конченков — парень, а в том, что Конченков есть Конченков. Он сам по себе уникален, как ни крути. И в этой самой уникальности, помимо невероятного количества притягательности, была и огромная куча проблем. Несмотря на вполне состоявшуюся привычку понимать Стаса и без слов, Игорь всё-таки был больше склонен понимать из того, что он слышит, что ему говорят, а болтун из Стаса такой себе. Некоторые вещи реально хочется услышать. Допустим, Лавров ужасно хотел услышать от него хоть что-то о его чувствах. Да, это можно посчитать слегка бабской чертой, но он не видел в этом ничего особенного, ведь и это нормально. Только понимал Игорь, что ничего такого он не услышит, что придётся играть в угадайку, ведь и качать права ему он не собирается. Всё-таки это эстетичное молчание Стаса так прекрасно, насколько и ужасно. И вот, сидя напротив Конченкова, Игорь подумал, что даже не представляет, каким образом они вообще сошлись. Магия какая-то. Стас всё это время молчал, а Лавров, наоборот, трындел, при этом ни разу не заикнувшись о том, как сильно этот идиот ему нравится. Реально что-то невообразимое. Он почесал больное колено, вытягивая ногу и кладя её на стул рядом, одновременно с этим неотрывно глядя на Стаса. Последний по-прежнему казался ему милым и вообще прекраснейшим человеком — в этот раз даже сильнее, чем пару дней назад, — и Игорь всё так же не понимал, что они такого сделали, как поняли, что нужно делать именно это и почему никто из них до сих пор не убежал от второго с криками. — Может, это судьба? Ранее писавший в тетради Стас поднял голову и вопросительно взглянул на него. Упс, он сказал это вслух. Конченков ждал ответа на свой немой вопрос — в этом Игорь был уверен, как и знал, что Стас понял, что он понял, посему Лавров элементарно не мог включить идиота. — Да я так, размышлял тут, — ответил он, надеясь, что этого будет достаточно, однако Стас, услышав его, положил ручку на кухонный стол, переключая на него все своё внимание. Блять. — Я думал о том, как хреново мне даётся химия, — ну, попытка не пытка — авось прокатит, — всё-таки не моё это. Стас, с секунду подумав, тяжело выдохнул, громко цокнув. Вряд ли он поверил, но, кажется, этого пока достаточно. Парень вновь взял ручку, возвращаясь к домашке. К слову, к химии. Игорь осознал, что читать по лицу научился не только он, но и Стас. Возможно, тот умел это делать и ранее, что, пожалуй, и привело к тому, что они сейчас имели. Конченков продолжил писать, но уже очевидно менее сосредоточено, иногда поглядывая на Лаврова. — Блять, да брось ты эту хрень, — протянул Игорь, устав сидеть в такой тишине. Уж больно скучал он по Стасу, чтобы довольствоваться подобными свиданками. Конченков в очередной раз отложил ручку, глядя, мол, какие есть предложения? — Я тебя и так редко вижу, а тут ты пришёл и сел домашку писать. Нет, я, конечно, понимаю, что ты матушке сказал, что идёшь помогать мне с химией, но необязательно же реально её решать. Стас, задумавшись, кивнул. — Или ты боишься ослушаться мамочку? — с ухмылкой спросил Игорь, в ответ получая свой любимый средний палец. — Какой плохой мальчик, — хохотнул он, — кто тебя такой гадости научил? Небось этот твой дружок! Конченков закатил глаза, но улыбнулся. С Лавровым никакой театр не нужен. — Давай что-нибудь поделаем, но вместе, — он выделил последнее слово, после чего, кряхтя, поднялся на ноги. Стас кивнул на учебники, на что Игорь сложил их горкой и затолкал в стоящий рядом рюкзак. — На хуй химию! Пошли, — он протянул ему руку, совершенно не подозревая, чем именно они будут заниматься, но будучи уверенный, что явно не химией. Конченков замялся, но сдался, поняв, что спорить бесполезно. Он положил свою ладонь в Игореву, позволив Лаврову сжать её, и встал рядом. Секунда, две, и вот Игорь уже не сжимает его ладонь, зато крепко держит за талию и смотрит прямиком в глаза, однако более ничего не делает. Они просто стояли и молчали, а Лавров еще и глупо улыбался. — Окей, я думал не о химии, а о тебе, — низко сказал он, невольно скользнув взглядом к шее Стаса и заметив, как резко дернулся его кадык. Внезапно он ощутил острое желание укусить его. Конченков смотрел в упор, отчего даже слегка подбрасывало. В его глазах уже не было ни капли смущения, зато появилась такая же идиотская улыбка. Игорь был более чем доволен такой реакцией, так что позволил себе плотнее прижать парня к себе, а после и вовсе поцеловать. Смело, глубоко и с напором. А Стас охотно отвечал, сам жался, безмолвно показывая ему свои чувства. Лавров на пару секунд оторвался от его губ, несколько раз кротко чмокнув и вновь посмотрев в глаза, после, увидев горящий взгляд, целуя вновь. Пожалуй, такой ответ был куда красноречивее любых слов. А ещё он был на все сто правдивым, чего нельзя было сказать о словах, которыми не грех и солгать.