Истина в его глазах

      Импровизированный отпуск в Пусане пролетел по щелчку пальцев, подарив много моментов, которые либо стоило ещё не раз обдумать, либо запомнить, как очень важное и ценное, что навсегда останется в памяти. Один день в семье родителей близнецов, второй день в… их семье? Можно ли называть «семьёй» людей, не узаконивших свои отношения, ведь они так же просто, как сошлись, могли разойтись, как в море корабли, стараясь выжечь из своего сердца всё, что связывало их на всём протяжении союза? Бэкхён полагал, что можно: семья — не бумаги, заверенные соответствующими органами; семья — люди, которые любят несмотря ни на что, принимая друг друга такими, какие они есть; смиряясь с недостатками, поддерживая в трудную минуту. Чанёль стал частью его семьи — его отдельной от родителей семьи, где был до этого только он — Бэкхён. А она очень много для него значила.       Уже стемнело, когда они сдали домик на берегу моря и взяли путь обратно в Сеул. Чанёль заверил, что ночью ему ехать гораздо легче, чем днём, собирая всевозможные заторы на дорогах, да и энергии просыпалось побольше, так что спорить с ним Бэкхён не решился. За насыщенные выходные у него, в отличие от альфы, сил поубавилось, и он, разморённый весёлым днём на пляже, без спроса укутался в чужую чёрную худи и обмяк на переднем сиденьи автомобиля. С приходом сумерек ветер вновь усилился, а потому от жары следа не осталось, и от его прохладного дыхания вскачь пустились дрожащие мурашки по телу. Дорога предстояла дальняя, и омега бодрился, как мог, не желая оставлять Чанёля одного за рулём. Перед выездом из города они заехали на заправку, где взяли по стаканчику кофе, который теперь помогал не сомкнуть глаз.       Между ними воцарилось спокойное молчание, прерывать которое не решался никто, хотелось просто быть здесь и сейчас, наслаждаясь поездкой. Бэкхён мельком подумал, что он бы никогда больше не хотел спешить, смакуя каждую минутку своей жизни, которая дарила ему на самом деле очень много потрясающих событий, а за этой навязчивой спешкой он не успевал распробовать каждое. Омега начинал размышлять: а что было бы если…: если бы он не был студентом, а Чанёль привязан к работе в полиции, могли бы они всё бросить и перевернуть их реальность с ног на голову? Могли бы уехать, к примеру, путешествовать? Забыть обо всём, что связывало их со злополучной столицей, поддерживая лишь общение с близкими. Кому вообще надо то, чем они занимались? Университет по настоянию родителей; полиция из чувства долга. Почему люди так легко обрекают себя, загоняют в рамки — только повод дай? Что дальше? Когда-нибудь они неизбежно упрутся в тупик.       Бэкхён вздрогнул от пугающей мысли и открыл глаза — вот же — задремал.       — Всё в порядке? — вполголоса спросил Чанёль, касаясь ладонью его бедра.       — Угу, — промычал он и нешироко улыбнулся. — Прости, я уснул.       — Ничего страшного, — усмехнулся альфа, возвращая руки на руль. — Мы почти приехали.       «Почти приехали», — обухом по голове. Бэкхён не хотел возвращаться. Не туда, где его поджидали проблемы, нетерпящие отлагательного решения. Он тяжело выдохнул и повернулся к окну, где мелькали знакомые районы. Быстрый взгляд на загоревшийся треснутый экран смартфона — четвёртый час ночи, а утром на работу к открытию магазина. Вот она — скучная рутина, разбавленная мелкими радостями от встреч с друзьями и мечтами о несбыточном. Порой не хватало смелости жить, как действительно хотелось. Перед выездом из Пусана Бэкхён планировал сделать кое-что, подарить ещё одно маленькое воспоминание и себе, и Чанёлю, вот только струсил. Так смешно, ведь он даже морально подготовился выглядеть смешно в его глазах, но страх — страх, что это ненужно, что не оценят, убил энтузиазм. Он сам понимал, насколько глупо, и всё же не сделал ничего. Может быть, позже? И вот он вернулся к тому, с чего начал — отложил на потом то, что, возможно, сделало бы его капельку счастливее.       Через полчаса они подъехали к дому семьи Пак, где с недавних пор жил и Бэкхён. На улице не виднелось служебных автомобилей, а свет в окнах не горел, что неудивительно — ночь на дворе: Сонёль либо спал, либо уехал на работу.       Припарковавшись рядом с забором, они поспешили скрыться с открытой улицы: всё-таки теперь безопасность приобрела абсолютную иллюзорность, хотя они понимали, что так глупо атаковать никто не станет — слишком очевидно, явно и провокационно.       На всякий случай они зашли тихо, чтобы не разбудить Сонёля, если тот спал. Проходя босиком по деревянному полу, Бэкхён мимоходом огляделся, принюхиваясь к запаху вокруг — странное чувство возвращения домой, хотя это совсем не его дом, но так бывает, когда приезжаешь после длительного отсутствия. Даже тоска накатывает.       — Оставим вещи тут, завтра разберём, — прошептал Чанёль, опуская пару сумок на пол возле двери. — Тебе нужно успеть выспаться.       — Чанёль, — Бэкхён обернулся и неуверенно сцепил руки перед собой. — А можно… с тобой лечь?       Ночные кошмары казались пережитком прошлой жизни, только вот прошлая жизнь была всего два дня назад, и с лёгкостью утверждать, что это всё мелочи было нельзя, потому что подразумевало сущую глупость. С Чанёлем спалось спокойно и хорошо, будто омега чувствовал, что тот мог любой его страх схватить за хвост и перетереть меж пальцев, оставляя после него лишь труху, и бояться просто нечего, если только отказ альфы.       — Хотя, наверное, не стоит, — нервно усмехнулся Бэкхён, качая головой. — Прости.       — Я буду только рад, — перебил его Чанёль, подходя ближе и касаясь его рук.       Он расцепил их и сжал прохладные ладони в своих, поднял вверх и переплёл пальцы. Ощущая покалывание на щеках от подступившего жара, Бэкхён поднял брови и посмотрел в глаза, в коих сквозь полумрак помещения отражались маленькие блики света из окна на кухне.       — Я не буду мешать? Я не обижусь, если ты откажешь, — сомневался омега, но всё-таки осмелел, пальцами ног дотрагиваясь до ступни Чанёля.       Обводя кончиками своих от большого к мизинцу, он скользнул вдоль внешнего ребра стопы и остановился на выпирающей косточке щиколотки.       — Ты мне только помогаешь, — Чанёль нешироко улыбнулся и прижался губами к его лбу, оставляя сухой тёплый поцелуй. — Моя комната через стену от твоей. Иди в душ, я оставлю дверь приоткрытой.       Бэкхён закрыл глаза, пытаясь продлить это мгновение, наполненное тишиной, хриплым шёпотом и ароматом Чанёля. Смешно, но он принимал факт, что так наивно и по-настоящему окрылён чувствами к этому альфе, как никогда раньше. Отступая от него к лестнице на второй этаж, Бэкхён анализировал себя и своё отношение к мужчине. Он помнил тот день, когда одна фраза сняла предохранитель с совместного проживания с обоими братьями. Спешное, спонтанное и нерациональное «Я пойду» на вопрос о свидании, когда жизнь казалась глупым переплетением издевательств; когда предательство близкого человека настолько сильно ударило по нему, что очередная шутка от постороннего альфы стала бы только новым экспонатом в его коллекции рубцов на сердце, и жизнь разделилась на «до» и «после». До того, как он узнал, что это не конец, и после того, как он ощутил себя любимым настолько, что каждый его вздох был важнее целого мира. Омега с улыбкой думал, как его подкосили слова Сонёля об отношениях втроём, как он позволил себе утонуть сразу в двоих людях, испытывая к Чанёлю необъятную страсть, задыхаясь от желания, что сдержаться едва получалось, а теперь его переполняла нежность. Ему хотелось скорее принять душ, пробежать в соседнюю со своей комнату и нырнуть под одеяло к альфе, не думая о последствиях. Да и что плохого может произойти?       Он вышел из душа и тихо пробрался к приоткрытой двери в одну из комнат, где горел тусклый свет ночника на небольшой прикроватной тумбочке. Чанёль сидел на краю постели, порхая пальцами по клавиатуре ноутбука и кусая губы. Его сведённые хмурые брови ярко отражали сосредоточенность на лице, и Бэкхён, стараясь не шуметь, забрался к нему и прижался щекой к плечу, скользя взглядом по экрану.       — Что-то случилось?       — Нет, — выдохнул Чанёль и повернул к нему голову, расслабляясь. — Проверяю скопившуюся работу.       — Много? — Бэкхён виновато поджал губы.       Это ведь из-за него Чанёль бросил всё и увёз их в Пусан. Это из-за него теперь альфа снова забудет о сне.       — Как обычно, — улыбнулся он уголком губ и закрыл крышку ноутбука. — До утра точно подождёт.       — Люблю тебя, — одними губами произнёс омега, получая в ответ короткий поцелуй.       — Ложись. Я тоже в душ и вернусь.       Бэкхён кивнул и отстранился от него, отодвигаясь на одну сторону двуспальной кровати. Укрываясь одеялом, он пронаблюдал, как альфа убрал ноутбук на стол напротив окна и, взяв спальные вещи в шкафу, вышел из комнаты. Глубоко вздохнув, омега уставился в потолок, а потом посмотрел на стену, к которой примыкала постель — точно напротив кровати в отведённой для него комнате. Они спали буквально рядом всё время пребывания здесь. Комната Сонёля же располагалась напротив их — значило ли это, что два дня назад Бэкхён своим криком разбудил не только его, но и Чанёля? Если тот вообще спал. Стало не по себе, и он открыл глаза.       Его обнимал со спины горячий ото сна Чанёль, а его дыхание приятно щекотало волоски на затылке. Когда Бэкхён успел уснуть, так и не дождавшись возвращения альфы? Расстраиваться в планы не входило, и он вытащил из-под подушки телефон, чтобы понять, сколько времени, и всё же свёл брови домиком, замечая, что до будильника оставалась пара минут. Его удивляло, как же он безмятежно проспал остаток ночи в объятьях мужчины, да и тело вроде даже выспалось, не прося лишний раз прикрыть глаза, провалившись в дрёму. Бэкхён развернулся в кольце чужих рук и прижался к крепкой груди, обвивая пояс руками. И вроде всё хорошо в голове и душе, но как же страшно становилось с каждым новым мгновением, когда мозг начинал работать, обдумывая план на день, на неделю или дальше: всё могло рухнуть, до сих пор удерживаясь на шатких балках.       — Я слышу, как ты думаешь, — пробасил Чанёль, чувствуя, как он вздрогнул в его руках.       — Как это?       — Ты громко пыхтишь, — засмеялся он, и омега цыкнул языком, щипая его через футболку за бок. — Ай…       — Мне до глупого не хочется идти на работу, — пожаловался Бэкхён.       — А чего тебе хочется? — наконец немного отодвигаясь, Чанёль приоткрыл заспанные глаза.       Бэкхён неловко улыбнулся и покачал головой, не желая произносить вслух, что он бы провёл весь день рядом с ним, не отлипая ни на секунду; что хотел бы повиснуть на нём, словно панда на ветке, вот только это звучит до ужаса навязчиво, а потому он всё сдержал в себе, ограничиваясь скромным:       — Мне нравится быть с тобой.       — Точно пион, — прищурился Чанёль, оглаживая его подбородок пальцами.       — Что? — не понял он.       — Бутоны пиона аккуратные, нежные, а лепестки будто обнимают сами себя, укрывая невероятную пышную красоту, которую можно увидеть лишь поздней весной, когда они начинают цвести… — мужчина мягко улыбнулся и наклонился ближе к нему, не разрывая контакт глаз, — …хочу верить, что ты расцветаешь только рядом со мной.       — Боже, — выдохнул Бэкхён, прижимая ладони к щекам, чтобы скрыть румянец. — Я же лопну от смущения!       Чанёль хитро прищурился, поддевая его нос кончиком своего, и прикоснулся к его губам, замирая в недоумении. Омега потупил взгляд, прикрывая рот рукой, к тыльной стороне которой прижались губы мужчины.       — Прости… — сдавленно пискнул он, на что альфа поднял внезапно хищный потемневший взгляд, не предвещавший ничего смешного.       В груди приятно сжались лёгкие, посылая импульсы мягкой вибрацией вниз, и Бэкхён часто заморгал, пытаясь скинуть с себя наваждение. Чанёль же осторожно разомкнул губы, проводя к выпирающим костяшкам пальцев, начиная с указательного, обхватил одну ими и лизнул, заставляя Бэкхёна шире раскрыть глаза в удивлении.       — Что ты делаешь?       Чанёль не отвечал словами, смотрел в глаза и бережно кусал тонкую кожу на костяшке среднего пальца, оттягивая, а следом скользя по ней языком. Останавливаясь у безымянного, он горячо выдохнул и целомудренно прижался к ней губами, шумно вдыхая усилившийся аромат дождя. У Бэкхёна во рту пересохло, а сердце пустилось в пляс где-то в глотке, выбивая из него задушенное мычание. Эти странные манипуляции возбуждали, так будоражили мурашки вдоль позвоночника, что омега не понимал, как себя вести и чего ещё ожидать и не только от Чанёля, а тем временем мужчина опустился к мизинцу, потираясь о него носом, и повёл им вверх, проходясь по каждой покрасневшей костяшке и сталкиваясь с его носом.       — Знаешь, что это значит?       — Нет, — нервно сглотнул Бэкхён, ощущая, как сильно горели его щёки.       — Даю тебе время поразмышлять, — хмыкнул Чанёль и поднялся с постели. — А сейчас тебе уже нужно собираться. Я отвезу тебя.       — Я доеду сам, — отмахнулся он, поднимаясь следом. — Спасибо.       — Опять началось? — нахмурился Чанёль, разворачиваясь к нему лицом.       — Н-нет, просто у тебя тоже работа, не хочу тебя отвлекать, — пожал плечами он. — Я не маленький всё-таки.       — Я мог бы спустить это, живи мы в центре, как раньше. А здесь слишком пустынно, что небезопасно для тебя, не забывай, — хмыкнул альфа, когда они зашли на кухню.       — Явились? — перебил их Сонёль, опираясь копчиком о столешницу и помешивая кофе.       — О, доброе утро, — широко улыбнулся Бэкхён, останавливаясь в проходе.       — Доброе? — скептично изогнул бровь Сонёль, отставляя кружку в сторону. — Ты издеваешься?       — Что случилось? — вступился Чанёль, ставя чайник.       Сонёль проигнорировал брата, испепеляя взглядом омегу, который обнял себя руками, рефлекторно пытаясь защититься. «Что случилось?» — мигало в голове красной лампочкой, потому что таким напряжённым он видел этого альфу последний раз, когда пришёл поздно домой после встречи с друзьями по случаю помолвки Луханя и Сехуна. Даже после ночной прогулки с Юкхэем Бэкхён не ощущал себя под таким давлением, как сейчас, словно находился под дулом пистолета. И как себя вести, когда Сонёль молчал?       Не зная, куда себя деть, Бэкхён прочистил горло и укусил щёку с внутренней стороны. Молчание стискивало его клещами, сдавливало, оставляя фантомные некрасивые кровоподтёки буквально на шее, мешая дышать.       — Нагулялся? — с издёвкой повысил голос Сонёль, отталкиваясь от стола и выпрямляясь.       — В чём дело? — скривился Бэкхён, не желая больше терпеть его тон.       — Ты не понимаешь?       — Нет, объясни уже! — взорвался омега, взмахивая руками.       — Ты укатил с ним, даже не предупредив! Бросили меня тут одного. Хорошо развлеклись? Может, я вам мешаю?       — Сонёль, я насмотрелся уже сцен в отношениях с Чондэ, если хочешь поговорить нормально, пойдём и поговорим наедине, — устало качнул головой Бэкхён, понимая, что вот оно — то, чего он боялся — кого-то он обделил вниманием.       — А что? Пусть Чанёль тоже послушает, как ты будешь оправдываться, — ядовито усмехнулся он.       — Закрой рот, — гаркнул Чанёль, и Бэкхён вздрогнул, озираясь на него.       Его ночной кошмар наяву — если братья сейчас переругаются, будет просто абзац.       — Ты его защищаешь, — продолжал Сонёль, словно обиженный ребёнок. — Ведь он был с тобой! Если бы он уехал со мной, ты бы так не смотрел на меня.        — Сонёль, — тихо позвал Бэкхён, облизывая губы. — Я не буду выяснять отношения в такой манере и при Чанёле. Это касается нас с тобой, так давай поговорим вдвоём.        Не давая возможности ответить, он развернулся и вышел из кухни, скрываясь в гостиной напротив. Настроение катилось вниз снежным комом по склону горы, набирая скорость, что только ухудшало его настрой на работу. Он чувствовал, что что-то должно произойти, и потому ему так не хотелось вылезать из постели Чанёля десятью минутами ранее. Вот они — проблемы во всей своей красе — начались, не успел он даже позавтракать.       Оставаться в гостиной, где их могли подслушать, Бэкхён не захотел и вышел на веранду, улавливая за собой быстрые шаги. Хорошо, что Сонёль не проигнорировал просьбу.       — О чём говорить будем? — недовольно уточнил альфа, усаживаясь на диванчик рядом с Бэкхёном.       — О наших с тобой отношениях, — собрался с мыслями он и поднял взгляд. — Я знаю, вы, альфы, не особо любите такое, но я хочу уже решить всё раз и навсегда.       — Что ты имеешь в виду? — Сонёль сложил руки на груди.       — Я не понимаю твоих претензий, учитывая, что все мы вроде как добровольно состоим в такого рода отношениях, — Бэкхён попытался улыбнуться, что далось с трудом. — Что это? Ревность? К Чанёлю? Ко мне? Я не понимаю, но понимаю другое — надо что-то менять.       Сонёль изменился в лице: его взгляд больше не сочился презрением, а губы не кривились в оскале. Он… испугался?       — Мы с тобой не то, что нам нужно, — тихо выдохнул омега и сцепил задрожавшие от слабости руки в замок. — Мы отравляем друг друга, как ни крути.       — В каком смысле? — Сонёль подобрался, подаваясь чуть вперёд. — Бэк… прости, я погорячился.       — Нет, — Бэкхён осторожно коснулся его сжавшегося на колене кулака. — Это не так. Сам посмотри, тебе не нравлюсь я…       — Нравишься! — возразил он.       — Сонёль, тебе нравится наличие омеги рядом. И чтобы этот омега был только твоим. Хватит обманывать себя. Я отравляю тебя тем, что люблю Чанёля. Ты отравляешь меня своими упрёками. Это нездорово. И так будет продолжаться, если…       Он замолчал, подбирая слова, пока Сонёль бледнел, боясь продолжения. Он абсолютно точно не готов к тому, к чему тот клонил, и его убивало, что он сам нарвался.       — Его ты тоже бросаешь? — сухо, справляясь с неожиданным ударом под дых, он тяжело задышал.       — Нет, — сглотнул Бэкхён.       — Почему он, а не я? — прохрипел Сонёль, сжимая челюсти.       — Потому что ты… правильный, — омеге стало стыдно, ведь его слова совсем не вязались с логикой. — Тебе нужен такой же правильный, верный омега. Потому что, Сон, ты ещё встретишь своего истинного и выберешь его.       — Бред!       — А Чанёль рискнёт всем, чтобы быть со мной. Вот разница, — его голос осип, а в голову вонзилась тысяча игл страха, как перед шагом в пропасть, когда он уже потерял равновесие.       Ещё чуть-чуть, и больше ничего нельзя будет вернуть назад. Страшно. Он сейчас целенаправленно терял его, отпускал, потому что хватит держать того, кого он не чувствовал каждой клеточкой тела; кто не пытался стать лучше для него. Так правильно. Так честно по отношению к Сонёлю, так нужно для Чанёля. Это давно необходимо Бэкхёну.       Некогда одинаковые люди теперь отражались совершенно разным соцветием характеров, мыслей и потребностей. И, возможно, Сонёль мог быть идеальным альфой для Бэкхёна, вот только Бэкхён не годился для него. Помимо этой простой морали, у Бэкхёна были чувства, которые никак нельзя, да и не хотелось рубить.       — Бэк, твои слова о любви ничего не значат? — в Сонёле горело раздражение, и он пытался зацепиться за единственную мелькавшую соломинку, чтобы ткнуть её острым сухим кончиком в самое больное. — Ты же говорил!       — Я не отказываюсь от своих слов, Сонёль. Знаешь, в чём ирония? Я-то тебя люблю, — пожал плечами Бэкхён, горько усмехаясь. — А вот ты меня нет, — словно точка всего разговора. Словно гром среди ясного неба.       Сонёль замолчал, глядя пустым взглядом на него и не находя больше слов. После суток работы, в которую он погрузился после отъезда Бэкхёна и Чанёля, он слабо соображал. Он не ждал, что, вернувшись домой, получит ещё и удар в спину; не ожидал, что Бэкхён, нерешительный, боящийся обидеть, так легко скажет ему о разрыве. Так легко встанет и уйдёт обратно в гостиную, оставляя мужчину одного со сжирающими изнутри мыслями.       Только он не знал, что это совсем нелегко, совсем непросто: Бэкхён думал над этим с самого начала, не понимая, почему вообще попал в этот замкнутый круг, возвращаясь то к одному брату, то к другому, словно мячик в пинг-понге. Он упустил момент, когда следовало сказать «стоп» самому себе, когда не стоило переходить черту, и он оказался здесь — на линии то ли финиша, то нового старта, за которой его ждал Чанёль, который неизвестно как отреагирует на изменения в игровом составе. На поле осталось два игрока — два игрока против всего мира, где один неверный шаг перенесёт их на минное поле, лишая одного из них шанса на жизнь.