Сестра Елены Гилберт

Когда Элайджа открыл лофт Ханны ключом, его встретила гробовая тишина. Она дала ему ключ в виде своеобразных извинений, когда в очередной раз без спроса и присутствия хозяина ввалилась в его дом, и устроив себе экскурсию залезла в его личные вещи. Чем ближе он подходил к спальне, тем больше на полу было разбросанных вещей, половина из которых были явно не женскими. Беря в учёт ситуацию, он поднял руку чтобы постучать, но голос из-за двери его опередил: — Заходи. Открыв дверь, первородный застал вполне ожидаемую картину: рыжеволосый, парень пытается надеть джинсы, а Ханна лежит на кровати и буравит вампира взглядом. — А это? — с опаской начал парень, переводя взгляд на Элайджу, что по телосложению явно в разы превосходит его. — Мой муж, — спокойно ответила блондинка. В этот момент на лице парня был такой ужас, что Майклсон подумал, что если бы он пил воду, то точно подавился. — Но ты не волнуйся, у нас свободные отношения. Правда, любовь моя? — на этот раз девушка уже обращалась к Элайдже. Первородный лишь закатил глаза показывая всем своим видом, что не желает участвовать в этом спектакле. Он отступил, что бы парнишка, извиняясь, смог наконец покинуть злополучный лофт. — Ой, и не смотри на меня так, — Ханна поудобнее устроилась на кровати. — Ты сам ограничил все мои передвижения днём. Не хочешь кстати вернуть кольцо. — Ам, — первородный сделал вид что, задумался, тем самым скопировав привычку Гилберт. — Нет, ни малейшего желания. К тому же меня совершенно не волнует кто в твоей постели. " Имена некоторых людей из этого недолгого списка тебя бы очень даже заинтересовали» — с ухмылкой подумала вампирша. — Тогда ты пришел чтобы начать нашу игру? Майклсон удовлетворительно кивнул и положил большую чёрную коробку на край кровати. — Так как от тебя мне в принципе ничего не нужно, твои обязанности на сегодня будут предельно просты. Ни при каких обстоятельствах, не открывай крышку, отдашь мне её завтра. — Мне кажется или ты не понял смысл игры? — в её голосе читалось разочарование. — Напротив, я более чем хорошо понял. До завтрашнего дня в нашем общении я не вижу смысла. *** POV Ханна Я честно держала себя в руках час, два, четыре. Намотав уже сотый круг вокруг злополучной коробки, я потрясла её, но это не дало никаких подсказок. Что же было внутри? Оно не издавало звуков и ничем особенным не пахло — это тупик. Прошло шесть часов и все, любопытство взяло верх. Убедив себя в том, что Элайджа ничего не узнает, я с довольной улыбкой прикусив нижнюю губу (глупая привычка с детства) подняла крышку и… Поняла, что проиграла. На синей ткани была записка написана самым красивым почерком, который я видела в своей жизни. » Я знал, что ты непременно посмотришь поэтому вот твоё наказание: в семь вечера я буду ждать тебя возле входа в театр. PS. И да, место было выбрано специально, так как я запомнил все семь раз, когда ты рассказывала как ты его ненавидишь» — Вот же сукин сын! На часах было пол седьмого. Дура, он же Майклсон наивно надеяться, что все будет так просто. *** На удивление Элайджи, Ханна умудрилась опоздать всего на три минуты. Волнистые волосы были собраны в небрежный пучок, на лице косметики было минимум, исключительно чтобы подчеркнуть естественную красоту. Платье сидело идеально, а синий цвет так нельзя лучше подчеркивал её глаза. Она завлекательно симпатична, это значит намного больше чем просто красива. — Скажи честно, — сразу же потребовала девушка, как только подошла к нему на расстояние вытянутой руки. — Была хоть минута что ты сомневался в своем плане? — Разумеется, — Ханна облегчённо выдохнула. — Если бы на твоём месте был любой другой человек, — пробуравив его злым взглядом девушка взяла брюнета под руку. — Я не понимаю почему ты злишься, я дал тебе выбор. От тебя всего-то требовалось не открыть коробку, но ты решила провести этот вечер со мной. С тем фактом, что этот театр выглядел шикарно, девушка просто не могла, не согласиться. Сидения обиты мягкой тканью, напоминающую бархат. Лёгкий гул подошвы пронзает эхом мраморные стены украшены причудливой лепкой. Здесь уродство обретает грацию, отвратительное может стать прекрасным, и наглость не порицается, а воспевается. Ей нравится это место, но Элайджа об этом никогда не узнает. Нельзя чтобы он подумал, что у них есть что-то общее. Когда они сели на свои места в ложе, представление уже шло, и Ханне потребовалось меньше минуты, чтобы понять на какую именно пьесу её затащили. — Ромео и Джульетта? Серьезно?! — Мне ещё не встречались люди, которым не понравилась бы эта трагедия. — Трагедия? — а вот теперь девушка повернулась к нему всем корпусом. — Эта история о двух тупых подростках, которые решили сдохнуть чтобы доказать родителям свою правоту. И этот образец величайшей тупости все превознести просто до небес, и назвали историей великой любви. Какая нахрен великая любовь, если она продлилась три дня, и привела к смерти четырех человек? — Я приятно удивлен, что ты заранее ознакомлена с этой пьесой. Но речь идёт о детях, которые из-за вражды взрослых не нашли другого способа, чтобы быть вместе. — Могли бы сбежать, или объявить всем о консумации брака, в то время этого было достаточно, чтобы их семьи дабы избежать позора смирились с браком. — Любовь отключает здравое мышление, и, если бы они сделали бы так, пьеса не была бы столько популярна. — У меня есть мужчина, которого я люблю, — впервые за весь разговор Элайджа оторвался от представления и посмотрел на Ханну, а она напротив отвела взгляд. — И от него я действительно теряю голову, — она говорила в совершенно несвойственной ей манере, без улыбки или язвительности, абсолютно серьезно. — Но я здесь, и сделаю все, что в моих силах, чтобы больше никогда не увидеть этого мужчину, а все потому что себя я люблю больше чем его. А ещё потому что на самом деле вечной любви не существует особенно для нас. Скольких женщин ты по-настоящему любил? — Четырех, — на секунду задумавшись ответил первородный. — И ради скольких бы ты бросил семью? — Почему ты спрашиваешь? — Потому что это то, что для тебя важнее всего. Для меня это свобода, для тебя — семья. То ради чего мы готовы убивать, и посылать к черту голос совести. Поэтому если ты сейчас скажешь, что, хотя бы ради одной из них готов был наплевать на семью я заберу свои слова обратно. — Нет. — И ещё один вопрос. Если бы сейчас перед тобой появилась любая из этих четырёх, любил бы ты её так же сильно, как и раньше. — Скорей всего нет. — Люди привыкают ко всему как бы прекрасно и удивительно это ни было. Люди могут сказать, что они любили всю жизнь только в том случае, если их жизнь что-то оборвет. Поэтому я считаю это произведение от начала и до конца глупым. Называть великой любовью помешательство, что продлилось три дня — это тупо. Сделать главными героями, тринадцатилетних подростков, которым было леньки один раз подумать тем что у них вместо мозгов — крайне странное решение. — Я приятно удивлен, — он вновь перевел взгляд в сторону сцены. — Я был уверен, что все аргументы почему тебе не нравится театр, закончатся на банальном: «мне скучно». — Ну это само собой, — наконец с улыбкой сказала девушка. — Я решила, что это уже и не надо озвучивать. Остальная часть представления прошла в гробовой тишине, ну как тишине, Ханна очень часто сдерживалась от очередного комментария. *** — Три часа моей жизни было потрачено в пустую, — обречённо выдохнула я. — Твои мучения уже закончены, больше я тебя мучить не буду, — он хотел сказать ещё что-нибудь, но у него зазвонил телефон. — Дорогой ты ещё долго? — прозвучал из телефона мелодичный женский голос, из-за чего я уставилась на первородного глазами по пять копеек. — Прошу прощения за задержку, — сказал Элайджа с еле заметной улыбкой открыто игнорируя мой удивлённый взгляд. — Я уже освободился скоро буду, подожди ещё пару минут, — после этих слов он отключил телефон и положил его обратно в карман. — Итак, спасибо за полностью испорченный просмотр пьесы, а теперь мне пора. — Давай, до завтра. Я пошла к такси усердно делая вид, что меня ничего не заботит. У Элайджи появилась девушка? И я просто уеду даже не посмотрев, как она выглядит? Неа. С улыбкой безумного шляпника, я сказала водителю незаметно следить за черной машиной. Если у него правда есть девушка, то я делаю один звонок Ребекке, и со счастливой улыбкой валю с этого города в Рим или Грецию, ещё не определилась. Элайджа остановился возле большого особняка, где, судя по дорогим машинам, которые то и дело приезжали одна за другой собрались сливки общества. Ну это в принципе логично, что девушка, которая ему понравилась должна быть таким же воплощением совершенства и манер, как и он сам. Проблема только в том, что стоило мне выйти из машины как я сразу же потеряла первородного из поля зрения. А внутри ситуация обстояла ещё хуже. Все были в масках, и в черных смокингах здесь одеты восемьдесят процентов мужчин. Мне даже немного мерзко здесь находиться. Фальшивые улыбки, а в глазах открытое отвращение к собеседнику. До моих ушей доносились промоченные насквозь лицемерием и лестью разговоры. От происходящего меня отвлекла тяжелая мужская ладонь, уверенно даже немного по-хозяйски сжимая мою талию. — Я очень рад, что ты решила прийти, — теплое дыхание опалило моё ухо. Вот же черт, когда он меня заметил? Не так, он меня вообще терял из виду?! Невольно делаю глубокий вдох, когда рука Элайджи соскальзывает с талии. Я едва успеваю рассмотреть серебристую маску, прежде чем он надевает её на меня. — Мой тебе совет, — говорил Майклсон став наконец так, чтобы я его смогла видеть. На его лице маска того же цвета, что и моя. — Усмири свое любопытство, из-за него тобой легко управлять. — Девушка хоть была? — Элайджа смотрит на меня настолько жалостливым взглядом, что мне станет противно от того насколько глупой я сегодня оказалась. ДВАЖДЫ! — Мне приятно, что тебя так интересует моя личная жизнь, но нет. И не надо меня испепелять взглядом, я не заставлял тебя ничего делать, это исключительно твой выбор. — Вот это меня и бесит! Смысл игры в том, что я просто должна делать, что скажешь, а не попадаться в твои ловушки. — Но разве так не интересней? Постарайся хотя бы изобразить улыбку. Хотя бы сделай вид, что люди тебе не противны. — Одиночество в тысячи раз лучше, чем общество людей, прогнивших насквозь. Есть люди в которых живет Бог, есть люди в которых живет дьявол, а есть люди в которых живут только глисты, и здесь их сборы. Что мы вообще здесь делаем? — Меня пригласили на этот прием, и я подумал, что твой мрачный вид будет отлично поднимать мне настроение целый вечер. Я нарочно одариваю его самой милой и счастливой улыбкой на которую только способна. POV Автор В зеленых глаза девушки пляшут дьявольские огоньки и что-то еще, что ускользает мимо внимания Элайджи. Она ему вновь напоминает Клауса, в тот момент, когда он заключает сделки с людьми коим заранее подписал смертный приговор. И как завершение милая ухмылка, которая красноречивей любых слов говорит, что на уме у хозяйки нет ничего хорошего. Это напоминает, как некоторые люди копируют друг друга на подсознательном уровне. Но они не знакомы, или же нет? Нет, она точно не может знать Никлауса. Учитывая характер Ханны он бы просто её убил. *** Они поднимались по лестнице, как вдруг Элайджа перестал слышать шаги позади себя. Ханна просто стояла, запрокинув голову наверх и жмурясь от капель, быстро падающих на её лицо. Она промокла за пару минут и, открыв глаза, посмотрела на Элайджу. — Я знаю, что это по-детски, но я всегда любила так делать, — Ханна остановилась на ступеньку ниже и подняв голову, смотрела Майклсону в глаза. Мокрая насквозь, легко улыбающаяся, макияж немного растёкся, эта Ханна была просто до странных мурашек, пробежавших по позвоночнику, умилительная. Элайджа внезапно очень отчетливо понял, что никогда в жизни не видел настолько по его меркам правильного человека. Капли с ресниц стекали по щеках, дальше по шее, ключицам. Некоторые попадали на губы, красная помада на которых почему-то до сих пор не стерлась. Заметив его взгляд, она лишь привычно ухмыльнулась. — Знаешь, в чем различие между нами? — спросила девушка, склонив голову на бок. — Ты страшишься своих грехов, ты пересытился и позволил им тебя иссушить. Я же ими питаюсь. Они делают из меня ту, кем я являюсь на самом деле. — Как ты думаешь, когда монстр не монстр? Ее зрачки расширены — темнота почти целиком съела зеленый цвет радужки. Взгляд метался по её лицу. Снова. Он снова смотрел на неё, а не насквозь. И от этого бросало в непонятный, совершенно лишающий мыслей жар, пока Элайджа выискивал что-то в её лице. — Когда ты его любишь.