Сыпасиба, Нуна

#Хоть_одну_главу #Хоть_маааааахонькую #6,5стр #Бета_сказала_можно #Бета_сказала_нужно #намёки_на_кайсу_в_качестве_подорожника #чё_как_дела_то_у_вас #поехали        «Телефоны придумали в аду страшные демоны. Надо пойти и устроить им за это выговор». Именно с этой мыслью Кёнсу вынырнул из безмятежных сновидений. Но почти сразу понял, что в аду к его авторитетному мнению могут и не прислушаться. Поэтому решил не ходить. Никуда. Вообще. И перевернулся на другой бок. Но почему-то мысль о том, что телефоны — посланники дьявола, быстро вернулась.       — Да? — наконец выдохнул он в трубку, нашарив трезвонящий мобильник на тумбочке.       — Хён. Чай. — попросил хрипловатый голос Чонина.       Кёнсу сонно хмыкнул в ответ, и донсен отключился. Уронив телефон в складки своего одеяла, вокалист потёр лицо ладонями и наконец открыл глаза. Хотя за окном было уже светло, умереть хотелось чуть больше чем очень. Вчерашний день не просто НЕ ХОТЕЛ заканчиваться: он цеплялся за свои последние минуты, как студент перед экзаменом, по которому он успел прочесть лишь обложку учебника. Причём не того.       И даже не из-за Кая с Нуной — те с перепугу уснули довольно быстро. А из-за Чунмёна, который выходил с мокрой головой на балкон. Шесть раз. И каждый раз делал большие глаза и уверял втаскивающего его в комнату ДиО, что он это СЛУЧАЙНО и вообще ЗАБЛУДИЛСЯ. Из-за БэкЁлей, которые после полуночи вдруг вылезли со своего лежбища, как нечисть из болота и попросили — хотя, какое тут «попросили» — ПОТРЕБОВАЛИ ужин, угрожая начать есть всякую дрянь, если Кёнсу их не накормит. И, наконец, из-за Сехуна, который чётко спланировал дождаться луны и выть на неё полночи, но под надзором Кёнсу был вынужден неубедительно прикидываться спящим, пока от скуки не заснул на самом деле.       Короче до постели Кёнсу добрался лишь около трёх часов ночи. И вот, не так уж много часов спустя, был разбужен донсеном. По инструкции разбужен, конечно, — ДиО ж сам правила коптилки устанавливал — но от этого легче как-то не становилось. Сделав пару глубоких вдохов, Кёнсу заверил себя, что сегодня новый день; вчерашний вечер, который так упорно не хотел заканчиваться, в прошлом; утро вечера мудренее; и ещё куча других мотивационных слоганов, которые помогают подняться с постели, а не застрять в ней на год в депрессии.       Гостиная встретила зевающего вокалиста Сехуном, уткнутым в пи-эс-пи, и БэкЁлями, которые степлером прибивали к своей одежде листы белой бумаги. Кёнсу решил, что не хочет ничего знать, хочет просто сделать Чонину чай и поспать ещё пару часов. Но Бэкхён всё равно пояснил, что в честь первого дня зимы они с Чанёлем сегодня снежинки. Сехун фыркнул что-то про тупые ролевые игры, и Каланча обиженно прибил лист ему на рукав. ДиО в который раз убедился, что блаженны неведающие, и пошёл ставить чайник.       Пока тот закипал, он умылся и стал чуть живее. О чём тут же пожалел, потому что вновь обретённые способности к замечанию предметов дальше собственного носа открыли ему Чунмёна в холодильнике. Слава богам, не прямо в холодильнике — хотя до того, чтобы залезть туда с ногами лидеру оставалось всего полшага — но за открытой дверцей холодильника стоял Чунмён в одних трусах и ел мороженое вприкуску с мятными конфетами.       — Я уфе фавтракал, — поспешил он заверить ДиО. На заднем фоне Чанёль толкнул Бэкхёна в гору диванных подушек, сложенных на полу, и с воплем «Снегопад!» рухнул следом.       Тот кто писал поговорки про превосходящую мудрость определённого времени суток, видимо, никогда не жил с другими людьми. Или просто никогда не жил. Иначе откуда взяться такому слепому оптимизму и вере в человечество. Кёнсу поинтересовался у мироздания, почему все его одногруппники решили сойти с ума одновременно. Мироздание развело руками. Тогда он молча забрал у Сухо мороженое, закрыл холодильник и велел идти одеться. А сам, прихватив две кружки, отправился в коптилку, молясь, чтобы хотя бы там сработала кнопка божественного ребута — сил на миротворческую деятельность ему сегодня банально не отсыпали.       Как ни странно, боги оказались благосклонны. В комнате всё было тихо, мирно и в полном соответствии с накладной. Нуна — одна штука — спала, как обычно раскидав себя по всей поверхности кровати и даже за пределами неё. Алый скотч — одна штука — был на том же самом месте, куда его вчера приклеил Кёнсу. Перья — точное число установить не удалось — валялись по всей комнате, образуя хаотичные узоры. И, наконец, Чонин — одна штука, хотя иногда Кёнсу кажется, что как минимум две — лежал, укрывшись с головой, и издавал храп Чанёля.       ДиО покачал головой, бросив взгляд на кровать донсена, и поставив поднос на стол, стал переливать принесённый чай в термос.       — Чонин, я знаю, что ты не спишь, — между делом непринуждённо бросил он.       Храп с Каевой кровати на секунду замер, но затем поспешно возобновился с удвоенной силой. Кёнсу насмешливо фыркнул себе под нос и продолжил заниматься чаем. Затем он переставил на стол чистые чашки, собрал грязные; задёрнул поплотнее шторы, чтобы кравшееся по фасаду солнце не разбудило Нуну; собрал находящийся в зоне досягаемости мусор. Потом отряхнул руки, оглядел комнату и, обернувшись к Каю, снова заметил:       — Я всё ещё знаю, что ты не спишь.       Но русские не сдаются. И корейцы тоже. Несмотря на очевидность того, что его безвозвратно спалили, Кай продолжал прикидываться спящим. Самоотверженно и НАСТОЛЬКО неубедительно, что за такое должны давать какие-то отдельные Оскары — по отрицательной шкале. Кёнсу, у которого настроение только что перешло из стадии «похороните меня за фикусом» в «тут тихо, спокойно, нет БэкЁлей, и Чонин слишком шикарно прикидывается», усмехнулся, подвинул себе стул и, подперев подбородок ладонью, стал наблюдать, насколько хватит горе-актёра.       На десятой минуте он вспомнил, что они с ним вообще-то козероги, так что существует вероятность, что это противостояние может длиться долго. Очень долго. Вплоть до вечности. Но для верности подождал ещё пять минут. Всё же созерцание одеяла, скрывавшего псевдоспящего Кая нравилось ему куда больше чем перспектива возвращения в гостиную, где его ждала какая-нибудь «метель» в исполнении БэкЁлей. Или «снежная баба», боже упаси.       Но вскоре недосып наслал на ДиО зевоту, намекая, что ещё пару минут в неподвижном положении, и в комнате действительно окажется двое спящих. И ни один из них по-прежнему не будет Каем. Поэтому вокалист недовольно потянулся и перешёл к более активным действиям:       — Чонин, — он потряс за плечо донсена, издававшего уже скорее предсмертные хрипы, нежели храп. — Хватит. Я знаю, что ты не спишь. Ты знаешь, что ты не спишь. Не удивлюсь, если даже Нуна — во сне на уровне подсознания — знает, что ты не спишь. Обещаю, я пришёл с миром. Как ты себя чувствуешь? — он привычно приложил ко лбу Чонина ладошку, съехал рукой по его шее и проверил, все ли свитера на месте.       Кай от этого прикосновения непроизвольно дёрнулся и стукнулся макушкой о спинку кровати. И вот тут казалось бы — идеальная ситуация: ойкни и прикинься, что проснулся. Тебе всё равно никто не поверит, но это в прямом смысле самое безболезненное отступление из того, несомненно, ТУПОГО угла, в который ты себя загнал. Но в этой общаге слова «логично» и «безболезненно» были известны только Нуниному айподу с его четырнадцатью словарями. Каю же были известны такие слова как «упёртость», «неверная расстановка приоритетов» и «плохие решения, которые кажутся такими, только когда уже поздно». Поэтому, виртуозно воспользовавшись моментом, он безвольно скатился на бок и прикинулся уже не спящим, а обморочным. Ну, тип от удара. Ага.       — Чонин... — Кёнсу прогладил своё лицо фейспалмом и, силясь не смеяться в голос, спросил: — Чонин, давай, я принесу тебе лопату? Чтобы было проще закапывать себя в эту ситуацию...       Но Кай, видимо, решил, что зарылся уже слишком глубоко. Смысла карабкаться назад — нет, проще прокопать планету насквозь и вылезти с противоположной стороны, где-нибудь в Америке. И поэтому отыгрывал труп, как в последний раз.       Кёнсу задумчиво наклонил голову. Затем не торопясь, взял донсена за запястье, медленно поднял его руку и, немного подержав, отпустил. Та шмякнулась обратно, как тушка безвольного хорька и свесилась с кровати. Кай — не шелохнулся. Кёнсу взял его за руку снова, но на этот раз аккуратно согнул её в локте и пару раз похлопал Кая его же собственной безвольной ладошкой по щеке. Тот выдержал даже это. Тогда Кёнсу наконец пожал плечами и сердобольно вздохнул:       — Что ж. Холодная вода, так холодная вода... — и звонко щёлкнул пальцем по стакану, стоявшему на столе.       — НЕТ ХЁН ОКЕЙ Я В СОЗНАНИИ ВСЁ ТОЛЬКО НЕ ВОДА! — тут же подскочил Чонин.       Кёнсу довольно хмыкнул и сложил руки на груди. Повисла пронзительна пауза. Кай понял, что случайно выкопался не в Америке, и стал искать, за что бы зацепиться взглядом. Не нашёл.       — С добрым утречком, — улыбнулся Кёнсу.       Чонин только хмыкнул в ответ, переводя взгляд с пола на дверь, с двери на стол, а со стола на бездонную пропасть отчаяния, разверзшуюся перед ним. Дело в том, что запрос на чай десять минут назад сделал Каевский автопилот — тот, что помнит правила коптилки и повеления звонить Кёнсу по любому поводу. А повесив трубку и проснувшись как следует, весь остальной Кай вспомнил вчерашний день и вечер, посмотрел на часы, сложил два и два, и оценил шансы получения люлей от хёна, как крайне высокие. И не нашёл ничего лучше, чем прикинуться спящим, логично рассуждая, что нет диалога, нет люлей. Но теперь, когда диалог всё же состоялся, так сказать, и люли стремительно замаячили на горизонте, он не представлял, что делать дальше.       Но кое-как собрав свои актёрские способности в кулак, он потянулся, подгрёб себя в сидячее положение и протянул:       — Ой, хён... Ты меня разбудил! — Серьёзно, качественность импровизации уже давно не была в приоритете. Кай знал только одно: хаотично барахтать лапками следует до самого конца, пока ещё есть силы. Кто он, в конце концов — лягушка, которая боролась и сбила из молока масло или та, что сразу сдалась и потонула?! — Доброе утро! — очень неубедительно зевнув, он наконец повернулся к ДиО. Тот нахмурился, их взгляды встретились, и Кай мгновенно понял: он вторая лягушка. Даже не так — он трусливая жопка второй лягушки. И нервно сглотнув, с громким бульком ушёл на дно: — Хён, можно мы сразу перейдём к части, где ты меня убиваешь?       — Нельзя.       — Почему? — жалобно поинтересовался он.       — Потому что я не собираюсь никого убивать, успокойся, — закатил глаза вокалист.       — Почему? — повторил Кай. Правда, теперь удивлённым тоном. Кёнсу устало вздохнул и сделал менее грозное лицо:       — Чонин, я понимаю, я вчера погорячился... не то чтобы ВЫ были ангелами... но сегодня новый день... — Кай подозрительно сощурился. — И если ты обещаешь мне не переносить в него вчерашних распрей, то у меня к тебе нет никаких претензий, — заверил ДиО донсена. Тот сощурился ещё подозрительней:       — Правда?       — Правда, — кивнул Кёнсу. — Я и вчера был не злой. Скорее, уставший... — Кай сощурился настолько подозрительно, что спровоцировал сборник анекдотов про азиатов и их разрез глаз. Кёнсу усмехнулся, и мотнул головой: — Ладно, может быть, чуть-чуть злой. Но не то чтобы без повода...       — Ненорма... — возмущённо начал Чонин, но Кёнсу его быстро перебил:       — Я не о вас с Нуной. Вчера вся общага отличилась. — Он сделал паузу, а затем укорил его: — И ты обещал, что не будешь сегодня начинать конфликтов. Поэтому не надо мне рассказывать, кто прав, кто виноват. Оба были хороши.       — Я не обещал, — возразил тот. Кёнсу вопросительно выгнул бровь, смерив его взглядом. Кай понял, что он не просто трусливая жопка лягушки, но и ТУПАЯ трусливая жопка лягушки, и поспешил исправиться: — В смысле, я ЕЩЁ не обещал. Ты ж только попросил. А вот теперь обещаю. Всё. Сегодня никаких ссор. Ни с тобой... — он перевёл обречённый взгляд на соседнюю кровать и вздохнул, — ...ни с Ненормальной.       — Вообще ни с кем, — подытожил Кёнсу.       — Тут больше никого и нет.       — Мало ли, — усмехнулся Кёнсу. — Ну что ж, замечательно. Договорились. Сегодня здесь тишь, благодать, вы долечиваетесь, а завтра вечером, если всё будет в порядке, я вас «выпишу»... Менеджер, кстати, привёз продукты, так что жди, к обеду будут кексики.       Кёнсу мог поклясться, что у Чонина на последнем слове дёрнулись уши, как у кота, услышавшего шорох коробки с кормом.       — Кексики, — хищным эхом отозвался младший.       — НО! Только если ты сдержишь обещание, — уточнил он.       Чонин активно закивал. Кексики того стоят. Кексики стоят вообще чего угодно. Он не задумываясь продаст свою душу, собак и двух старших сестёр. Лишь бы кексики.       — Ладно, — снова улыбнулся Кёнсу. — Рад, что мы всё выяснили. Твой чай на столе. Кексики будут днём. А я пошёл... к этим чудовищам, — он одарил дверь печальным взглядом, совсем не предвкушая «снежные бураны» БэкЁлей, под классический «вой вьюги» Сехуна.       — Хён! — встрепенулся Чонин, до которого окончательно доехало, что ему дадут кексики, не дадут люлей, а так же, что одно надоедливое не-приведи-господи наконец не утягивает всё внимание хёна на себя. Надо было этим оперативно пользоваться. — Хён, может останешься ненадолго? Попьёшь со мной чай?       Кёнсу поджал губы в сомнениях. Предложение вообще-то заманчивое. С одной стороны, ад, содомия и разруха; а с другой спокойный донсен, чай и тишина. Но спать, конечно, тоже хочется. Хотя велики шансы, что из-за вакханалии в гостиной заснуть будет непросто...       — Ну давай, — протянул Чонин, уже откручивая крышку термоса, чтобы у хёна не осталось выбора. — Одну чашечку... Может, две.       — Я вообще-то вторую кружку для Нуны захватил, а не для себя... — неуверенно произнёс ДиО, не зная, поддаться ли искушению. Кай фыркнул и свистнул в сторону россиянки:       — Эй, Ненормальная, будешь чай? — Кёнсу укоризненно зашипел и погрозил ему. Но Нуна не шелохнулась. — Ой, её танком не разбудишь, — отмахнулся Чонин, разливая напиток по чашкам. — Я сначала сомневался, жива ли она вообще.       — Чонин...       — Я очень ИСКРЕННЕ и ПО-ДОБРОМУ сомневался, — закатил глаза тот. — И в пределах своей половины комнаты!       — И всё же не надо так громко...       Кёнсу перебил мягкий шмяк по ту сторону алой линии скотча — коварно-злую-засланную всё же немного потревожил свист. Не настолько, чтобы она проснулась, но в самый раз, чтобы начала переворачиваться на бок, не рассчитала с осью и обвалилась на пол, как штукатурка с Питерских фасадов. Брови Кёнсу удивлённо поползли вверх, и он поспешил подскочить вслед за ними, чтобы поднять несчастную. Но Чонин схватил его за локоть.       — Нет, хён, стой! — он потянул его назад. — Не трогай её.       — Чонин! Как тебе...       — Нет, подожди, — замахал он руками, отставляя чашку обратно на стол. — Клянусь, это не потому, что я хочу, чтобы её шакалы сожрали... В смысле я не хочу, чтобы её шакалы сожрали... — замотал он головой в ответ на очень недобрый взгляд. — Короче, просто поверь мне. Не трогай её. Сядь, подожди две минуты, — он снова потянул Кёнсу к себе.       ДиО замер на месте, поджав губы в сомнениях. Оставлять девушку на полу было плохо и нелогично, с какой стороны ни посмотри. Но Чонин в кои-то веки сказал, что не хочет, чтобы её съели шакалы — обычно от него и таких комплиментов не дождёшься. Любопытно. Решив, что две минуты погоды не сделают, он послушно присел рядом с донсеном. Кай довольно протянул ему одну чашку со стола, а вторую взял себе.       Они пили чай в тишине и созерцали Нуну, мирно посапывающую среди перьев, как пожилые пары созерцают море, сидя на веранде. Не хватало только чаек. Или, в их случае, неловких сверчков. Секунды шли, чашки постепенно пустели. Кёнсу то и дело проваливался в мысленные дебаты между «Это абсолютный бред, мне стыдно за свою жизнь» и «Да, ладно, должен же в этом быть хоть какой-то смысл!» И со временем первое утверждение начало одерживать верх. ДиО уже собирался встать и, отчитав Кая, уложить Нуну обратно, когда та вдруг снова зашевелилась.       Сперва ему показалось, что девушка собирается встать. Но нет. Лениво размахнувшись, она закинула одну ногу обратно на кровать. Затем вторую, протащив с ней часть одеяла. Чуть полежав, она сложилась гусеничкой и втащила на постель оставшееся тело. Затем подобрала руку и резко перевернулась на спину, увлекая за собой ещё процентов семьдесят одеяла. После чего немного поёрзала, оптимизируя занимаемое пространство, чихнула и снова затихла. И всё это не выходя из глубокого, крепкого и вполне счастливого сна.       — Во, — просиял Чонин, оборачиваясь к Кёнсу. — Она так уже раз пять падала. И каждый раз восстанавливается, не приходя в сознание. Шикарно же, — и он снова отпил чай. В его голосе было больше азарта, чем язвительности. Кёнсу почему-то вдруг расхотелось читать нотации. Тем более, правда ведь шикарно. Он усмехнулся:       — Лэю бы такую функцию.       — Попросим Ненормальную его укусить. Может, сработает, — предложил Чонин. Кёнсу засмеялся. Нуна недовольно буркнула что-то и натянула одеяло на самый нос. — Кстати! — воскликнул Кай. — Как там Эмки? Минсок с Тао не требуют свою комнату назад? Кёнсу потребовалось пару секунд, чтобы понять, о чём говорит донсен, но потом он сообразил:       — Ох, точно. Вы же не знаете. Они ещё не приехали...       И Кёнсу рассказал Чонину все новости, которые вчера просто было некуда вставить между распрями и перьевым побоищем. О неприехавших Мандаринках, о радионянях и подозрительной литературной активности БэкЁлей. Между делом успел нажаловаться на остальных мемберов. На Сехуна дважды. На Сухо тоже. Потом как-то незаметно разговор перешёл в более приятное русло. Они обсудили планы на рождество, новый альбом и предстоящие гастроли. Посмотрели несколько видео, которые Чонин давно хотел показать Кёнсу. И послушали новую песню, которая вот уже третий день заела у вокалиста. Где-то на середине чай кончился, но этого никто не заметил. Было хорошо. Никто не воевал. За окном было туманно и серо. В комнате было тепло и спокойно. Давно они так не сидели.       ДиО совсем не хотелось уходить, но недосып всё прозрачнее намекал, что ему на алтарь необходимо сдать нормативы. Поставив пустую чашку на стол, он привалился плечом к плечу Кая и устало вздохнул.       — Пообещай мне, что вы сегодня не будете разводить войну? — попросил он, чуть помолчав.       — Так я же...       — Я знаю, — согласился Кёнсу. — Только теперь без шуток и подкупа едой. На самом деле, серьёзно, пообещай мне, что постараешься, — спокойным голосом попросил он. — Я ужасно устал.       — Хорошо, хён, — выдавил Чонин, проглотив оборонительные шипы и желание доказывать, что он тут ни при чём.       — Я заберу у Нуны свитер, если тебе так принципиально, — отозвался ДиО. — Дам ей Чунмёновский... Или тоже нельзя?       — Чунмёновский можно, — усмехнулся Кай. Кёнсу отстранился и внимательно посмотрел на него:       — Ты мне так и не расскажешь, почему, да? — сощурился он. Тот отвёл взгляд и неопределённо дёрнул плечами. — Ну, как хочешь, — хмыкнул Кёнсу и взъерошил ему волосы. — Главное не деритесь больше. Ладно?       — Ладно, — чуть помолчав, кивнул Чонин. И в этот раз он впервые правда готов был попытаться, ведь хён наконец не шикнул, не пригрозил, не упрекнул. А попросил. Просто попросил. Ему большего и не надо было.       Кёнсу широко зевнул. И перевёл тоскливый взгляд на дверь. Ему так не хотелось менять тихое спокойствие коптилки на гостиную, где бог весть что могло случиться за это время. Но если он не уйдёт сейчас, то не уйдёт вообще.       — Хён... — словно прочитав его мысли, подал голос младший. — Ты можешь остаться здесь, если хочешь.       — Я засыпаю на ходу, Чонин, — устало покачал головой тот.       — Так а я о чём. Ложись тут, — Кай пересел с кровати на стул, освобождая ему место. — Судя по твоим рассказам, там сейчас не лучшее место для спокойного сна. Кёнсу потёр кулаком слипающийся глаз и снова смерил тоскливым взглядом дверь:       — Ну, не знаю...       — Давай, — отмахнулся Чонин. — Я всё равно пока ложиться не буду, а ты хоть нормально выспишься. Если бы я мог выходить в гостиную, я бы закатал Чанёля и Бэкхёна в ковёр, чтобы не мешались, а Сехуна отправил бандеролью в Китай. Но я, увы, не могу выходить в гостиную. Поэтому оставайся, а?       Кёнсу улыбнулся, тронутый такой заботой со стороны младшего. Особенно той частью, где он закатывает одногруппников в ковёр. И решил: а почему бы, собственно, и нет. Не в смысле, почему бы не сделать ковёрное БэкЁль-буррито, а в смысле, почему бы не остаться. Здесь и так сонное царство. Тишь, гладь. Словно других эмоций кроме мира и дружбы это помещение никогда не видело. Грех сбегать из такой идиллии. Тем более, все его сомнения были вызваны всего одной проблемой: размещением Кая. Но, немного подумав, он нашёл выход:       — Хорошо, — наконец кивнул он. — Останусь. Но, если вдруг захочешь снова прилечь, даже не сомневайся — буди меня сразу, и я освобожу тебе место. Ты пока всё ещё лечишься, поэтому твой сон сейчас в приоритете.       — А твой когда-нибудь бывает в приоритете? — усмехнулся Кай.       — Чонин.       — Да хорошо, хорошо. Понял я. Разбужу. Ложись давай, — кивнул он зевающему вокалисту.       Кёнсу забрался под ещё сохранившее остатки сонного тепла Чонина одеяло, прижался щекой к подушке, лёг и издал тихий стон блаженства. Наконец он мог расслабиться. Наконец он мог нормально отдохнуть хотя бы пару часов. Не надо никем командовать, и ни за кого волноваться. И с Чонином наконец удалось найти общий язык. Кёнсу прикрыл глаза и широко зевнул. Но прежде чем окончательно отбыть в мир сновидений, вспомнил кое-что важное:       — Чонин?       — Ммм?       — Я забыл сказать спасибо.       — За что? — удивился тот.       — За то, что пустил переночевать, — усмехнулся Кёнсу.       — Скажешь тоже, — буркнул Кай, а затем виновато добавил: — Это я всегда забываю спасибо... Или вот извиниться..       — Уже забыли, — хмыкнул вокалист, и снова прикрыл глаза, теперь точно намеренный заснуть. Но Чонин вдруг снова подал голос:       — Хён?       — Ммм?       — Скажи, а как ты понял, что я не сплю? Ну, когда вошёл.       — Ты думаешь, я не знаю, как ты на самом деле храпишь?       — Я не храплю! — машинально возмутился Кай.       — Именно, — улыбнулся Кёнсу.       Чонин поперхнулся своей следующей репликой и на секунду понял все истины мира. А затем, не сдержав усмешки, опустил лицо в фейспалм. Кёнсу улыбнулся ещё шире и отвернулся к стенке. И так и уснул с улыбкой на губах.