43
Кёнсу прибегает в гостиную, там Сехун, который не смог дозвониться до Лу, пытается расковырять сейф, в который спрятан его паспорт, так как у него лопнуло терпение, и он окончательно вознамерился свалить в Китай. Кёнсу пытается его вразумить, но быстро понимает, что это потерянный случай, потому что Сехун решил что ~вселенная подала ему знак~ (А именно: на компьютерной мыши написано «made in China»), а значит он едет и точка. Короче дело труба, Кёнсу от успокоительных речей быстро переходит к суровым требованиям прекратить и случайно пробалтывается, что знает код от сейфа. Сехун угрозами вынуждает его озвучить этот код. Тот конечно выдаёт ему неверный, чтобы выиграть немного времени и найти ключ от гостиной. Но Сэ быстро просекает, что код не тот и дедукцией быстро вычисляет верный. Кёнсу тут же велит Чанёлю ни в коем случае не дать макне ввести код. В итоге случаются адские догонялки с БэкЁлями, где сейф кочует от одного к другому и в итоге с лёгкой руки Чанёля летит вниз с балкона. Пока они панически извиняются перед дворником за расхераченную урну, Сехун под шумок едва не успевает улизнуть в коридор. Кёнсу с Бэкхёном общими усилиями успевают это предотвратить, повалив его на пол. Чанёль запирает входную дверь ключом, который ему кинул Кёнсу, и, видя, что Сехун уже скинул с себя хёнов и идёт убивать его, не находит ничего лучше, чем выкинуть в окно и ключ тоже. Так как все теперь наглухо заперты в гостиной и сбежать не выйдет, Се негодующе удаляется в свою комнату, разобиженный на весь мир. Кёнсу говорит, что нужно позвонить Чунмёну — ведь у того есть запасной ключ — и выясняется, что Чунмён всё это время был здесь: сидел за столом у холодильника и ел морженое — ведь он «закаляется». Пока Кёнсу возмущается в его сторону и отчитывает БэкЁлей за то, что не доглядели за лидером, из комнаты снова появляется Сехун. На этот раз в его руке канат связанный из простыней, по которому он, очевидно, собирается спускаться из окна. Кёнсу пытается его остановить, в итоге они залипают в очень неравном соревновани по перетягиванию каната. БэкЁли не спешат помогать — торгуются с Кёнсу, выпрашивая рисунки за помощь. Тот на них и так уже зол, поэтому отказывается и ругается. Бэкхён решает взять его шантажом и говорит, что если он не согласиться им нарисовать то, что они просят, они наоборот помогут Сехуну. Это становится последней каплей, Кёнсу отпускает канат — Сехун шлёпается на жопэ, не удержав равновесие. Разъярённый Кёнсу говорит всем, что он умывает руки, если Се хочет убиться, свалившись с такой высоты — пожалуйста, это Лу будет страдать, а не он; если Чунмён хочет заболеть — пожалуйста, только к Каю и Нуне он его всё равно не пустит; а БэкЁлям говорит, что они живы лишь потому, что у него сейчас нет времени садиться в тюрьму. Все живенько прижимают уши и становятся ниже воды ниже травы и отказываются от своих неправедных затей. Кёнсу идёт звонить Шайням, чтобы отперли им гостиную. Ну, и бонусно в финале главы Кёнсу идёт в коптилку (карантин), а там Кай с Нуной держатся за руки и мило беседуют. На полный шок вокалиста отвечают, мол, это Нуна советовала Каю какой крем для рук купить, а общаются они так хорошо, потому что обещали Кёнсу не ссориться, вот и не ссорятся. Тот не слишком верит в происходящее, но решает лишний раз не будить лихо и просто уходит. И тут же выясняется, что само собой они не хорошо общаются, а просто вторые их руки были под столом, где они яростно боролись за кексик, не желая уступать его друг другу. Они ещё немного за него воюют, но потом их вспугивает очередной шум в коридоре и Нуна решает, что с неё на сегодня хватит стрессов — чем шугаться каждого шороха, лучше и правда не ссориться. Отпускает кексик, ложится на кровать и принимается читать книгу, оставляя Чонина в полной растерянности.44
Совсем небольшая глава о том, как Кай, чтобы не загоняться своими загонами о том, что он чувствует или не чувствует к Кёнсу, долго и упорно придирался к Нуне по абсурдным мелочам, а та не реагировала. Пока в какой-то момент не поинтересовалась, всё ли у него хорошо, раз он себя так ведёт и попыталась дать ему книжку почитать, чтобы тот хоть чем-то себя занял. Пока тот отнекивался из принципа, они чуть снова не поссорились. На этом моменте конечно же пришёл Кёнсу и спросил, почему они держатся за учебник норвежского — и выясняется, что Нуна случайно схватила с полки, не глядя, очень специфическую книгу. Им пришлось оправдываться, мол это они в правду или действие играли и Нуна загадала Чонину выучить пару иностранных. Тот скорее открывает учебник в подтверждение, и выясняется, что по-норвежски «он» — это «хан», а «она» — «хун». Нуна само собой фангёрлит, о том, что норвежцы тут «доказали теорему о ханхунах» и скорее пишет об этом в твиттер. Кёнсу пытается её вразумить, но та говорит, что Лу уже разрешил — и кидает Кёнсу свой мобильник в подтверждение. Там смс от Оленя, который и правда разрешил, только велел постить анонимно. КайСу шокировано садятся на пол, наблюдая, как Нуна печатает в своём айподе и довольно пищит, и молчаливо её осуждают. Конец (На самом деле этой главой автор в своё время просто хотел поделиться с вами своей лингвистической находкой в норвежском, ахах)45
В коптилке 4 утра. Кай не может уснуть из-за своих мыслей по поводу хёна и опять достаёт Нуну, утверждая, что та слишком светит ему своим айподом, хотя та читает на минимальной яркости под одеялом. У них случается небольшая перебранка о жизненных приоритетах, Кай в целом отстаёт от россиянки, только жалуется, что она выпила весь чай и термос пустой. Он собирается звонить Кёнсу и просить принести ещё чаю, но Нуна укоряет его, что мол тот совсем не заботится о ДиО, раз готов будить его из-за такой мелочи среди ночи. Кая это конечно задевает, ведь он и правда должен бы лучше заботиться о хёне, раз уж тот его друг. Нуна предлагает ему самому сходить за чаем, ведь сейчас все спят и никто не узнает, что они нарушили карантин. Кай говорит, что она умалишённая, и раз такая умная, пусть сама и идёт. Нуна, не долго думая, соглашается. Кай тут же жалеет о своих словах и пытается её вразумить и остановить. Но не выходит. В итоге он идёт вместе с ней для подстраховки, потому что (цитата) «С твоими талантами ты умудришься попасться, даже если у тебя будет мантия-невидимка». На кухне Нуна спокойно заваривает чай, а Кай дёргается от каждого шороха. Они чуть не зарабатывают инфаркт, когда их вдруг окликает чей-то шёпот. Но благо это лишь Сехун, который говорит, что они совсем поехавшие и чтобы они живо убирались из гостиной, пока Кёнсу их тут всех не порешал. Кай вступает с ним в перепалку, пытаясь объяснить, что это Нуна виновата, и они не замечают, как из комнаты на само деле появляется Кёнсу. Се молниеносно запирается в ванной, а Кай сбегает обратно в коптилку. Нуна, которая ещё не до конца поняла всю тяжесть ситуации, пытается объясниться, но её берут за ухо и тащат в коридор. Кай по первости пытается закрыться в коптилке в надежде, что хёну хватит Нуны, но тот ему грозит увечьями и танцор быстро отпирает дверь. Вокалист говорит, что больше не желает слушать оправданий, продлевает им карантин на день и запирает на ночь дверь. Когда он уходит Кай с Нуной переругиваются, но быстро прячутся под одеяла, когда снова слышат шум в коридоре. Оказывается к ним тащат Сехуна. Кёнсу закидывает его в коптилку и снова запирает дверь. Сэ бьётся в неё, умоляя его выпустить, потому что он не виноват, и не дышал даже рядом с ними. Но тот неумолим и уже удаляется по коридору. Сехун развернулся, прислонившись спиной к двери, и сполз по ней вниз: — Что вы наделали, — обиженно прохныкал он. — Хён же завтра приедет… — он обречённо стукнулся затылком о дверь. — Сехуни, — печально протянула Нуна, осторожно выползая из кровати и направляясь к нему. — А я предупреждал. Вообще всех предупреждал, — возмущённо огрызнулся Кай. — Я вам ещё до дебюта говорил, что он маньяк, а вы не слушали. Вот и нехрен теперь жаловаться, — и разве что язык Сехуну не показал. Нуна, присевшая на корточки рядом раскисшим макне, оторвалась от утешительного поглаживания его по плечу и удивлённо изогнула бровь: — Кёнсу там случаем не твой лучший друг, не? Кай лишь фыркнул: — Это не отменяет объективной реальности, — затем внимательно осмотрел Сехуна, оглядел комнату, снова повернулся к нему и Нуне и безапелляционно заявил: — Как хотите, но я никого к себе в кровать не пущу…46
*глава о предебютных КайСу* На следующий день Сехун рассказывает Нуне, как познакомились КайСу и почему собственно Кай вчера сказал, что «Кёнсу маньяк, он всех давно предупреждал». — Серьёзно. Чонин, по первости РЕАЛЬНО до полусмерти боялся Кёнсу, — кивнул макне. — Да ладно, — Нуна удивлённо вскинула бровь. — Каюнь, правда, что ли? — и перевела взгляд на танцора, глядяшего нарочито куда-то в окно, сложив руки на груди. — Я тебе не Каюнь, — лишь недовольно фыркнул тот. Но судя по его недольно-пунцовой физиономии, Сехун не соврал и даже не преувеличил. — Ой, там такая вообще история, закачаешься, — довольно ухмыльнулся Се. И флэшбеками выясняется, что по первости Чонин думал, что Кёнсу его сталкерит, потому что тот реально, когда только-только появился в компании постоянно ходил за ним молча, зловеще стоял неподалёку и пялился. Когда предебютный Кай рассказал об этом предебютному Сехуну, тот решил доказать ему, что Кёнсу вовсе никого не сталкерит, а Чонин себе просто надумал, поэтому окликнул Кёнсу во дворе, чтобы познакомиться. Тот подошёл и быстро выяснилось, что он новенький, к которому ментором был приставлен Чунмён. Вот только Чунмён уехал на неделю, а Кёнсу об этом никто не сказал — вот он и ходит по территории неприкаянный. Сехун предлагает провести Кёнсу экскурсию и показать, что где находится — в конце концов, Чунмён их друг и будет логично на время позаботиться о его подопечном. Кай, который уже очень глубоко закопан в своих предубеждениях всё ещё считает, что Кёнсу маньяк, и идея помогать ему кажется максимально паршивой. А там ещё до кучи именно в этот момент приходит Лу и утаскивает Сехуна в кино, оставляя таким образом Кая вдвоём с Кёнсу — ака в ситуации в которой Чонин категорически не хотел отказываться. Поэтому едва не умерев от стресса он просто сбегает, так и оставив растерянного Кёнсу без средств навигации по кампусу. На следующий день они снова все вчетвером пересекаются у ворот и Се упрашивает Лу отвести Кёнсу на вокал. Тот нехотя соглашается, а Кай шипит, что из-за Сехуна их всех порешают по одному, наверняка, и чтобы перестал поощрать присутствие Кёнсу в их жизнях. Вскоре возвращается Чунмён и берёт новенького уже под нормальное менторство. В том числе начинает приводить его на общие обеды. Каю это категорически не по душе, поэтому через пару раз он оттаскивает Сухо в сторону и просит больше не приводить к ним Кёнсу, потому что тот маньяк-не-иначе. Чунмён на это, конечно, отвечает отказом и говорит, что так нельзя и чтобы Кай не молол чепухи. Но этот разговор случайно слышит сам Кёнсу и сам решает больше не обедать с ними, чтобы не причинять никому неудобств. Через некоторое время всё стихает и тогда уже Чонин принимается сталкерить Кёнсу. А точнее он пытается собрать на него компромат, чтобы-таки доказать хёнам, что он прав насчёт него, а не просто собака сутулая. В том числе он следит за тем, куда Кёнсу идёт после тренировок. В подозрительное мрачное здание, конечно же. Чонин садится в засаду возле него и терпеливо ждёт, когда же Кёнсу выйдет обратно, несомненно в крови своих убиенных жертв, чтобы поймать его с поличным. Но тот не выходит так долго, что Чонин даже успевает попасть под ливень, подпростудиться и даже заснуть прямо там на лавочке у забора. В итоге его забирает оттуда старшая сестра по наводке кого-то сердобольного. Тут флэшбек заканчивается и Нуна спрашивает Сэ, а что там дальше. А тот говорит, что всё, дальше он не знает, потому что потом неделю Кай болел, потом неделю были каникулы, а в первый же день после них КайСу заявились на общий обед уже вполне себе друзья. И с удивлением осознаёт, что они и по сей день не рассказывали никому, как они собственно помирились. Нуна и Се просят Кая рассказать, а тот лишь огрызается: — Боже ты мой. Мы поговорили. Прикинь! Вот уж сложная, страшная теория. Мы ПОГОВОРИЛИ и устранили недопонимание. Всё, ни загадок, ни инопланетян. Довольны? Мы можем наконец закрыть тему?! Ребята так ничего и не узнают, а вот для вас, читатели, открывается ещё один флэшбек (который на самом деле хронологически должен быть чуть позже, в другой главе, но пусть будет тут, чтобы всё в одном месте компактно лежало). Про то, как как раз в последний день каникул Кай метался по квартире в поисках лекарств, потому что его оставили сидеть с маленькой племянницей, а он дал ей мороженого на ужин и та простыла. В панике Чонин пишет — как он думал — Сухо, что он дома один, что племянница заболевает, а он не знает что делать, и умоляет помочь. Тот велит не паниковать и отвечает, что скоро будет. Но как выясняется впопыхах Чонин тыкнул не в тот контакт в телефоне и конечно же написал ~Кёнсу~, а не Чунмёну. Тот приезжает с лекарствами и продуктами, Кай паникует, осознав свой промах, пытается прогнать его, соврав, что у него дома и родители, и полиция с пожарными. Не срабатывает, конечно. А что ещё хуже, пока Чонин идёт за молотком для самообороны, племянница впускает Кёнсу в дом. И выясняется что тот самый сердобольный, давший наводку сестре про Чонина на лавке — это был он. Поэтому племянница его уже видела и знает, вот и впустила. Кай настороженно следует за Кёнсу по квартире, держа наготове молоток. А тот спокойно раскладывает лекарства, ласково говорит с племяшкой и начинает готовить суп. В процессе он случайно режет палец и гремит в обморок (был у него в этом фике такой баг, если помните). Кай во-первых ступорится, а во-вторых понимает, что Кёнсу не может быть маньяком, потому что не существует маньяков, которые не переносят вида крови. В общем, пока у Кая переписывается предвзятое мнение о Кёнсу, он приводит его в чувство, немного оттаивает и в итоге даже начинает помогать с готовкой. Вместе они кормят племяшу, дают ей лекарства и укладывают спать. И к этому моменту Чонин уже искренне благодарен за помощь и все его предрассудки окончательно ушли. Он предлагает Кёнсу заночевать у него, потому что уже очень поздно. Тот шутит мол «уже не боишься, что я тебя ночью расчленю?» чем выводит виновато потупившего взор Кая на разговор о случившемся, где поясняет, что он тихий-скромный воробушек социофобушек, ему тяжело заговаривать с людьми первым. И когда он не нашёл своего куратора в первый день — думал схлопнется. А потом увидел Чонина — тот вёл им экскурсию пару месяцев назад, когда Кёнсу приходил на день открытых дверей в СМ — обрадовался знакомому лицу, решил попросить помощи у него, но вот, никак не мог набраться смелости подойти первым, вот и выглядело это всё как сталкеринг. Хорошо, что Сехун к нему подошёл, а то так бы и болтались в вечном лимбо. В общем, на Кая он зла не держит, потому что и сам бы так подумал, если бы за ним кто-то так ходил. В итоге недопонимание полностью себя исчерпывает, Кёнсу действительно остаётся на ночёвку, где они много болтают, знакомятся и делятся мечтами. А на следующий день они приходят в СМ уже вместе, вполне себе друзья. — Это что за чудеса такие творятся? — поинтересовался Лу Хань, когда новоиспечённые подружки сели вместе со всеми. — Как ты заставил Чонина с тобой разговаривать? — спросил он у Кёнсу. — Взял всю его семью в заложники, конечно же, — с мягкой усмешкой отозвался тот. Кай усмехнулся чуть неловко, но тепло. — А ты мне начинаешь нравиться, — чуть сощурившись, довольно хмыкнул Лу. А затем вновь взял палочки, чтобы вернуться к еде: — Что ж, добро пожаловать в наш отбитый кружок по интересам… (А ещё далее по фику должны были быть разбросаны ещё всякие мелочи о том, как они постепенно сближались всё больше. Как Кай учил Кёнсу не бояться разговаривать с людьми, а Кёнсу восхищался его танцами. И в целом, как они мечтали дебютировать вместе, но почти не надеялись — но всё же дебютировали, офкорз) Ну, а панч-лайн этой главы — ещё один флэшбек. В этот раз на конец первой недели после их заселения вдвенадцатиром в нынешнюю общагу. В котором Кёнсу, который целую неделю терпел пищевые и уборочные привычки группы, наконец настойчиво предложил всем заняться уборкой и составить меню. А после того как никто не воспринял его просьбу всерьёз, вся группа получила массовых люлей и раз и навсегда усвоила как надо питаться и убираться под этой крышей. На что Сехун выдал, что «Кёнсу реально маньяк какой-то». А Чонин ответил «А я предупреждал». -------------------------------------------------------------------------------------------------------47
В этой главе наконец заканчивается карантин. Заканчивается весьма неприятно, потому что Кай очень недоволен тем, что Се так запросто рассказывает об их предебютной жизни Нуне, и в целом, это всё дополнительно подогревает его *так и не разрешённые* вопросы по поводу своих чувств/нечувств/чтоэтовообще к Кёнсу. Под самый конец (это примерно середина дня) Кёнсу говорит, что сейчас уже выпустит их снова в гостиную, только принесёт пару лекарств, чтобы они выпили для профилактики, а затем все могут идти. Сехуну приходит очередная смс, сообщающая что Эмки задерживаются ещё более чем на сутки из-за погодных условий. Сехун скисает уже не комедийно, а чисто по-человечески, потому что правда соскучился, сил уже нет. Кай на это иррационально злится и говорит, что нечего ныть, приедет твой Олень, завали варежку. Сехун злится в ответ и случается перепалка, которая, по сути, сводится к тому, что Сехун говорит Чонину «мои отношения с Лу ничем не отличаются от твоих с Кёнсу», на что тот отзывается ядовитым «они отличаются тем, что я не пытаюсь затащить Кёнсу в постель». Ну а Се не остаётся в долгу и спрашивает: «Потому что не хочешь или потому что боишься?» Кай взрывается, едва не доходит до драки, Нуна лезет их разнимать, Кёнсу возвращается с подносом и замирает в полнейшем шоке о того, что тут успело случиться за пять минут. Ребята его видят, Кай выплёвывает что-то вроде «Не приходи плакаться, когда Лу наиграется с твоей задницей и бросит тебя» и вылетает из комнаты, параллельно отмахнувшись от вопроса Кёнсу и заодно случайно сшибает один из стаканов с водой (с подноса в его руках) на пол. Се, на чью задницу никто ещё и не покушался даже, так же негодующе вылетает следом, но в противоположном направлении: Чонин идёт в гостиную, Се решает запереться в классе. Разве что дверью не хлопают. Кёнсу переводит взгляд на Нуну, растерянно собирающую осколки от стакана. Но не успевает ничего спросить — та случайно режет палец. Кёнсу быстро отворачивается, чтобы не загреметь в обморок, и спрашивает, что случилось. Нуна печально глядит, как её кровь смешивается с водой на полу и отвечает, что Кёнсу лучше поговорить с ребятами самому — учитывая природу вопроса. В итоге, Кёнсу идёт в гостиную, но Чонин там тоже в ванной заперся, так что разговор откладывается на попозже. Нуна же возвращается к остальным и, после радостных приветствий, перешёптываниями рассказывает Чунмёну и БэкЁлям, что случилось и почему макне-лайн попряталась по ванным. А Кёнсу в итоге первым разговаривает с Сехуном, тот жалуется, что Чонин сутулая собака и опять катит бочку на их с Лу отношения. Кёнсу идёт отчитывать танцора, потому что уже триста раз просил не высказываться ХунХанам по поводу их отношений, потому что это только их личное дело. Но Чонин, как оказывается, его активно, демонстративно избегает. Весь остаток дня. Держится на расстоянии, не отзывается, чуть что встаёт и уходит в другие комнаты. Кёнсу ничего не понимая наконец ловит его уже совсем под ночь в их общей комнате. Но при попытке поговорить Чонин снова порывается уйти. Пока Кёнсу пытается его остановить, он бубнит, что это не он к Сехуну лезет, это Сехун опять лезет к нему с ХунХанами, и опять намекает на КайСу, а Чонину даром не сдались КайСу, и пусть Сехун и Олень его и БэкЁли с ними идут лесом, и вообще задрала меня эта ваша общага и ваши пейринги, и отвали от меня хён, я теперь буду спать на диване. Тут уже Кёнсу теряет терпение, перегораживает ему выход и строго велит сесть. Чонин возмущается, но под грозным взглядом всё же присаживается на свою кровать, бубня. Кёнсу присаживается рядом и спрашивает: — Чонин, скажи-ка мне. Что такое КайСу? Тот ступорится: — В смысле, хён? Ты прекрасно знаешь, что такое КайСу. — Всё же хотелось бы услышать от тебя. Чонин окончательно тушуется, не понимая, к чем это ведёт, но отвечает: — КайСу это я и ты. Вместе. — А, то есть ты в курсе, что это не страшный монстр из-под кровати, который придёт, схватит тебя за ногу среди ночи и сожрёт? Ты понимаешь, что 50% КайСу — это ТЫ? То есть, если ты не хочешь, чтобы КайСу существовали, они БУКВАЛЬНО не могут существовать. Чонин хлопает глазами, буквально впервые осознавая это простую, казалось бы, истину. — Я тебе больше скажу, — добавляет Кёнсу. — Даже если бы ты ЗАХОТЕЛ — этого недостаточно. — Почему?.. — как-то растерянно бормочет Чонин. — Потому что остальные 50% это Я. Так что пока мы ОБА не захотим, никаких КайСу ниоткуда с потолка на нас не свалится. Понимаешь? Так что перестань вести себя так, как будто Сехун с Лу Ханем заразные. И тем более прекрати шарахаться меня. Всё, ложись спать. И спокойно встаёт, и уходит на свою кровать. Чонин остаётся потеряно сидеть, осознавая сказанное. Хён только что вполне категорично пообещал, что никаких отношений у них даже в теории быть не может. И вроде надо бы радоваться. Но почему-то ему… обидно?.. В общем явно в груди явно не чувство облегчения, на которое он рассчитывал. И он потихоньку укладывается, думает-думает (тут как раз флешбек из 46 главы о больной племяннице), ничего не надумывает и в таких же раздробленных чувствах засыпает. И там ещё среди ночи Се приходит к Нуне, потому что после этой перебранки с Чонином, ему тоже паршивенько и не спится. Та ему чаю наливает, в пледик кутает и они немного болтают о Лу и о чувствах в целом и том, что Чонин дурак, но мало ли какие у него загоны. И Се, в целом, успокаивается и снова с теплом ожидает возвращения Эмок. Честно говоря, это не так суть важно, но я просто хотела показать вам одну отбитую цитату Нуны из этого разговора, ахах: — Сехун… Слушай, я фанатка. Что совсем не сюрприз для тебя, и слава богу. И я читала… энное количество хунхановских фанфиков… и мне бы, вероятнее всего, с тобой даже в одной комнате находиться было бы стыдно, если бы не охренительный врожденный талант абстрагировать любой художественный текст от малейших ассоциаций с реальностью. Так вот, я собственно, о чём… был среди всего этого один фанф, где Лу любил тебя настолько сильно, что убивал всех, кто даже просто смотрел на тебя… В конце он, правда, и тебя тоже грохнул, и там предупреждение «некрофилия» в шапке… — ни один эпитет мира не сможет описать глубину шока в глазах Сэ, с которым он смотрел в тот момент на россиянку. — Так океееей, я, кажется, потеряла мысль…48
*Глава в которой Эмки наконец ВОЗВРАЩАЮТСЯ!!! (фейерверки, взрывы, восторг)* Поздний вечер следующего дня, все сидят в гостиной, устало ожидая свою китайскую половину. Стоит им только появиться на пороге гостиной, как Се тут же продирается сквозь первых мемберов, буквально раскидывая Чена и Минсока в разные стороны, и повисает на Лу. Тот смеётся, обнимает в ответ. Они жадно целуются, Лу сбрасывает сумки, куртку прямо на ходу, постепенно проходя дальше в гостиную за отступающим Се. Крис переступает через эти сумки/куртки/мемберов и бросает небрежное «а я говорил, его нужно было первым запускать», а потом здоровается с остальными. Нуна и Сухо помогают раскиданным подняться с пола, Чонин показательно кривится на целующихся ХунХанов, Бэкхён принимается агрессивно целовать Чанёля, мол поглядите, у нас всё не хуже. Кёнсу закатывает глаза, упихивает БэкЁлей в их комнату, здоровается с остальными, и велит всем уже расходиться спать, раз дождались. Тем более Лу Хань там уже не только куртку на ходу скидывает, утаскиваясь следом за Сехуном в сторону ванной. Все живенько разбредаются по своим комнатам, решив оставить все рассказы и восторги до завтра, тем более Эмки тоже уставшие. Нуна садится занимать переводом у себя на чердаке, где-то часа в три ночи решает перебраться на кухню за перекусом и видит, что Чунмён дремлет сидя на диванчике в гостиной. Она его чуть тормошит и спрашивает, чего он тут. Тот отвечает, что имел неосторожность пойти к себе в комнату, когда все пошли. Через пять минут туда ввалились мокрые, возбуждённые и очень плохо прикрытые полотенцами ХунХаны из ванной, которые его не просто не заметили, а НЕ ЗАМЕТИЛИ — видимо решили, что он сам догадается в такой знаменательный день комнату освободить. Нуна сочувственно жамкает его за плечо и предлагает ему переночевать у неё. Ну и (ахаха, двусмысленности, ахаха ха ._.) поясняет, что типа она всё равно до утра будет делать перевод, вот и посидит тут, а он пусть идёт спит на чердаке, там хоть кровать нормальная. Сухо очень благодарно на это соглашается и уходит. Ещё где-то в эту или не в эту главу вписывается очередная ХунХановская Эрка — та самая, от которой едва сбежал Чунмён. По сути, они в дУше возбудились, кое-как шмыгнули в комнату — действительно не заметив Чунмён и посчитав, что он ОЧЕВИДНО поймёт, что на сегодня это комната их. Се сел на кровать, Лу сел сверху, страсть-страсть поцелуи, надолго никого не хватило, само собой, они слишком долго не виделись. Но на этом всё не закончилось, потому что после крепких объятий, новых поцелуев и шёпота о том, как они безумно друг по другу соскучились, оба стали распаляться снова. И Сехун нашёл в себе силы выразить желание поменяться ролями. Лу убедился, что тот не из-под палки себя заставляет и у них-таки наконец случились чувственные ХАНхуны, которые мы видим со стороны Се, который долго-думал-и-надумал, и который плывёт от контраста того, каково быть в разных ролях в постели и как они оба ~по разному раскрываются~ и в той, и в другой позиции. А потом они опять лежат в обнимку, приходя в себя. Ну и… — Сехуни… что будем делать дальше? Ночь ещё только начинается, — сверкнув дьявольскими искрами в глазах, он приподнялся на локте, глядя на ухмыляющегося Сехуна. — Я бы не отказался повторить хунханов… Сехун опрокинул Лу на спину и, заглянув ему в глаза, ухмыльнулся ещё шире. Сначала прильнул губами к шее Ханя, а потом провел языком до самого уха. — Я тоже, хён, — горячо прошептал он. — Но сначала ещё разок ханхунов… — усмехаясь, он легонько прикусил мочку, вызвав удивленный вздох Лу Ханя. — Сам ведь сказал, ночь ещё только начинается. — Бесстыжий, бесстыжий малыш! — выдохнул Лу с наигранным укором, когда Сехун с чертями во взгляде снова заглянул к нему в глаза. — Вреднючий, вреднючий хён! — в тон ему ответил Сэ, когда уже Хань завалил его на спину, нависнув сверху. — Стоим друг друга, да? — усмехнулся Лу. — Идеальная пара, — ухмыльнулся Сэ и, обвив шею Лу руками, потянулся за поцелуем.49
*Это глава с вечеринкой по поводу воссоединения нашей «доблестной дюжины»* — Эээээ… Нун, а что ты тут делаешь? — Тао аккуратно потыкал пальцем в плечо спящую Нуну. Спящую лицом на кухонном столе. — Нунааааа. — Это не я краду йогурты Минсока! — резко подняла голову девушка. — Нун, так это ты таскаешь мои йогурты?! — обиженно возмутился Сюмин, выглядывая из ванной. — Я… что? Нееееет. — отрицательно замотала головой девушка, отлепляя от щеки, приставший к ней лист распечатки, и возвращая его к сородичам, которые сегодня служили ей подушкой. — Если б я их воровала, я бы сказала, что это я. А я же, наоборот, сказала, что это НЕ я. Значит это не я. — Ври больше, — кашлянул в сторону Крис, читавший газету на диване. — Так, я запрещаю тебе тырить мои йогурты! А старших надо слушаться! — Так точно, капитан, есть сэр! — козырнула нуна и попросила Тао достать ей йогурт. — Нуна! Тебе не стыдно?! — возмутился Булка. Нуна послала туманный взгляд в его сторону. Он картинно закатил глаза и снова удалился в ванную. — И всё же, что ты тут делаешь, — повторил свой вопрос Панда. — Что я здесь делаю? — переспросила она тупо, оглядываясь вокруг. Утро, кухня, она явно спала за столом, перед ней ноутбук и распечатки. А также три карандаша. Два загрызены насмерть и исписаны по самое основание. Третьему не помешает капельница, но жить он точно будет. Кухня… почему кухня?! — А и правда, что я здесь делаю?! — она снова повернулась к китайскому макне. — Мне бы тоже хотелось узнать ответ на этот вопрос… О, надо провести социологический опрос! Кто-нибудь из них, — она неопределенно махнула рукой за спину, — должен знать. — Чего? — не понял Тао. Нуна схватила последний выживший карандаш, выкопала чистый лист и быстро набросала табличку. «Какого черта нуна спала на кухне?!» (соц. опрос населения ЕХО-планеты): 1. Не знаю 2. Магнитные бури 3. ИДИТЕ ВЫ СО СВОЕЙ НУНОЙ, ДОСТАЛИ! (спешали фор Кай) 4. Знаю, но не скажу 5. Знаю и скажу — Пусть ставят плюсик напротив выбранного варианта. — И лист, и карандаш были вручены Панде. Он отправился «опрашивать население», а нуна снова плюхнулась щекой на распечатки, досматривать сон. Но досмотреть не получилось, стол оказался весьма некомфортным, и оставалось только догадываться, как она умудрилась проспать тут несколько часов. Панда, вернувшийся через пятнадцать минут ясности не добавил. — Вот, — протянул он Нуне лист. Возле первого пункта стояло пять плюсов, возле второго — два, третий был жирно обведён и подчёркнут, четвёртый удостоился трёх, а пятый сиротливо зиял пустотой. — Кстати, вот это, — китаец постучал по третьему пункту, — вовсе не Кай. Кай сказал «не дождётся» и плюсанул четвёртый пункт. Это, — пояснил он в ответ на удивлённый взгляд, — Булка-хён. Я очень долго стучался к нему в ванную, так что в конце концов он разозлился, открыл дверь, отобрал у меня листок… и вот… Они считают пересчитывают остальные плюсы и понимают, что их только 11. Панда понимает, что не видел нигде Чунмёна. И вот тут Нуна вспоминает, что отправила Сухо на чердак, потому что ХунХаны, а сама осталась сидеть здесь и, видимо, уснула. Идёт к себе, там уже проснувшийся Сухо уступает ей место, она валится досыпать, а Сухо идёт готовиться к новому дню. Где-то после полудня Нуна снова встаёт, зовёт всех на занятие и тихонечно стучится, спросить, присоединятся ли к ним ХунХаны. Сехун чуть приподнимается на локте и шёпотом, чтобы не разбудить спящего в его руках Ханя, говорит, что плиз не сегодня. Нуна окидывает их тёплым взглядом и, конечно, разрешает валяться сколько угодно, а индивидуальное они потом обсудят. Ближе к вечеру все наконец стекаются в гостиную и там отрываются по полной, твистером (с шутками типа «Лу пригрозил всем страшной смертью, если макне проиграет, и вся группа резко рухнула на пол, оставляя в игре только Сехуна»), дартсом и шутками-прибаутками. Ещё они играют в хорор игру: — Дальше что? — пискнул Бэк. Чанёль нажал за него кнопку, игрок убрал папку с документом из рук, подобрал с соседнего сиденья батарейки и видеокамеру, проверил её и, наконец, вылез из машины. — Так, и куда тепеАААААААААА! — взвизгнул Бекон, из-за резкого появления на экране надписи «Цель: проникнуть в психбольницу». — Бэк, спокойно, это просто ТЕКСТ. Текст тебе ничего плохого не сделает. — успокаивающе проговорила Нуна, посмеиваясь вместе с остальными мемберами. — А НАХРЕНА ОН ТАК ВНЕЗАПНО ВЫСКАКИВАЕТ?! ЕЩЁ И С РЕЗКИМ ЗВУКОМ!!! СКОЛЬКО МНЕ ЕЩЁ ОСТАЛОСЬ ИГРАТЬ?! — Всего девять минут и пятьдесят одну секунду, — спокойно отрапортовал Исин. — ИЗДЕВАЕШЬСЯ?! — прошипел Бэк. — Нет, — покачал головой тот. — Вот, таймер, — он махнул вокалисту телефоном. — Просто чтоб вы знали, я вас всех сейчас ненавижу, — прохныкал Бэк. После игры, чтобы успокоить нервы, решают навестить Шайней и позвать их на продолжения банкета. Каким-то образом (у меня было какое-то обоснование, но я уже не вспомню, пардон) Нуна, Кай и Тао остаются на кухне готовить «что-нибудь из русской кухни». Кёнсу до последнего не хочет уходить и оставлять этих троих с готовкой, но в итоге Лу его уводит. Само собой к их возвращению на кухне хаос и разгром: Нуна по уши в муке с причёской каноничной Гермионы, Кай тоже в муке и с порванной футболкой, Тао в слезах, с потолка драматично падает прилипший блин. Нуна клянётся, что это была не её идея блины подкидывать, она наоборот парней отговаривала. Тао умоляет больше никогда не оставлять его вместе с этими двоими. Лу и Чунмён уводят Кёнсу отпаиваться валерьянкой и обещают всё непременно прибрать. Кёнсу тригеррится на слове прибрать и грозит всем, что завтра же у них будет генеральная уборка, всё, никаких отговорок. До кучи оказывается, что Кай случайно подпалил Нуне волосы — но ЧЕСТНО случайно. Отчитав танцора, ребята усаживают Нуну и говорят, что щас всё исправят. Та недоверчиво щурится, но всё же говорит, хорошо, только аккуратно, много не отрежьте. В итоге, теперь у Нуны, конечно же, каре чуть ниже ушей. Кай говорит, что зато теперь хоть гнезда на голове у неё не будет. Нуна только тяжко вздыхает и говорит, что гнездо будет, и только хуже, потому что теперь волосы даже в пучок не соберёшь… и осознаёт страшное — ей теперь будет негде хранить карандаши! (обморок)50
Утро следующего дня. Нуна проснулась у себя на чердаке, как обычно. Сонно похлопала глазами, зевнула и так и застыла. Её зрение сфокусировало ей лицо прямо напротив собственного, на расстоянии не далее вытянутой руки. — Кай?! Какого чёрта ты тут?! — поражённо выдохнула девушка, приподнимаясь на локте. Тот сидел на полу прямо у её кровати. — Шшш! Не шуми! — зашипел он, прикладывая палец к губам и опасливо оборачиваясь на дверь. — Чт… Почему?! — ШШШШ!!! — ещё агрессивней зашипел Кай, прикладывая палец уже к её губам. — Ты хоть понимаешь, что сегодня за день?! — День… Эээ… Декабрь… седьмое, кажется, — озадачено почесала макушку Нуна. — Вау, точность достойная королей, — съязвил Чонин. — Ой, а то ты не знаешь, каково соображать спросонья, — закатила глаза девушка. Кай хмыкнул даже как-то понимающе. — Так, ну раз ты всё равно не соображаешь, то просто давай, захлопывай варежку и ложись досыпать, — он ненавязчиво надавил ей на плечо, укладывая обратно на подушку, укрыл и даже подоткнул одеяло. Та скептически изогнула бровь. — Тебе не обязательно просыпаться, я просто посижу тут, не обращай на меня внимания. — Да что происх… — начала было Нуна, снова приподнимаясь. Но Кай снова придавил её обратно: — Лежи. — Да объясни ты нормально! — возмутилась Нуна в ответ. — Просто спи! — замотал головой Кай. — Усни! — Ты!.. — Оу, — раздалось от двери. Нуна с Каем дружно обернулись. — В нормальной ситуации я бы спросил, не мешаем ли мы, — усмехнулся Лу, стоявший в дверном проёме вместе с Сехуном. — Но я и так прекрасно осведомлён о ваших глубоких взаимных чувствах, да и — если честно — в данных обстоятельствах мне было бы плевать даже если бы мы действительно что-то прерывали. Поэтому скажу только «Сехуни, заходи и не хлопай дверью», — кивнул он макне и уже сам шагнул внутрь. — Лу? Се? — выдохнула Нуна. — Вы-то как тут?.. Я бы сказала, что удивлена, но честно, после того как нашла Кая у своей постели с утра пораньше — ваше появление уже ну такое, среднячок. — А ты нас обскакал, жеребец, — хмыкнул Лу, насмешливо щёлкая его по макушке. — Мы думали, что придём сюда первыми. — Иди ты, — огрызнулся Чонин, отмахиваясь от его руки. — Мы с ним соседи по комнате, если помнишь. Я тут с трёх ночи сижу. — Но я легла только в четыре, — покачала головой Нуна. — В 4:07, — исправил её Чонин. — Но… — Я сижу тут. с трёх. ночи. — спокойно повторил он, пожав плечами. И, как вы (возможно) уже догадались, это глава с генеральной уборкой. Ака «Кёнсу вчера не шутил». И мемберы потихонечку, один за другим стекаются к Нуне на чердак, пока ДиО не проснулся, в надежде, что к ней он не полезет, а они таким образом смогут спрятаться. Когда все наконец собираются, Нуна напоминает им, что вообще-то у неё замок наоборот, и ничего не помешает Кёнсу зайти сюда и поймать их всей охапкой. Они начинают судорожно придумывать выход из ситуации и Нуна сообщает им ещё одну новость. Оказывается, её «комната» — это ещё не весь чердак. Если отодвинуть шкаф, то за ним арка в ещё одну огромную секцию, которая покрывает всё, включая коридор, все комнаты и гостиную. — Я туда даже заходить боюсь, там какие-то мешки, пыль, стройматериалы. Возможно там даже живёт кто-то, я не ручаюсь, — добавляет Нуна. На этаже уже начинается раздаваться зловещее «вы думаете, я вас не найду?» от Кёнсу. И парни, за неимением других вариантов, начинают активно отодвигать шкаф. Там и правда большое дополнительное пространство, заваленное не пойми чем, но спрятаться там, по сути негде. Нуна решает взять удар на себя, запускает пацанов туда, а сама принимается двигать шкаф. Вот только одна Нуна это не 11 мемберов. И задвинуть она его-таки не успевает. Кёнсу заходит, смотрит на её потуги. Здоровается и ненавязчиво спрашивает, не видела ли она ребят. Нуна пытается отнекиваться, но тот уже отодвигает в сторону и её и шкаф. Проходит, оглядывает помещение прищуром. Нуна понимает, что пацаны просто свалились в одну кучу в углу и укрылись мешками. Она всеми силами пытается заболтать Кёнсу, чтобы он их не заметил, но тот в итоге спотыкается об ногу Криса. Ну и Нуне не остаётся ничего кроме как (в лучших традициях этой общаги) начать придумывать неубедительные отмазки. — Кёнсу, не надо туда заглядывать, пожалуйста, — панически хватает за локоть Нуна уже потянувшегося к мешкам, укрывающим группу вокалиста. Тот останавливается. — Почему же? — Там это… личное, — сконфужено поясняет она. — Да? И что же именно? — заинтересованно складывает руки на груди тот. И многозначительно пинает Крисусью лапу. Тот это выдерживает со стойкостью достойной королей. — Манекены! — выпаливает Нуна. Кёнсу изгибает бровь. — Точнее, скорее… ростовые куклы. — Куклы? — ещё более заинтересованно хмыкает Кёнсу, начиная тянуть первый мешок на себя. — Твои? — Мои, — испуганно кивает Нуна. Кёнсу стаскивает первый мешок и открывает очень убедительно отыгрывающего неживой предмет Кая. Снова смотрит на девушку, но русские не сдаются: — Что? Я же фанатка? Ну вот, у меня есть коллекция ваших ростовых кукол… и я храню её за шкафом… втайне… чего такого, — разводит руками она. — Да? — усмехается Кёнсу. — То есть, у тебя вся группа есть? — спрашивает он. Нуна отчаянно кивает. Но тут Кёнсу добавляет: — Даже… я? Нуна ойкает. Но продолжает загонять себя в угол. Тупо из принципа, видимо. — Нет, тебя нет, — мотает головой она. — Все есть, а именно меня нет? — Ты просто… мой самый нелюбимый мембер… самый-самый… прости… — отчаянно краснея тянет Нуна. На этом моменте уже Экзо-кучу начинает пробивать с абсурда ситуации. Кто-то чуть-чуть подрагивает от беззвучного смеха. — А дрожит эта куча потому что… — ответно тянет Кёнсу. — У кукол есть… функция вибрации… — мямлит из последних сил Нуна. Тут уже Лу откидывает мешки и такой: — Ладно, господи, всё. Он уже и так давно всё понял, прекрати позориться. Ну и после этого, повинившись, все дружно плетутся за Кёнсу драить общагу. И выходи в целом душевно, обязанности разделяют честно, работают сообща и в итоге уставшие но довольные садятся пить чай уже поздно вечером. И оказывается что тим ворк из дрим ворк (*кашляю* привет, Беннет)51
*Глава о фанатстве Нуны* После истории с чердаком Игзы подтрунивают над Нуной за «ростовые куклы с режимом вибрации», а та дуется и говорит, что она вообще-то их же жёпы спасала, неблагодарные они суслики. Но тут на этаж зачем-то ненадолго заглядывает Шивон (из СуперДжуниоров). Его Нуна видит впервые. И, в общем в духе самых классических фанаток краснеет, бледнеет, двух слов связать не может и забывает, в какой стороне выход. Экзо на всё это косятся странно, а затем, позже вечером выкатывают ей предъяву, мол: Нун, а Нун, ты вроде как НАША фанатка, но что-то мы ни разу не видели, чтобы ты на НАС так реагировала. И обижаются. Дружно всем скопом. Кто по фану, кто за компанию, кого заставили, а кто Чонин и изначально обиженный был. Нуна потеряно оправдывается всю главу, пытается как-то достучаться, объясниться, даже притаскивает им в доказательство лист с автографами, который стащила в седьмой главе. Но те непреклонны. Наконец, перед ужином у Нуны, которая не понимает, что они вообще от неё хотят, лопается терпение. Она отбирает у ЧанБэков пульт, сгребает со стола миску с приготовленным заранее попкорном — несмотря на протесты Кёнсу, который говорит, чтобы даже не думала его есть до нормальной еды — и плюхается на диван перед теликом. Там врубает недавний концерт Экзо в записи погромче и начинает то подпевать невпопад, то пищать что-то типа «о боже мой, Сюмин-оппа, такой классный!!! Омо, вы видели вырез Лэя?!» Ребята пугаются, что сломали девочку и обступают её говоря, мол, ладно, ладно мы поняли, давай мириться, всё окей, ты наша фанатка, мы верим. Но Нуна, которая весь день билась о скалы, так просто сдаваться не намерена. — Не мешайте мне, я смотрю концерт моих дорогих опп! — Нуна, отдай мне попкорн, — настойчивей тянет Кёнсу. — Мелкая, мы уже поняли тебя, мы перегнули палку, прекращай. — Ничего не знаю, я хочу дождаться, пока ДиО не покажет пресак, — мотает головой та, продолжая вглядываться в экран. — Он не покажет пресак, — закатывает глаза Крис. — Вам откуда знать? — парирует Нуна. — Вы этот концерт смотрели? — Мы его ИСПОНЯЛИ, — вздыхает Се, глядя на экранного Кёнсу. — И я тебе гарантирую, что не покажет. — Нуна, ПОПКОРН, сейчас же! — теряет терпение тот Кёнсу, что в комнате. Потому что никакие распри не могу вставать между ним и заботой о правильном питании. — А вдруг покажет, а вдруг вы плохо запомнили? — мотает головой Нуна, продолжая гнуть свою линию. — Да не покажет! — цокает Бэкхён. — Ничего не знаю, — мотает головой Нуна. — Я буду сидеть тут, пока концерт не кончится или пока не увижу пресак ДиО, — и драматично запихивает себе в рот горсть попкорна. И тут, потеряв терпение, Кёнсу выходит прямо перед ней, загораживая обзор на телевизор. И, грозно сдвинув брови, задирает футболку, демонстрируя-таки заявленный пресак. Вся группа дружно роняет челюсти. Нуна тоже, просыпая оттуда попкорн. Кай и вовсе едва не расщепляется на атомы. А Кёнсу спокойно опускает футболку, забирает из ослабевших рук россиянки миску с попкорном и пульт. Выключает концерт и уходит к столу, бросив в короткое: — Ужин через 15 минут. На фоне шока все быстро мирятся и забывают все прежние распри. Кроме Кая, конечно же. Он придумывает новый виток старой распре. Хён же сказал, что у них отношений быть не может. А с кем может? С НУНОЙ?! Пресак он ей показывает. Никому не показывает, а тут нате, индивидуальный фансервис. И уходит фырчать в свою комнату злой и голодный. (по сути это должно было запустить арку дополнительных Каевых душевных метаний, где он просто каждое взаимодействие хёна и Нуны интерпретирует как о-боже-они-точно-завтра-поженятся, и вместо того, чтобы дальше со своими чувствами разбираться фокусируется на этой ревности. Ничего конкретного именно из таких взаимодействий у меня не было продумано, но сама накопленная ревность ещё сыграет свою роль в сюжете)52
Тут должна была быть годовщина отношений БэкЁлей. И они таки как и ХунХаны решили в честь такого события наконец ~поменяться~. Тут у меня не продумано ровно ничего кроме одного диалога, ахаха: — Дайте воды, пожалуйста, — просит Лу Хань, как-то потеряно шаря взглядом вокруг, и присаживается за обеденный стол. — Хён, ты чего? — тут же обеспокоенно интересуется Се, пока Чунмён скорее наливает Оленю воды. Тот осушает стакан залпом и в неверии мотая головой бормочет: — Я только что видел БэкЁлей… — И? — Вы не поняли. БэкЁлей. В постели, вместе. Именно в таком порядке имён в пейринге… — ещё более неверяще бормочет он, глядя в никуда. Сехун сводит брови. — Ну а что такого, хён? Нам можно меняться, а им нет? — Подождите, а вы наконец… — восторженно выдыхает Нуна, переводя палец с одного на другого. А затем понимает, что сказала. — Окей. А мы… мы… — стремительно бледнея бормочет она. — Мы можем сделать вид, что я не так отреагировала? А лучше, что я вообще не реагировала. И молчала. И меня в это комнате не было… Чунмён, дай мне тоже водички, — панически просит она, дёргая себя за воротник. — Меняться им можно. Хоть сто раз и на здоровье, — наконец отвечает Сехуну Лу Хань, выбрав действительно проигнорировать Нуну, хлебающую воду как в последний раз и Чунмёна, обеспокоенно поглаживающего её по спине. — Вот только я бы предпочёл никогда этого не видеть. У меня зрение на пару диоптрий упало, Малыш. — Ой, а мы прямо так хотели вас лицезреть, — фыркает Крис. — Карма она такая, Оленёночек. И тут же сам давится словами. Потому что на него грозно глядит даже не Лу Хань, а Сехун. И Нуна. — Крис-хён, — тянет макне. — Можно я пожалуйста сам себя как-нибудь накажу, а вам потом отчитаюсь? — обречённо сводит брови домиком тот. (всё, тута у меня больше ничего нет, извините) (но вроде ещё параллельно должен был ненадолго вернуться Чонин-кот, который влез в рюкзак Се, когда тот навещал бабушку. И группа сначала не понимала, что у них всё кругом рушится, шляпы сами по себе ходят и еда пропадает. А потом ностальгично понянькалась два денька со зверушкой и снова отправила его к бабушке. хмех)53
*Глава, в которой наконец выясняется имя Нуны* Нуна собирает для парней список самых частотных российских имён, чтобы им было легче на фансайнах и практикует их на занятии. Они их учатся писать, читать и практикуют мини диалоги, типа: — Как тебя зовут? — *Нуна называет рандомное имя* — Какое красивое имя. После занятия Группа возвращается в гостиную, и тут Чанёля осеняет. «Парни, а как зовут Нуну???» Все такие, лал, оч смешно Чанёль, отстань. А тот такой «ненене, я серьёзно — как её зовут?» И все крепко задумываются. Они же знают её привычки, её биаса, что ей нравится и не нравится из еды, но НЕ ИМЯ?! Быть не может. Но ведь реально как-то не спросили в своё время, а потом «Нуна» прижилось и вроде и не надо было другого. Чонин фыркает мол, гспди, просто спросите. Остальные категорически отказываются, потому что это где это видано, чтобы твои друзья твоего имени не знали. И они разворачивают целую операцию по выяснению её имени. Пытаются подглядеть у менеджера в документах. Заставить Нуну поставить подпись с расшифровкой. Подглядеть на её переводах. Выкрасть её паспорт (это Чунмён категорически запрещает). В какой-то момент им приходит в голову идея звать её именами из списка с урока и посмотреть, на какое она отзовётся. Но Нуна решает, что они просто так решили попрактиковаться, и начинает отзываться вообще на всё. Но к концу их махинаций начинает заподазривать что-то неладное. Как от неё шарахаются, что-то скрывают, куда-то бегают и в целом ведут себя подозрительно. И, как в восьмой главе, где они её усадили на диванчик, а сами выстроились перед ней, чтобы голосовать, на этот раз она усаживает их всех на диванчик — да, на один, на который они как сардины в бочке еле вмещаются, и встаёт перед ними, сложив руки на груди. Говорит мол, пацаны, ну-ка выкладывайте, что происходит! Что за фокусы как из первых дней нашего знакомства, когда вы выяснили, что я фанатка? Те мямлят. Нуна недоумевает. — Не понимаю. Я же даже про все ваши отношения знаю. Чего такого вы мне не можете рассказать?! — всплескивает руками она. — Да имя! Они не знают твоё имя! — не выдерживает наконец Чонин. И под общее аргессивное шикание продолжает: — Всё максимально просто, но они тебе этого в жизни не скажут, потому что не хотят ранить твои чувства. Хорошо, что есть я, да? — злорадно ухмыляется он. Нуна глядит на виновато притихшую группу и облегчённо выдыхает: — Да что ж вы сразу не сказали? Я себе уже такого понадумала… Кажется, я вам и правда не говорила, — тепло усмехается она. — Надо же, — а затем протягивает им руку и с улыбкой произносит: — Меня зовут Настя, приятно познакомиться. Группа принимается облегчённо галдеть и трясти её за лапку. Чонин закатывает глаза, в очередной раз оставшись в дураках. А Крис хихикает, мол, «So you're ~nasty~?» (nasty (нАсти) по англ = «гадкий», «противный», «непристойный») И глаза закатывает уже Нуна. Недопонимание счастливо разрешается.54
Тут происходит много чего и ничего одновременно. Экзо снимают свой шоу-тайм, Нуна улетает на Новый Год в Россию. — Нун, ты нам привези чего-нибудь русского, но только такое, что нам фанаты не подарят. — Диск Надежды Кадышевой?.. Потом Нуна возвращается, начинаются последние шлифовки и приготовления. Пресс-релизы, подготовка к туру и… ребятушки НАКОНЕЦ ЛЕТЯТ В РОССИЮ! (вы ещё помните, что они туда собирались, ахаха?) В целом, тут планировалось такое полумеланхоличное прощание Нуны с общагой. Чунмён помог ей запаковать все вещи и книжки, чтобы их отправили посылкой в Россию, и ей не пришлось ничего тащить. Она поразмышляла о том, как странно, она вроде возвращается домой, но почему-то грустно, ведь всё равно страница закрывается — в эту общагу она же уже не вернётся. И закончится глава должна была тем, как она стоит на пороге чердака с чемоданом. Оглядывает его последний раз — тот уже опустевший, без её вещей, с убранной кроватью — грустно улыбается, выключает свет и уходит.