Попытайся разбить алмазное сердце...

Выпить бокал дорогого виски залпом оказалось сложной задачей. Огненный напиток обжег горло, будто разъедая нежные ткани, горячей упругой волной прокатился по телу. Пару горьких слезинок выступило на глазах, и, согнувшись, Тсунаеши закашлялся. Юноша хватал ртом воздух, рвано дышал, всхлипывал и чувствовал приятное тепло, постепенно скапливающееся внизу живота. Быстро оглянувшись, он не заметил никого поблизости, ни одного свидетеля минутной слабости. Хорошенько вытер лицо, рыжик крутанулся на месте, ловко поставив граненный бокал на стол в гостиной и легким, неровным шагом поплелся к кабинету отца. Этот разговор требовал мужества и решительности. Возможно, слишком много решительности, но кто с точностью скажет, сколько этого чувства в сердце мальчишки?.. Вечно занятой Реборн встретил Саваду хмурым взглядом и позой ожидания. Да, о случившемся Примо уже знал, хотя и бездействовал. Давал время, просто давал шанс. Глубоко вздохнув, Тсуна осторожно присел на самый край кресла, как раз напротив мужчины, такого собранного и ждущего. Открыл рот, дабы начать необходимо-болезненный разговор, но не смог произнести и звука, а после медленно и обиженно поджал губы. Вот так - хочешь, наконец, совершить что-то стоящее, но и здесь обязательно что-нибудь да помешает! Положение спас сам магнат: - Решился? - Одним словом сразу в цель, сделав огромную дыру. Дернувшись, подросток ощутил, словно у него из груди вырвали большой кусок плоти, на том самом месте, где должно было быть сердце. Он собрался с духом и тихо прошептал-проговорил: - Да. Карие глаза слегка прикрылись пушистыми темными ресницами, не давая разглядеть отчаяние и слабость, явственно проступавшие на самом дне очей. И даже почувствовав изучающе-спокойное, оценивающее внимание на своей фигуре, мальчишка не посмел себе ни измениться в лице, ни даже пошевелиться. На тончайшей нити ожидания повисла тяжелая тишина, которая давила на пространство и людей холодной мощью. Саваде вдруг показалось, что внутри все преисполнилось большего угнетения, нежели ранее. Решимость, пару часов назад переполнявшая его, сейчас практически растаяла, исчезла, оставив только горькое послевкусие и обиду. - И на что же? - Чуть-чуть прищурившись, миллиардер решил подвести сына еще на несколько шагов ближе к черте. "Ему нужно пожелать поменять порядок вещей самому, иначе все бестолку. Не за чем помогать в такой важный момент, иначе можно испортить то, к чему так давно стремился. Момент пришел: движение навстречу миру, или побег. Здесь я - не советник", - успокаивал свою ноющую душу Реборн, ведь так сложно было смотреть на страдающего и полного затаенной печали сына! Какое отеческое сердце способно такое выдержать?! - Я... - Голос неприятно сорвался, отчего рыжая макушка опустилась еще ниже, негромкий всхлип разорвал воздух. - Хочу помочь. - Тонкие пальцы художника перебирали складки джинсы, подрагивали нерешительно. - Вам - тебе и Джо... сложно, наверное... ну... два агентства на двоих... - Хочешь занять по праву тебе принадлежащее кресло директора в "Звезде царей"? - Осторожно и подталкивающе спросил брюнет. Ответом ему был неловкий кивок. Вот и все. Один кивок, и договор подписан - с судьбой, богом ли? Неизвестно. Но здесь и сейчас, перед отцом, перед мраком мудрых глаз и недвижимым мужчиной, договор подписан. Сбежать не удастся, Аркобалено не позволит. Вот и все. Зажмурившись до боли в веках, Тсунаеши не позволил непрошенным слезам покинуть глазниц. Уже слишком поздно плакать. - Хорошо, я все подготовлю. - Примо-старший легко поднялся из-за стола и покинул комнату, он оставил Саваду в одиночестве. И одиночество это не дано было нарушить ни Джотто, ни отцу. Вот он улыбается, не широко, мягко, вновь улыбается. От этой улыбки теплеет в помещении и на сердце, хочется улыбнуться в ответ - как обычно глупо, по-детски, но ярко и весело. Дино влюбился. В мужчину. Вот в этого, сидящего за чайным столиком напротив, мужчину. И Дино не знает, что сделать... - Фонг-сан, а вы любите клубы? - Карие глаза в упор смотрели на брюнета, заставляя последнего нервничать, они неотрывно шлифовали чужой абрис. От вопроса, странного, надо заметить, вопроса, искусствовед немного дернулся и надел на лицо каменную маску "ничего не знаю, не при делах". - Нет. - Хм... А я вот вас вчера видел в одном. "Premier.27", знаете такой? - Не отрываясь от увлекательного распиливания фигуры возлюбленного взглядом, Мустанг растянул уголки губ в тонкой полуусмешке. Желание вовлечь собеседника в откровенный разговор ощущалось почти физической ношей, от которой блондину нужно было избавиться. Но вот как начать этот разговор - не ясно. А то, что до недавнего времени мафиози отдавал предпочтение только девушкам, вообще сводило на нет все "подойти, обнять за талию и зашептать что-то на ушко"... ага, как бы ему это ушко не оторвали за подобное поведение, Фонг тебе не барышня, кулаки на месте! - М... Может быть, - черные глаза с подозрением прошлись по соблазнительно-знакомой развитой фигуре итальянца, но наткнулись лишь на красивые ямочки на щеках и искрящиеся топазы цвета виски. - Я был там по работе. - Поспешно Аркобалено оторвался от разглядывания Каваллоне, постарался сдержать участившийся пульс. - И по какой, интересно? - Лилейным голосом спросил Дино, внутренне напрягаясь. По личному опыту он знал, что значит эта фраза-оправдание, но вот проблема - мало кто по-настоящему работает в клубе. Вскинутая в удивлении бровь поубавила пыл блондина, который вмиг понял, что, похоже, слишком резко сменил тон. Он чуть открыто не приревновал. - Временно исполняю обязанности управляющего в этом заведении. - Неохотно промолвил искусствовед. Странности в поведении собеседника он предпочел не замечать, ибо не хотел наделять себя ложной надеждой. Разочарование, получаемое однажды человеком, который глядит на мир через стеклышки розовых очков, очень болезненно. А мазохистскими наклонностями наделенный пламенем Урагана мужчина не обладал. - Ясно. - Миролюбиво раздалось в комнате. - Что ж, теперь я ведаю, куда пойти, чтобы не платить за вход... - Шутливо протянул Дробящий Мустанг, легко подмигивая другу. Тот же одарил первого странным ошарашенно-напряженным взором, но через силу улыбнулся. Не хватало еще вслух произнести фразу о том, что Фонгу вообще не по душе, что его возлюбленный ходит по клубам. Подобные слова будут гвоздями, что он заколотит в свой же гроб... - Фонг, а как давно вы являетесь директором в Rouqe? - Около четырех лет, а что? - Аркобалено сразу почувствовал себя свободнее, стоило итальянцу сменить тему разговора. Голова с пшеничной шевелюрой мотнулась, жестом отвечая: "Ничего". Расспросы о галерее вряд ли приведут в итоге к откровениям, осознал Дино свою оплошность. Тяжело вздохнув, он задумчиво начал водить пальцем по теплому краю керамической чашечки. Чая в ней уже не было. Сцена молчания. Первое действующее лицо нерешительно пытается подобрать нужные слова, второе - желает остаться в безмолвии. И оба силятся что-то сделать, при боязни оступиться, продвигаются в отношениях, будто идут по тонкому льду. Почти одновременно ревнуют, почти одновременно смущаются, но - в разной степени. Первый слегка, ненавязчиво, второй же до дрожи и жара в теле... а нужно только сказать правду. Но ведь это так сложно, да? Намного сложнее, нежели мучиться неведением... - Мне стоит вернуться в Италию? - Тихо и с печальным подрагиванием губ. Дино прикрыл глаза ореолом ресниц, пряча внутренние метания, на самом деле не желая знать ответ. А Фонг будто подавился воздухом. Он с непониманием хмурится, сверкая темными разозленными глазами. - Ты улетаешь? - Резковато спрашивает искусствовед, но получает робкое отрицательное качание головой. Гнев тут же стирается с лица Аркобалено, сменяясь удивлением, неприкрытым, даже несколько радостным. - Тогда почему спрашиваешь такое? - Да вот... как-то... само? - Каваллоне еще сильнее горбится, скрывая лицо за светлой челкой. Скулы у него горят, едва слышно мужчина шепчет: "Дурак, я - дурак! Нельзя было, не к месту..." Брюнету остается только не без удивления сидеть и ждать, когда, наконец, этот взрослый непослушный ребенок вынырнет из своей потусторонней реальности и соизволит обратить на него свое внимание. И здесь очень пригодился весь запас терпения, что имелся во владении Фонга. - Я пойду. - Не поднимая глаз, итальянец встал, поспешно двинулся к двери. И не был остановлен сильной рукой японца, ошарашенного и ничего не понимающего. Увидеться снова им было дано лишь через два дня. При встрече Каваллоне был необычайно задумчив, и это вводило его возлюбленного в нервное недоумение. Поэтому когда Дино, вскидываясь, с покрытым багровыми пятнами лицом, вцепится в плечи искусствоведа пальцами и спросит: "Ты можешь меня поцеловать?", Фонг впервые не найдется с ответом и, открыв рот, произнесет тихое и бездумное "Конечно". Именно с этого момента берут начало их романтические отношения. - Ты не должен этого делать. Ты вообще не должен заставлять себя! - Джотто, вцепившись руками в собственные волосы, быстрыми шагами мерил комнату. Взгляд его метался от одной вещи к другой, периодически останавливаясь только на спокойном и угрюмом Тсунаеши. - Нии-сан, это было мое решение. - Савада показательно дернул плечиками в пренебрежительном жесте невинного ангела. Впрочем, подобная выходка старшим из братьев замечена не была, точнее сказать, обделена вниманием. - Нет, я не могу дать согласия. - Голубоглазый мужчина остановился, развернулся полностью к рыжей бестии и упрямо вскинул подбородок. - Но нии-сан!.. - Нет. - Жестко оборвал любимого мальчишку Примо, его лицо посуровело, губы были сжаты в тонкую линию, полную непримиримости. Истинный сын своего отца. - Однажды я уже не проявил решительности, и ты пострадал. Взять фамилию своей... своей приемной семьи было так легко, но ты ведь не взял!.. А вина легла на мои плечи! Я не нашел себе прощения до сих пор, Тсуна... пожалуйста, не надо. - Джо присел перед юношей, теплыми ладонями поглаживая бледные нежные щеки. Спустя долгие минуты Савада тихо промолвил: - Но это нужно мне. - Глаза в глаза, теплый шоколад против небесной выси, один на один, спорят. - Тсу... - У Джотто было такое страдающее и жалобно-молящее лицо, что это заставило Саваду вздрогнуть и засомневаться. Но ненадолго. Сердце странно ровно билось в груди, не рвалось, не мучилось, будто обернулось в стальную броню, и непререкаемо твердило о том, что правильно - правильно не убегать от страхов, правильно говорить "нет" брату, пусть он и такой потерянный и слабый... сердце твердит... и его невозможно ослушаться. Рывок вперед, незначительный и медленный. Десятый обнял родственника за шею, слегка поглаживая его по мягким волосам. - Я буду сильным, поверь. Я не буду плакать, никто не сделает мне плохо. Нии-сан, - успокаивающий шепот куда-то в плечо, - больше я не хочу прятаться за вашими с отцом спинами. - Прохладный указательный палец прижался к губам старшего Примо, не давая возмущениям и недовольствам сорваться с чужого языка. - Чтобы тебе не было тяжело, чтобы Реборн мог с уверенностью говорить о смелости и решительности своего второго сына, чтобы... чтобы я оказался способным поддержать вас, не расклеился от первого обидного слова... делаю все ради этого. Ради нашей семьи. - Джотто Примо, пожалуйста... - Умоляющие фразы лились и лились, они одновременно и пленяли, и сводили с ума. И блондин одновременно поддавался на осторожные уговоры возлюбленного, и протестовал всем существом. От одной мысли о том, что в "Звезде царей" эти двое будут рядом с Тсуной, становилось вязко-горько, в горле першило, а в глазах двоилось от ревности и обиды. В объятиях друг друга было тепло и спокойно. Дай бог им такую возможность, они бы целую вечность провели так, не отрываясь от источника тепла. Но мир неумолим к сантиментам и пленительным чувствам. - Хорошо. - С грустной улыбкой голубоглазый мужчина отстранился, легкими движениями расцепил чужие руки. Не опуская уголков красивых губ, Джо молча развернулся и покинул комнату. И взглянуть на искаженное раскаянием лицо младшего братишки он не обернулся. Почти беззвучный щелчок, означающий начало одиночества. Вновь. Только теперь в воздухе недосказанность явственно разбавлена сильным тягучим чувством. Обидой? Где-то по ту сторону двери молодой наследник знаменитой семьи прислонился к холодной стене, прикрыв ладонями сухое лицо. В груди у него было пусто, лишь ухало в пропасть отчаявшееся и треснутое сердце. Мелкие капли стремительно летели с небес, но в белоснежных, с легким фиолетовым отливом, волосах, путались, смешивались, соскальзывали робкими струйками вниз по белоснежной шее. Дождь был теплым. Но заставлял дрожать от пронизывающих ледяных игл... - Бьякуран-сан, - голос как сквозь вату, - вы простудитесь и заболеете. - Охранник в черном костюме, тоже начинающий зябнуть, умолял наемника одним взглядом зайти в комнату. Лоджия, к сожалению, не защищала от ветра и косого ливня, а этот упрямый Джессо снова творит, что вздумается! Рассмеявшись своим добродушным, но пробирающим до костей смехом, наемник послушно перешагнул порог помещения, попадая в среднего размера гостиную, где уже сидел Шоичи и читал какие-то документы. Механик периодически приникал к чашке с кофе и сосредоточенно изучал изумрудами очей отчеты. - Оя-оя, весь в работе, Шо-чан? - Бьякуран повел плечом, тяжелая одежда липла к телу и неприятно сковывала движения. Ученый в ответ ничего не сказал, просто проигнорировав вопрос, точнее, не услышав его. Усмехнувшись, Джессо проследовал в свои покои, благо, номер был для vip-персон, и комнат было несколько. В том числе две спальни. А то спать вместе Ирие было невозможным, обладателю фиалковых глаз даже становилось несколько неприятно от подобных раздумий. Механиков наемник не любил, очень не любил. Хотя, работа обязывает!.. - Ах, Дино-Дино... - Мужчина обвел внимательно-смешливым взглядом помещение, после же уселся на мягкий диван. - Дино-Дино... ваши подчиненные так обеспокоены, зачем вы так с ними? - Занесенная ладонь остановилась в воздухе над вазой с фруктами, но продолжила свой путь, и вот длинные точеные пальцы уже осторожно выхватывают небольшую упругую зефирку из вазы с самыми разнообразными конфетами. - А вы, Реборн-сан, так малодушны, что не выбираете наследника, вы вводите Совет Альянса в смуту, и хотя выбор ваш уже давно сделан, уста молчат... Что же, подтолкнуть вас, или не стоит? Подождать, нет? Интересно, а как поживает маленький Тсуна-кун со своими милыми мечтами? Италия - чудесная страна, но и Япония мне нравится не меньше. Столько старых знакомых собрались в одном городе, что будет невежливым с ними не поздороваться! Но сначала - задание... Отправляя угощение в рот, Бьякуран начал просчитывать свои дальнейшие действия. Схема возможных исходов полностью сформировалась у Джессо в голове ближе к ужину, когда он сел за стол в ресторане на первом этаже, сел напротив Шоичи, рядом со Спаннером. Всю трапезу у него на губах играла непонятно-едкая улыбка. Телефон главного менеджера журнала, как и телефон двух известнейших телеканалов страны, Реборн знал почти что наизусть. После того, как гудки в трубке сменялись напряженными "Нироку слушает" или "На связи Синецу Дайки", магнат коротко и точно говорил почти одно и тоже, говорил приказным тоном, и его беспрекословно слушались. За один час он успел обзвонить девять человек и договориться с различными представителями СМИ об еще одном дебюте. Но на этот раз он говорил не об открытии агентства или подписании контракта, а о собственном сыне. За один час он успел поставить всю Японию на уши, отменить несколько встреч и передач, которые должны были идти по телевидению, но вместо них поставили прямой эфир из "Звезды царей". На завтра было многое запланировано, но все обернулось в один миг пылью под ногами. Что может быть важным сейчас? Ничего. Потому что в свет впервые выходил Тсунаеши Савада-Примо. Одним из древнейших минералов, привлекших внимание человека, был нефрит*, который является разновидностью группы амфиболов. Он обладает уникальными физическими свойствами: по прочности он вдвое превосходит сталь, вязок, устойчив к повреждениям, истиранию, воздействию кислот. Археологи находят изделия из нефрита при раскопках пластов, относящихся к неолиту. У аборигенов, населяющих острова Океании, топор с нефритовым острием по сей день служит отличительным знаком вождя. В Древнем Китае нефрит был одним из наиболее почитаемых камней, гирьки из этого минерала были эталонами веса при взвешивании золота. Головной убор, который носили китайские императоры за несколько веков до н.э., являющийся символом власти, был украшен пластинками из нефрита. Кристаллы этого самоцвета полупрозрачны, могут быть зеленоватого, светло-серого. желтого, салатового, темно-зеленого, реже голубого, черного, белого цвета. Отражена ценность нефрита и в китайской письменности. Форма иероглифа "рао", означающая "драгоценный", состоит из контуров дома, с заключенным внутри него символическим изображением нефритовых бусин, раковины и глиняного кувшина. А изначальной формой иероглифа "король" является символическое изображение нитки нефритовых бус, которые и поныне пользуются в Китае в качестве знаков отличия высших чинов власти. Есть одна притча о Конфуцие. Он отводил душу игрой на нефритовых пластинках, пытаясь отвлечься от печали, вызванной тщетностью его усилий воздействовать на умы и сердца своих современников. Говорят, что однажды его игру услышал простой крестьянин и воскликнул: "Действительно велико сердце того, кто так музыкально колотит по камню!" В Мексике в старину нефрит также очень высоко ценился. Особенно почитали его зеленые разновидности, которые являлись у мексиканских народов олицетворением животворящей водной стихии. Астрологи называют нефрит камнем жизни. Он находится под покровительством Венеры, Сатурна и Луны. В Древней Греции его связывали с Персефоной, чей образ олицетворял смену жизненных циклов, времен года, умирания и воскрешения природы. Он позволяет найти выход из жизненных тупиков, развивать свои способности, продвигаться и усовершенствоваться в своей профессии. Нефрит обладает способностью ставить своего владельца перед ситуацией выбора; в качестве любовного амулета не годится. Он может принести лишь любовные страдания.