Попытайся разбить алмазное сердце...

Царем камней* признан алмаз. Он является одной из кристаллических полиморфных модификаций углерода. Алмаз считается самым твердым из минералов, его твердость составляет 10 единиц по минералогической шкале. Эти самоцветы бывают бесцветными или окрашенными в различные оттенки: чаще всего в светло-желтый, серый, коричневатого цвета; голубой, зеленый, розовый, фиолетовый, красно-коричневый, оранжево-желтый, молочно-белый, близкий к черному цвета встречаются довольно редко. Кристаллы алмаза обладают стеклянным блеском. Это - камень Солнца, символизирующий Божественную чистоту и мудрость. Он дает своему обладателю добродетель, мужество и волю к победе, он способен омолаживать тело и душу, поднимать жизненный тонус и улучшать настроение. Алмаз был талисманом таких великих правителей, как Юлий Цезарь, Людовик IV, Наполеон Бонапарт. Этот самоцвет издревле наделяют свойством укреплять воинов. Боец, носящий алмаз, останется в бою невредимым, а враг его будет повержен. Считалось даже, что в войне между двумя державами победу одержит та, которая владеет большим по размеру алмазом. Пиджак сидел, как влитой. Костюм сшит точно по фигуре, делая из его носителя самого Мистера Совершенство. Уже один наряд достоин восхищения, а если и человек в нем не плохой, добрый и светлый, то... Нервно поправляя галстук, который сейчас казался удавкой, Тсунаеши метал отчаянные взгляды то на спокойного и довольного отца, то на отстраненно-холодного брата. Последний, кстати, со вчерашнего разговора так ни разу не улыбнулся и смотрел на все отрешенно-бесчувственными, потухшими глазами. Подсознательно Савада винил в этом себя, и не сказать, что был не прав. Сияющий Дино, раздаривающий каждому свои самые радужные улыбки, порхал вокруг маленького рыжика и восхвалял его внешний вид. Если Джо Примо был неотразим на прошлом открытии в темно-синем творении Wallet, то юноша ослеплял белоснежным костюмом с вышитыми золотом узорами, черной шелковой рубашкой и галстуком под стать ярким волосам. Мсье Кристиан, который пытался в прошлый раз обрядить Джотто в похожую одежду, на этот раз все же настоял на своем, и вот Тсуна сияет белизной. И ему, как отметил внутренний голос старшего сына магната, подобное очень шло. - Замечательно. - Реборн, одним взглядом оценив внешний вид дорогого чада, подал знак рукой - выдвигаемся. Крупно вздрогнув, мальчишка сделал шаг назад, мотнув упрямо головой, но его подхватили под руки и потащили к выходу из квартиры. Ступая, миллиардер начал вводить всех в курс дела, - Папарацци еще с шести часов утра атакуют двор нашего дома, но, Тсу, не беспокойся, сорок минут назад весь путь от подъезда до машин был оцеплен моими людьми. До "Звезды царей" все еще будут в неведении, твоя личность раскроется только в агентстве. И, - мужчина обернулся, улыбнувшись ободряюще самыми уголками губ, - не волнуйся. Все будет хорошо. Сил согласно кивнуть у Савады не нашлось, он лишь отчаянно поджал губы и со страхом посмотрел на отца. Свое решение он успел проклясть уже раз двести, не меньше. Каваллоне чуть ли не силой вел его до лифта, не умолкая. От этого рыжику становилось еще хуже, выходя на улицу, он в открытую паниковал. Огромное количество людей в черных костюмах наводнили двор, и пусть никто явно не разглядывал Тсуну, он чувствовал чужое внимание, обращенное к нему. В горле все свернулось в тугой комок, вытолкнуть который никак не получалось. Умоляюще глядя на Дино через плечо, юноша пытался сказать "пожалуйста, не надо", но получалось только открывать рот и, через некоторое время, закрывать его. - Да не бойся ты! - Итальянец легонько встряхнул своего подопечного, помогая тому добраться до распахнутой двери машины. Полностью черная с матовым покрытием красавица вдруг показалась молодому художнику неким чудовищем, которое сейчас его заглотит и никогда не выпустит на белый свет... Отстранив усердствующего Дробящего Мустанга, Джотто беспрепятственно и без особых усилий протолкнул возлюбленного в салон, припечатывая взметнувшиеся было руки надежным захватом к сидению. - Успокойся. - Тихо и твердо. Блондин одним движением захлопнул дверцу, а после обернулся всем корпусом к непоседливому брату, в чьем облике сейчас как можно было явственней проступали нервозность и страх. Осознание беспомощности дорогого сердцу человека и его боязни било по сознанию болью, но... но отгородившийся от всего Джотто не мог ничего сделать. Ведь его Тсуна сам принял это решение, сам. "Я, похоже, больше не нужен ему," - ныл голос внутри, душа сжималась в страдающий комок и с обидой и отчаянием глядела на кусающего губы Саваду, который всего за один вечер обернулся ее палачом... не по своей воле, но занесшим топор палачом... - Нии-сан! - Высоким дрожащим голосом почти что воскликнул мальчишка, но получил только строгий осуждающий взгляд аквамариновых глаз. - Ты хотел этого, поэтому не убегай в самый последний момент! - Машина плавно тронулась с места, отделяя робкого подростка от его единственной надежды. Все, они уже на пути к "Звезде царей", обратной дороги нет. - Человек не станет решительней, постоянно отступая! - Эти слова острой отравленной стрелой воткнулись в сердце Савады, заставив его едва слышно всхлипнуть и вновь мотнуть низко опущенной головой. Как бы страшно не было, но глубоко внутри все соглашалось с Примо, он же желал стать сильным, дабы быть опорой своей семье? Ну так вот он - шанс решиться, шанс измениться. И этот шанс нельзя упускать, ни за что нельзя упускать... Ослабив руки, Тсунаеши откинулся на мягкое сидение. Он молчал, не поднимая взгляда, впрочем, Джо и не лез с расспросами, прекрасно понимая, как его любимому плохо. Голубоглазый мужчина глядел в затонированное окно и ни о чем не думал. Думать как-то не хотелось, в мире вокруг было по-странному пусто, мир вокруг поблек и безмолвствовал. Они сошлись, вода и камень... Стояли друг напротив друга и упрямо пилили противника взглядом. - Оя-оя, Кёя-кун, ты сегодня необычайно красив! - Приторно улыбаясь, иллюзионист прожигал брюнета взглядом. В произнесенных словах не было и доли восхищения, - сплошь фальшь и наигранность. - Что, так хочешь приглянуться новому боссу? - Синеглазый как бы ненавязчиво играл на чужих нервах, пытаясь вывести оппонента из равновесия. Хотя это у него получалось из рук вон плохо. - Нет. Я всегда стараюсь выглядеть подобающе своему положению. - Хибари смерил собеседника непрошибаемым взглядом, развернулся на пятках и устремился ко второй студии. Обладатель волос цвета ночного неба последовал за коллегой, не переставая кидать колкие и ехидные фразы. Ответ Кёи про положение явно задел его за живое, сам-то Мукуро очень дорожил репутацией и боялся, о чем, конечно, почти никто не знал, потерять свое лицо в глазах других. - И все же, этот костюм, насколько могу судить, из новой коллекции господина Christian`a? - Кивок самому себе, - Сегодня явно особенный день, если ты решил, наконец, облачиться не в траурный черный. А то ведь почти всегда ходишь темнее тени... - Зато ты необычайно разговорчив. Даже тебе, с твоим развязным языком, подобное не свойственно. - Сероглазая модель кинула на неприятеля насмешливо-настороженный взгляд и прибавила шагу. - Боишься впасть в немилость у нового "хозяина"?.. - "Хозяина"?! - Прищурившись, прошипел Хранитель Тумана и тут же скривился в лице. - Никаких манер у тебя, ягненок! Не удивлюсь, если младшенький Примо уволит тебя... - Меня?.. - Короткий смешок, и Хибари заглядывает в пустую студию, отмечает отсутствие всех работников и устремляется на этот раз к залу совещаний. Именно там должна состояться пресс-конференция, на которой в свет выйдет второй сын Реборна и объявит что-то очень важное. Во всяком случае, именно об этом с одиннадцати часов вечера прошлого дня вещают почти все телеканалы страны. - Я ведущая модель, Рокудо, уволить меня - значит, возмутить большую часть жителей Японии. - Ты берешь на себя слишком много, боюсь, надорвешься. - Иллюзионист быстро нагнал "друга" и практически на ухо тому начал говорить, - Ведущая модель здесь не только ты, и, придется тебя опечалить, большая часть женского населения без ума именно от меня! Брюнет тонко улыбнулся и глянул на время. Без двадцати четырнадцать. Конференция начнется в половину третьего, а работники агентства и папарацци уже занимают места в конференц-зале. Хотя главным лицам "Звезды царей" спешить было некуда, у них-то определено место за длинным столом, где им положено восседать. - Что ж, полагаю, мне остается только мужское население и та небольшая часть женского, которая тебя на дух не переносит. С какой стороны не посмотри, а фанатов у меня поболее твоего... Мукуро вскинул брови, а после открыл рот, чтобы возмутиться, но понял собственную оплошность и промолчал. Реборн зашел в кабинет последним и тихо прикрыл дверь. Успокоенный Тсунаеши, пусть и немного бледный, уже не стремился убежать от действительности и теперь с грустно-отчужденным лицом сидел в соседнем помещении и ждал, когда наступит нужное время. Боковая дверь того помещения как раз выходила прямиком в конференц-зал, со стороны кресла, которое занимает директора агентства. Выход будет неожиданным, это точно. - Джаннини вчера прибыл из Италии. - Брюнет темным взглядом прошелся по статной фигуре сына и нахмурился. Джо выглядел как-то необычно, даже - непривычно, с этим своим чуждым холодно-измученным лицом он никак не походил на того золотого блондина, который когда-то кричал на отца и требовал сказать ему имена насильников Тсуны. - По поводу колец? - Увлеченно разглядывая стену напротив, поинтересовался голубоглазый. - Да. На завтра назначена встреча, где я передам Халф Вонгола Рингс в руки наших ученых. Посмотрим, что даст анализ колец, создателем которых, по сути, является Тсунаеши. - Но ты же не станешь впутывать его в это? - Переместил Примо младший свое внимание на Реборна, на самом дне его слов обозначилось беспокойство. Ну хоть что-то, хоть какое-то проявление былых чувств. - Не стану. Пока. - Вскинутая рука, не позволяющая произнести блондину и звука, - Но реликвию придется переправить в Италию, а там, узнав про кольца, Альянс наверняка потребует от меня точного указания моего преемника. Напряженная тишина. Вовсе не глупый Джотто домыслил все сам, сощурив глаза, он прожег родственника угрожающе-свирепым взглядом. - Тсу туда не оправится! Будь он хоть двести раз создателем этих железяк, но пока я жив, ему мафиози не бывать! Реборн тяжело вздохнул и огладил пальцами подбородок. Как он и думал, сын против участия Савады во всем. Но тогда остается один-единственный вариант развития события, при котором дела Вонголы не затронут младшего. - Тогда после анализа колец в главную резиденцию семьи, как мой наследник и преемник, отправишься ты. Последнее слово повисло в тишине грузом. Этот груз свалился на блондина, - мужчина сурово и недовольно поджал губы и подавил обиженно-отчаянный порыв накричать на родного отца. Где-то в подсознании он знал, что так все и будет... Только знание не отменяло боли, ярким цветком распустившейся тут же в груди. Черт, как же ему было обидно, плевать, что он вел себя как ребенок, но как же плохо! Сначала Тсунаеши, а теперь и Реборн!.. Аквамарины потухли, но перед этим рассудительно были прикрыты веками. Не стоит показывать собственные страдания даже перед близкими людьми. Звенящие шепотки смолки как-то сразу и вдруг, смолкли все вместе. Почти все в зале напряглись и приготовились к чему-то. Понимание, что да, вот он - этот самый момент, знаменательный, ожидаемый, - пришло ко всем сразу, будто по телепатической связи. У них, журналистов и режиссеров, людей из прессы, как будто осталось одно сознание на всех. И одно сердце на всех - оно бухало глубоко под ребрами, считая секунды. Мгновения. Те мгновения, что отделяют былое от грядущего. Отчаяние от надежды. Недопонимание от любви и - их от него... Дверь тихо подалась назад, пустая тишина мягко приняла в себя общий пульс людей в зале, людей на улицах, всех в Токио и за его пределами, приняла и приглушила. Ни одной вспышки фотоаппарата, пока бледный Джотто переступал черту и красивым аристократичным взглядом соразмерял пространство, ни одного звука, пока Реборн появлялся из-за обтянутой золотистой тканью фигуры сына и пронизывал своим вниманием каждый уголок помещения. Безмолвие, пока раздаются еще одни тихие шаги, легкие, ожидаемые. Пока третий гость ступает вперед, тенью проходит за двумя Примо, будто скрываясь, стоит безмолвие. Тишина. Трескается. Что-то едва слышно надламывается, замирает сердцебиение. Замирает все. Шаг вперед, белоснежная тень выступает из-за абрисов двух совершенных мужчин. Застывают и обращаются в камень обе известнейших модели. Вместе, не сговариваясь. Впрочем, как и всегда. Они не находятся со словами, с мыслями, будто вмиг, краткий миг настоящей правды, теряют все - и мир, и людей, и себя. Просто пропадают, растворяясь в пропасти. А белоснежная тень приподнимает опущенные длинные ресницы и глядит на всех пронзительными карими глазами. На ее спокойном лице не появляется улыбки. Миг. Раздается первая вспышка фотоаппарата. Спустя пару дней между потерянными и ошарашенными Кёей и Мукуро состоится тот самый разговор, где определится их дальнейшая судьба... - Ну, что решил? – на Кёю смотрели синие, словно сапфиры, глаза. Лукавая улыбка тронула губы иллюзиониста, он был готов услышать долгожданное «Согласен», был готов потерпеть общество этого бесчувственного и холодного человека… лишь бы сыграть в лучшую за всю свою жизнь игру. Игру с Царем. - Отказываюсь. – брюнет, одарив собеседника красноречивым взглядом, отвернулся и выглянул в окно. Там, словно в другом, более ярком и дорогом, мире находились они: трое самых желанных людей в Токио. И один из них затмил Хибари. Затмил всем – красотой, умом, деньгами… хотя раньше был ничтожеством. Раньше Тсуна был другим, более близким что ли. И от этого странно содрогалось что-то внутри, глубоко-глубоко. А Рокудо лишь недовольно поджал губы. Парень был уверен, что Кёя совершает огромную ошибку, но переубеждать его не собирался. Так же, как и не сказал Облаку о своей истинной цели, которой являлись отнюдь не распри с семьей Примо. Нет, туманник стремился к другому... Потерять, а после - обрести. Насмешки судьбы порой отличались удивительным остроумием. Но ведь это предрешено, правда? Потерять, но после обрести. Обрести Тсунаеши спустя бесконечную пропасть отчаяния, обрести, будучи уже полностью подвластным течению времени. Стать ближе на шаг к своему идолу, нет, просто своей любви, уже будучи полностью ограненным своей же судьбой... жестокой, но милосердной. Конец первой части.