Попытайся разбить алмазное сердце...

Ни с кем не случается ничего такого, чего он не в силах был бы вынести. Марк Аврелий

Он смотрел так тяжело, что воздух густой ленивой волной перекатывался вокруг. Невольно, как не подобает опытному бойцу и мафиози, Емитцу ощутил страх. Страх, что его уничтожат тут же, сейчас же. - Интересно, - тихий голос давил надгробной плитой и лишал воли; Реборн был не зол - он лишь желал убить, - почему я узнаю о твоем прибытии не от тебя? Дуло пистолета, (это была Мария), все так же непринужденно-грозно глядело прямо в лоб японцу, и становилось ясным, что одно неверное слово может заставить палец двинуться и нажать на курок. Но что тогда сделать и что сказать? Как не раскрыть своего страха и оправдаться перед человеком, которому обязан чем-то большим, нежели просто жизнью?.. Постаравшись беззвучно и незаметно сглотнуть вязкую слюну, Емитцу медленно, пробуя собственные слова, произнес: - Вы так долго не называли наследника, - две черные, абсолютно непроницаемые бездны давили на итальянца-японца, и тот хрипло добавил, - Реборн-сан. Нечто неуловимо изменилось, и тогда старший Савада понял, что совершил ошибку. Непоправимую ошибку, которую не исправить - еще одну. Больше никогда Реборн не будет ему доверять... - Хибари Кёя, - чуть опустив веки, но так же грузно продолжая глядеть на внешнего советника, киллер тихо и властно произнес, - забирай его. До завтрашнего дня не смейте появляться в Токио. Чуть еле вздрогнув, модель распахнула в изумлении глаза; бледные щеки ее, казалось, стали еще бледнее - мужчина не понимал ровным счетом ничего. И ни одной торжествующей мысли о том, что ему дозволено быть рядом с Тсунаеши хоть и на двадцать четыре часа - удивительно, но из глубины взвилось недовольно беспокойство. Брюнету вдруг стало не по себе, ведь у царя всея Японии - Примо - вдруг сделалось таким страшным лицо! Миллиардер собирался убивать. "Увези его отсюда, Хибари Кёя, он не должен видеть того, что произойдет. Потому что он - мой сын", - мгновенно прочитав это между строк, он лишь секунду сомневался. А после выпрямился, гибко и напряженно, сильными руками вскинул заветную ношу повыше и в защитническом жесте прижал к себе. Так выглядит хищник, оберегающий свою добычу. Больше не посмотрев ни на кого, а про неприятного Бьякурана и ненавистного Мукуро он забыл, мужчина быстро покинул студию. Реборн прикрыл глаза, раздался выстрел. Тихое болезненно-удержанное в горящих легких "О-ох-х", и две черные дыры вновь взглянули на согнувшегося пополам Емитцу. Жесткими пальцами зажимая плечо, из которого упругими горячими толчками била кровь, босс Вонголы чуть повел пистолет, нахмурился. Его плотно сжатые белые губы разлепились и, помедлив тягуче-надменно, брюнет сказал: - Еще раз направишь на Тсунаеши оружие, - несколько незнакомцев в черных костюмах попятились, так как о гневе Главы знали (почти что) из легенд, - умрешь. - Оя-оя, - напряженную тишину тут же разрезал немного озабоченный голос наемника, - Реборн-сан, не угрожайте внешнему советнику, это не есть хорошо!.. Примо не стал оборачиваться и Джессо не боялся: у него, как у лучшего убийцы в мире, сложилось определенное представление об опасных людях мира сего. Безумец Бьякуран в расчет не брался. Хотя, впрочем, стоит разъяснить зазнавшемуся блондину, что, когда Реборна пригласили стать во главе семьи, он поставил условие, оспаривание которого приравнивается к самоубийству: никто никогда не трогает сыновей Примо и не смеет вмешиваться в дела Вонголы. Он - власть, он - всё для мафиозного клана, поэтому Джессо поступил весьма опрометчиво. За спиной Реборна стоит каждый человек из сильнейшей в мире семьи. Каждый. - Бьякуран, ты решил выступить против меня? Меня? - Н-нет, - легкие шаги по паркету, и белесая тонкая ладонь душегуба, тирана, сумасшедшего осторожно накрыла пистолет магната. Поморщившись, как от заразы, Примо скинул чужую руку с возлюбленной Марии, но позволил отвести от Савады опасную игрушку. Емитцу, с практически бескровными щеками и лихорадочным взглядом, не посмел расслабленно вздохнуть, ведь знал один из законов мафиозного мира: если лишать жизни, то и голые руки пригодны. Пока еще мало кто знал, что для Джотто безоружность станет предпочтительной - он будет ломать шеи врагов и до хруста, до месива пробивать их грудную клетку. И в его медовом взгляде отпечатается вечная боль, бескрайнее жидкое золото всегда будет плескаться в глазах, кто бы ни был с мужчиной рядом... - Вассари, уничтожь всех. - Рядом с монолитом реборновской фигуры, словно из воздуха, возник человек с темно-синими, оттенка сапфирного, волосами и такими же черными, как и у самого миллиардера, глазами. Он был высок, хотя его хозяин и выглядел внушительней, но от самого парня тянуло странной засасывающей пустотой. - Емитцу и Бьякурана оставь. - Дрогнувшие пальцы наемника немного расслабились, но Примо продолжил, - Я сам ими займусь. Цепной пес коротко и послушно кивнул, а потом растворился в пространстве. Безмолвно сидевший, онемевший Рокудо отшатнулся - прямо перед ним из ниоткуда возник этот Вассари, который, скупо замахнувшись, направил прямо на модель свое оружие. - Не стоит. - Безумными морскими глазами Мукуро смотрел на странное переплетение тел прямо перед ним и ничего не понимал. Он перестал вообще что-либо понимать еще тогда, когда раздался первый выстрел. Он видел, как Тсунаеши болезненно щурился, как цепкими пальцами въедался в свою же плоть и вытаскивал пулю - тело парня онемело и будто отнялось. Начинавшее умирать внутри, что-то неизвестное, кажется, погибло именно в тот момент, когда тишь разорвала пуля и когда она податливо вошла в плечо Савады, - и Мукуро не стало. Пустота. Над разбитой моделью раздалось шипение: Джессо, в момент осознания этого Рокудо захотелось протереть глаза, защищал его! Стальными пальцами пережав запястье темноглазого незнакомца, Бьяку с разъяренно-искривленной маской что-то вещал на самое ухо цепному псу Вонголы; Мукуро послышалось немного глухое «Он - мой» и «От него нет угрозы», хотя он вы судить не взялся бы... Емитцу с еле проскользнувшей во взоре болью опустил веки и без слов дал согласие на убийство своих людей. Нести крест вины он будет в одиночестве. Втопив педаль в пол, Кёя хмуро вглядывался в рой машин и иногда прислушивался, так как не мог полноценно повернуть голову в сторону Тсунаеши. Последний спал, тихо посапывая и прижимая обожженные руки к груди. Хранитель наспех перемотал его пострадавшие ладони, но все равно не мог успокоиться: один вид покрасневшей, кое-где покрытой волдырями кожи рождал панику и почти суеверный ужас в молодом мужчине. И вот сейчас он не знал, радоваться или плакать. Савада под боком, хоть протяни руку и погладь по щеке или скользнувшей пламенной пряди, но прекрасно известно то, что, проснувшись, мальчишка начнет вновь его избегать. Но все же... есть шанс исправить давнюю глупость... Модель прекрасно помнила приказ, (невольно чувствуешь себя частью этой мафиозной системы), отданный Реборном. Хорошо, что у Хибари за городом есть небольшой домик, оставленный ему в наследство. А ведь, переживая тяжелое детство, он хотел продать его - поднимется ли рука теперь? Несколько часов машина простояла в пробках, и тогда брюнет мог осторожно, легко-легко коснуться нежной, ласковой щеки рыжего котенка. И от одного вида такого страдающего, доверчивого недоразумения в груди становилось преступно тепло и трепетно. И хотелось смеяться через улыбку, невесомо чмокать мальчишку в кончик носа и сиять, и - летать... Ближе к восьми, когда солнце уже почти село, они наконец-то прибыли на место; на Кёю взирал темными окошками двухэтажный миниатюрный домик. Устроив машину в гараже, мужчина по возможности тихо приоткрыл дверь с тсуниной стороны и, замерев на мгновение, ласково и бережно взял комок сопящего счастья на руки. Тсуна был почти пушинкой, и Хибари, не удержавшись, осторожно зарылся лицом в рыжую шевелюру и полными легкими вдохнул притягательный аромат солнца. И уже укладывая гостя в свою постель, он подумал, что завтрашний день станет непомерно долгим и приятным... Джотто устало скатился с кресла, протяжно зевнув, прикрыл глаза и сделал вид, что не заметил требовательного взгляда серо-голубых настойчивых глаз. Те раздевали его, но лишь по той причине, что сам Примо решил вздремнуть в костюме хозяина дома. - Где твое хваленое благородство? - Немного поморщившись, сыщик как-то тягуче присел на софу и всмотрелся в усталое лицо давнего друга. Тот явно не был настроен на разговоры, но Алауди почти осязаемо требовалось успокоить разбушевавшееся сердце и поговорить о делах насущных. - Твоя совесть скончалась при рождении? - А-а-га-а... - Весьма вялое в ответ. - Не смей спать, когда я с тобой разговариваю! - Прорычал детектив, из-за громкости рыка Джо подскочил, часто-часто заморгал, пытаясь понять, где война, как война, но, успокоившись и поняв, что это лишь неугомонный блондин, обмяк обратно в кресло. Там тепло и весьма уютно. - Чертов гангстер, - Алауди вскочил, чтобы после схватить мужчину за плечи и весьма резво затрясти. - Ну-у-У-у-У-у, А-а-А-ла-А-а-а-А-у-У-ди! - Разлепив веки, Джотто отчаянно вздохнул, а потом очень даже бодро схватил чужие ладони и отстранил их от своих плеч. Взглянув на друга снизу вверх, отчего тот немного пожалел усталого Примо, голубоглазый мужчина без интереса спросил, - О чем ты хотел поговорить? - О Тсунаеши. Примо опустил взор и коротким кивком дал разрешение продолжить. Родное имя гулким эхом отозвалось внутри и разбередило все, чуть покрывшиеся коркой раны. - Что ж, спрашивай. - Как случилось так, что он создал Халф Вонгола Рингс? - Сыщик прислонился к стене, скрестил руки на груди. Его собеседник пожал плечами: - Очевидно, что в нем спит Посмертная Воля. И хоть не могу рассказать всего - Реборн, - как бы между собой заметил аристократ, - он унаследовал ее от биологического отца. Я не стану говорить, кто этот мужчина. «Ты забыл с кем разговариваешь? С детективом!» - усмехнулся уголками губ Алауди, но смолчал. Не возникало желания прервать разговор именно сейчас - Джо только-только начал приоткрываться... - Воля Колец не принимает тебя? - Да. - Просто и немного грустно, неприятно. Примо откинулся на спинку кресла, воздел глаза к потолку и пожалел, что не может сейчас соврать. Во-первых, Алауди за версту ложь чует, во-вторых, он не мог - НЕ МОГ - слукавить перед человеком, которого искренне уважал и к которому с университета привязан. Оставалось только отвечать, скрепя сердце. - Не думаю, что братишка знал точно, что делает, но факт имеет место быть - мое пламя не способно полностью их насытить. Для этого мне и нужен Верде: я хотел переключить их Волю, чтобы никто из мафии не потребовал воцарения Савады Тсунаеши... Алауди долго и как-то даже удивленно глядел на старшего из сыновей Реборна и молчал. А потом он искренне заметил: - Не знал, что ты настолько дурак. - Джотто вскинулся и хмуро свел брови, но сыщику будто все равно, или он умело скрывает собственные чувства, - Даже если ты изменишь их Волю, твой брат все еще остается твоим братом, поэтому он в любом случае связан с мафией... Джотто отвернулся, но у Алауди защемило сердце от замеченной на его лице болезненной гримасы. Пальцы жестко сжали локти, до саднящего чувства, до отрезвления - иначе хотелось подойти к Примо и наотмашь ударить. За слабость - от ревности. От давней, застаревшей и глупой ревности к человеку, который ни разу не посмотрел на самого Алауди хоть с каким-то теплым чувством. Без любви или симпатии. - Помнишь, как мы познакомились? - В уголках губ ищейки затеплилась ненавязчивая улыбка. Перед тем, как ответить, Джо долго и тяжело молчал, словно уговаривая себя хотя бы повернуться в сторону собеседника. - Не люблю это вспоминать. - Сын магната чуть скривился, и тогда уж сыщик не смог удержаться, нешироко, но весело улыбнувшись. И весь его облик преобразился, преисполнился некоего света и трогательности - сейчас Алауди более всего походил на себя прежнего: немногословного обидчивого и мягкосердечного мальчишку. - Странно, по-моему ты украл мою реплику, - и в самом дела странно, - но в заднице тогда был ведь я, а ты, как рыцарь, спас бедную принцесску. Примо огромными глазами посмотрел на непривычно радостного друга и попытался понять, действительно ли САМ Алауди произнес слово «задница», или ему послышалось? Да детектив еще и пошутил! «Прощай, мой мозг, я - в отпуск», - так возникло мгновенно желание картинно упасть в обморок, чтоб всяким молчаливым блондинам неповадно было шутить. - В любом случае, неприятно вновь видеть перед глазами твое избитое лицо. - Алауди сверкнул довольно-заговорщицкой миной, и мафиози поспешил исправиться, - Оно ужасно опухшее и мертвенно синее! Но что бы Джо больше не говорил, прекрасного настроения сыщика, кажется, ничто не могло испортить. Серо-голубые омуты долго и немного странно, (будто с трепетом), взирали на усталого Примо. Когда последний задремал, будить его вновь пепельноволосый не стал, только осторожно отключил телефон аристократа, памятуя, что звонки чаще всего раздаются в самые неподходящие моменты. Не мог, как бы ни пытался, Алауди удержать извечный порыв позаботиться о том, за кого переживал - и мужчина с рассудительностью обезопасил, оградил хрупкий и так сейчас нужный сон молодого Вонголы. Поэтому Джи не сумел дозвониться до босса, а тот так и не узнал, что Тсунаеши был ранен, а Реборн стрелял в Емитцу... Судьба - воля случая - вновь круто изменила жизнь Джотто Примо. И для кого-то эти изменения были к лучшему. Следующая глава посвящена целиком и полностью Кёе и Тсуне