Попытайся разбить алмазное сердце...

Что-то яркое, что хочется зажмуриться. Ослепительно яркое, знакомое, манящее и... рыжее. Мягкое? Да, очень-очень мягкое, нежнее шелка. Что же это? Ты никак не мог вспомнить. Рыжее, рыжее на белом. Словно сплав из меди и золота. Что-то, что стало родным без твоего ведома. Это страшно и приятно. Белоснежная простынь, ослепительная волна... рыжих волос. Ты зарылся в них пальцами, вдруг осознавая... Тсунаеши?.. Мужчина мгновенно садится на кровати, тяжело вздохнув и открыв глаза. У него расширены зрачки. Может, от ужаса, а может - от понимания. Именно так началось это утро для Мукуро. Для него в новинку было просыпаться подобным образом, а дело в том, что он уже давно не видел снов. И он не помнил когда все это началось, но уже привык к тому, что каждую свою ночь (когда отдыхает) проводит в вязкой и липкой тьме. Эта тьма, как однажды ему сказала сестра, ничто иное, как обычное порождение его внутренних страхов, не более. Но сам Рокудо так не считал. Что-то подсказывало ему, что так выглядит его душа изнутри - непроглядно черная, неприятная, словно прежде времени увядшая. И если раньше Туманник проявлял беспокойство по этому поводу, то сейчас просто привык. Привык и сдался, приняв свою тьму как нечто неизбежное. С детства Мукуро рос и воспитывался в роскоши. Большой дом, охрана, служанки, гувернантки, дворецкий... Большой, но пустой дом, безличная охрана, завистливые служанки, не думающие о ребенке гувернантки, жестокий дворецкий... Мальчика воспитывали как аристократа, держали в строгости и не позволяли ничего лишнего. И каждый день был серым. Минута за минутой, час за часом повторялось одно и то же - учеба, занятия, прогулки, воспитание. К семи годам он уже читал наизусть Шекспира, Буонаротти, Гомера. Ребенка, слишком рано повзрослевшего, начали показывать гостям на званых вечерах и банкетах, им хвалились, словно редкой вещью из личной коллекции семьи Рокудо. Восхищение в глазах взрослых, когда те смотрели на него... да, именно к этому и стремились опекуны Мукуро, - чтобы это существо не опозорило знаменитой семьи, чтобы показало все величие и возможное достоинство. Только ребенку было не больше десяти!.. Десяти, понимаете?.. В синих глазах мальчика поселилась вечная грусть. И, наверное, в единственно радостные моменты - когда дед, еще довольно молодой, но очень-очень занятой, приезжал в холодный дом и дарил внуку целый вечер тепла - эту синеву разбавляло чувство какого-то подобия любви. И только потом, намного позже, в годы юношеского максимализма, парень стал надевать линзы, одну - обычную, а одну - ярко-красную... А что же родители? Но их у малыша просто не было. Мужчина прикрыл глаза ладонью. Давние, давние воспоминания; они не давали покоя до сих пор, даже сейчас продолжали мучить душу модели, еще во многом детскую душу. Тонкие губы растянулись, обозначив горькую усмешку, прошлое прошлым, а новый день не ждет. - М-Мукуро-сама... - В дверь спальни постучались. - Войди. - Голос у только что проснувшегося был хрипловатым, но не вызывающим нервной дрожи у прислуги, как это обычно случалось. Рокудо относился к слугам чуть ли не с презрением, совершенно не обращая внимания на добрые порывы с их стороны, и хотя состав работников по дому пару лет назад кардинально поменялся, в памяти до сих пор горела обида на тех, кто лишил его детства, заставил чувствовать себя взрослым неподобающе рано. Они могли дать ему многое, важное для каждого человека, но не дали... Они лишь заботились о себе, поэтому, пожалуйста, не вините молодого Господина в беспричинной холодности, даже жестокости, потому что причина есть. Она всегда была. - Доброе утро, молодой Г-господин! - Невысокая девушка в платьице горничной низко поклонилась, после так и не выпрямившись до конца. Глаза, свои серо-зеленые глаза, она не поднимала, боялась. Взгляд мужчины безразлично скользнул по стройной фигурке, по комнате и обстановке вокруг. - Прикажете приготовить ванну? - Да, - еще один поклон, - будь добра. - От любезности девушка вздрогнула. Она посмотрела на своего работодателя с суеверным ужасом, застыв, точно статуя. - Через полчаса пусть подадут завтрак. Можешь идти. - В тоне модели не было почтения или уважения, признания. Создавалось такое впечатление, что обладатель волос странного оттенка уже и вовсе забыл про горничную, хоть она еще и не покинула комнаты, хоть он ей и отвечал. Душой он был уже не здесь, не в этом узком и чуждом комнатном мире, не здесь, а далеко, там, где светло, тепло и нежно. Ближе к обеду оказалось, что делать Мукуро нечего совсем. После той знаменательной фотосессии с кольцами прошло около девяти дней, и ничего интересного в мире не случилось. Некоторые, включая и синеглазого, заскучали, ведь, помимо работы, отдыха и походов по клубам, ресторанам и подобным заведениям, знаменитым и богатым, но уже взрослым "звездным детишкам" делать-то было нечего. Хром, после разговора по телефону о семействе Примо и проведенного вместе с братом свободного дня, так и не появлялась больше. Она иногда звонила, но не более. Джи, наводя справки о Хибари и Рокудо, активных действий, впрочем, не совершал. Иначе говоря, жизнь Туманника, обычно полная то ли новостями, то ли бутиками, то ли (что было почти закономерностью) шмотками, вдруг стала какой-то повседневной и вошла в непривычное обычное русло. И, что очень странно, вскоре молодому Господину надоело даже то, в чем обычно он видел отраду. Он пресытился. В итоге мужчина сидел в своей мастерской (так он называл комнату, в которой работал над созданием новых коллекций одежды, как правило она завалена эскизами и набросками), прикрыв глаза, откинувшись на спинку кресла и пытался ни о чем не думать. Получалось легко, хотя в голову так и лезли мысли, а в это верилось с трудом, о Тсунаеши. Тот день... Можно ли его назвать знаменательным? Именно тот памятный день, когда мужчина овладел Савадой? Безусловно, он был очень приятным, и даже сейчас, вспоминая отдельные моменты, Мукуро покрывался чувственными мурашками, он помнил, как ему было хорошо. Податливое, по-юношески гибкое тело, красивое, четко и так трогательно очерченное тело... Тсунаеши. Красивый мальчишка, не стоит и сомневаться. В нем было мало от японца, поэтому он казался модели сказочным. Смешное сравнение, но такое нужное тому, кто потерял собственное детство. Как все произошло? Этого вспоминать не хотелось. Просто была свободная комната, которой практически не пользовались, было стремление доказать собственную значимость в этом чертовом агентстве и было желание. Жгучие необузданные чувства, разрывающие грудь, но так слабо тревожащие душу. Не достаточная причина для изнасилования? Этого синеглазый не знал. Да и не искал он причин, просто случилось - и ладно, и ничего после себя произошедшее не оставило, - ни угрызений совести, ни осознания, ни сожаления. Спасибо молодому неопытному мальчишке за то, что он взял всю тяжесть происходящего на себя, за то что принял и перенял тяготившие души мужчин неприятные эмоции... Спасибо, и все. Все, но... Но рыжие волосы были просто невозможными! Слишком мягкие, слишком нежные, слишком яркие. Они словно до сих пор струились между пальцами, струились и таяли. Медленно, но все же пропадали. И это чувство неуловимости для Рокудо было непривычным. Он не знал как поступить, что сделать, а чего делать не следовало. "Не следовало ломать эту игрушку! Нет, не следовало причинять боль этому ребенку!", - шептало подсознание, так и не будучи услышанным. Раздался звонок. Знакомая, незамысловатая мелодия. Парень сам ставил ее на сигнал. Привычная манипуляция, приложенная к уху телефонная трубка. - Бра-а-атик, привет! - голос у Хром был звонким и радостным. От этого хотелось и рассмеяться и поджать губы. - Привет. - Что такой нерадостный? - Даже не видя ее, мужчина понял, что она улыбается. Желание же быть добрым и отвечать подобающе пропало окончательно, ведь как можно проявлять дружелюбие, когда настроение твое полетело в Тартары?! А все из-за чего? Из-за этих ненужных воспоминаний! - Настроения нет. - Он кое-как удержал начавшие пробиваться наружу нотки раздражения. Хотя следующий вопрос свел все старания на нет, так как слишком грубо прозвучал: - Зачем звонишь? - Эй! - Секундная заминка и неуверенное продолжение, - Ну что случилось-то? - И после такого жалобного девичьего тона многие бы как минимум повесились от чувства вины. Многие, но не Мукуро. Потому что он, прожив не слишком долгую, но уже полную страданий, жизнь, мало в чем винил себя. В основном виноватыми он считал других, редко оказываясь не правым. - Да ничего... Так по какому поводу звонок? - Не хочешь - не говори! Имею честь сообщить тебе кое-что на счет одного семейства... - Дай угадаю... неужели Примо! - Притворное удивление, наигранное и бесполезное: легче-то не стало. От одной только произнесенной фамилии возникало желание побиться головой об стенку, и это очень прискорбно. - В точку. Некоторое время Джи ничего не делал. А буквально полчаса назад я узнала, что всем известный Реборн Примо открывает еще одно модельное агентство, решив подарить его своему младшенькому сынишке... Милый подарок, правда? - Хром говорила со странной интонацией - слишком умильной и слишком натянутой. - А мне вот максимум что могут подарить - какую-нибудь машину, не первую и не последнюю... - Так ты что мне жалуешься что ли? - Угум. Но главное другое. Оказывается, некоторые модели из R&D перейдут на работу в новое агентство! - Вроде бы девушка должна была беспокоиться о брате, но вместо этого она являла эталон радости. Еще бы, - она уверена, что зацепит этой новостью такого безразличного сейчас Рокудо, сможет снова привлечь его внимание! А чего еще ей желать, кроме как заставить думать этого красивого утонченного человека о том, о чем сказала ему она, - Докуро Хром?! - И если агентство подарят младшему Примо... - Начала модель предложение, заканчивать которое оказалось очень трудно, трудно осознавать что вновь придется зависеть от какого-нибудь сопливого мальчишки, не знающего ничего в этом бизнесе и в этом искусстве. Хотя и оставалась призрачная надежда на то, что его не тронут и оставят дорабатывать свой скромный век в R&D, но нечто более глубинное, нежели обычная надежда, подсказывало, что именно Рокудо и попадет под горячую руку нефтяного магната. Или кто там будет принимать решение о переводе?.. - То он и будет боссом для тех, кого перевели на новое место работы. - Обрадуй меня, скажи, что моего имени нет в списках переведенных! - Почти с отчаянием длинные пальцы вцепились в трубку телефона. - Этого, братик, я не знаю. Извини. - Тяжелый виноватый вздох. - Это плохо. А что-нибудь на счет младшего Примо? - Вопрос хоть и безнадежный, но не беспричинный. - Нету... Тут такое дело... когда я начала искать информацию про эту темную лошадку, то меня, мягко говоря, по головке не погладили. Чуть ли не в правительственном заговоре обвинили, блин! Приехали какие-то итальянцы, на японском - не говорят, и, представь, дали совет мне ничего больше не спрашивать об этой семье!!! Они дали совет МНЕ! - И в самом деле странно... - Мужчина начал потихоньку приходить в себя, немного нахмурившись он обдумывал сложившуюся ситуацию. Неприятные чувства теснились в его душе, которые, впрочем, не мешали ему думать. - У них огромные связи и есть влияние? И почему именно итальянцы? - Не знаю, - на другом конце телефонной трубки послышался странный звук, похожий на всхлипывание, - братик... Они страшные. У них такая сильная аура... - Хм... Италия, да? - "Родина мафии", - захотелось добавить Туманнику, но он промолчал дабы не огорчать сестру еще больше. - Хром, не беспокойся. Маленькая, все будет хорошо! - Угу. - Почти неслышный всхлип, от чего руки модели сжимаются в кулаки, а панель телефона хрустит от силы давления. Удивительно, насколько сильны эти красивые аристократические руки... - И еще... запиши номер здания, в котором обоснуется новое агентство. Съездишь на досуге, посмотришь. - Хорошо, диктуй... После разговора с сестрой, Мукуро не мог усидеть на месте. Странными были новости, которые прервали непривычную обычную жизнь синеглазого красавца, очень странными. Во-первых, новое агентство. Что это - новый прибыльный проект Реборна или обычная прихоть, подарок для младшего сынка? А может, и то и другое? Во-вторых, Примо-младший. Неизвестная личность, мало было знающих о том, кто он на самом деле. И это удивляет - зачем скрывать такую знаменитость? Может, он инвалид, может он не умеет держать себя в обществе, может он вообще и не сын магнату... в конце концов, может, его не существует вообще? И да... сколько же еще этих "может"? В-третьих, перевод моделей. Кто составляет эти чертовы списки, кто вновь будет решать его - Рокудо - судьбу? Суровый и властный мужчина или сопливый богатенький мальчишка? Столько вопросов, на которые (прозаично-то как) некому ответить. Молодой Господин посмотрел на страничку из блокнота в своей руке. Адрес, что продиктовала Хром, записанный неровно, в спешке и в смятении. Захотелось посмотреть на то здание. Захотелось увидеть собственными глазами место, которое парень уже начинал ненавидеть. Захотелось просто понять зачем Реборн все это делает, к чему стремится. Только это понять невозможно. Торопливые шаги, брошенные прислуге и дворецкому слова, отпертая дверь машины, Чикуса на переднем сиденье. Да, нужно посмотреть, увидеть и понять. Сейчас. Поэтому Рокудо и сорвался, садясь в машину, не ожидая как всегда опаздывающего Кена. Срочно, быстро!.. Продиктовать адрес с бумажки и бегать взглядом по пейзажам за стеклом. Ну же, ну же! - Мы приехали. Хотите выйти? - Спокойный голос водителя и друга детства, видящего как мечется его хозяин. Но Чикуса никогда не был отражением Мукуро. Кен - да, он беспокоился, если беспокоился Рокудо, он чувствовал и передавал всё, что испытывал его Господин. Но Чикуса не такой, он может быть преданным и слепо следовать, но он холоден. Он спокоен, необъяснимо спокоен. - Нет. Сидим здесь и просто ждем. "Ждем чего?" - захотел спросить парень у руля, но не спросил. Знал ведь, что нельзя. Нельзя говорить открыто, нельзя показывать свое истинное лицо, нельзя даже просто лишний раз смотреть на синеглазого. Нельзя, иначе после будет заниматься самокопанием где-нибудь в тихом уголке огромного особняка, вспоминая, как тело начинало лихорадочно трясти и мысли путались только от того, что рядом был он. А модель не отрывала взгляда от огромного четырехэтажного здания. Окна во всю стену, снующие туда-сюда рабочие. Видимо, будущее агентство ремонтируют. Это служит подтверждением того, что скоро здесь обоснуется новенький профессиональный собрат R&D. Осознание такой простой истины и - мурашки по спине. "Наверное, скоро это место станет для меня родным. Должно будет стать родным..." Тяжелые мысли бродили в голове. Но вдруг на улице показалось трио: Джи, Примо и... Что-то яркое, что хочется зажмуриться. Ослепительно яркое, знакомое, манящее и... рыжее. Мягкое? Да, очень-очень мягкое, нежнее шелка. Рыжее... знакомое. Словно сплав из меди и золота. Что-то, что стало родным без твоего ведома. Это страшно и приятно. Хочется до боли зажмуриться, ведь его шевелюра в закатных лучах пылает огнем! Слишком ярко, тебя ослепляет. Ослепляет этот образ, это тело и эта душа. Как же ты не заметил раньше? Он не просто красив, он прекрасен... Настолько прекрасен, что хочется просто посмотреть ему в глаза. Да, взглянуть в эту теплую родную глубину, зарыться пальцами в эти горящие шелковые пряди и прошептать: "Я нашел тебя. Я вспомнил". Тсунаеши? Да, это Тсунаеши. Маленький мой, хрупкий и близкий, прости меня, прости! Слышишь?.. Нет, не слышишь. Не замечаешь, не видишь. Ты там, словно в другом мире, солнечном и светлом. А я во тьме. Без тебя. А если я протяну руку, то дотянусь? Да, должен дотянуться... НО... Тебя обнимают чужие руки. Джотто. Рядом с тобой он, а не я. И ты улыбаешься. Улыбаешься так, как никогда больше не будешь улыбаться мне... Самым излюбленным самоцветом Императорского Дома Романовых был жемчуг. Этому минералу издревле присваивали самые разные и очень поэтичные названия. Древние греки считали жемчуг слезами морской нимфы*, китайцы - каплями росы, оброненными богиней любви, или окаменевшим в воде лунным светом. Славяне называли его слезами радости и рассказывали, что он образуется из капель росы, упавших в створки раковины с лепестков лотоса или кувшинки. В древнем мире жемчуг считался символом вечной чистоты. Им в обилии украшали статуи богинь любви и плодородия: Афродиты, Венеры, Изиды, Астарты. Сохранилась гемма (рельефное изображение, вырезанное на драгоценном камне), на которой изображены Амур и Психея, связанные жемчужной нитью, за которую их ведет к супружескому ложу бог брачных уз - Гименей. У славянских народов же было поверье, что жемчуг способен вернуть своему владельцу утраченную радость жизни.