Попытайся разбить алмазное сердце...

Около двух лет назад. Этот день был особенным. Самым неповторимым. Об этом хотелось прокричать вслух, звонко рассмеяться и потонуть в счастье. Этого дня Тсунаеши ждал очень долго, парень грезил им. Еще бы - уже сегодня начнут воплощаться его мечты. Пусть не все сразу и только набирая обороты, но все же... Даже от осознания скорых изменений, которые просто не могут быть отрицательными, хотелось глупо улыбаться. Джотто, рвавшийся сопровождать брата, все-таки сдался под напором обаяния рыжика. Пара умоляющих взглядов, тяжелых вздохов, огромных глазок и надутых губок - и все, оборона крепости под названием "Теплые чувства нии-сана" пала. Блондин, перед тем как усадить младшенького в машину к Занзасу, одарил первого коротким, полным умиления и одновременно сожаления, взглядом. Знал бы он, что, возможно, совершает самую главную ошибку в своей жизни... Тсуна настоял на том, чтобы его родственные связи с семьей Примо остались в тени. Он прямо сказал об этом отцу семейства, до сих пор с легким содроганием и улыбкой вспоминая тот день: он, маленький, тоненький, как тростинка, а над ним возвышающийся мужчина, такой статный и властный, хмурый и заинтересованный. Как ему тогда удалось настоять на своем? Он не помнил. Уверенности в том, что он поступает правильно, не было. Но очень сильно хотелось хоть раз доказать, что и его желания чего-то стоят. В итоге на невинную провокацию поддался сначала Реборн, а после и его родной сын. А поступок свой Савада аргументировал просто - всего нужно добиваться самому, иначе сколько будет стоить его мечта, все его труды, известность, если это будет не более чем боязнь перед великими Примо? И чья же это будет заслуга - его собственная или же других, пусть и близких, людей?! Да, именно так и мыслил глупый Тсунаеши-сан. А потом, уже после изнасилования, понял, со всей возможной горечью осознал, что его прошлые поступки - желание пробиться самому, желание стать известным без чьей-либо помощи - лишь порождения его самолюбия. Это было не более чем стремление быть лучше, чем он есть на самом деле. Пока же он стоял перед красивым зданием, с замиранием сердца читая название. R&D. Модельное агентство. Именно то, чьим хозяином был Реборн, и именно то, в котором рыжий парень хотел работать. Нет, даже не так - то, которому он хотел посвятить жизнь и всего себя. Рядом возвышался Занзас, он был устрашающ и страшен. Этот суровый, как какой-то легендарный северный (хотя ему бы подошло больше понятие "южный") воин-герой, завораживающий некой животной, звериной силой и яростью, мужчина действительно притягивал взгляд. Хоть не полюбуешься на внешнюю красоту, но на мощь - уж точно. Он строгим взглядом цеплялся к новичку - слишком слабому, слишком хрупкому - он не понимал своего босса. И пусть ему неведомо было, что Примо взял этого парнишку под свое крыло, усыновил его, он сомневался. Ведь, как было сказано лично шефом: "Это мой протеже. Он - отпрыск моего очень давнего хорошего друга, поэтому отдаю его на твое попечение. Если же хоть волосок с его головы упадет... Думаю, не надо продолжать?" Из чьей же семьи этот мальчик с совсем не японской внешностью? Перед кем ему придется отвечать, если вдруг "волосок с его головы упадет"? Занзас был довольно известен в модельной индустрии, он знал многих и его многие знали. Но никакой семьи Савада он не знал. Впервые слышал о такой, можно сказать. Это было странным, что невольно думалось - а не сирота ли этот мальчик?.. Улыбка все же растянула губы. Сложно было сопротивляться ей, когда сердце делает кульбит в груди, наполняясь радостью. - Проходи, - мужчина с черными волосами, потянув с легкостью на себя зеркальную дверь с красивым перламутровым узором по краю, попридержал ее, пропуская вперед Тсуну. Наверняка боялся, что рыжего прихлопнет, если ветер вдруг подует... Сделав немного короткие, быстрые шаги, Десятый с пульсом где-то в висках, ворвался в агентство. Ворвался как в Новый мир. Хотя именно это определение и вертелось на языке, такое непривычное, но желанное. Иначе и не назовешь это место, вокруг которого буквально чувствовалась эта необычная сказочная аура, где каждый день проходил как праздник, где было так много разных людей, и казалось, что будь ты хоть гением, всех их запомнить и узнать не представляется возможным... Особенное место. И, как говорилось раньше, особенный день. Позади застывшего Тсунаеши с хлопком закрылась дверь, напоминая о грозном заместителе директора за спиной. Облизнув вмиг пересохшие губы, юноша немного обернулся, глядя перед собой широко открытыми глазами, на дне которых сияла надежда и вера. Он сейчас намного ближе, чем раньше, к своей мечте. Занзас же, до этого не вглядывающийся в лицо новичка, теперь с отстраненным безразличием мазнув по счастливой рожице, зацепился за два карих омута. Необычная внешность, очень необычная, что еще сказать? А глаза у протеже Реборна были занимательными - они на миг напомнили о единственном родственнике хмурого мужчины - старике Тимотео. Интересные глаза, очень... теплые. Даже несколько... родные, что ли? Глупость какая! Стоит же признать, что пусть рыжий и был несколько маловат и низковат, может, у него что-нибудь и получится. С таким-то взглядом обязательно получится. - Иди за мной, - брюнет, немного прищурившись, стремительно двинулся вперед, отчего немного растерявшемуся Саваде, дабы не отстать, пришлось без разглядывания всего вокруг идти следом. Один шаг Занзаса равнялся трем мальчика, но последний так быстро семенил ногами, что конфузов не возникало. Кабинет заместителя директора был большим, но Тсуне не понравился. Пространство в нем было холодным, как в доме, который еще не обжили. Где-то внутри заскребло желание все здесь переделать, передвинуть мебель, перекрасить стены, только, пожалуй, вид из окна был неплох. За стеклом виднелась вереница красивых домиков, построек, которую, уходящую неровной лентой вперед, обступали многоэтажки. Словно в тисках, эти невысокие зданьица тем не менее не лишались какой-то своей простоты и непринужденности. А высокие, холодные, монолитные и сверкающие многоэтажки не отталкивали, но и не казались простенькими, нет, в них сквозилт элегантность и небольшое высокомерие. А когда солнце заходило, то оно прокладывало свой путь как раз между современными огромными строениями, нависая над чередой маленьких домиков... Оно садилось, степенно и медленно, освещая все вокруг, отражаясь от стекла и потонув в старой керамике черепицы... Тсу-куна усадили перед столом, с противоположной стороны которого возвышался Занзас. Вперед были выдвинуты пара листков с напечатанным текстом - договор о принятии на работу. Взяв ручку, отметив что дрожи от восторга нет, но сам восторг еще присутствует в теле, парень старательно вывел иероглифы своих инициалов. Немного помялся, ибо не знал как подписаться - Савада или Примо - и выбрал первый вариант. Данная от рождения фамилия как обычно отозвалась внутри глухим стоном и болью, это было осознание потери, осознание отказа. Родители бросили его, бросили... - Ну.. Пока все. Можешь идти и осмотреться, заодно познакомишься со всеми. Если что-то понадобится, попроси отвести сюда. На сегодня ты уже свободен, так что когда устанешь, можешь покинуть агентство, - брюнет, не прекращая хмуриться, придвинул к себе документы, с ухмылкой впиваясь в фамилию новичка. Савада все-таки. Ну что ж... Пусть так. А затем не без иронии добавил. - Надеюсь, выход из здания сможешь найти сам. И да... Увидишь знаменитостей, не вздумай визжать как некоторые фанатки, в конце концов у многих работающих здесь очень хм... нежная психика. Не травмируй же ее. - Д-да... - впервые ответил Тсунаеши тихим и растерянным голосом, он уже встал и направился к двери. Когда же покинул кабинет, смог свободней вздохнуть, почувствовал, как по венам вновь начинает струиться счастье, которое становилось все пьянительней с каждым ударом сердца... В R&D Примо младший впервые услышал, как его назвали "странным ребенком". Дело же все было в том, что, не смотря на знатность его семьи, капиталы и прочее, глава семейства старался ни коим образом не давить на своих чад. Желало дите рисовать - получало самые дорогие краски, мольберты, кисти; желало петь - получало лучших учителей по вокалу, комнату для личных занятий, инструменты, оборудование... Но никогда еще родитель не требовал от детей полного повиновения во вкусах, взглядах, стремлениях. Реборн, умудренный жизнью, давал волю и Джо, и Тсу, предлагая делать выбор им самим, и даже если они не могли выбрать, он их поддерживал - иначе зачем ему были нужны все эти деньги и власть, если не для чего-то подобного? Тсуна же, еще с детского дома питавший трепетное чувство к искусству, изобразительному, фотомодельному, почти никогда не... смотрел телевизора. Не читал газет. Он мог часами что-то чертить и рисовать в альбоме, но не мог и пяти минут усидеть, уставившись в экран. Он считал это дело глупым, ничего не дающим, не развивающим, в общем - не нужным. К работе же в модельном агентстве стремился потому что верил - именно там создаются сказки. Перед объективом фотоаппарата оживали полные очарования и неуловимости мечты, преображались люди и весь мир... И можно было считать уже маленьким достижением то, что хоть краешком глаза довелось увидеть подобное действо - чарующее, прекрасное... Эти двое разительно отличались от других людей. Они словно были окружены ореолом света, совсем не теплого, но яркого, ослепительного. Именно их, среди десятков пока что смазанных лиц он запомнил, лишь их двоих. Один был стройным, достаточно высоким брюнетом с ясными серыми глазами. Явно модель, явно известная. Незнакомец сидел в кресле, спокойно попивая зеленый чай и просматривая журнал с фотографиями. Его профиль, красиво очерченный, аристократический, привлекал внимание, манил, все движения этого странного человека были переполнены благородством, все движения рук с длинными пальцами, все брошенные из-под темных ресниц взгляды... Захотелось подойти к этому сказочному существу, явно эльфу, подойти и посмотреть в его глаза долгим взглядом, чтобы убедиться - этот красавец здесь и сейчас, он существует, он - не мираж... Незнакомец, явно наслаждаясь чаем, отдыхал. И пусть сейчас он не творит другой мир перед фотообъективом, он просто наполняет пространство вокруг чем-то высшим, неповторимым. Этот человек мог создавать прекрасное просто вот так вот, сидя в кресле и читая журнал, просто одним своим присутствием... А второй творил сказку так, как желал того Тсунаеши - перед аппаратом фотографа. Его волосы, длинные, обладающие неповторимым цветом ночного неба, распущенные в данный момент, струились по плечам, по рукам, по спине, а спина... Этот человек сидел в пол-оборота, ткань, облегающая талию, тем не менее оголяла одно плечо и часть спины. А на лопатке, тоже вдруг какой-то изящной, красивой, темно-синими завитками трепетало небольшое крыло бабочки, укрывающее бледную кожу мужчины завесой волшебства. Этот незнакомец - фей, однозначно. Неповторимая линия одной ключицы, которая была видна, шеи, подбородка, губ, - все это подняло в душе рыжика волну удивления, умиления. Высокие скулы, ровный нос и глаза... Синие-синие, настолько синие, что даже морскую гладь не сравнить с ними... Глаза эти, полуприкрытые ореолом пушистых немного посеребренных ресниц, сверкали чем-то потаенным, интимным... Этот лукавый, полный кошачьей игривости взгляд затмевал собой все вокруг, он показывал всю грацию и манил, манил к себе! Вся фигура этого фея была полна чар соблазнения, элегантности, утонченности и... разочарования? Нет, не может быть!.. Савада даже тихо охнул, поняв, наконец, что во всем облике действительно сквозило разочарование... во всем мире? Этот творец неизъяснимого разочаровался во всем мире, даже в своих чарах. Из-за этого разрушилось почти все волшебство. Разрушилось, обнажив другое - пусть более горькое, но тоже прекрасное... Когда эта первая для Тсуны фотосессия закончилась, эти красавцы-незнакомцы, словно заранее договорившись, вместе подошли к фотографу, державшему в руках свежие распечатки фотографий. Они не общались, одарив друг друга лишь парой взглядов, не более. Сейчас же они явно обсуждали последнее фото, именно то, с одиноким парнем-феем и крылышком бабочки на лопатке. Поборов смущение и поддавшись любопытству, рыжий юноша тенью скользнул в сторону троицы, мгновенным взглядом выхватывая общую картину. Желания оправдались: сотканный перед глазами самого парня, мир сказки был запечатлен умельцем-фотографом. Но... - Так много разочарования... - губы почти прошептали эти слова, а сам Тсунаеши поскорее скользнул дальше. Щеки его все же запылали от смущения - он сказал о своих впечатлениях вслух! А если бы кто-нибудь его услышал? Позор!.. Он бы сгорел от стыда, точно сгорел! Но в мыслях бушевал ураган - счастье, вперемешку с удовлетворением, радостью, лучистостью и смущением... Но слова Примо младшего все же услышали. Два взгляда мгновенно вскинулись, изумленно провожая невысокую точеную фигурку рыжика - заинтересованный серый и пораженный синий. И Мукуро, и Кёя еще долго смотрели на взбалмошного паренька с не японской внешностью, который куда только не засовывал свой любопытный носик, они смотрели, задумавшись глубоко о чем-то своем, они молчали под лепет удовлетворенного фотографа, который хвалил работу Рокудо. И было кое-что общее в их облике - осознание того, что такого искреннего, чистого и увидевшего наконец-то самую суть человека они встретили впервые. А спустя два года Тсуна лишился своей веры в сказочные миры, эльфов и фей. Все было намного проще. Оказалось, что не все преображается перед объективом фотокамеры. И осознание этого до сих пор жгло горечью юношеское сердце, но еще мучительней было чувство предательства. Его предали те, в кого он по-настоящему поверил. Савада два года дарил этим мужчинам свое невинное восприятие мира и веру в людей. И в итоге они надругались над ним, над его верой. Они изваляли ее в грязи, они оба. Вдвоем. Не сговариваясь, впрочем, как всегда. Настоящее время. - ... нашим Тсу-куном! - слова отдались гулким эхом в душе. В душе, которая ведь еще была пустой! И это пламя, которое родилось в Кёё после посещения галереи Rouqe, после увиденной им картины, и эти тягостные мысли об изнасиловании, и это мнимое родство с Савадой, основанное на том, что их обоих - и рыжего и брюнета - бросили родители, все это все еще не заполнило пустоты внутри. Не доставало чего-то еще. Две секунды на осмысление. Слова сорвались с губ сами по себе: - "Нашим"? - сердце не начало быстро биться, слезы не хлынули из глаз, нет... Просто вдруг все начало вставать на места. Недостающая часть ворвалась в душу, помогая ее заполнить всем тем, что так будоражило воображение, ум и мысли Хибари долгое время. - Он не стал нашим. И не был. На другом конце трубки - молчание, гробовое, пораженное. Видимо, все же не такого ответа ожидали от него. - Эм... Кёя, ты... - Ты думаешь, мне интересно с кем там "об ручку" ходит Савада? - вопрос жестокий и жесткий, но так нужный сейчас! Горло начинало сжимать чувство, отдаленно похожее на отчаяние. Поэтому нужно было говорить, пока есть такая возможность, нужно высказать все!.. Нужно показать этому человеку, этому пустому, не умеющему по-настоящему чувствовать человеку, что на самом деле все не так. Да, его не трогает ни одно слово, сказанное о Тсуне, ни одно. А в груди больно. Чертово сердце, жжется!.. - Ты что, звонишь только ради этого - сказать о подобном? Ты решил, будто эта новость настолько важна, что ли? - Ты... Кёя, ты!.. - Что я? - жжется, жжется... Очень жжется! Но почему? - Извини, но у меня не так уж и много времени. Мне есть чем заниматься, поэтому не вижу смысла в том, чтобы сообщать о Джотто и Тсунаеши. А если тебе нечем заняться, позволь дать совет - займись чем-нибудь более достойным. Чтобы жалеть потом не пришлось. - Палец упруго нажал на кнопку отключения. Пораженная тишина со стороны Мукуро прервалась. Вдох. Выдоха не получилось - горло сжало, болезненно, отчаянно. Да еще в груди словно солнце пылает!.. Да что же это? "Джотто с Тсунаеши"? Но... зачем? Почему? Недостающая душе часть тоже оказалось чувством. Тяжким грузом это чувство ухнуло вниз, заполняя собой пустоту внутри. Но об этом Хибари еще не догадывался, он разрывался от собственной боли и собственной неполноты. Он не понимал себя. И на самом деле его заботило то, что Примо был вместе с Савадой, этот голубоглазый блондин наверняка держал рыжика за руку, касался его кожи, гладил шелковистые волосы... Его заботило это, но для Мукуро он постарался и солгал. Джотто с Тсунаеши... Вместе? Это может значить, что?.. Нет, не может быть! Не может!.. Ведь не может же?.. Догадаться о недостающем, последнем чувстве было сложно. Но если вдруг ты понимаешь что это, то скажи - что?.. Опал* является аморфной разновидностью кварца, обладает жирным блеском, очень хрупок. Название камня происходит от санскритского слова "upala", что означает - "драгоценный камень". Уже по одному этому названию можно судить об отношении людей к этому камню. Один из самых знаменитых опалов, носящий название "Орфанус", украшал корону императора Священной Римской Империи Константина. Он не таил своего пристрастия к опалам - в общем-то не самым дорогим камням. Основной особенностью камня является радужное сияние и своеобразная окраска, включающая в себя несколько цветов одновременно. Это связано с необычностью структуры опала - в нем содержится много воды, он представляет собой что-то вроде застывшего геля, внутри которого передвигаются частицы породы, что и вызывает его постоянную переливчатость всеми цветами радуги.