Попытайся разбить алмазное сердце...

Однажды, когда папарацци брали интервью у фотографа из TRISTAN, который на неделю для стажировки был отправлен работать в R&D, этот фотограф с тихим восхищением сказал: "Там такая особенная аура... Как в манхве - с цветочками, бабочками..." Над этими словами посмеялись, но многие согласно кивали, в агентстве Реборна действительно всегда все было по-особенному. Пространство там всегда было каким-то лучистым, светлым, нежно теплым... В студии № 2 агентства R&D, носящей название "Di", повисла темная, давящая аура. Модели, остальные работники быстро проносились мимо заветной двери, боясь попасть под горячую руку двух знаменитостей - Мукуро и Кёи. Именно эти двое, рассевшись в противоположных креслах от одного столика, вроде бы попивая кофе и чай, сверлили друг друга темными, жесткими взглядами. Притихшего Ламбо они упорно не замечали, словно оставшись наедине в своем мире. Мире сражений, иначе и не скажешь о том, как парни метали молнии глазами. А ведь Бовино мог поклясться, что раньше, хоть и не друзьями, но и врагами они точно не были. Случалось, что они как бы невзначай помогали друг другу, и очень часто поступали с некой синхронностью, будто бы в их головах бродили одинаковые мысли. Правда и товарищескими их отношения не являлись. Слишком холодными они были. И теперь юноша не мог понять, что такого могло случиться за эти пару дней? Отношения из холодных стали ледяными. Нет, даже еще ниже по шкале Цельсия, градусов на пятьсот. - Ламбо-тян, - Рокудо, изящно поставив чашку с кофе на столик, выдавив какую-то слащавую улыбку, продолжил, - подними левую руку выше, а правую заведи за спину. - Кохаки - фотограф - согласно закивал, мысленно подмечая, что у известной модели действительно талант, в конце концов синеглазый уже не первый год в этой индустрии! - Травоядное... - жесткий взгляд Хибари, припечатавший Бовино чуть ли не к стенке. - Сделай, как было раньше. - Ламбо, только что поднявший конечность, как ему и говорили, замер. Он недоуменно воззрился сначала на брюнета, а потом на иллюзиониста. Не зная как поступить, он, сглотнув, сделал шаг назад и опустил руки вообще. - Нет, Кё-тян, - Мукуро посмотрел в упор на оппонента, при этом его лицо неузнаваемо преобразилось - кривоватая ухмылка, прищуренные очи, немного вздернутый подбородок и все положение, говорящее: "Я - король!" - а пальцы любовно погладили керамический ободок чашечки, - ему будет лучше так, как я говорил... Облако не исказилось в лице от фамильярного обращения. Оно даже не дернулось. Только маска отчужденности и безразличности еще более резко проступила во всем облике. Медленно, немного торжественно, Кёя продолжил попивать свой чай, не удосужив Рокудо и взглядом. Только Кохаки, обладающий отличным зрением, стоящий так, что можно было увидеть обоих мужчин разом, заметил, как в серых родниках вспыхнуло на миг опасное серебро, вспыхнуло, а после потонуло на самом дне. Но - не исчезло. - Травоядное, ты не понял? - и голос все тот же. Никаких изменений вообще. А взгляд, сильный, не умеющий уступать, живой и говорящий, приказал Бовино сделать так, как нужно. Иначе говоря так, как того желает Хибари. И паренек, словно завороженный, поддался чужой воле. Он не торопясь начал приподнимать руки. Туманник понял, что его просто игнорируют. И ведь игнорируют все трое - модель, которую странно не задела новость о Тсуне, в то время, как Мукуро необъяснимо бесился из-за этого; Ламбо, явно загипнотизированный, и фотограф, посчитавший, что владеющий единоборствами Кёя более угрожающ, нежели Рокудо. Это взбесило его еще больше. Сдерживая шипение, обладатель волос цвета звездного неба, быстро отвернулся от противника, впрочем, не отступая. Даже спину он держал ровно, а вся его фигура показывала, что мужчина явно не намерен сдаваться. Кохаки кивнул своим мыслям и сделал новый снимок. Бовино при этом стоял так, как стоял до пререканий этого дуэта. В воздухе витало все, что было недосказано: неудовольствие, отчуждение, презрение и издевательство. И, наверное, гнетущая аура еще долго висела бы в студии "Di", если бы тишину не разорвал громкоголосый Скуало: - Хибари, Рокудо, - хмурый взгляд Суперби и странное напряжение в теле, говорящее о том, что случилось нечто безрадостное, - к Занзасу. Быстро! - Не дождавшись ответов, заместитель заместителя скрылся. Скорее всего, дел выше крыши. Двое одновременно встали, стараясь держаться друг от друга подальше. Даже сейчас, пусть между ними и вознеслась высокая стена вражды, они поступали так, словно ничего и не произошло - вместе, не сговариваясь. Все же, совершенно разные, даже несколько противоположные, они были похожи как никто другой. Но было что-то такое, что смогло особенно ярко выделить различающиеся части душ этих людей, что-то такое, из-за чего они начинали спорить. Но вот что?.. До кабинета Занзаса мужчины добрались за пару минут. Дверь была открыта, что случалось редко. Пара складных, высоких фигур проскользнула внутрь помещения, гадая, что же нарушило обычный порядок вещей. После перепалки в студии модели внутренне решили для себя ничему не удивляться. Просто не хотелось показать себя слабаком, поэтому требовались сила и готовность ко всему. Но вот же жалость, понятие "быть готовым ко всему" подразумевало под собой, что "всем" будет лишь противник, для Мукуро - Кёя, для Кёи - Мукуро. И Джотто Примо, восседавший перед напряженным до нельзя Занзасом, этим "всем" не был. Из-за чего изумление нашло путь к сердцам этих двоих. За изумлением пришла злость. Ярая злость, граничащая с ненавистью. Но если учитывать, что направлена она была на отпрыска Реборна, то, пожалуй, была она еще и глупой. "Джотто..." - единственное слово, приправленное чем-то горьким, заставившее два взгляда - синий и серый - пересечься, сплотиться. Враг моего врага - мой друг. И еще одно слово, которое не упоминалось, но въелось в мысли Облака и Тумана, въелось безжалостно, крепко, остро... Имя того, над кем они надругались. Тсунаеши... Занзас кивком указал на два кресла напротив Джо, мол - можете сесть. Выпрямив спину еще более неестественно, сгладив собственные черты лица, придав движениям уверенности и изящности, Мукуро уселся в предложенное место, а за ним последовал и Кёя. Тут же первый поерзал от неудобства - внимательный аквамариновый взгляд впился в его фигуру. Казалось, что от внимания этого человека никуда не деться, не спрятаться... Рокудо мало пересекался со старшим Примо. Может, все дело было в том, что у обоих были несхожие вкусы и интересы, а может - круги их вращения. Мог ли внук мера вообще хоть как-нибудь оказаться рядом с блондином-аристократом? Порой синеглазый думал, что миры их никак не соприкасаются. Но как бы мало не было встреч модели с предпринимателем-знаменитостью, Туманник всегда знал одно - этот мужчина, пусть взбалмошный и непослушный, пусть умный и несколько хитрый, словно умеющий видеть будущее и чуть ли не читающий мысли, был красив. Очень красив. И не боялся бы Занзас обидеть сына самого магната, то предложил бы ему работу в агентстве. Глядишь, еще на одно - уже третье - лицо, представляющее R&D, стало бы больше... Джотто пользовался огромным успехом. Его глаза, его губы, его овал лица... Словно эталон аристократизма. А вкупе и с безупречными манерами, знанием этикета и врожденным чувством стиля, пожалуй, стал бы лицом и Японии... Красота спасет мир? Ну да, а еще она его завоюет. Мировое господство, хоть бы и тирания, принадлежащее такому красавцу, стало бы "золотым веком" всего мира. Кхм-кхм, но сейчас не о том. Мукуро с детства привык ко всеобщему вниманию, он не боялся, когда его, словно под микроскопом или рентгеном, рассматривали. Потому что он любил себя и считал недалеким от совершенства. Он мог снести тысячи взглядов, не дрогнув ни одним мускулом, но... Но быть спокойным перед тем, перед кем пресмыкаются главы не только городов, но и некоторых стран, было невозможно. Невольно чувствуешь себя амебой. Симпатичной такой амебой... Мужчина скользнул взглядом в сторону, даже не пытаясь посмотреть в глаза своему мнимому врагу. А вот Хибари был более смелым, или, что возможней, безбашенным. Он не стал распаляться на то, чтобы оценить, какой перед ним сидит красавец, он просто расслабился и поднял глаза. Серые молнии встретились с голубыми. Встретились, столкнулись, зашипели снопом искр, на миг заглянули в аквамариновую глубину, а после потухли. Хоть Кёя и был слишком упрямым, упертым, но и он не выдержал. Лишь на краткую секунду он смог быть достойным, смог не утонуть в чужом омуте, он прочитал чужие чувства. Интерес - беспокойство - деловой подход. И там, на самом дне, настолько недосягаемо, насколько вообще возможно, притаившаяся боль. Не за себя, за кого-то близкого. За кого-то любимого, ценного, желаемого до безумства, до смертной казни... Что движет Джотто на данный момент - поручение отца или собственное желание в чем-то разобраться? Что-то произошло, здесь, с ними. Но вот что?.. А если... - Кёя, Мукуро - господин Примо, - голос Занзаса прервал чересчур длинную минуту молчания, он сух и осторожен. - Реборн-сама открывает новое модельное агентство и набирает моделей. Для начала было решено, что... вы двое будете переведены на работу в это агентство. На постоянную основу. Не вопрос - утверждение. Шок для Хибари, едкая насмешка для Рокудо. Все же случилось, все же его перевели. "Как в воду глядел!" - иллюзионист не сдержал судорожного смешка, за что тут же был уничтожен взглядом босса. Ну, теперь уже бывшего босса, ведь... - Вашим начальником будет младший Примо, - быстрый взгляд карих глаз в сторону нахмурившегося блондина и немедленная поправка, - Младший сын Реборн-сана... Документы будут готовы завтра, после обеда зайдете подписать их. Э... В случае отказа - увольнение. Работу начнете с понедельника следующей недели. Закушенная губа. Мукуро пытается сдержать подступающую истерику. Снова, снова он будет зависеть от кого-то, вновь! А здесь, в R&D, пусть не явно, но он был свободен. Он мог наравне общаться с Занзасом, он мог говорить ему "ты" и не пресмыкаться, а сейчас... Ходить под начальством какого-то сопливого мальчишки? Любимчика семьи? Он уже начинал ненавидеть этого человека. Ненавидеть за что, спросите вы? За лишение свободы. За выбор, которого не было. За любовь родителей и брата, которой он был лишен... За то, что этот младший Примо был более влиятелен... За то, что Туманник сам был слаб... Ну и кто теперь был ребенком? Известная модель или ее новый босс? А? А Хибари не понимал. Точнее, он только начинал осознавать настоящий смысл сказанных слов. Перевод и новое руководство? Но... Он же не знал... Младший Примо? Значит... В голове - каша, на лице - холодная маска, обрывочные мысли, отдельные слова. Общая картина никак не хотела складываться. Впервые с мужчиной такое, никогда еще прежде разум и тело не были так разделены. Хотя позже брюнет скажет спасибо своей привычке сдерживать чувства, не хватало еще показывать свою слабость перед таким хищником. Съест и не заметит!.. Но одно было схожим сейчас в Мукуро и Кёе. Если отбросить удивление одного и отчаяние второго, то перед обоими стоял выбор - подписать контракт или нет? Сдаться или же продолжать следовать своей мечте? Быть слабым или сильным?.. И кем быть вообще?.. - Можете идти. Вечером того же дня. В коридоре царит полумрак. Редкие всполохи за окном, Джотто ориентируется по памяти. Наизусть знает каждый поворот и каждую вещь. Шаги у наследника корпорации тихие, кошачьи, но он не крадется. Просто все звуки тонут в ворсе пушистого дорогого ковра. Здесь налево, последняя дверь у окна. Комната Тсунаеши... Стук в дверь. Мужчина не боится разбудить, не боится прервать... Он тайно надеется, надеется и желает побыстрее увидеть заветного человечка, от которого на сердце тепло. Нет, не тепло - жарко. Приглушенное разрешение войти разносится почти тут же, и мужчина проскальзывает тенью в комнату. Взгляд находит нужное - Савада восседал в кресле и что-то увлеченно рисовал. Вновь творит, неугомонное дитя! Он отрывается от альбома, поднимая большие глаза. У блондина на миг перехватывает дыхание, насколько красив этот чистый ребенок! Ками-сама, ну за что?.. - Не помешал? - Джо подходит к креслу, присаживаясь на край. На лице его нежная улыбка мечтателя. И странное ощущение легкости во всем теле. - Неа, - отвечает юноша, еще сильнее запрокидывая голову, чтобы не прерывать зрительного контакта. Простая футболка не скрывает тонкой шеи и ключиц, узких плеч. А разрывающий тьму свет, падающий под странным углом, особо выделяет глаза маленького чуда, зарывается всполохами в яркие волосы и мягко тонет в персиковой коже... "Совсем не растет!" - мысль мимолетно проносится в голове, отступая вглубь. Сейчас не до этого... В сердце пока нет страстного огня, нет желания овладеть. Есть нежность и любовь. Пока что чисто платоническая, не более. Но надолго ли ее хватит?.. - Помнишь свою заветную мечту? - Угу, - Тсунаеши все-таки отвел взгляд, потому что побоялся. Вдруг старший брат увидит грусть и боль, мелькнувшую в каре-карамельных омутах? Нельзя этого допустить, он же клялся быть сильным! Во имя семьи. После случившегося там, в R&D (дрожь в кончиках пальцев от воспоминаний), рыжий особенно остро понял ценность семьи. Ведь даже кумиры предают, но не родные. Узы семьи - самое крепкое, даже узам веры с ними не сравниться. Что толку верить в человека? Он может предать... Он может убить одним лишь словом... - Хочу тебе помочь, позволишь? - руки мужчины приподнялись, погладили паренька по непослушным волосам. Мягкие, шелковистые, а главное - настоящие, пряди скользили между пальцами. Тсуна не вздрогнул, видимо, прикосновения эти были приятными и не будоражили памяти. А это хорошо, это значит, что страх практически прошел. Можно же попробовать кое-что еще? Можно ли быть еще ближе?.. Поглаживая одной рукой Саваду по голове, другой блондин скользнул ниже: вдоль скулы и подбородка, едва-едва касаясь. Хотелось продолжить, но... Решимости не хватило. Наверное, еще рано... Подушечки пальцев паутинкой скользнули к шее... Настолько неуловимо, словно и не было касания совсем... Паутинка теплая, тонкая-тонкая... Она взлетела в воздух, и, не смея продлить контакт, Джотто, задержав дыхание, оторвался от мягкой кожи. Ладонь проскользнула в сантиметре от хрупкой шеи, спустилась ниже, еще ниже... Мягко но уверенно, голубоглазый развернул мальчика, позволив ему расслабленно откинуться на боковую спинку кресла. Рыжая макушка послушно устроилась на бедре Джо. Ничего слишком откровенного, разве не могут братья касаться друг друга? Просто быть немного ближе - не так уж и страшно. Немного непривычно для одного и желанно для другого. - Мы с отцом решили сделать тебе подарок, - тыльной стороной ладони старший погладил возлюбленного по щеке, чувствуя, как от этого сладко заныло под ложечкой. Да, это касание так нужно сейчас ему, словно спасательный круг утопающему. - М-м-м... Какой-то праздник? - расслабившись, Тсунаеши прикрыл глаза. Так приятно было ощущение чужой ласки, особенно от близкого человека. И в комнате тихо, немного сумрачно, по-вечернему сказочно, что... тепло. Необычно и неповторимо. - Нет, - улыбка еще больше растянула губы мужчины. - Неужели мы просто не можем что-то тебе подарить? - Можете, конечно... - замолкнув, рыжик глубоко вздохнул. Сон медленно уносил сознание, туманом застилая глаза. Младший Примо немного повел плечом, повернув голову вбок. Приятный аромат окутал его, проскользнула мысль, что Джотто - само совершенство. И пахнет так неуловимо-завораживающе. Захотелось вечно вдыхать этот воздух, пропитанный братом. - Завтра все узнаешь, а сейчас - спи, - руки продолжали гладить мягкие волосы, пока дыхание ребенка не выровнялось. Подушечками пальцев блондин прошелся по нежной щеке, погладил скулу, скользнул по лбу, поправляя длинную челку. Такой красивый и такой невинный. Удивительный. Осторожно наклонившись, Джо мимолетно коснулся губами чужого виска. Горячий воздух с выдохом, а со вздохом голова стала пустой и легкой, как воздушный шарик. И лишь аромат... тонкий, карамельно-пряный... Прикрыв глаза, Примо вдохнул. Через приоткрытые губы вырвалось хриплое дыхание, тяжелое, сбившееся. Он скользнул по прохладной коже, кончиком носа задевая рыжую прядь. И вдох, сладкий, тягучий... Согласно библейскому преданию, за тысячу лет до нашей эры царица Савская послала своему возлюбленному, царю Соломону, великое множество драгоценных камней с берегов Нила для постройки храма в Иерусалиме. Среди прочих там были прекрасные синие сапфиры*, которые Соломон использовал для изображения в храме звездного неба. Древние римляне почитали сапфир как сакральный камень, посвященный верховному богу Юпитеру. Жрецы римских храмов в качестве непременного атрибута носили перстни с сапфиром в виде кабошона - не ограненного камня выпуклой формы. Такой камень являлся символом небесного купола. Римский летописец Кай Плиний писал: "Сапфир есть символ совести и чистоты". Стоит отметить, что после трагически известной гибели "Титаника", была популярна история, рассказанная одной из немногих спасшихся пассажирок лайнера. Она говорила, что своим чудесным спасением обязана перстню с крупным сапфиром "Сердце океана", который всегда носила на правой руке. После этого появилось поверье, что этот камень может спасти человека после кораблекрушения.