Сильных духом подчиняет любовь

I’ve got an aching head Echoes and buzzing noises I know the words we said But wish I could’ve turned our voices down. У меня разболелась голова От звуков эха и шума. Я помню те слова, что мы произнесли, Но как бы я хотел, чтобы спор окончился иначе. Linkin Park — Invisible

      Впервые за несколько недель Сакура проснулась без наплыва привычной тошноты; её удивлению и радости не было границ, но она предпочла отметить это событие молча, хотя по взгляду Саске-куна, который почти всё время берёг её как зеницу ока, было понятно, что перемены налицо. Всё ещё уставшая, Харуно медленно проглотила завтрак, не испытав рвотных рефлексов и отвращения к еде. Медицинский эликсир, который для неё приготовила Шизуне-сан, заметно помогал с побочными эффектами ранней стадии беременности.       В скором времени Сакура сможет обходиться без него, но пока что в том флаконе находилось её спасение, и она старалась не забегать наперёд относительно своего состояния. В записях Годайме не было множества примеров подобной генетической аномалии, поэтому Сакура, в принципе, понимала, что они справлялись со всем по ходу дела. Препарат был сварен согласно рецепту Цунаде-самы, которая разбиралась в подобных вещах лучше обычного врача больницы, поэтому Харуно излишне не волновалась и почти не колебалась насчёт приёма средства.       Будучи опытным медиком, она, разумеется понимала, что с ней происходило, и знала, чем можно притупить неприятные симптомы, но чисто подсознательно ей не хотелось этого делать: Сакура знала, что заслужила страдания, заслужила наказание за своё поведение и то, как сложилось всё с Какаши. На фоне их разбитых отношений она не имела права на счастье, так ей казалось. Но это дитя — самый бесценный и дорогой человек в её жизни, поэтому Харуно изредка ловила себя на диссонансных чувствах относительно беременности, которых не могла объяснить.       Она должна была витать в облаках, окружённая заботой и защитой любимого мужчины, ради жизни с которым выдержала множество жестоких испытаний, и вот наконец за свою усердность была вознаграждена подарком судьбы в виде ребёнка. Однако терзающие сознание мысли, пронзающие сердце, подталкивающие к мучениям вызванным совестью, затмевали прекрасный период горькой реальностью: если бы она была хорошим человеком, всё было бы иначе. Наверное, именно поэтому Сакура сама не искала средства, которое помогло бы ей с токсикозом, ведь понимала, что это просто карма, цена, что ей придётся заплатить за желаемое.       Она подсознательно хотела страдать, ведь не имела права радоваться, предав и ранив дорогого человека: подтверждать, что Какаши ей никто после стольких лет близких и интимных отношений, абсурдно. Сакура видела, каким способом он справлялся с болью, максимально подавив эмоции, и это останавливало её от попыток улучшить самочувствие: она заслужила эту боль, как никто другой в мире. Но Саске-кун, незаметно проявивший беспокойство из-за душевного состояния Сакуры, настоял на осмотре с Шизуне-сан, и этот жест заботы немного подкупил Харуно: он пытался помочь, потому что тревожился, хоть и не показывал этого.       Признаться, скрытная привязанность и поддержка Учихи, которые она не сразу заметила, проникали в сердце и согревали. Она никогда бы не подумала, что он мог проявлять такие чувства, в своей манере, конечно, хмурясь и молча, но он предпочитал доказывать заботу делом, а не лестными словами. Его плечо и рука всегда были рядом, когда Сакура покидала квартиру: он был готов в любой момент подхватить её, если надо, на руках носить, но Харуно гордо не позволяла ему этого делать. Надежда на возрождение клана — его мечта и цель ещё с детства, которая внезапно стала реальной, словно смягчила Саске-куна в некоторых моментах, но лишь она это видела.       Для всего мира за стенами их квартиры Учиха оставался беспристрастным кретином, который не желал подчиняться чьим-то правилам и указаниям. В последнюю неделю на собраниях с Каге это было заметно, как никогда: Шикамару пытался разработать несколько стратегий сражений против Райкаге и его союзников, а Саске-кун, хоть и был согласен сотрудничать, по большей части наплевал на попытки командной работы, придерживаясь своего непоколебимого мнения и желания лично порешить Лорда Эя. Сакура лишь молча усмехалась, сидя в уголке, прислушиваясь к их пылким дискуссиям: упрямство Учихи и его независимость были столь доминантными чертами его характера, что иногда она невольно задумывалась: будет ли их ребёнок похож на Саске-куна по этим пунктам или же унаследует её пылкий темперамент и открытость общения? Время покажет.       День, когда отряд шиноби Конохи в сопровождении прибывших Каге выдвигался в Страну Водоворотов, стремительно приближался. Сакура хорошо понимала неизбежность их с Саске-куном положения: они отправляются вместе со всеми по личному желанию, и это не обсуждалось. Это решение они приняли давно, совместно и отстаивали его перед советом Каге, ведь понимали, что ситуация могла развернуться как угодно: даже Шикамару не мог предугадать, будет ли в Конохе достаточно безопасно, для того чтобы Сакура осталась здесь дожидаться завершения битвы. Старейшины откровенно спонсировали шпионов противника, помогали внедрять этих людей везде, чтобы информация просачивалась сквозь щели, куда им выгодно. Как-то предотвратить или пресечь это поведение не мог даже Хокаге, поэтому Сакура настояла на своём участии: она не собиралась сидеть в подземном бункере и дожидаться у моря погоды.       Достав свой полевой рюкзак, которым в последний раз пользовалась ещё на миссиях в составе Команды Какаши, Сакура принялась собирать самые нужные в путешествии вещи. Она отказалась от участия в очередном заседании в резиденции, поэтому Саске-кун отправился в одиночку: задача Харуно — оставаться рядом с ним во что бы то ни стало, а самое главное — пережить это сражение, чтобы наконец вздохнуть с облегчением. Проходя мимо комода, откуда достала несколько комплектов нижнего белья, Сакура услышала негромкий стук по входной двери. Застыв в удивлении, она нахмурила брови, задумавшись о том, кто мог навестить её посреди рабочего дня. Те, с кем Харуно ещё общалась, обычно заняты в это время суток делами и личными проблемами. Хмыкнув, она бросила вещи на кровать и поспешила узнать, кем являлся неожиданный посетитель.       Отворив со скрипом дверь, чтобы было удобно взглянуть на незваного гостя, Сакура молча вскинула бровь, когда увидела застывших в коридоре родителей. Чета Харуно неловко осматривалась, будто никогда в жизни не была в этом здании и атмосфера смущала её: в одной из соседних квартир кто-то ругался, судя по голосам, муж с женой; этажом ниже был слышен какой-то отдалённый стук, точно один из жильцов ремонтировал что-то в своей квартире. Мебуки и Кизаши явно отпросились с работы, чтобы навестить дочь, чего ранее без веской причины не делали. Сакура скрестила руки на груди, открыв дверь чуть шире, но не пригласила их любезно в дом, что было не только дурным тоном, но и отражало её чувства к родителям: она гневалась.       Её мать всегда была неоднозначной женщиной: истеричка, вспыльчивая и упрямая, обожала поучать Сакуру, как та должна жить, с кем дружить, где учиться, и даже в личную жизнь не раз пыталась влезть, ведь считала, что своими советами помогала, но на самом деле лишь вырыла между ними яму, о которой частенько жалела, наверное, но было уже поздно что-то исправлять. Сакура любила маму, но вечные упрёки и поучения всё же досаждали. А вот отец всегда поддерживал Харуно в её начинаниях, будь то желание стать шиноби или вступить в отношения с мужчиной значительно старше неё; Кизаши не стеснялся заступаться за Сакуру — конечно, до того, как узнал из уст Какаши о разрыве помолвки. Видимо, это стало ударом под дых.       Хатаке не скрывал, что поспешил обсудить их разрыв с её отцом, — медвежья услуга, о которой она не просила. Сакура не собиралась сообщать родителям о том, что у неё в жизни произошли такие перемены, именно сейчас: главное — разрешить проблему с Райкаге, а после будет видно, ведь если что-то пойдёт не согласно планам — она вряд ли вернётся домой. И всё же жест Какаши был воспринят как благородный, но вызвавший цунами негодования у четы Харуно. Если в тот раз недовольной была лишь Мебуки, возмутившаяся желанию дочери встречаться с Хокаге, то в этот раз неистово негодовали оба, больше из-за потери статуса Сакуры в обществе и разрушенного будущего, в которое за последние три года они стали свято верить. Узнав, что дочь променяла Рокудайме на просидевшего в тюрьме преступника, Кизаши остался без слов.       С момента, как новость разошлась в узких кругах, чета Харуно даже не соизволила навестить дочь. Обо всём этом Сакура услышала из уст Хинаты, которая несколько раз волей случая пересекалась с её родителями где-то на рынке. Судя по их реакции, они решили не устраивать сцен и просто сделать вид, что больше у них нет дочери. Так было легче принять тот факт, что Сакура теперь нукенин, потерявшая прекрасное будущее в сливках общества Каге, связавшая жизнь с Учихой, о лихой славе которого по миру ходили устрашающие легенды. Хорошо, что Мебуки и Кизаши пока не знали главного: о беременности Хатаке не сронил ни слова. Наверное, он просто пощадил её отца, чтобы не усугублять положение. Именно поэтому визит четы Харуно вызвал у Сакуры неоднозначную реакцию: она не понимала причины их прихода, да и, в принципе, ей было не интересно выслушивать причитания матери, без которых они вряд ли обойдутся.       — З-здравствуй, доченька, — неловко нарушил угрюмую тишину Кизаши.       Сакура промолчала. Милым приветствием лёд не расколоть, а она особо не стремилась что-то налаживать в отношениях с теми, кто уже не первый раз вместо поддержки сперва проявлял возмущение и несогласие с её решением, а затем стремился загладить вину как попало. Чтобы родители — и не поздравили своего единственного ребёнка с днём рождения из-за крайнего несогласия насчёт полноправных жизненных решений? Этого Сакура не понимала. С годами всё больше складывалось впечатление, что Мебуки интересовал лишь статус дочери в обществе, чтобы было чем похвастаться перед подругами на работе; Кизаши, хоть и был более понимающим из них, тоже привык к хорошей жизни, пока дочь была невестой Ракудайме: он ведь и повышение получил до управляющего бригадой только потому, что почти породнился с Хокаге, а тут такой переворот.       — Мы хотели бы поговорить, если ты не против, — продолжил отец с надеждой в глазах.       — Зачем? — холодно спросила Сакура.       — Доченька, пожалуйста, можно пройти? Как-то неудобно в коридоре обсуждать семейные дела, — слабо улыбаясь, спросил Кизаши. — Не будь так сурова.       — У вас пять минут, — вздохнула Сакура, отвернувшись, оставив дверь открытой, чтобы родители прошли в её небольшое жилище.       У неё не было желания как-то мучить их своим разгневанным поведением: не хотелось и вовсе с ними видеться, — но Сакура также понимала, что перед уходом в составе отряда Конохи необходимо разойтись с родителями на минимально позитивной ноте, хотя бы слегка примириться, чтобы они не накручивали себя, оставшись в деревне дожидаться новостей. Чета Харуно сделала первый шаг в попытке наладить отношения, поэтому Сакура не видела причин отказывать им в такой возможности.       Она прошла в гостиную комнату, остановившись рядом с креслом, заняв место за высокой спинкой, чтобы скрыть своё тело ниже груди, в особенности живот — всё ещё плоский, но мало ли к чему решит придраться мать. Положив руки на помпезный подголовник, вцепившись в ткань пальцами, Харуно осмотрела занявших диван родителей: отец выглядел чуть более оживлённым, словно согласие Сакуры на разговор добавило ему сил. А вот Мебуки хмурилась, присматриваясь к очевидному бардаку в квартире: сумка, в которую Сакура сбрасывала одежду и нужные ей в походе мелкие предметы личной гигиены, лежала на кровати расстёгнутая, а рядом были стопки одежды Саске-куна, которые Сакура планировала взять на всякий случай. Харуно-старшую явно раздражал беспорядок в доме, за который она всегда отчитывала дочь. Но в этот раз молчала, подавляя негодование: сжатые в тонкую полоску губы выдавали её настроение.       — О чём хотели поговорить? — решила перейти к делу Сакура.       — Хотели спросить, как ты? — подняв на неё взгляд, улыбнулся Кизаши.       — Всё хорошо, — безразлично ответила она, даже не запнувшись.       — А Саске…       — Сейчас не дома. — Вскинув бровь, Харуно удивилась, что её отец столь нейтрально упомянул Учиху в беседе, будто тот не нукенин, а просто мальчишка из соседней деревни.       — Жалко, хотел поздороваться, — добродушно продолжил Кизаши. — Ты куда-то собираешься?       Он определённо говорил о сумке с вещами. Сакура не знала, насколько хорошо её родители осведомлены о происходящем: иногда казалось, что, кроме приближённых к Хокаге людей, никто даже не подозревал о назревающем конфликте с Райкаге и состоящими с ним в союзе малыми нациями. Лишь те шиноби, которые согласились поддержать Какаши и Саске, готовились к походу в Страну Водоворотов, и Сакура была одной из них. Взглянув на доселе помалкивающую мать, она попыталась понять, почему Мебуки не вмешивалась в беседу. Вероятно, ей просто было нечего сказать относительно нейтрального, вот она и полагалась на отца, который всегда был позитивным и умел находить подход к дочери. Столько лет уже прошло, а Мебуки так и не смогла создать с Сакурой более приятную, материнскую связь. Это огорчало, в первую очередь Сакуру.       — Мы уходим на спецзадание в конце недели, — ответила она без уточнений.       — Понимаю, когда вернётесь?       — Сложно сказать, — нахмурив брови, промолвила Сакура.       — Хм. — Кизаши задумался, явно исчерпав темы для разговоров.       — Пап, вам не обязательно подыскивать удобный момент, чтобы высказаться, — устало вздохнула Харуно. — Я не обижусь на ваши слова, можете не опасаться.       Кизаши как-то смущённо потупил взор, чуть толкнув жену плечом, словно намекал, что это её идея и что она должна заговорить о щепетильной теме сама. Облокотившись на спинку кресла, Сакура застыла в ожидании, особо незаинтересованная причиной визита. Она ожидала либо упрёков, либо смирения сквозь сжатые зубы — с Мебуки иного не бывало. Отец был совершенно другим человеком по характеру, и с ним легче отыскать компромисс и понимание, а вот с мамой Сакура уже двадцать лет не могла ужиться относительно бесчисленных нюансов быта, воспитания, амбиций и во взрослой жизни — любви к мужчине. У них с Мебуки никогда даже не было чисто женских разговоров; о таких вещах, как менструация, Сакура спрашивала Шизуне-сан и Цунаде-саму, с которыми комфортно себя чувствовала в подобных беседах, но мать — ни разу.       — Мы с отцом хотели узнать, что ты планируешь делать в будущем? — нарушила тишину Мебуки.       Зелёные глаза, что были на несколько оттенков темнее глаз Сакуры, метнулись к ней, упрямо пронзив насквозь. Как всегда, Мебуки волновало лишь будущее дочери: настоящее — просто фаза, которую никогда не учитывали, потому что Сакура слишком много объясняла в юности, когда в их доме за ужином звучал этот вопрос. Когда она начала обучаться у Годайме, родители поддержали, скорее, поставленные перед фактом; мама однажды задала ей тот же вопрос, и Сакура незамедлительно начала рассказывать о своих тренировках и о том, что её интересовало и чего она уже добилась. Но Мебуки был интересен итог: что из всего этого получится в конечном счёте? Ученица Хокаге — это хорошо, но что с того? Шизуне-сан тоже тренировалась под крылом Цунаде-самы, но так и не стала следующей легендарной куноичи, известным во всём мире медиком, а стала ассистенткой.       С Мебуки всегда была важна дальновидность, а не процесс — это Сакура усекла. Ответ на вопрос матери был неоднозначным: если у неё будет будущее, она ещё не знала, что будет делать. Первым делом — ребёнок. Они с Саске-куном, вероятно, отдалятся от мира шиноби, наверное, уйдут куда-то в провинцию, чтобы не мозолить глаза тем, кто никогда не примет Учиху как нормального человека. Затем воспитание ребёнка, домашние хлопоты, разумеется. Сакура не знала, что будет делать в ближайшие пять лет, но понимала, что в центре всего будет их с Саске-куном семья. Сказать об этом родителям она не могла. Пока не была уверена, что вернётся домой, — не могла. Если новость о её беременности всколыхнёт их мировоззрение, то на поле битвы с Учихой её не отпустят, даже если сам Хокаге одобрил такой план. Обмозговав ответ, Сакура промолвила:       — Ещё точно не знаю, но после завершения миссии, я думаю, мы с Саске-куном будем думать о семье, где-нибудь остепенимся.       Это была частичная правда — лучше, чем враньё. Сакура не сводила взгляд с родителей, наблюдая за их реакцией на Учиху в роли потенциального зятя. Не узнав Саске-куна, они никогда его не примут, не полюбят, а сейчас нет времени наводить подобного рода мосты. Кизаши лишь хмыкнул, улыбнувшись: он выглядел не сильно расстроенным и даже чуточку оптимистичным. Лицо Мебуки же скрылось за слегка угрюмой маской. Наверное, всё в очередной раз подводилось к статусу Сакуры в мире шиноби и какая ей польза от отношений с Учихой. Вот только объяснять свои чувства к этому мужчине, их связь и любовь она не собиралась, уж точно не родителям.       — Мама беспокоится, вот и всё, — нарушил тишину Кизаши.       — Нет причин, — кратко ответила Сакура. — Я понимаю, что Саске-кун никогда не заменит с вашей точки зрения Какаши, но… отступать уже поздно. Я так решила.       Отец молча кивнул, даже не скопив аргументов для спора. В детстве Сакура прожужжала им все уши о темноволосом мальчике из класса, в которого влюбилась. По ходу взросления она перестала трещать об этом дома, но Сакуре казалось, что их с Наруто попытки вернуть Учиху в деревню говорили о том, что чувства Харуно к этому юноше не изменились ни на йоту. И вот теперь, будучи уже взрослой и осознанной, она откровенно говорила об этом в лицо родителям, а те всё ещё обменивались скептическими взглядами, точно не знали насколько серьёзно Сакура рассуждала о чувствах к Учихе. Она понимала: отношения с Хатаке всё искажали, ведь три года назад она била в грудь кулаком, твердила, что он тот самый мужчина, с которым она хотела остаться, а тут резкий поворот на триста шестьдесят градусов.       — Мы с мамой просто беспокоимся, вот и всё. Пойми: жить столько лет, наблюдая за тем, как ты раскрывалась, как складывалась твоя жизнь, мы уже даже о свадьбе начали думать…       — Дело не в Какаши, — вздохнула она, ощутив тяжесть на шее, давление стресса от разговора. — Просто я ничего не могу сделать с тем, что люблю Саске-куна. Всегда любила и попыталась сделать всё, что в моих силах, чтобы отречься от него и забыть, но это чувство сильнее меня…       — И тебя не смущает, что он преступник? — дрожащим голосом спросила Мебуки.       — Если подумать, я сейчас на бумаге тоже нукенин. Ваше мнение обо мне от этого как-то кардинально изменилось?       В комнате повисла тишина. Харуно понимала, что вела беседу с родителями неправильно: они, несомненно, пришли образумить её, попытаться вернуть на путь истины, свести обратно с Хатаке, перечислив причины, по которым она не должна быть рядом с Учихой. Но если сама судьба сплетала её с Саске-куном окольными путями, то кто Сакура такая, чтобы противиться этому раскладу? Неужели они не понимают, что она сделала всё, что могла, всё, что было в её силах, чтобы отдалиться от Учихи и жить сказочной жизнью, но напрасно. Она не обманывала себя насчёт Саске-куна, прекрасно понимала, кто он и с каким прошлым за плечами будет идти рядом с ней; Сакуру абсолютно ничего не смущало в нём как в человеке, и это главное.       — Знаете, мне порядком уже безразлично, где и что я буду делать, ведь главное, чтобы рядом был Саске-кун. Остальное мы сами построим.       — Хорошо, раз ты так решила, то мы не вправе что-то критиковать, — кивнул Кизаши.       — Мы, хоть и полностью не согласны с твоими рассуждениями, желаем тебе счастья, дочка.       Встретив взгляд Мебуки, она молча кивнула. Одобрения родителей Сакура давно не искала: это в отношениях с Хатаке ей очень хотелось быть понятой и принятой теми, кто воспитал её, дал обучение и у кого в конечном счёте Какаши просил бы её руки. В данном случае всё совершенно иначе: Саске-кун ещё нескоро будет признан жителями Конохи, в зависимости от разрешения конфликта с Райкаге и последствий предстоящего сражения. Что бы ни случилось, Сакура знала, что останется рядом с ним, и неважно где — главное, чтобы они были вместе. Чета Харуно вряд ли готова принять Учиху как своего, но ради единственной дочери могли постараться, ведь у них к Хатаке также был целый список претензий — и ничего, всё разрешилось очень даже позитивно.       — Когда вернётесь в деревню с миссии, мы хотели бы пригласить тебя и Саске на ужин.       Отец прытко поднялся с дивана, наверное, ощутив, что обстановка в комнате стала менее напряжённой. Он подступил на несколько шагов к Сакуре, что заставило её отойти от кресла, за высокой спинкой которого всё это время пряталась, и позволить Кизаши обнять её, заключив в тисках знакомых и тёплых рук. Зажмурив глаза, Сакура вздохнула: именно этого человека ей будет не хватать, ведь папа всегда был самым позитивным и болтливым в комнате, всегда подбадривал её и защищал от нападок матери. К горлу подступил ком: Харуно понимала, что будет очень сложно попрощаться с теми, кто полжизни бесил её, а вторую — поучал, но всегда делал это во благо и с любовью, чтобы воспитать из неё достойную девушку. Рядом с ними оказалась Мебуки, и рука отца прижала за плечи и её, сгребая обеих женщин его жизни в бурных объятиях посреди гостиной.       — Ну что, нам пора возвращаться, а ты подумай о том, что мы сказали.       — Хорошо, пап, — усмехнувшись ему, смягчилась Сакура. — Берегите себя.       — Ты тоже дай жару на миссии! — подбодрил он, отвернувшись к выходу.       Они с Мебуки остались в шаге друг от друга, обменявшись взглядами. Сакура не знала, как показать матери, что не обижалась на вечные упрёки, ведь понимала, что родители всегда хотели для своего ребёнка самого лучшего. Размышляя о наследнике клана Учиха, которого вынашивала под сердцем, Сакура часто начинала смотреть на вещи именно с этой точки зрения — материнской. Мебуки протянула руку к щеке дочки, молча погладив, грустно улыбнулась, а затем поспешила вслед за Кизаши, чтобы не донимать Сакуру их неожиданным визитом дольше, чем надо. Подступив к двери, Харуно дождалась, пока они обуются, и проводила их в коридор, улыбаясь отцу, чтобы не вызывать тревоги настоящим положением вещей: вероятнее всего, она в последний раз видит родителей. Хорошо, что они хоть немного помирились, прежде чем всё кардинально переменится. Закрыв дверь, Сакура опёрлась спиной на неё, вздыхая.       Ком в горле всё не позволял дышать полной грудью. Ей придётся довольствоваться немым прощанием с ничего не подозревающими родителями ради их же блага. Прикрыв глаза, Сакура пыталась не поддаваться нахлынувшим на неё эмоциям: ей безумно хотелось, чтобы чета Харуно увидела своего внука, хотелось поделиться с ними самым необыкновенным периодом в своей жизни, отправиться на тот ужин вместе с Саске-куном, чтобы умиляться с его неловкого общения с Кизаши целый вечер, но Сакура понимала, что это невозможно. Вздохнув, она отодвинулась от двери и медленно прошла на кухню, чуть пошатываясь, придерживаясь рукой за стену. Она ужасный человек, плохая дочь, и ещё неизвестно, какой будет матерью. Налив стакан воды, Сакура поднесла его к губам дрожащей рукой, подавляя в груди едкую душераздирающую боль.       Раздался тихий щелчок, и через несколько секунд в дверном проёме появился Учиха. В одной руке он держал пакет с продуктами; взгляд быстро просканировал помещение, словно он по крупицам информации, витающей в воздухе, складывал воедино картину произошедшего. Положив пакет на стол, он подошёл к Сакуре ближе, протянув руку, на что она машинально ответила: её пальцы всегда были холодными, она начала замечать это после теста на беременность. Находиться в объятиях Учихи было не только приятно с точки зрения тепла и уюта; чувство защищённости, что возникало, когда он был рядом, успокаивало Сакуру. Она прижалась к нему, вздыхая, наслаждаясь умировотворением.       — Кто приходил?       — Мои родители, — честно ответила она.       — И как прошёл разговор?       — Нормально… Пригласили нас на ужин… в будущем…       — Ты им сказала?..       — Нет, — прежде чем он смог завершить, покачала головой Сакура. — И о сражении ни слова.       Отодвинувшись, Харуно лишь грустно вздохнула. Мысли о родителях расстраивали её, а в том нестабильном эмоциональном состоянии, в котором она сейчас находилась, будучи в положении, Сакура и вовсе старалась не принимать близко к сердцу новости и непредвиденные беседы, как эта. Взглянув на Учиху, она лишь печально поджала губы. Он не должен думать, будто рушит её жизнь своим присутствием: Сакура сделала выбор — и всё. На этом дискуссии закончились, и любые аргументы о неполноценности её отношений с Саске-куном пролетали мимо, ведь никто в мире не знал, что на самом деле происходило между ними в стенах этой небольшой квартирки. Здесь Учиха был с ней таким, каким его никто не видел и даже не подозревал, что Саске-кун мог проявлять определённые эмоции, демонстрировать чувства, которых, все думали, он лишён.       — Ты с ними ещё увидишься, — спокойно промолвил он.       — Возможно, но от этого лучше не становится.       — Можешь остаться, пока ещё не поздно.       — Не могу, — горько усмехнулась Сакура. — Я иду с тобой.       — Упрямая, — хмыкнул Учиха, нагнувшись, чтобы поцеловать её лоб.       Сакура лишь улыбнулась, вдыхая аромат его тёмной рубашки. Она прекрасно осознавала, чем пожертвовала ради жизни с Саске-куном, и это ничуть не заставляло её сожалеть о принятом решении. Глядя на Ино и Сая, которые порхали, точно мотыльки, вокруг новорождённого сына — а в скором времени Темари и Шикамару присоединятся к рядам новоиспечённых родителей, — Сакура понимала, что жизнь разводила всех в разные стороны, разделив по парам, представив перед ними разные препятствия на пути к счастью. Харуно сердцем чувствовала, что должна быть рядом с Учихой: пусть эти отношения не такие, как у неё были с Какаши, но в них Сакура чувствовала призвание, видела свою роль как жены и равносильного партнёра. Саске-кун нуждался в исцелении, которое она предлагала, так же сильно, как когда-то она нуждалась в поддержке и понимании Хатаке.       — Что на ужин? — проурчала она, впитывая тепло его рук на спине.       — Хочешь что-то конкретное?       — Что-нибудь остро приправленное, — вздохнула она, поджав губы.       — Ты ведь не любишь острое.       — Я — нет, а она — да, — засмеялась Харуно, отстранившись от его груди.       — Это мальчик. — Хмыкнув, он принялся доставать продукты с пакета, выкладывая на стол.       — А вот тут уже не нам решать, но я всё же думаю, что девочка.       — Клану нужен наследник, — точно подчеркнув последнее слово, ответил Саске-кун.       — Значит, после девочки будем работать над мальчиком. — Прикусив губу, Сакура успела заметить слегка смущённое и озадаченное выражение лица Учихи, прежде чем поспешила скрыться в ванной.       На кухне раздался звон сковородки и хлопнула дверца холодильника. Прижавшись спиной к закрытой двери, Сакура, не скрывая улыбки, взглянула на себя в зеркало. Глаза сверкали, хоть усталость заметно брала своё, но всё же вид у неё был непривычно радостный. Споры о поле ребёнка стали их новым развлечением в мгновения домашнего быта, как этот, и Харуно едва ли скрывала тот факт, что её сердце трепетало и переполнялось нежными чувствами к Саске-куну и к их первенцу. Они вряд ли успеют узнать, кто появится на свет — мальчик или девочка, — но это совершенно не имело значения. Самым главным было то, что они вместе, и этого не изменит даже армия вражеских шиноби.