Lust for life

      Ощущение смеси странного дежавю и мощной ностальгии переполняло их обоих. Оно неотступно преследовало друзей, когда они шли по оживленным улицам города: те же виды, звуки и запахи, что повсеместно окружали их в середине восьмидесятых, были повсюду.       Люди носили ту же одежду и аксессуары, использовали тот же жаргон, что и тридцать лет назад. Из приемников звучали популярные мотивы, что были актуальны в восемьдесят пятом — восемьдесят седьмом годах. И все вокруг было буквально пропитано неповторимой атмосферой восьмидесятых, все сущее словно дышало ею. И атмосфера эта заставляла крылья открыться за спиной. И казалось что чувство эйфории наполняет все существо вместе с вдыхаемым полной грудью воздухом.       Чувство легкого восторга в ребятах при этом сливалось и вступало в борьбу с чувством сильного противоречия и неспособностью окончательно принять окружающее за действительность. Все это уже было пережито ими десятки лет назад, являлось пройденным этапом, «вчерашним днем», возвращения к которому было невозможно.       Когда же был обнаружен календарь на восемьдесят шестой год двадцатого века, то вещица эта произвела тот же эффект, что мог произвести стакан холодной воды, выплеснутый в лицо… не сказать, чтобы слишком уж неожиданно.       У ближайшей же зеркальной витрины они почувствовали всю мощь диковинности перемещения во времени. Из отражения на них в неверии таращилась пара совсем еще зеленых юнцов, коими они некогда являлись. Те же внешние данные, те же черты лица, которыми они обладали больше чем полвека назад. Все это вызывало ощущение полнейшего когнитивного диссонанса, мощно прошедшегося по сознанию: в разуме смешались воедино две полностью противоречащие друг другу мысли: «Твою мать, да это же я и никто иной!» и «Какого хрена? Этот чувак просто не может быть мной!». Плюс к тому, одно дело было видеть рядом с собой видоизменившегося, помолодевшего друга, и совершенно другое — узреть себя самого в том же виде, в том виде, в каком изо дня в день видел пятьдесят три — пятьдесят четыре года назад.       — Пф! Я, конечно, был в этом возрасте тощим, но не настолько, — презрительно отмахнулся от собственного отражения Элис, двинувшись прочь.       — Не стоит льстить самим себе, мы именно такие, какими были когда-то, — печально изрек Джим, отрывая от витрины взгляд своих больших глаз, которые от тоскливого выражения выглядели еще больше.       — Думай как хочешь, — недовольно фыркнул Винсент, при этом так сильно напомнив себе свою младшую дочь в те моменты, когда спор заходил в тупик и аргументы у Соноры заканчивались.       Сунув руки в карманы, Фурнье не торопясь шел от злополучной витрины, пытаясь сосредоточиться на вещах более насущных, нежели собственный внешний вид.       Им нужно было найти жилье и как можно скорее, обзавестись каким-никаким пристанищем. Первой мыслью Винса при возникновении этой проблемы, было желание без лишней головной боли и промедлений снять номер в гостинице или же небольшой домик, чтобы перекантоваться какое-то время. Потом, немного пораскинув мозгами, он пришел к выводу, что имеющиеся у них деньги нужно экономить, ибо на той скромной работе, которую можно найти в шестнадцать, им вряд ли удастся «далеко уехать».       Бросив взгляд на шагающего рядом Джеймса, парень внезапно вспомнил о том, что спутник его детство провел в доме на колесах. И тут в голову Винсента пришла мысль, которая сначала показалась ему практически гениальной — найти какой-нибудь скромный брошенный фургончик и обосноваться на какое-то время в нем. Хотя этот вариант не выдерживал и малейшей критики, как и терпел крах при чуть более серьезных размышлениях насчет него.       Джим же размышлял над тем, как быстро раздобыть денег на съем жилья. Возвращаться к своей первой работе — стрижке газонов ему хотелось меньше всего… Впрочем, если подумать, не тянуло его и ко всем остальным видам заработка, что были у него до того, как он начал реализовывать себя в мире музыкального бизнеса. Музыкой ребята так же жить больше не могли — слишком уж известны они были и, даже прикрывшись нейтральными псевдонимами, были бы мгновенно узнаны. Попробовать этот вариант можно было разве что хорошо загримировавшись и выступая на сцене какого-нибудь захудалого провинциального клуба.       Опустив брови, Остерберг мрачно пронаблюдал за пронесшейся мимо них машиной, из которой на полной громкости орала его «Lust for live». Развеиванию мрачных мыслей это не способствовало никоим образом.       — Уф, все эти приключения во времени и прочая хрень… — недовольно произнес Джим. — У меня такое неприятное чувство, будто я персонаж какого-нибудь старого ужастика, вроде былой классической «Сумеречной зоны», и это напрягает. А еще, честно говоря, складывается такое неприятное ощущение, что в конце нашего сюжета обнаружится, что мы либо сошли с ума, либо просто-напросто мертвы.       — Либо это произошло лишь с одним из нас, а второй — всего лишь иллюзия, — мрачно хмыкнул в ответ Винсент.       Джеймс посмотрел на своего спутника, словно говоря: «И, конечно же, «настоящий» из нас двоих именно ты и никак иначе». А Купер, чего уж греха таить, именно так и думал и предположение свое его, мягко говоря, пугало.       Погруженный в мрачные мысли он зашагал дальше, чтобы не обижать своего друга, бросив на ходу:       — Джим, я думаю, нам было бы неплохо перекусить — в трудные времена нормальное питание важнее, чем когда-либо.       Он сам не знал, зачем предложил это, однако успевший немного проголодаться Джеймс идею поддержал и ребята посетили ближайшую встретившуюся на их пути кафешку.