Дело о вредной мачехе

Здание НИИ Антропологии было организовано довольно толково: никаких извилистых коридоров, никаких малозаметных дверей, никаких закоулков, о существовании которых никто не знает. Это заведение было полностью посвящено науке, о чем свидетельствовали вешалки с халатами, урны с устрашающими желтыми знаками, общая белая гамма интерьера. Все коридоры являлись прямыми и четкими, боковые ответвления – только под прямым углом, каждая дверь была подписана, а в воздухе витал вполне ощутимый запах хлорки. Выходя из кабинета Фабиолы Лучиану, мы встретили Елену – она, облачившись в розовую униформу горничной, несла куда-то ведро с водой и швабру, но при виде нас остановилась и дружелюбно улыбнулась. Как оказалось, она убиралась только в кабинетах и личных апартаментах членов семьи, расквартированных здесь же, на предпоследнем этаже. Все они, конечно, ничего, но соседями быть просто не могут, потому что склоки вспыхивают практически на ровном месте, а потом все шишки валятся на голову ей, Елене. Больше всех элитная уборщица не жаловала Дафну, которая, в силу своей сладковато-ядовитой личности, очень любила унижать тех, кто, по её мнению, стоял ниже по лестнице социальной иерархии. – Она ругает всех: и Грейс, и других горничных, и курьеров, и научных работников, – опершись о швабру и поставив ведро на пол, доверительно поведала нам Елена. – Считает себя аристократкой, а на деле – не бог весть что. Я слышала, сеньор Лучиану вытащил её чуть ли не из-за прилавка в каком-то магазине! Джой и Фелицию она назвала «непроходимыми дурами» и заявила, что те «намертво присосались к дону Луису, лишь бы только их отсюда не вышвырнули». Про Санни она сказала: «Красивый парень, но в голове полная неразбериха». Кристиан получил характеристику как «смертельно боящийся беспорядка кусок льда». Роберт оказался «бездельником, который ничего из себя не представляет», а Альма – «единственной нормальной в этой своре пиявок». Веро Елена назвала «хитрой бестией, по жизни играющей роль полной идиотки», а Рамон Диаш получил ярлык «непонятной белой курятины». Горничная на все корки честила Федерико, которого считала не только расистом, но ещё и абсолютным глупцом, но зато до небес превозносила Фабиолу, уважительно сказав о ней: «Настоящая сеньора». Когда я осторожно перевела разговор на попытку отравления, Елена протестующе махнула рукой: у неё, оказывается, уже была своя гипотеза произошедшего. – Она сама себе конфеты прислала, – уверенно вымолвила девушка. – А потом добавила яду и передала муженьку, вроде как темный шоколад она не ест. Подумаешь, какие нежности! Ну, он взял, но съел только одну, так что её план с треском провалился. И Елена посмотрела на нас, как бы проверяя, какой эффект произвели её слова. – Ты считаешь, что Дафна сама предприняла покушение на мужа? – подняла брови я. – Конечно, – передернула плечами она. – Они же уже полгода как на грани развода, вот она и вертится, как уж, стараясь предпринять хоть что-то. Сначала старалась сохранить брак, а потом, когда, видимо, не получилось, решила просто убрать сеньора Луиса, чтобы загрести себе всю звонкую монету. Я медленно кивнула, переваривая услышанное. Значит, Елена считает, что Дафна здесь не жертва, а преступница… – Как ты думаешь, она предпримет ещё одну попытку? – спросила я, склонив голову набок и внимательно вглядываясь в лицо собеседницы. Однако этот лик, напоминавший идолов с острова Пасхи, был по-прежнему невозмутим, как камни, из которых вытачивали тех истуканов. – Может быть, – туманно произнесла Елена, поднимая с пола ведро и поудобнее перехватывая швабру. – Но её ведь могут опередить, разве нет? *** После обеда все – абсолютно все, кроме Роберта, – вернулись к работе. Мы, к счастью, закончили с письмами, поэтому Кристиан милостиво предложил нам посмотреть, как устроена лаборатория. Мы облачились в белоснежные халаты, надели на туфли одноразовые бахилы и отправились в путь. Лаборатория оказалась как раз такой, как я себе и представляла: сильный электрический свет, окно, плотно занавешенное какой-то бамбуковой шторой, длинные столы с системами колб и реторт, небольшие предметные этажерки с микроскопами, два компьютера с огромными мониторами, белые шкафчики со стеклянными створками, до отказа заполненные реактивами, человеческий скелет из пластика на подставке и какие-то пожелтевшие от времени кости на тумбе посреди помещения. Альма, склонившаяся над последними, подняла голову и приветливо улыбнулась нам. Федерико же, возившийся с микроскопом, был куда менее дружелюбен, сделав вид, что не заметил нас. Бесс с готовностью приблизилась к женщине и, бросив хитроватый взгляд на меня, непосредственно спросила, что именно она исследует. Я доверила эту миссию моей лучшей подруге, потому что она, обладая природным талантом быстро сходиться с людьми, могла найти подход к кому угодно. Вот и сейчас Альма, широко улыбнувшись, начала рассказывать об этих костях, обильно пересыпая повествование латинскими терминами и малопонятными словами. Элизабет не подвела: она кивала с таким уверенным видом, будто понимала, о чем идет речь. Предоставив мисс Марвин обрабатывать Альму, я искоса посмотрела на Федерико. Несмотря на то, что чернокожий лаборант был пренеприятнейшей личностью, он являлся важным свидетелем, и допросить его считалось моей непосредственной обязанностью. Переглянувшись с Джесс, сочувственно покачавшей головой, я вздохнула и сделала несколько шагов по направлению к этому анти-Мартину Лютеру Кингу. – Я занят, – немедленно выдал лаборант, едва заметив мои манипуляции. – Я в курсе, – я склонила голову, пытаясь скрыть гримасу недовольства, перекривившую моё и так не отличавшееся особой красотой лицо. – Это же ваше место работы, так ведь? Тут и не полагается отдыхать. На эту весьма логичную сентенцию Федерико только фыркнул, продолжая споро готовить какие-то реактивы. Присмотревшись, я вынуждена была признать: этот гарлемский фашист своё дело явно знал. Его тёмные пальцы так и порхали над колбами, точно отмеряя жидкости, на глаз добавляя сыпучие тела, расставляя аппаратуру. – Наверное, вы давно здесь работаете, – я решила предпринять ещё одну робкую попытку проломить корку льда, окружавшую этого мрачного человека. – Восемь лет, – был ответ. – Как только НИИ открылся. Мы с Еленой стали первыми работниками. Потом к нам присоединилась она, – лаборант кивнул в сторону Альмы. – Прошла переквалификацию и стала одной из нас. А её сводный братец этим не озаботился: его просто посадили на оклад, и все его обязанности заключаются в том, чтобы поставить время от времени свою подпись на формах. Я сочувственно цокнула языком, стараясь не нарушить той хрупкой ниточки доверия, что появилась между нами. Если повезет, я узнаю, какие они – дети Луиса Лучиану. Ведь именно у них и имеются основные мотивы к устранению его третьей супруги. – Альма кажется талантливым ученым, – я осторожно запустила пробный шар, чувствуя себя, как сапер с завязанными глазами на минном поле. – Это так, – кивнул Федерико. – Пусть она и не особо креативная натура, зато ответственная и исполнительная. Никто лучше неё не справится с рутинными заданиями. А для более сложных работ уже привлекается её муж. Я внимательно слушала бразильца, стараясь впитать каждое слово. Как ни странно, чернокожий мог общаться вполне нормально, не брызгая ядом во все стороны… Интересно, почему раньше он так тщательно это скрывал?.. Становясь всё более словоохотливым, лаборант поведал, что Кристиан окончил университет в своей родной Германии, а потом приехал на стажировку сюда, но не в Рио, а в Касерно – город, который, несмотря на свой малый размер и расположение практически на болоте, считался главным научным центром сей прекрасной страны. Альма работала там же, занимаясь археологическими раскопками, и эти двое познакомились совершенно случайно. Через три месяца дочь сеньора Лучиану привезла жениха для знакомства с семьёй, а ещё через полгода они уже играли свадьбу. Детей у них не было. Я периодически кидала обеспокоенные взгляды в сторону той самой особы, которую мы так резво обсуждали, но всё было в порядке: Альма, поглощённая беседой с Бесс, не обращала внимания на нас. – Кристиан – болезненный педант, хотя учёный неплохой, – продолжил Федерико, устанавливая реторту. – Не уверен, есть ли между ними какие-либо чувства; он, во всяком случае, очень умело это скрывает. Но я знаю, что он мечтает об открытии своего собственного научно-исследовательского центра на своей родине. Я удивленно подняла брови. Насколько я успела узнать Луиса Лучиану, он приветствовал клановость и вряд ли отнёсся бы с пониманием к стремлению зятя уехать домой. Я сомневалась, что в распоряжении мистера Шварца имелись свои средства, так что он был намертво привязан к НИИ в Рио. И это не могло его радовать… Конечно, я пока не успела узнать Кристиана поближе, поэтому о его чувствах судить было трудновато. Да и сам немец не отличался особым темпераментом, и я не была уверена, что даже спустя время пойму его. Женился ли он на Альме по расчёту? Планирует ли устранить тестя и, завладев своей долей, вскорости развестись и укатить назад, на брега Рейна? Если всё же предположить, что конечной целью была не Дафна, а Луис, то достопочтенный герр Шварц вполне тянул на роль подозреваемого. Использование яда обычно говорит в пользу женщины как виновницы преступления, но тут это не совсем так. Кристиан педантичен, он постарается избежать «грязных» методов совершения преступления вроде огнестрельного или холодного оружия… Федерико продолжал говорить, и я, вздрогнув, снова превратилась в слух. Неожиданно, но лаборант оказался прекрасным источником информации. – Сеньор Рамон Диаш – настоящий учёный, а вот дон Луис, при всём моём уважении, всего лишь коммерсант, – чернокожий, подойдя к шкафу, начал быстро доставать оттуда какие-то реактивы. – Но, конечно, у него есть деньги – именно то, что и держит вместе всех этих шакалов. Лаборант начал быстро расставлять колбы на столе, даже не сверяясь с этикетками. Его темные пальцы двигались ловко и легко; он настолько привык к этой работе, что она выходила у него естественно. – Две его бывшие жены могли бы снова повыходить замуж, – Федерико, присев на корточки, достал из тумбочки прибор, похожий на сверло дантиста. – Конечно, это означало бы отмену их содержания… В своё время они получили прекрасные бракоразводные контракты, но с тех пор Луис Лучиану заработал баснословные суммы, увеличив своё состояние в десять раз, так что теперь им остаётся только локти кусать. А Роберт? Этот бездельник и пальцем лишний раз не шевельнет, а жить привык на широкую ногу. Его женушка, конечно, тоже имеет свою выгоду, собственные доходы держа подальше и растрачивая золото Лучиану… Джой и Фелиция, что неудивительно, могли иметь зуб на Дафну, но её смерть лично им ничего не давала. Конечно, если бы за этой сладковатой змеей последовал сам Луис, то тогда… Тогда прямыми наследниками становились его дети: Альма и Роберт. А матери склонны действовать в интересах детей. Пока для меня оставалось загадкой, был ли какой-либо мотив у Рамона Диаша, но гипотеза имелась. Этот человек был настоящим ученым, увлеченным антропологией. Если бы Дафна получила наследство, она могла бы, как говорится, прикрыть лавочку, передав НИИ кому-нибудь другому. А это означало неизбежное сокращение финансирования… Мог ли антрополог допустить, чтобы дело его жизни пошло ко дну?.. Что же касается Роберта, то подобный тип личности был мне знаком: паразиты, которые хотят добиться максимум комфорта при минимуме усилий. И когда таким личностям кажется, что их удобное существование под угрозой, они становятся способны на весьма неожиданные фортели. А его супруга казалась мне далеко не такой простушкой, какой она сама же пыталась себя выставить. Кто знает, какие у неё могут быть мотивы… Как, кстати, и у ещё одной дамы. Слегка повернув голову, я посмотрела на Альму, демонстрировавшую Бесс скол кости через увеличительное стекло. Дочь сеньора Лучиану казалась самой искренней из людей, но такие натуры, как правило, отличаются страстностью. Я не сомневалась, что она любит мужа и ради него готова на многое. Да и сам Федерико… Лаборант, который успел перейти на другую тему и в данный момент вещал про ужасающий уровень безработицы в Бразилии, настраивал электронный микроскоп, чуть наклонившись над столом. Антропология – это весьма редкое и не особо востребованное направление естественных наук. Если НИИ закроют, куда он пойдёт?.. Я глубоко задумалась, и потому негромкий звук распахнувшейся двери заставил меня вздрогнуть. В лабораторию, подобно вихрю, влетел Санни, держа в руках какой-то стеклянный сосуд. Кореец подошел к шкафам в дальнем углу помещения и, даже не встав на цыпочки, начал шарить свободной рукой по их верхнему краю. Долговязому азиату не составляло труда достать длинными пальцами даже до стены, но его цель состояла не в этом: нащупав какой-то ключик, он отомкнул запертые дверцы одной из секций шкафа и, поставив сосуд прямо на пол, начал рыться в папках с документами. Я негромко хмыкнула. У Санни был доступ сюда – в помещение, где хранились различные химикаты… Напрасно Лучиану проявляли такую беспечность. Кореец, ловко вытащив нужную папку, поднял сосуд и поставил его перед Альмой, которая, не отвлекаясь от разговоров с Бесс, поблагодарила его легким кивком. Азиат же, зажав документы под мышкой, быстро направился к выходу, по пути улыбнувшись и подмигнув мне. Я потрясла головой, отгоняя от себя непрошеные мысли. Конечно, Санни – мутный тип с полчищами тараканов в голове и абсолютным неумением вести себя серьёзно, но на расчетливую жестокость он не способен. Хотя узнать о целях его пребывания здесь было бы нелишним. Я снова повернулась к Федерико, стараясь поймать нить разговора, но лаборант, видимо, оседлал любимого конька: он до сих пор распинался о том, что простым бразильцам катастрофически не хватает рабочих мест. От собеседника не требовалось никакой реакции, так что мне повезло. Получив передышку, я начала мысленно сортировать факты, которые были у меня в распоряжении. Честно говоря, это расследование даже на начальном своём этапе представляло известные трудности: я даже не знала, кто именно был намеченной жертвой… Насколько я понимала, Фабиола Лучиану была уверена в том, что опасность угрожает её брату. В мои обязанности входило отвести от него руку убийцы. Эх, если бы это было так просто… Я уже успела избавиться от записных иллюзий о том, что готовящееся злодейство реально предотвратить. Как правило, человек, решившийся на устранение себе подобного, тверд в своем намерении, и отговорить его, даже запугав, – почти нереальная задача. Убийство, может быть, удастся отсрочить. Если повезет, и злоумышленник окажется нерешительным и пугливым, то Луиса Лучиану ещё можно спасти, но вероятность такого положения вещей – меньше одного процента. И всё же рискнуть стоило. Я снова повернулась к Федерико, намереваясь прервать уже порядком надоевшие излияния по поводу безработицы и задать ему вопрос о том, всем ли так нравится глава рода Лучиану, но меня прервали. Дверь лаборатории в который раз распахнулась, и на пороге застыл бледный Кристиан. – Э-э-э… Альма? – протянул он. – Случилось нечто ужасное… Твоя мачеха, Дафна, она… Кажется, мертва.