[Noore Najjar]
Оказывается, полагаться стоит как раз на наркоманов и отщепенцев — пара чужаков на этой земле, глупо хихикая, довозят до её «владений» связанного Аджая Гейла. Всё равно не получится толком создать секрет, но Наджар постарается. Она почти всё уже продумала. Она готова. Молодого воина армии «Золотого Пути» бросают в комнатку, отличие которой от остальных, где держат «бойцов поневоле» лишь в том, что камни кладки здесь, после налёта повстанцев расшатаны — выдвигаются. А за ними узкий, но вполне подходящий человеку лаз в коридоры. Где дежурить сегодня будут самые бестолковые и ленивые из помощников. — Оставьте меня, — кивая своим людям, женщина проходит в «клетку», как раз ко времени, когда Аджая Гейла отпускают наркотические сны. — Мы уже виделись, Аджай. Но я не враг тебе, послушай… не все, кто служит Пэйгану Мину, делают это по собственной воле. Я прошу о помощи, Гейл. С тех самых пор как ты стал на сторону «Золотого Пути», я молилась, чтобы судьба нас снова свела… — осекаясь, наблюдая как молодой мужчина едва фокусирует взгляд, протягивает ему открытую ладонь, помогая встать, — я Нур Наджар. И мою семью держит в плену губернатор Де-Плёр, а я уже столько лет в рабстве Пэйгана Мина, что отчаялась… помоги мне, Аджай, умоляю. Спаси моих детей и мужа, и я… я помогу тебе. Без своих «церемониальных» одеяний, простоволосая, Нур заглядывает в чужие, еще одурманенные глаза, надеясь на удачу. Она и так слишком рискует. — Не сердись на тех двух европейцев… это я попросила тебя сюда доставить. Обещаю, ты уйдешь отсюда сам и больше арена тебе ни к чему, я не могла тогда подсуживать тебе, не могла сделать задание легче. Я всего лишь исполняла свои обязанности, иначе моя семья будет убита. А сейчас… Мин ничего не узнает. И его правая рука — тоже. Только помоги мне освободить мою семью. И проси что-угодно! — Нур привыкла, что бесплатно в Кирате не бывает ничего, даже смерть, иной раз, следует заслужить и купить. И она боится — старается унять дрожь своих рук, но боится ответа (приговора) Аджая Гейла.[Ajay Ghale]
Как только разум находит точки соприкосновения с реальностью, отдаваясь поганой тяжестью в голове и затекших от веревок рук, Аджай первой же мыслью обещает себе прикончить торчков при первой же возможности. Ему чудится королевская кобра, вновь, и по хребту пробегается морозный ток. Откроет глаза, и увидит перед собой кошачьи глаза генерала, думает он, и поскорее, что есть сил, сгоняет с себя похмелье. Кто-то щадяще развязывает его, но Гейл продолжает валяться на каменном полу, будто по нему танк проехался; морщась от пробуждения, готовый рычать, но не готовый бороться с врагом. Он еще не понимает, что его отделяют лишь стены от места былого триумфа, которым обернулась его первая встреча с настоящим Киратом. Он слышит голос женщины — в небольшом кабинете он звучит встревоженно, и без рупора, без вечно сопровождающегося рева жаждущих зрелищ, его не узнать; открывает глаза, устало хмурясь, смаргивая туман, и когда Нур Наджар подает ему руку, помогая встать, лишь настороженно всматривается в её лицо. Без блеска золота на темных длинных волосах её тоже едва ли можно узнать. Не все служат по доброй воле… Хотела помочь, но не могла… — Помочь? Тебе? С какой радости-то? Я едва не оказался сожранным тиграми под твои весёлые комментарии, — саркастично раздражается, не дослушав, хриплым спросонья голосом. Солдат озирается, понимая, что находится в клетке, проводит устало ладонью по щетинистому лицу. Вот только на все вопросы, что возникают в голове, Нур отвечает сразу же. Ее голос вздрагивает от отчаяния, в глазах — ни тени от той владелицы Шанат, устраивающей людям кровавые развлечения. Чужое отчаяние странно тревожит его, вбивается под толщу каменной брони. Гейл не хочет смотреть на эту обнаженную, открытую мольбу, но и не может оторвать от неё глаз. Пэйган Мин, кто ты, мать твою? Сколько еще жизней ты переломал? — Я… Она заглядывает ему в затуманенные глаза своими — блестящими. Обещает помочь в ответ. Да только… нужна ли ему помощь? Сам не знает, от чего бежать, куда бежать. Кому верить, а кого распять, чтобы Кират воскрес и скинул оковы. Его не пугают ни Пэйган, ни Юма, ни Де-Плёр. Аджай поджимает губы, напряженно думая, но камень трескается касанием сломленной королем женщины, что дрожит перед ним, с трепетом ждёт его слова. Мужские ладони опускаются на её плечи — прошу, только не смотри на меня так. — Эй… Эй! Слушай. Всё… будет хорошо, ладно? — но она не слушает, лишь ждет ответа, — я помогу тебе. Мне нужны координаты Де-Плёра. Всё, что может сказать о его передвижениях. Только не смотри так.[Noore Najjar]
Едва вздрагивая, чувствуя тяжесть чужих ладоней, Наджар чуть отшатывается и судорожно кивает. Пытается вспомнить всё и сразу, что она знает о Де-Плёре. Разум, обычно такой холодный, позволяющий выживать, перед шансом на спасение семьи пасует и дает сбои. Или она сама давно отупела от этой жизни, от наркотиков, от всего. — Координаты. Да. Координаты. Здесь, — Протягивает карту, разворачивает её судорожно, достав оную из потайных карманов юбки, — он скоро уедет. Я слышала. К семье. Это будет удачный шанс — охрана в такие дни, когда губернатора нет в его доме, не слишком внимательна. Я уверенна, моих мужа и детей, у меня два сына, держат в подвалах. Всё ещё. Они на меня похожи. Манджу — мой муж. Он седой, а мальчики… Им уже должно быть десять и восемь лет — Абхей и Есмаил. На-гора, Нур еще вываливает всю информацию, что знает и помнит о деятельности губернатора. У неё от страха трясутся руки и, противоестественно сильно хочется плакать, но Нур держится или даже цепляется в руки Аджая Гейла, требовательно и умоляюще смотря ему в глаза. Говорит и говорит, пока почти не хрипнет от волнения. — Это все, что я знаю, но… будь у меня шанс, скажи мне, как с тобой связаться, Аджай Гейл, и я передам всё, что ещё узнаю, только спаси мою семью. Мне больше ничего в этой жизни не надо, только спаси их. Она повторяется, кажется, она идет по кругу и сходит с ума. Наверное, это усталость.[Ajay Ghale]
Черт тебя дери, Пол ДеПлёр. Поток информации сыпется на Аджая, как холодный, мокрый снег на вершинах гор, где он, замотавшись в капюшон от морозного ветра, сбивал шифратор с очередной радиовышки. Сыпется, и так же, как непогода, промозглым холодом стремится затесаться под ветровку, достать до тепла горячего тела липкими лапами. Неприятно. Погано. Он ненавидит садистов. Гейл хмурится, вновь смаргивая с себя последние остатки похмелья, касается указательным пальца брови, вглядываясь внимательными глазами в карту. Кончиком пальца Нур указывает на Город Боли, и Гейл вспоминает леса, окружающие лагерь садиста Де-Плёра, вспоминает обрыв с горной рекой и клетки со снежными барсами, охраняющиеся наёмниками. Если приспешник Пэйгана свалит из резиденции, ему, приноровившемуся к глушителям из оружейной лавки Лонгина, ничего не помешает перестрелять тихо охрану и вытащить пленников. — Манджу, Абхей, Есмаил… Хорошо, я все понял, — повторяет себе под нос солдат, быстро что-то соображая, вновь всматриваясь в карту, не в силах снова столкнуться с владелицой Шанат прямым взглядом. Она в этом чёртовом, болезненном отчаянии, дрожит, и тонкие пальцы вцепляются в его руки — Аджай не может игнорировать это, несмотря на холодную выдержку — на войне к чужим страданиям быстро теряешь вкус и восприимчивость. Он не уберег свою мать. Так, может, убережет чужих детей? — Ты можешь связаться со мной в любое время, сигнал поступает мне напрямую, вот шифр. Можешь пользоваться мобильником, — он чувствует на себя её взгляд, не знает, что сделать, чтобы женские руки с золотыми браслетами, что тихо звенят от дрожи, перестали трястись, — доверься мне, ладно? Я вытащу твою семью, доставлю их в Банапур, — он прерывает её тихое бормотание, сжав в ладони женское плечо, едва встряхивает, обращая на себя внимание, — там они будут в безопасности. «Золотой Путь» позаботится о них. Лицо Аджая Гейла не лжет. Он знает, что справится, он уже освобождал заложников и пленников, выдирал их из-под носа у вооруженных солдат Королевской Армии. Так какого черта ему не справиться с тихим, оставшимся без надзора губернатора, лагерем? — Но что будет с тобой? Когда они узнают? Нур застывает, вновь обращая на него большие глаза, но с губ женщины не срывается ни звука, она взметает встревоженную голову в сторону, на дверь. Из коридора слышатся тяжелые шаги вразнобой, и женщина торопливо толкает солдата к противоположной каменной стене, подгоняя, чтобы он выдвигал камни поскорее и уходил отсюда. Аджай уходит, с тяжёлой от наркотиков головой, с тяжёлым от данного обещания сердцем, со сжатыми в холодной ярости кулаками. Уходит по тайному проходу, не запоминая своего пути, вперед — на выход, пока мысли заняты задачей незамеченным скрыться из центра Кирата и доехать до юга.Правда в том, сын мой, что Кират всегда должен был изменить тебя. Поэтому мы никогда не говорили о нашем доме.
Знаешь, ма. Сейчас бы мне, как никогда, понадобился твой совет. — Амита? Ты на связи? Мне нужны данные о лагере Де-Плёра и Городе Боли. Эй, ты там?.. Мать твою, — рация тревожно молчит. Аджай, ведущий одолженный у повстанцев внедорожник по лесной дороге, ругается себе под нос, лихо выруливая на развилку и заставляя пугливого кролика выскочить из кустов.[Paul «De Pleur» Harmon]
— Дорогая, привет. Нет? Нет, я тоже, не сильно занят, — мужчина американской наружности проверяет нож с зазубренным лезвием и тщательно протирает его тряпкой, придерживая плечом телефон, прижимая его к уху, — о, он большой оригинал! Знаешь, у меня тут настоящий бизнес открылся! Ну-ну-ну, — насмешливо «обижается» Пол, откладывая нож и приступая к снятию драгоценностей с кистей рук замученного до смерти киратца, у которого со спины была снята кожа, — никакой конкуренции, чисто государственный заказ. Вот как раз это мы у нас тут на работе и отмечаем, так сказать! …смеётся… Смех садиста и примерного семьянина резонирует со звоном металла, что бьётся об оцинкованный таз, смешиваясь с горстью подобных себе украшений — денёк выдался на сие добро, видимо, щедрый. — Да, я всё понимаю, любимая, всё понимаю, но пришлось развернуться и поехать обратно. Ну вот так. Я знаю, на день рождения Эшли уже не успею… опять тактические манёвры — откуда мне знать! — шурша полиэтиленом, Де-Плёр накидывает на кровавое полотно чёрный порванный пакет, — ладно-ладно, ты же знаешь, что я не могу говорить об этом по телефону… нет, я не повешу трубку. Ну нет, медовая куколка, пока ты не дашь поговорить с моим золотцем, трубку я не положу. Давай, целую. О-о-о! — лицо мужчины озаряет счастливая улыбка, — Зайка моя, привет! Привет-привет… нет, папочка не может приехать, папочка на очень важном собрании, — беглым взглядом окидывая пленника с мешком на голове, который всё это время ждал своей участи, пока чудовище Города Боли не наговорится со своими ненаглядными, — да ты что? Потрясно! Уже ложишься? — берёт щипцы и ищет во рту трупа предмет особой ценности и находит, — зубы почистила? А, моя ты зайка, — с усилием вырывает щипцами золотую коронку и откидывает её в таз со сбытым добром, — все десять зубиков почистила? Ни одного не пропустила? Ну просто прелесть. Поцелуешь за меня маму? Ты же знаешь, когда меня нет — ты в доме за главную. Пол отходит к раковине и моет руки, вытирает их: — Подарок? А что ты хочешь? Кольцо? — прикидывает в уме, смотрит довольно серьёзно на таз, — нет, подходящего пока не нашёл… может, что-то ещё Зайка хочет? Ожерелье? — медлит, опускает руку в груду украшений и вытягивает одно, — а ты знаешь, кажется, может такое и есть… да. Да, конечно, оно блестит, как звёзды. Ладно, папе нужно работать. Я… да, и я тебя, Зайка. Чмоки-чмоки, пусть комарики тебя не кусают. Пока-пока. Вздохнув, радуясь отеческим сердцем, Пол Де-Плёр убирает золотое украшение в нагрудный карман, вешает трубку и прячет её в соседний. — Прошу прощения, — если с кем Пол и говорит мягко и ласково, так это только со своей семьёй — для «клиентов» это не работает, — это моя дочка. Но заставлять ждать — не в моих правилах. Так что, извини, — он подходит и готовится снять мешок с головы пленника, — буду исправляться. Каково же было удивление мужчины, когда перед собой он увидел того, кого, отнюдь, совершенно увидеть не ожидал. И только ворох опасных и страшных мыслей вылился в короткое: — Ты.?[Ajay Ghale]
Не дождавшись ответа от Амиты, Аджай не теряет времени — связывается с Сабалом, уже находясь на пути к Городу Боли, тут же, под покровом ночи, перехватив грузовичок с провиантом и мясом из соседней деревушки. Гейл отбрасывает от себя воспоминания о последних откровениях Пэйгана по связи, ставшими уже едва ли не каждодневным ритуалом. Его не волнует, насколько заботливый папочка Де-Плёр, едва ли заставляет вздрагивать изощренность и любовь к эффектным методам выпытывания информации садиста — Гейлу достаточно сухого факта: Пол Де-Плёр — вражеская единица, а его наемники осаждают и держат в страхе все близлежащие территории, совершают набеги на поселения близ штаба «Золотого Пути», с каждым разом подбираясь все ближе. На войне все средства хороши, но ублюдков Гейл не любит. Не любит и церемониться с ними не собирается. Пол Де-Плер кормит свою семью выращенными на ферме кабанами — чистое благородное мясо, наверняка получше тех котлет, из которых делают бургеры в Маке. Помощник Пэйгана Мина, вопреки информации, полученной от Нур, ближе к полуночи вернулся обратно в свой штаб, и Аджай, пристально следивший за перемещениями охраны через снайперский прицел из тёмного укрытия, дожидался небольшого подкрепления, который ему должен был прислать саблидер повстанцев. А в голове три имени, эхом треснутого женского голоса прокатывающиеся в сознании: Манджу. Абхей. Есмаил. — Я так рад, что ты нам помогаешь, Аджай. Так бы сделал Мохан. Победа не за горами, — говорит Сабал, и Аджай отключается, сунув рацию за пояс и перекинув винтовку через плечо, скатывается по травянистому склону вниз. Помогаю. Но не потому, что этого хотел мой отец. В одиноком окне ангара горит жёлтый свет, и солдат, тихо подкрадывающийся под ним к последнему охраннику со спины, делает резкий рывок, перерезая тому горло. Оттаскивает труп подальше к тёмным кустам, и наконец оказывается внутри вонючей пыточной с тусклым сиянием керосиновой лампы. В воздухе несет смрадом, как из канализации — Аджай знает, что это вонь страха многочисленных пленников, претерпевших индивидуальную экзекуцию Де-Плёра, на полу — засохшие кровавые брызги вперемешку со свежими, и Гейл со сдерживаемым отвращением слышит хлюпанье под своими кроссовками. — Тише. Я помогу, — киратец на стуле, с которого парень стянул пыльный мешок, округливает тусклые глаза, кивает, — где держат остальных пленников? Седой индус и двое мальчишек лет десяти, видел таких? Мученик беспомощно мотает головой. — Черт, — без дополнительных данных придется перерыть весь штаб, если только… не узнать все у самого Де-Плёра, — ладно. Уходи через этот выход. Увидишь других таких же, как ты, — веди их к восточной стороне, там вас встретят. Давай, живее! За пошарпанной деревянной дверью слышен приближающийся, смутно знакомый мужской голос, елейным чистым американским акцентом болтающим о делах семейных; приближаются и шаги, и Аджай, контролируя шумное дыхание, напрягается, провожает глазами быстро удаляющегося киратца и усаживается на его место. Пэйган, любишь же ты вокруг себя психов собирать. Самозванный пленник с мешком на голове сидит, будто бы, смирно, напряженно следя сквозь холщу за очертаниями мужчины, копающегося в трупе, будто в домашнем саду. Эшли. Про неё, кажется, упоминал Мин?.. Странное зрелище для нормальной психики, только Аджая это, почему-то, не трогает. Он ждет подходящего момента, сам не зная, что будет дальше; концентрация до предела. В армии учат критическому мышлению, Кират же учит ожидать неприятных сюрпризов. И не курить сунутые под нос сплифы. — Ты?.. — Привет. Пол «Де-Плёр» Хармон застывает с озадаченным выражением лица, не предпринимая никаких попыток схватить самозванца, и получает по блестящему лбу, свалившись грузным мешком на заляпанный кровью и дерьмом и чем-то еще пол, выронив из рук пыточные щипцы. Аджай в сердцах отпинывает их подальше, и склоняется над мужчиной, в попытке погрузить восьмидесятикилограммовую тушу на плечо. Отлично, полдела сделано. Хорошо, что вырубился. Не хотелось бы поднимать дикий шум и отстреливаться от всего штаба, когда у него в подкреплении лишь небольшой отряд из нескольких человек, да и сам Аджай уже порядком заебался от массовой бойни на каждом крупном аванпосту. Отрубившегося Хармона солдат сгружает в багажник пригнанной машины, без лишней грубости, даже пальцы его из-под крышки багажа убирает, чтобы не очнулся от удара. — Эй, Де-Плер со мной. Я привезу его в Банапур, — отчитавшись в рацию, Аджай проводит тыльной стороной перчатки по лбу, и наконец заводит двигатель. Машина, попыхтев на месте несколько секунд, трогается с места, выезжая на тёмную в ночи дорогу. — Живой? — в голосе саблидера слышится удивление, — отлично! Я думал, ты его убьёшь. Вези его сюда, у нас есть о чем спросить приспешника Пэйгана Мина. Манджу. Абхей. Есмаил. — Черт!.. Да, — кряхтит Гейл, когда тачку подкидывает на очередной кочке, и вглядывается в зеркало заднего вида — на пустое сиденье, за которым с грохотом и руганью перекатился заложник. Проснулся? — У меня тоже есть к нему пара вопросов.[Paul «De Pleur» Harmon]
Пол Хармон приходит в себя, болтаясь в небольшом багажнике, ударившись лбом о крышку. Ему кажется, что удар соизмерим с тем, которым одарил его Аджай Гейл… Аджай… Что за хрень? — Аджай! Аджа-а-ай! Не дури, приятель, зачем ты это делаешь? — Пол злится и не скрывает этого, в сердцах чуть ли не рыча. Сквозь индийскую задорную музыку похититель учтиво отвечает: — Горячий привет от Нур! — Нур? — машина делает резкий поворот, юля на горном серпантине, от чего Хармона вдавливает, и неприятно сводит и так заломанную в неудобном положении шею. Но вместо того, чтобы ныть от боли, Де-Плёр заливается самым настоящим смехом, чуть ли им не оглушая себя в столь небольшом и тёмном пространстве. Смех выходит долгим, доводит мужчину до слёз. — Аджай, брось! С чего ты вообще всё это устроил? Не делай вид, что тебе есть дело до Нур, когда тебе плевать! Серьёзно, тебе какой прок с того? О, кажется знаю. Ты про её семью, верно? Она думает, что её семья ещё жива? — это настолько глупо, что Пол опять не сдерживает смеха, — о-о-ох, да мы их давно убили! У-у-ух, письма «моей мамочке», чёрт, да я сам их ей писал! Когда ты уже столько лет живёшь в Кирате, будь ты и коренным американцем, как Пол Хармон — разительно меняешься, иначе воспринимаешь такие страшные, на предельно белый взгляд, вещи. — Ну, э, не совсем, конечно, я, но ещё и дочь помогала. Я сказал ей, что это для друга. Ух-ха-ха-ха! Моя Эшли, она умеет слезу вышибить. У неё точно есть задатки писателя… как-то ТАКУЮ поэму сочинила: мы с женой просто рыдали… Аджай. Аджай не дури, не ври себе, что тебе есть до этого дело. Просто ты хороший убийца, и тебе это нравится! Я — специалист по допросам! А ты — специалист по убийствам, Аджай, посмотри правде в глаза! Машина останавливается, крышка багажника открывается, и Пола связывают руки, которым он не может противопоставить абсолютно ничего. И не потому, что физически не может, не потому, что теряет дар речи перед профессиональным солдатом, а потому что перед ним Аджай — человек, которому Король Кирата всячески благоволит. — Аджай, — мешок на голове — не ново, старо, глупо, — ты ведёшь себя, как идиот, — но Гейл толкает пленника в спину, от чего тот спешно перебирает ногами в заданном направлении. — Он всё ещё жив! — Сабал выходит навстречу, вскидывая едва ли посветлевшее своё лицо от тревоги нескольких дней, — я бы не винил тебя, если бы ты его прикончил, брат. Для него это было бы слишком милостиво — умереть от руки сына Мохана. — Да, жив я, придурок недорезанный, — устало огрызается Пол. Шавки «Золотого Пути» — сколько он таких мартышек порезал, а перед этим петухом в позу вставать не намерен — птица не того полёта. В ответ на это Де-Плёр получает прикладом автомата в живот от солдата, глухо кашляет и валится на колено. — Покажите ему свой новый дом, — Сабал провожает трофей холодным взглядом, а Аджая одаривает благодарным, даже улыбается. Выдыхает… Какая-то киратка кидает в голову Пола камень, пока его уводят, а тот рычит бешено: — Кто это сделал?! Ёбаные дикари!! А ну пусти!! — в кармане завибрировал телефон и пленник на секунду замер, — о… это мой телефон…! Дайте!.. дайте ответить! Аджай! — поворачивает голову в мешке, выискивая «любимца» Короля, — Аджай, телефон, пожалуйста, он в левом нагрудном кармане, умоляю, это моя семья, мне нужно ответить! Аджай!! Блять. Аджай! А ну пустите меня, ебучие макаки!![Sabal]
Голос Де-Плёра затихает, когда он вместе с двумя солдатами «Золотого Пути» скрывается за дверью небольшой хижины. И только глухие, еле доносящиеся через закрытую дверь призывы к Эшли, его «Зайке», едва ли касались ушей Гейла. — Аджай, — Сабал временит, не заходит внутрь, а возвращается к сыну Мохана, — спасибо тебе, — мужчина легко кладёт ладонь на плечо Гейла, — у «Золотого Пути» теперь появится огромное преимущество. Благодаря тебе у нас есть приспешник этого самозванца в розовом трико. Ещё раз — спасибо, Брат, — отпускает руку, — у нас ещё столько работы, но конец близок. С тобой «Золотой Путь» одолеет эту королевскую гниду. Сейчас нам нужно ещё немного поднажать, мы больше не будем трусливо прятаться от Королевской Армии… — Где Амита? — Амита? Сабал хмурится, водит глазами. — Амиты уже несколько дней нет в лагере. Ещё мы не досчитались нескольких солдат. Я не знаю, что она задумала, но эту вылазку мы с ней не согласовывали, — чёрт, а когда они в последний раз что-то согласовывали, вместо того, чтобы ставить другу палки в колёса? — и никто из наших не знает, что она задумала. Аджай, — и каждый раз при взгляде на Гейла лицо его светлеет, — ты знаешь, где меня искать. Если что, мы собираемся взять крепость Варшакот, с которой ты выкрал садиста. Она уязвима, и мы сможем разместить там свой гарнизон. Но сначала её нужно зачистить.[Ajay Ghale]
Он не знает, что именно будет делать с Де-Плером «Золотой Путь», да и не хочет знать. Не делай вид, что тебе есть до этого дело. Аджай сдержанно кивает лидеру повстанцев, принимая очередное задание помочь зачистить неприступный Варшакот, мажет тяжелым взглядом по тихой, погружённой в сон деревушке. Крики и мольбы садиста стихают быстро за грохотом деревянной двери, за которой скрылись и пленник, и повстанцы, и их лидер. Аджай особо не замечает отсутствия Амиты, не чувствует удовлетворенности ни от похвалы Сабала, в очередной раз упомянувшего Мохана, ни от похищения главной грозы беззащитных местных. Он, связанный своим же обещанием, думает теперь, что скажет Нур Наджар.***
И только когда оказывается в знакомых уже стенах с единственно ценной здесь вещью — тханкой и чужим барахлом по углам, с невыветрившимся запахом травки, что теперь впитывает в себя покинутый дом, который домом ему никогда не был, — Аджай в ярости врезает сжатым кулаком по деревянному косяку. Резко, бездумно, сам того от себя не ожидая. Бьёт с размаху снова, не слыша свой рык, ломая ветхое дерево, обдирая до скрипа рыжую перчатку. А перед глазами — два чёрных озера, в которых плещется отчаяние, от какого он прятался. Мать на него так же, как Нур, смотрела, когда узнала, что из-за него убили человека. Когда его приговорили к сроку, скостив годы за несовершеннолетие, перечеркнув нормальное будущее. Гейл замирает — прислушивается к собственному отяжелевшему дыханию, к этому клокотанию в груди, будто не в своей, и красный гнев греет холодную кровь. Он уже и забыл, как это бывает хорошо — высвободить это. После первого контракта — как отрезало. После последних слез матери — как отрезало. Лучше бы ему не было никакого дела. Как Пэйгану Мину. Все смешивается, черного и белого в мире не бывает — солдату хорошо это известно. Только гребанную правду ему уже не выкопать в этой изрытой змеями земле. Гейл вдруг моргает, слабо хмыкает собственным мыслям, будто стыдясь и жалея об этой минуте слабости, проводит по щетинистому лицу ладонью, стягивая перчатку и рассматривая свежий шрам от тигровых клыков, а потом устало стаскивает с себя все снаряжение, вываливая на стол пистолеты, лук и кукри, сумку с завалявшимися записками и вещами, найденными в сундуках и ящиках. Матрац на полу жесткий и местами пожранный клопами, но Аджай не брезгует — подтаскивает тот поближе к тлеющему огню в камине и падает на него, подмяв под голову свою ветровку. Его кроет усталый сон, но спит мужчина всегда чутко. Завтра с рассветом он отправится на взятие Варшакота, сделав еще один рывок вперед. Но куда?