***
Лаэрт ворочался и пытался уснуть. Он успел себя обругать за то, что всю дорогу проспал, а теперь не мог сомкнуть глаз. Завтра придётся бороться с желанием зевнуть. Дрова потрескивали в камине. В комнате было тепло. Бордовые стены забирали часть света, отчего даже днём в спальне царил полумрак. Лаэрт откинул одеяло, чтобы было не так жарко. В дверь постучались. — Какого пса Кретта несёт на ночь глядя? — Он поднялся и потянулся за халатом. Дворецкий не приходил по ночам просто так. Значит, что-то случилось… Лаэрт передумал всё, пока шёл до двери. Когда распахнул, то понял — ничего не случилось. Он позабыл о муже. Тот стоял, опёршись на косяк, поросшая светлыми волосками нога выглядывала из-под полы. — Тебе чего? Поздно уже! — прошипел Лаэрт. Тэгрем отодвинул его и вошёл в спальню. — Поздно или нет, но я не позволю твоему управляющему болтать, что я плох и не могу тебя ублажить. Давай хотя бы сделаем вид, будто занимались любовью. — Ладно! — Лаэрт закрыл дверь и повернул ключ. И мысленно упрекнул себя за привычку спать без сорочки. Под халатом не было ничего. Как и у Тэгрема. Тот, ничуть не стесняясь, разделся. Бежевая тряпка с тихим шелестом свалилась на пол. Лаэрт сделал замечание насчёт неряшливости, подобрал одежду и аккуратно повесил на спинку кровати. Тэгрем хохотнул в ответ. Ворчание Лаэрта его скорее позабавило, чем оттолкнуло. Если бы не угрюмое выражение лица… Дыхание перехватило, когда Лаэрт снял халат. — Ну и ну, не думал, что ты любишь спать голым! — Тэгрем с неприкрытым любопытством уставился на тощую грудную клетку, после взглянул ниже, на живот, на пах с тёмными волосами. Как и ожидалось, член был небольшим, казавшимся крохотным из-за густой поросли. Лаэрт не позволил мужу разглядывать себя и, пожалев, что именно сегодня захотелось согреться, юркнул под одеяло и укрылся с головой, чтобы сделать вид, будто уснул. Какое там? Не то Тэгрем солгал и пришёл, чтобы заняться любовью, не то его позабавило чужое смущение, но одеяло сползло. — Что ты, проклятье, от меня хочешь?! — проворчал Лаэрт, не открыв глаз. — Внимательно рассмотреть того, кто мне достался. — Дыхание обдало ухо. Тэгрем провёл рукой по голой груди. Лаэрт шумно вздохнул, когда большой палец обвёл ареолу. — Ох, забыл, что они у тебя… — он осёкся, почувствовав, что крохотный сосок стал твердеть, — всё-таки чувствительные. Ошибки быть не могло. Сосок потемнел и набух. Лаэрт глубоко вздохнул. — Что ты творишь? — прошептал он и закусил губу, почувствовав, что внизу живота разлилась истома. Это не укрылось от глаз Тэгрема. Тот не смог не заметить, что член Лаэрта увеличился, розовая головка приоткрылась. — Это… так нельзя! Тэгрем легонько куснул мочку. — Почему — нельзя? — Он лизнул ушную раковину. — Быть бревном — можно, а получить удовольствие — нельзя? — Припал губами к шее. — Разве я делаю плохо, больно? Лаэрт закусил губу, чтобы не почувствовать негу, чтобы муж не решил, будто он — опустившийся до низменных инстинктов человек, которому нужно только телесное удовольствие. — Нет. — Расслабься и получай удовольствие! — Тэгрем резко отстранился и сел у ног, после прикоснулся к колену. Лаэрт дернулся скорее от неожиданности, чем от неприятных ощущений и попытался сдвинуть ноги, когда муж погладил внутреннюю поверхность бедра, затем выше — в паху. — Всё-таки я не понимаю тебя. Не бревно, как выяснилось, а от приятного бежишь, будто я не ласкаю, а избиваю. — Рука замерла на бедре. Лаэрту не хотелось шевелиться. Он поднял голову и посмотрел на мужа. Тот усмехнулся, заметив, что карие глаза потемнели, и продолжил ласки. Свободной рукой взялся за основание члена, провёл пальцем вдоль ствола. — Это… порочно, — выдохнул Лаэрт. — Порочно то, что было вчера, — то, от чего мерзко на душе. — Тэгрем легонько сжал член. — Неужели твои любовники так не делали? — Он погладил большим пальцем головку. — Или… — осёкся. Догадка слишком невероятная. Лаэрт — не юный мальчишка. Ответа на незаданный вопрос не последовало. Грудь вздымалась, пальцами Лаэрт смял простыню. «Проклятый глинтвейн!» — упрекнул себя Лаэрт. Голова кружилась, в висках стучало. Не хотелось, чтобы Тэгрем прекращал ласкать ставшую твёрдой плоть. Тот ускорил ритм и сильнее надавил на ствол. От терпкого запаха помутился рассудок. — Расслабься, — попросил Тэгрем. — Расслабься и наслаждайся. «Словно с юнцом невинным!» — подумалось ему. Лаэрт закусил губу, пытаясь не застонать, вцепился в ткань. Как ни пытался, но не смог сдержать порыв и дёрнулся в экстазе, потом ещё раз. Рука Тэгрема стала влажной, и он вытер её о простыню. Лаэрт шумно задышал, ноги задрожали, член обмяк. — Вот так должно быть, — произнёс Тэгрем. — Это я люблю — доставлять удовольствие. И получать. — Он раздвинул ноги Лаэрта и пристроился между ними. Тот не воспротивился, когда он приподнял зад, приставил член ко входу и толкнулся в сочившуюся смазкой плоть. Хоть Лаэрт всё ещё был узким, но член вошёл легко. Не появилось вчерашних неприятных ощущений. Появилось ощущение, будто Тэгрем входил раз за разом в тряпичную куклу — Лаэрт расслабленно лежал, поэтому он постарался, чтобы всё поскорее закончилось. Несколько толчков — и он излился, после навалился на мужа и некоторое время лежал в неге. Лаэрт пошевелился, поднял руку и дотронулся до светлых волос, не веря, что всё не сон, что муж касался мест, которые трогать неприлично. Пусть и так, но ему было хорошо. Дрова в очаге едва тлели, когда Тэгрем откатился и лёг на спину. Пыл угас, и ночной холодок заставил зябко поёжиться. Тэгрем натянул одеяло и укрыл себя и Лаэрта. Тот по-прежнему не шевелился. — После такого можно быть бревном, — шепнул он, — когда всё заканчивается. Он вздохнул. Ему не хватало ответных ласк. Выяснилось, что Лаэрт может испытывать страсть, но почему-то зажат. Тэгрем не удержался, чтобы не съязвить: — Дай-ка угадаю, в последний раз у тебя было с десяток лет назад, когда ты был моложе. Так? — Угу! — Лаэрт отвернулся. Тэгрем не собирался сдаваться и погладил жёсткие распущенные волосы, пахнувшие ромашковым мылом и терпкой кислинкой. — Где ты только находил таких неудачников, которым нужна была только дырка? Лаэрт поднял голову. — Ну и мерзость, — упрекнул он мужа и укрылся с головой одеялом. Тэгрем усмехнулся. Лаэрту долго не спалось. Он не верил, что позволил себя трогать за те места, к которым, не будь опьянён глинтвейном, не разрешил бы прикасаться. И это ему понравилось. Он понял, отчего в семье Бриккардов — да и в иных тоже — так много детей. Лаэрт слушал сопение и вспоминал себя, маленького. Он не раз спрашивал у родителей, отчего у соседей один за другим появляется ребёнок, в то время как в его семье — двое, за что получал затрещину и упрёки, мол, мал, чтобы интересоваться подобным. «Но что плохого в появлении на свет детей?» — Лаэрт не решался спрашивать у родителей, пока брат не поведал тайну появления на свет, причём в таких подробностях, что стало не по себе. Дрова погасли, только угольки тлели в кромешной тьме. Тэгрем похрапывал, Лаэрт вспоминал о прошлом, вспоминал умершего от кровотечения старшего сына соседей. «Если будешь подставлять зад всем подряд, тебя ждёт та же участь! — высказался тогда изрядно выпивший отец. — Как можно уподобиться животному и спать невесть с кем?!» Лаэрт молчал. Ему хотелось жить, но не хотелось, чтобы соседи показывали пальцами и упрекали в слабости на заднее место, оттого после смерти родителей он чурался похотливых взглядов и огрызался в ответ каждому, кому вздумалось сказать самый невинный комплимент. «Сначала я чурался, а потом меня стали чураться!» — Лаэрт горько усмехнулся. Сон не шёл, и он смотрел в окно, ожидая, когда займётся рассвет, чтобы подняться и пойти по делам.***
Лаэрт проснулся от чудовищного грохота в дверь и резко сел. — Кому неймётся? — сонно пробормотал Тэгрем. Лаэрт набросил халат и поплёлся к двери, после повернул ключ. — Ты с ума сошёл — бить ногой в дверь?! — обругал он дворецкого. — Так вы сами просили разбудить! — Кретт вытаращил глаза. — Не слышали, поэтому пришлось греметь! — Он нервно сглотнул и вошёл в комнату, держа в руках таз с водой, от которой шёл пар, после направился к тумбочке. И замер. — Ох, похоже, нужно два полотенца. Сейчас принесу. Он отвернулся, чтобы спрятать улыбку. Вид смущённого хозяина и взлохмаченного Тэгрема, сидевшего на кровати, его повеселил. Тот ночевал не в своей комнате. — Спасибо. Скоро спустимся, — пообещал Лаэрт тоном, словно ничего не случилось. — Спустимся?! — возмутился Тэгрем. — Не-ет, я хочу поспать! — Ты что, решил, что я позволю отлынивать?! — Приглушённое дверью ворчание хозяина повеселило. — Да ни за что! Кретт оправил полы зелёного сюртука и отправился вниз, гадая, кто победит. — Если хозяин спустится с мужем, то я прогнусь под Гравса, если один, то Гравс — под меня! — А если они оба передумают спускаться? — Гравс улыбнулся во весь щербатый рот. — Не бывать такому, — отмахнулся Кретт. — А говорил, если найдётся тот, кто оттрахает хорошенько, то хозяин не будет таким ворчливым. Ну нашёлся, ну трахает… Гравс вздохнул. — Уверен, что трахает? Помнится, как я спьяну заблудился и попал в твою комнату — тогда, когда мы ещё не были парой, и хозяин решил… Ай! — отмахнулся он, не желая вспоминать выволочку. — Может, не трахались? — Трахались! — настаивал Кретт. — В комнате такой запах, что только дурак не учуял бы. Погляжу позднее на простыню, чтобы убедиться, заодно — и постирать, но… — услышав шорох, он замолчал. В холле показался не хозяин, а собака. Она заскулила. — Заткнись, а? Я вчера тебя выпустил и получил нагоняй. Терпи! Пёс не просто заскулил, а завыл. Ни Кретт, ни Гравс не обратили на него внимания и удалились в сторону кухни, чтобы заняться завтраком. Кретт посмотрел на плиту. Дрова разгорелись. Осталось смазать большую чугунную сковороду маслом, взбить яйца… — Кстати, сколько яиц-то хоть? — Кретт метнулся к корзине. Равес, одной из задач которого было следить за курятником, насобирал целую корзину. Должно хватить на всех, включая Тэгрема. Гравс помог разбить яйца, Кретт взял в руки венчик… — Это ещё что такое?! — раздался крик. — Я разберусь! — Гравс бросился к двери. Лаэрт побагровел от злости. Он стоял, скрестив руки. Пёс, виновато потупив взгляд, улёгся на полу. — Почему вы не выпустили собаку?! — взнегодовал Лаэрт. — Я едва не вступил в лужицу! Гравс вздохнул. — Потому что Кретт вчера получил нагоняй, — заступился он за возлюбленного. — Вот и решил… — Вчера шёл дождь, сегодня — солнце! Вы думаете головой или… — Головкой! — Тэгрем хрюкнул от смеха и расплылся в улыбке, поймав злой взгляд Лаэрта. Это не помогло его остановить. — Ну не выпустили, тоже мне, трагедия. Уберут, никуда не денутся. Гравс нахмурился, гадая, как всё это расценивать, и потеребил пуговицу кожаного жилета. Он не мог не учуять запах, шедший от хозяина. Значит, ночью всё было, но тот по-прежнему остался ворчуном. «Значит, он сам по себе такой, хоть трахай его, хоть не трахай», — пригорюнился он и, свистнув, пошёл к двери. Пёс не сдвинулся с места. Ему не было нужды выходить. Лаэрт не произнёс ни слова и направился в столовую. Тэгрем пошёл за ним. Гравс посмотрел им вслед. «Хорошо смотрятся вместе! — заметил он, но пожалел Тэгрема, которому не раз перепадёт. — Хотя как знать? Лаэрт перестал орать, когда его муж спокойно возразил». Гравс посмотрел на лужицу и удалился в подвал — за тряпкой.***
Тэгрем поразился видом густо разросшегося виноградника. Ни одной ягоды не осталось. Он заглядывал под пожелтевшие листья, чтобы полакомиться. — Несколько дней назад всё собрали, так что не рассчитывай, — произнёс Лаэрт. — И правильно сделали: после дождя этого делать нельзя. Вино не получится. Пришлось бы ждать ещё несколько дней, потом собирать. Кто знает, какая погода могла бы быть? «На затылке у него глаза, что ли?» — задумался Тэгрем и уставился на фиолетовую шапочку. Гравс хмыкнул. Лаэрт с трудом шёл. Нога дала о себе знать — именно тогда, когда он торопился познакомить мужа с винодельней, заодно взглянуть на сусло. Тэгрем ничего не понимал в виноделии и тем более в зависимости от погоды. Раздался треск веток. Гравс ухитрился найти гроздь, спрятанную за листьями, и одну за другой затолкал в рот ягоды. — Вожмите, — с набитым ртом пробормотал он и протянул гроздь Тэгрему. Тот не отказался от угощения. Лаэрт вздохнул. — Болваны, я же приказал всё собрать! — Ругать работников не было смысла. Гроздь никуда не годилась, кроме как съесть. — Поделились бы со мной моим же виноградом! — возмутился Лаэрт, протянул руку и сорвал ягоду. — Не то, — заключил он, когда прожевал. — Поэтому я сам за всем слежу, иначе дай вам волю, — он пристально взглянул на Гравса, — и вместо вина получится уксус. Виноград немного переспел, но Тэгрем успел оценить сладость крупных ягод. — Постой, разве для вина берут не перезревшие плоды? — удивился он. Лаэрт посмотрел на него, как на нерадивого работника, который собрал зелёный виноград. — Бо-оги, только этого не хватало — губить доброе имя дрянным пойлом! — развёл он руками. — Но я слышал, что виноград собирают на праздник Сивали. Лаэрт махнул рукой. — Это делают в дождливых местах, — объяснил Гравс. — Чтобы собрать виноград, нужно, чтобы хотя бы три солнечных дня. — Я бы не стал выращивать виноград в таких местах, — перебил Лаэрт. — Есть сорта, которые прекрасно себя чувствуют именно в таких местах, на таком грунте, — не унимался Гравс. Лаэрт, которого покоробило упоминание об иных виноделах, затеял спор, Гравс не уступал ему, Тэгрем ухмылялся, слушая словесную перепалку, и поглаживал щетину. Он смотрел на угрюмое смуглое лицо того, с кем связала жизнь, и думал. Лаэрт не походил на молоденького Тэрре Шамарта, не мог свести с ума с первого взгляда. Его волновали только виноградники и бочонки с вином, однако он не был глуп, не морочил голову и говорил, что думал. — Нет, ваше — самое лучшее! — сдался Гравс и ухмыльнулся. — Вот именно. Попрошу это запомнить! — Лаэрт развернулся и пошёл к винодельне. Нога ныла от долгого пути, и вскоре Гравс обогнал его. Тэгрем медленно поплёлся позади. — Обопрись. Вижу, что тебе тяжело, — предложил он и протянул руку. — Ещё чего, — фыркнул Лаэрт и остановился. Тэгрем руку не убрал. — Ведёшь себя, будто я отодрать тебя собираюсь прямо здесь. — Бо-оги! — Лаэрт закусил губу и передумал отказываться от помощи. Тэгрем оказался прав. Идти стало куда легче. Листва шелестела от ветра, и чета Бриккардов молча шла, словно пара прогуливавшихся влюблённых. Тэгрем уступил утром мужу, но из-за того, что не захотел маяться бездельем. Утренняя прогулка пошла на пользу. Солнце ещё не вошло в зенит. Гравс ушёл далеко вперёд, и Тэгрем не смог не воспользоваться уединением. Лицо Лаэрта не было угрюмым. Среди виноградников тот чувствовал себя как рыба в воде. Тэгрем почувствовал, что Лаэрт расположен к беседе и не огрызнётся. — Что случилось с твоими родителями? — полюбопытствовал он. Лаэрт резко остановился. — Умерли от оспы больше двадцати лет назад. Я гадал, почему нас с братом болезнь не взяла, но ничего не смог придумать, — рука дрогнула, — зато узнал намного позднее, когда сломал ногу. Спросил у жреца. Удивился, когда тот стал выспрашивать, не доил ли я… — усмехнулся. — Ну конечно, мы держали животных. Помню, как мы с братом заболели. У меня появилось несколько гнойников на спине. Моему брату повезло меньше, и у него на лице остались оспинки. Жрец сказал, что я переболел коровьей оспой, поэтому не заразился от родителей. — Лаэрт остановился и прошептал: — Боги, в каких муках они умирали… Он уставился вдаль. Тэгрем посмотрел на него, задумчивого. — Меня отец привил. После того как жители Пути стали вымирать целыми деревнями, учёные зачесали головы. Я мал был, пять годков всего. Он усмехнулся, отчётливо почувствовав разницу в возрасте. Лаэрт был почти взрослым, когда началась эпидемия, Тэгрем — ребёнком. — Повезло… — Лаэрт отпустил руку и пошёл один — к деревянному зданию едва ли не в два раза больше дома. — Это и есть винодельня. Тэгрем остановился и нахмурился. Недоброе чутьё дало о себе знать. — Дерево? Что, если полыхнёт? — Рехнулся?! — Лицо Лаэрта приобрело прежнее недовольное выражение. — Ты что несёшь-то?! — Тэгрем вздохнул. Он рассмотрел уязвимого Лаэрта с искалеченной от потери родных душой, но сейчас тот снова надел на себя маску ворчливого брюзги. — Там подвал, большой, прохладный. «Бо-оги! Как от него не избавились-то? — подумалось Тэгрему. — Ну кто хранит вино в таком месте?» Он решил не испытывать на прочность мужа. Тот не пожелал его выслушать. Лаэрт считал мужа едва ли не ребёнком и давал почувствовать разницу в возрасте. «Ты недолюбленный недоласканный мальчишка, рано вступивший во взрослую жизнь. Стараешься опереться на мою руку, положить голову на плечо. Словно защиту ищешь у легионера, хоть и бывшего», — догадался Тэгрем. Лаэрт старался как можно быстрее идти по вымощенной камнем дороге, вдоль которой рос всё тот же виноград. Он любыми силами старался доказать, что способен справиться с любыми невзгодами, и доказывал. Большие деревянные двери винодельни распахнули настежь. В воздухе царил кислый запах бродившего винограда. — То, что нужно! — Лаэрт потянул носом и поднял палец вверх. Работники замерли. Не нужно было родиться гением, чтобы понять — Гравс предупредил о приходе хозяина. Все дружно поприветствовали чету и занялись каждый своим делом. Тэгрему стало любопытно. От запаха можно было опьянеть. Он с немалым любопытством осмотрел деревянную мельницу-пресс. — Я слышал… — начал он и замолчал. — Ногами? Ты считаешь, что я возьму в рот вино, если по винограду потопчется множество босых ног? — Лаэрт улыбнулся. — Можно, но не для меня. — Его лицо снова приняло прежний хмурый вид, между бровями пролегли вертикальные морщины. — Эй, это ещё что такое?! — Тэгрем посмотрел наверх — туда, откуда потянуло табаком. — Ну-ка спускайся! Сколько раз повторять?! Курить здесь запрещено! Неудивительно. Мало того, что неприятный запах мог всё пропитать, так ещё и пахло алкоголем из бочек. Вино начало бродить. Гравс метнулся в сторону и побежал наверх по лестнице. Лаэрт терпеливо дождался, пока управляющий не выяснит, кому вздумалось курить. На чердаке послышалась возня и ругань. Гравс не стеснялся в выражениях и вскоре вытолкал отлынивавшего от работы веснушчатого молоденького наглеца. Тот спустился по лестнице и, потупив взгляд, подошёл к хозяину. — Простите, я не слышал, как вы пришли, — прошелестел тот — ни дать ни взять несчастный обиженный паренёк не больше восемнадцати лет. — Это не оправдание, Бенси, — спокойно ответил Лаэрт. — И детская дружба с твоим отцом — не повод держать тебя из жалости. Можешь быть свободен! — Но мой отец… он убьёт… — запричитал Бенси. — Ты всегда говоришь одно и то же. Уверен, что ты спускаешь почти все деньги на табак, и твоей семье мало что достаётся. Я тебя не раз предупреждал, поэтому будь добр, покинь винодельню прямо сейчас. Лаэрт говорил негромко, но строгим тоном. Тэгрему не было жалко незадачливого курильщика. Он подивился наглости желторотого юнца, давившего на жалость. «Мой отец убьёт меня!» — взмолился Тэрре Шамарт, когда испугался, что Тэгрем предаст огласке его похождения. Тот предпочёл смолчать, и за это Бриккарды поплатились. Бенси понуро поплёлся к выходу. Лаэрт не обратил на него внимания, Гравс пожал плечами и сделал вид, будто возмущён поведением работника, хотя наверняка знал о шалостях подчинённых. Лаэрт прошёлся вдоль ряда бочек, позабыв о пареньке, и подошёл к кадкам с гроздьями, оторвал ягоду и сунул в рот. — Так и думал, вы ничего вчера не сделали. — Винограда было довольно много. Гравс пожал плечами. — Как ничего? Урожай вчера дособирали, иначе переспеет, и потом только останется выбросить. Дождь лил. Не знаю, что с ним делать. Давить без вас не решились. Всё равно получится не вино, а пойло. Лаэрт тяжело вздохнул. — Ладно, пусть разбирают и что хотят, то и делают. Мне всё равно. — Он развернулся и пошёл прочь. Тэгрем взял гроздь и оторвал ягоду. Может, виноград для вина не годился, но был сочным. Крупные грозди украсили бы любой стол. Стоило отвезти в Босттвид, на рынок… — Лаэрт! — Он бросился за мужем. Тот обернулся. — Пойдём в подвал. Я держу обещание! Лаэрт собрался рассчитаться с Бриккардами за «покупку» мужа. Тэгрем застыл на месте и посмотрел на фиолетовую шапочку. Как никогда раньше он чувствовал себя бочонком с дорогим вином.