Кома. Первая и вторая книги.

      Северус закрыл за собой дверь и раздраженно дернул пуговицу на шее, расстегивая воротник. Мантия и сюртук отправились на спинку стула, такого же старинного и вычурного, как и всё в этом доме. Вадим скорчился на своей кровати, спиной ко входу. Его колотило. Белые пальцы с синюшными ногтями судорожно цеплялись за плечи в попытке сохранить хоть каплю тепла. Однако изнутри шел вымораживающий холод, и те крохи, которые Вадим смог урвать у Поттера и близнецов, стремительно таяли.       Северус глубоко вздохнул, запирая клокочущие эмоции на замок. Раздражению и злости не место в таком тонком процессе, как слияние аур. Неважно, что двигало этим… человеком, когда он доводил себя до такого состояния. У него всегда отключался инстинкт самосохранения во время лечения, а тут — возвращение съеденной души. Может быть, у него не было намерения залезть в постель к Северусу. До сих пор Вадим не позволял себе намеков. Первое и единственное прикосновение, которое можно было назвать ласкающим — поглаживание запястья десять дней назад… И небольшой флирт.       Северус отрезал от себя воспоминание. Никакого личного отношения. Всё осталось там, за дверью. Здесь есть лишь маг, которому срочно требовалась помощь. И никак иначе думать о нем сейчас нельзя. Не хватало еще почувствовать влечение к пятнадцатилетнему подростку. Пусть разумом он гораздо старше, но глаза-то видят хрупкого юношу, только-только вступившего в пору взросления. Несовершеннолетнего.       Северус закатал рукава рубашки, сел на кровать и заглянул в лицо Вадима. Бледный лоб был покрыт испариной, с лица ушли все краски, из приоткрытых посиневших губ вырывалось тяжелое дыхание, очень напоминающее всхлипы, зубы стучали. Вадим метнул на Северуса мутный полубессознательный взгляд из-под приоткрытых век и захныкал, когда он погладил сероватую ледяную щеку и смахнул с неё светлую кудряшку.       Мимолетом отметив, что Волхову становится хуже, Северус велел:       — Перевернись. Сейчас станет легче.       — С-с-север… — с трудом выговорил Вадим по-русски, послушно переворачиваясь на спину, и нервно хихикнул. — Тепло, М-морозушко…       Северус бесцеремонно развел его руки и залез под футболку. Вадим охнул, когда к груди и к солнечному сплетению прижались ладони, и обмяк.       — Не сопротивляйся.       Северус сам не ожидал, что фраза выйдет таким вкрадчивым низким тоном. Он вздохнул, прикрыл глаза и расслабился, настраиваясь на чужое дыхание и чувствуя, как под ладонью заколотилось сердце.       Вадим был истощен. Его магия, раньше напоминающая океан, скукожилась до промерзшего озерца. «Замороженное одиночество — как будто прямиком из Азкабана», — промелькнуло в голове сравнение. Нужно всего лишь осторожно переплести свою магию с чужой, словно с пальцами другого человека, а дальше всё получится само собой. Зельевар потянулся навстречу, согреть, вызвать хоть какой-то отклик в этом пугающем бессилии.       Аура Вадима открылась с такой готовностью, что Северус буквально рухнул в неё, как в яму. «Он же проводник! Чертов синдром Грин!» — успело промелькнуть в голове. Достаточно было всего лишь одного касания, чтобы его подхватила волна, затягивая в себя, как в водоворот.       Вадим широко распахнул глаза. Из его груди вырвался длинный низкий стон. Ледяные пальцы жадно вцепились в запястья. С каждой секундой его магия становилась всё теплее, живее, снова разворачиваясь в солнечный теплый океан, ласковый и пьянящий. Могучий, огромный, удивительно щедрый и такой покорный… И на нем сейчас бесновался шторм.       Парень невидяще смотрел в потолок и что-то тихо бормотал на своем языке, перемежая фразы мучительными стонами. В душе Северуса шевельнулось сочувствие, но продержалось недолго. Ровно до тех пор, пока он не разобрал смысл слов.       — Ты такой… Острый, сладкий, жаркий… Горячее вино с пряностями и привкусом крови… Я как будто лечу к звездам… Или падаю… В темноте не разобрать — и это классно…Се-е-евер… Ну, пожалуйста… прошу…       Это были стоны не боли, но удовольствия.       От мальчика исходило едва видимое сияние. Кожа мягко светилась от перенасыщения силой — резонанс во всем своем великолепии. Воздух загустел, потемнело, и светильники на стенах тревожно замерцали. Раздался низкий, на пределе слышимости, гул, и Снейп ощутил вибрацию, словно от пробежавшего недалеко табуна кентавров. Стены комнаты напрямую впитывали в себя излишки выплескивающейся магии. Воздух над кроватью и в паре метров от нее взблёскивал мелкими золотистыми искорками.       Северус стиснул зубы. Магии становилось слишком много.       — Твою мать, Волхов… Люмос! — яркая вспышка от ламп затопила помещение.       Несмотря на режущий глаза свет, зрачки парня расширились настолько, что оставили только яркий зеленый ободок с самого края. Волосы разметались по подушке, по телу Вадима пробежала лёгкая судорога, заставляя выгибаться. Северус поймал себя на том, что невольно, несмотря на собственные запреты, любуется им. Вздрогнул, чувствуя, как трещат железные тиски воли и поет собственная сила. Как он ни старался взять под контроль свое тело, у него не получалось. Эта картина была настолько прекрасна, что выстроенный щит самоконтроля вздрогнул и треснул. В прореху радостно хлынул пьянящий поток, накрывая с головой.       Это было потрясающе. Снейп в жизни не ощущал ничего даже отдаленно похожего. На курсах колдомедиков рассказывали, что человеческий мозг способен воспринять всего лишь три секунды чистой эйфории. Но сейчас он был готов поспорить с этим утверждением.       Вадим последний раз глубоко вздохнул, на выдохе испуская чувственный стон, и отключился. Глаза закатились, длинные ресницы отбросили тени под глазами, пересохшие губы приоткрылись, блеснула полоска зубов.       Северус медленно убрал руки, отвернулся, уперся локтями в колени и потер ладонями лицо. В ушах от попробованной силы стоял тонкий звон. Тело ныло, отчаянно хотело довести удовольствие до логического конца. В голове было гулко и пусто, а магия буквально бурлила в венах. Волхов — чистое искушение в магическом плане.       Целитель вздохнул, поерзал и причмокнул губами. Он уснул быстро и крепко, как умеют только вымотанные люди. На его лицо вернулись краски, нежный румянец расцветил высокие скулы. Он согрелся и больше не корчился от невыносимого холода, а лежал расслабленно и выглядел умиротворенным. Северус осознал, что их ауры переплелись так, как будто они с Вадимом были супругами и лет десять спали только друг с другом. Чертов синдром Грин.       Помедлив, Северус прошептал над Вадимом очищающее. Был соблазн наложить еще и обливэйт, но он переборол этот постыдный порыв. Волхову пятнадцать было лишь физически. Разумом он гораздо старше и наверняка не станет делать ситуацию сложнее, чем она есть. И так можно сломать голову, гадая, специально ли он довел себя до полного изнеможения, чтобы Северус был вынужден ему помочь, или это трагическая случайность. Как целитель он прекрасно знал, как лечится такое магическое истощение. Не знал только, что зельевар владеет нужными навыками. Паршивец. Не мытьём, так катаньем? Или это просто его мнительность, и он все себе надумал?       Северус поправил одеяло и уложил Вадима поудобнее, скатив с края кровати ближе к центру. Возбуждение постепенно сходило на нет, оставалась лишь чувствительность в руках. Тянуло прикоснуться, погладить нежную щеку, пропустить сквозь пальцы золотистые мягкие кудри… Неожиданно дверь тихо скрипнула, и в щель заглянула Молли. Снейп испытал укол раздражения, с трудом заставив себя не вздрогнуть и не отдернуть руки с плеч подростка.       — Северус, все нормально? — шепотом спросила Молли, бросая любопытный и обеспокоенный взгляд на кровать. — Дом так трясло, мы уж испугались, что защита нарушится, но обошлось.       Снейп только кивнул.       Молли выдохнула и уже снова открыла рот, чтобы снова что-то спросить, как напоролась на жесткий предостерегающий взгляд Снейпа и, понятливо кивнув, ушла.       Северус дождался, когда она закроет дверь, и еще раз внимательно посмотрел на спящего Вадима. В любом случае уходить сейчас было нельзя. Они не кровные родственники, чтобы пяти минут объятий хватило для полного восстановления. Безмолвным взмахом руки зельевар призвал подушки и, устроив их у себя за спиной, откинулся на спинку в изголовье кровати.        Вадим мирно сопел под боком. Северус отвел кудри с его лица и вздохнул, вспомнив, какая ослепительная из него вышла ведьма. Все маги с более-менее приличным потенциалом были красивы, если не имели нарушений в структуре ядра или генетических мутаций. Но Волхов выделялся на их фоне какой-то бесполой красотой. Северус вспомнил, как читал в одном старом фолианте теорию, которую он не только не воспринял всерьез, но даже посмеялся. Она гласила, что магия и суть волшебника находят отражение в его облике. Эта ересь до сих пор казалась ему весьма спорной и не имела фактического подтверждения. Он бы скорее поверил в то, что эта андрогинная внешность — выверт синдрома Грин.       Но кроме красоты Волхов также обладал сильным характером. Он оставался чистым и светлым человеком, несмотря на пережитое. Импульсивен, да, но достаточно умен, чтобы нивелировать последствия своих поступков. С ним было уютно молчать и всегда было о чём поговорить.       И его глаза… Взгляды, то понимающие, то пронзительные, то наполненные болью и страданием, то искрящиеся весельем. Очень выразительные глаза. И всегда, несмотря на испытываемые эмоции, в них светилась мудрость. Словно ему было доступно некое знание, которое поднимало Вадима над всем миром. Впрочем, учитывая, что он был шаманом и ясновидцем, скорее всего, так и было.       Вадим повернулся, по-хозяйски закинул руку на бедро Северуса и расплылся в сонной довольной улыбке. Зельевар не удержался — провел рукой по кудрявой голове.       Самолюбие грела мысль, что он способен вызывать такое глубокое чувство. Да даже еще до его признания Снейп часто ловил себя на мысли, что не хочет ни с кем его делить. А теперь, после разлуки, это чувство походило на то, как мучительно ему было делить внимание Лили с другими. Вадим стал ему так же дорог, если не больше.       Нет. Так не должно было быть.       Всё внутри: мысли, чувства, эмоции — смешалось во взрывоопасное зелье. Все ингредиенты вступили в реакцию, и в результате в душе плескалось что-то невообразимое. Как варево Лонгботтома.       Северус замер, а потом тихо застонал и с силой провел ладонью по лицу, будто пытаясь стереть липкую паутину мыслей.       Эмоции, ненужные, лишние и откровенно вредные… Он же обещал себе, что больше не наступит на те же грабли!*       Примечание       *отсылка на главу 27.