Летняя азбука

Ветер веселым щенком влетает в комнату, проносится по полу, перевернув сваленную кое-как стопку невероятно-важных-учебных-спасибо-не-в-этой-жизни распечаток, откидывает обложку детской книги о путешествии двух собак, кота и голубя, шелестит страницами с яркими картинками, вскакивает на голые лопатки и выпрыгивает в окно, не забыв напоследок хлопнуть деревянной створкой. Как ни странно, просыпается Рэн не от этого. Всему виной потрясающий запах, который вихревой щенок приносит на хвосте. Запах теплый, сладковатый и точно хлебный, только трудно понять, чего. Булочки больше пахнут молоком, а оладьи — маслом, этот же нечто среднее, примерно как... ...блинчики. От неожиданного ответа Рэн просыпается окончательно. И точно же, так пахнут именно блинчики. Запах любимый, давно забытый — за учебой готовить такую роскошь времени не остается, а и будь оно, способностей хватает даже не на комочки — угольки. Мама печь не умела, да и не стало ее так давно, что запаха ее еды Рэн уже не помнит. Зато его сестренка готовит ничуть не хуже, и пробуждением он наверняка обязан ей. После двух тщетных попыток попасть в тапочки Рэн машет на них рукой и спускается босиком. В коридоре запах явный: не вспомнил бы, ни будь по соседству с институтом кафешки с панкейками, которые почему-то так нравятся всем девчонкам — а Рэну, который не всегда может отказать их жалостливым просьбам помочь, выбирать и не приходится. Лиз делает что-то похожее — это Рэн помнит еще со школы, — но ее блинчики тоньше. В этом есть свой плюс: можно съесть в разы больше, прежде чем достигнешь стадии ПДК. И точно — девочка на кухне, колдует над сковородой с половником, полным светлого теста, а на столе возвышается стопка рыжих, самых вкусных в мире кругляшей. Рэн сразу тянет к ним лапу, и на бодрое: "Доброе утро!" — отвечает умиротворенным мычанием с полным ртом, потому что — как иначе? Cадится, подобрав под себя ногу и подтягивает поближе масленку с ножом. Иначе действительно никак, еще и в том плане, что если ты пристроился есть самые свежие блины прямо со сковородки, будь добр взять на себя обязанность смазывать маслом готовые. Это правило на кухне у Лиз негласное — так выходит, что все, кого она кормит своей горяченькой стряпней, знают об этом по умолчанию. Инициативу девочка одобряет — перед Рэном поочередно появляются блюдце для сметаны и ягод, маленькая ложечка, кружка, чашка с порезанным лимоном. Парень сидит на самом выгодном месте и довольно прижимается лопатками к холодильнику — солнце начинает нещадно припекать, а на кухне жарковато еще и из-за работающей плиты. По блюдцу размазана розовая смесь. Когда-то давно, детьми, Рэн с Лиз баловались за столом и опрокинули целый стакан малинового варенья в чашку со сметаной, а пока пытались вернуть все, как было, только перемешали сильнее. Получившаяся смесь оказалась на удивление вкусной и прекрасно ушла даже без блинов. Но с ними с тех пор — обязательно. А Лиз точно как ее мама — напевает за готовкой, маячит зелененьким бантиком кухонного фартука и иногда привстает на цыпочки, чтобы достать с полки масленку. Рэн, уже наевшийся, умудряется устроиться со своими длиннющими ногами на стуле, привалившись к углу, и просто наслаждается идиллией. — Что, сдаешься? — слышится довольный смешок от плиты. — Прости, сестренка, но я ПДК. — "Полон-до-краев"? — хитро прищуривается Лиз на еще одну их формулу из детства. — А как же самый последний, самый вкусный? — Искусительница, — констатирует Рэн, понимая, что больше в него не влезет ни кусочка, и вдруг находит неожиданный компромисс. — Брату оставь, он по времени даже больше голодающий, чем я. — А Лутц уже был, — улыбается девочка. — Он же спит тут в гостиной, на первом этаже, и на запах пришел раньше. А ты думал, — добавляет она, видя, как вытягивается рэново лицо, — почему плошка со сметаной только наполовину полная? Заподозрил меня в жадности? Меня? Рэн так удивлен, что забывает повестись на провокацию. Он неотрывно смотрит на Лиз и даже спускает ноги со стула. — Сестренка, как поступишь, приезжай к нам. Лиз удивленно склоняет голову, явно не сознавая, какой подвиг только что совершила. — Этот аскет по утрам только кофе пьет, — объясняет Рэн, — и до обеда. И так уже два года. Я все это время пытался его накормить, ни в какую! А ты одним... одним... да вот! — обвинительно тычет в изрядно поуменьшившуюся стопку парень. — Приезжай, а?.. — Лучше вы к нам, — смеется Лиз, начиная понимать, в чем дело. — Почему? — Потому что только дома я могу сделать так... Лиз гордо отряхивает руки, вытирает их цветастым полотенцем, неторопливо снимает фартук и шествует к столу, где усаживается, закинув ногу на ногу. На лице у девочки играет воистину чеширская улыбка. — Посуда твоя, братик. Что? Я все утро у плиты, устала... Рэн ворчит о подлости, расчете и ужасе экономических отношений в тихой семейной обители, но из-за стола покорно вылезает и стаскивает в раковину всю грязную посуду. Горка получается немаленькая. Пока он чихает от пены и трет сковородку, Лиз довольно дожевывает блины и подмигивает появившемуся в дверном проеме Лутцу. — Сестренка, я тут подумал... — доносится от раковины. — Ну, знаешь, про половину сметаны. А на посуду этот принцип ведь тоже должен распространяться? Лиз застывает с блином во рту. Лутц замирает в дверях, а мгновение спустя они оба с хохотом несутся в гостиную под полный праведного гнева оклик их нового пенного монстра.