Кашель и чихи раздавались по всему храму. Пыль летала от лёгкого дуновения ветра, но её было столько, что можно было задохнуться. Каждые пару часов она успевала собираться на одежде и теле брюнета с цепями на руках. Кожа запястий покрылась корочкой засохшей крови и невыносимо чесалась, что очень сильно раздражало. Нервное шипение нарушало тишину каждый раз, когда в кожу вонзалась новая заноза, которую так трудно вынуть трясущимися пальцами.
Намо-Рэнди перекатился на другой бок. От его движений пыль поднялась с пола, и из-за неё парень снова расчихался. Выглядит это довольно жалко. Спасибо, что хоть аллергии на пыль нет, а то это превратилось бы в бесконечную пытку. Но и без неё красноглазый страдал. В конце концов, пыль - это последнее, что тревожило его.
Из-за оглушающей тишины и одиночества, брюнет стал пытаться заговорить с Номиконом, но тот, конечно же, не отвечал. В итоге Намо начал говорить в пустоту, не задумываясь - слушают ли его вообще. В его голове и так было практически пусто, так что он всё чаще высказывал своё мнение или выдавал какой-нибудь факт, который смог заметить лишь после того, как тщательно порылся в определённых воспоминаниях. А когда он подолгу молчал - это означало, как сильно он погрузился в размышления о чём-то глубоком, но определённо касающемся и Каннингхэма. Потому что не думать об этом парне брюнет просто не мог.
— Он сказал, что я был бы отличным поваром. — совершенно внезапно сказал Намо-Рэнди. Перевернувшись на спину, он получил лишь гул ветра о старые доски в ответ. — Это единственный комплимент от него, который я заслужил. — продолжал рассуждать вслух красноглазый. Он слабо улыбнулся, вспоминая счастливое выражение лица Рэнди, когда тот попробовал его стряпню, а в груди резко ёкнуло. Но улыбка пропала, когда следом вспыхнули следующие ужасные сцены насилия. Былая крупица радости в тот же момент утихла, среди скребущего сердце мрака.
Тяжело выдохнув, брюнет закрыл глаза, под которыми виднелись мешки. Он хотел снова погрузиться вглубь, потеряться среди ветвей мыслей и воспоминаний, которые приводили в никуда, либо к очередным душевным страданиям. Вот только не успел брюнет полностью обречённо вздохнуть, как на его грудь упал свиток, выбивая весь набранный воздух с удивлённым хрипом.
Намо сперва взглянул на весомый предмет, а затем привстал на локтях, от чего свиток скользнул по телу и приземлился в ногах. Парень медленно принял сидячее положение, оглядываясь в недоумении. Повернувшись обратно к свитку, он нерешительно взял его и положил на пол, чтобы там и развернуть. Честно - Намо ожидал увидеть текст, сообщение или что-то подобное, потому что обычно только это в свитках для брюнета и было.
Он прищурился и зашипел от слишком яркого для привыкших к темноте глаз света. Ему потребовалась минута, чтобы привыкнуть и начать медленно разлеплять свои очи. Но, когда он смог это сделать, то выпучил их, с удивлением таращась на пергамент.
Исходящий от изображения свет освещал лицо парня и маленькую часть храма, где он сидел закованным. Звеня цепью, Намо трясущейся рукой прикасается к свитку, проводя пальцами по чёткому, словно сама реальность, живому изображению, на котором был Рэнди Каннингхэм.
Парень с фиолетовыми волосами в своей комнате весело что-то обсуждал со своим низким другом. Рэнди улыбался, радостно, с энтузиазмом что-то черкая в чужой тетради. Видно, как он смеётся над шуткой, искренне и беззаботно. Если бы Намо мог ещё и услышать его голос, этот смех…
Брюнет, не моргая, наблюдал за ним с ракурса прикроватной тумбы, то бишь от лица Ниндзя-Номикона. В груди тут же разлилось приятное волнение, которое постепенно распространялось по всему телу Намо. Ранее затаившееся от удивления дыхание возобновилось с усилённым сердцебиением. Былое чувство тоски и раздирающих душу когтей ощутимо приглушилось, и бледные губы расплылись в улыбке, полной утешения, восторга и счастья. Сентиментальность момента заставила красные глаза заблестеть. Затаив дыхание, Намо-Рэнди хрипло всхлипнул, а затем с глубоким вздохом усмехнулся.
Капли падали и мочили пергамент, из-за чего Намо постарался взять слёзы под контроль и вытер их, звеня цепями. Конкретно сейчас ему было по барабану, насколько не в характере его такое поведение и реакция, он, чёрт возьми, видит Каннингхэма, который в порядке, который счастливо планирует что-то, улыбаясь до ушей. Синеглазый справился, у Рэнди всё хорошо, как и говорил Номикон, и парень продолжает жить своей жизнью дальше!
Сидя на коленях, Намо с глухим стуком втыкается лбом в пергамент чуть выше изображения. Тихо и с хрипотцой утешительно смеясь, брюнет закрывает глаза, но через несколько мгновений снова смотрит, но уже впритык, на возившегося с измерительной лентой парня. Наблюдая, как фиолетоволосый снимает мерки своего тела, Намо понимает, что сейчас осень, а значит скоро Хэллоуин, и Рэнди со своим другом обсуждали планы насчёт костюмов. Рэнди обожает костюмированные праздники и мероприятия - это Намо знал точно.
Когда два друга закончили с мерками, предварительно записав их в блокнот, и побежали из комнаты Каннингхэма с какой-то целью, брюнет не спеша отстранился от свитка и более-менее выпрямился. Сидя на коленях его руки с пола переместились на ноги и сжали ткань брюк. Глубоко вздохнув пыльного воздуха, Намо с подрагивающим голосом и облегчением выдыхает. Он так хотел увидеть, убедиться, что с Рэнди всё в порядке… И вот Ниндзя-Номикон снова сжалился над ним.
Брюнет полностью выпрямился и откинул голову, смотря в чертовски высокий потолок храма. Не без улыбки он не громко благодарит книгу за это.
***
Рэнди возвращается через час, но уже один и с покупками из швейного магазина. Этот парень явно настроен серьёзно, и Намо в течение ещё нескольких часов наблюдал, как фиолетоволосый сосредоточенно рисует наброски и чертежи для своего нового костюма. К сожалению, красноглазый так и не смог узнать, что это именно за костюм, и в кого же в этом году нарядится Каннингхэм. Но всё можно будет увидеть позже, а сейчас парень только начинает подбирать ткань и резать её по шаблонам.
Спина начинала ныть от того, что Намо сутулился, сидя на коленях. Поэтому он, взяв в руки развёрнутый свиток, придвинулся к стене, а сам свиток положил на согнутые в коленях ноги. Стало немного удобнее, но шейный позвонок всё равно подвергался кривой осанке, но парню было всё равно. Его интересовала лишь картинка на бумаге.
Рэнди увлечён и не следит за временем, из-за чего возиться с тканями аж до двенадцати ночи. Понимает он это, только когда в его комнату входит женщина и сообщает ему об этом. Намо-Рэнди быстро догадывается, что эта мать Каннингхэма. Тот виновато говорит что-то и, видимо, обещает оставить всё на потом и лечь спать.
Так и происходит. Когда брюнет видит, как парень выключает свет и, пройдя мимо тумбы, на которой лежал Номикон, ложиться в постель, он прикрывает глаза, чтобы они снова привыкли к темноте. Свет, исходящий от изображения ощутимо потускнел и перестал освещать лицо Намо. Открывает глаза он лишь для того, чтобы завернуть пергамент, а затем снова закрывает их. Тишина теперь кажется не такой удушающей из-за тёплых расплывающихся внутри чувств. С плеч будто спала доля горы, что давила на него ежеминутно, и Намо, сквозь лязг золотых цепей, прислоняет край корешка свитка к своим сухим губам. Невесомо целуя, он тихо произносит:
— Спокойной ночи, Рэнди.
А затем сам скатывается на бок и, прижимая свиток к груди, словно родное, расслабляется. Сон накатывал быстро и спокойно, чего с брюнетом не случалось чертовски давно в этом месте…
***
Неведомое чувство заставляет Каннингхэма пробудиться от накатившей дремоты. В недоумении он, от чего-то, смотрит на книгу-наставника. Рэнди показалось, будто на миг от Ниндзя-Номикона повеяло чем-то, что явно хотело достать до парня через пространство. Это было нечто тёплое, но очень лёгкое и еле уловимое. Фиолетоволосый покачал головой, скидывая эти странные мысли. Он свалил всё на усталость из-за ранее увлечённой работы и улёгся головой обратно на подушку. Хотя это что-то несло успокаивающий тон, и Рэнди только быстрее уснул.
