Демон-хранитель

Балтазар смотрел куда-то в одну точку, как будто переживая все заново. Снова закурил, выпуская дым большими кольцами, которые, впрочем, все равно не долетали до его притихших слушателей. Наконец Люциус решился подать голос: - Кхм… Балти? Прости, что прерываю твои горькие раздумья и мешаю упиваться страданиями, но скажи, будь так добр, в каких отношениях между собой были твои мужья? И их народы? Демон медленно повернул голову и внимательно посмотрел Светлому в глаза. - Народы их только могли дружить против кого-то, а так – враждовали. Эл и Мор… мне казалось иногда, что они нашли друг в друге братьев по несчастью. А что? - Да вот как-то не могу себе представить, что буквально на следующий день после бурной ночи, во время которой вел себя неподобающим образом, я пошел и поделился правдивыми впечатлениями, да еще и с врагом-конкурентом. Вряд ли я бы пришел, например, к Блэку и сказал: «Этой ночью я стонал под Балти, как течная сучка и подмахивал так, что сидеть не могу». Наоборот. Скорее всего, я бы постарался убедить оппонента, что вел себя достойно, как мне было велено – терпел и мучился. Пусть помнят мою жертву и легенды о моей храбрости сочиняют. Уверен, что Темный был того же мнения. - А я вот не представляю, что обозвал бы кого-то из вас, по какой бы то ни было причине, - сквозь зубы процедил Балтазар. - Ну, «остроухий» по-моему – не комплимент, а? - усмехнулся Малфой, перебирая волосы Северуса. - Это констатация факта. Хотя… да, для эльфа это оскорбление. - Так, может, для «остроухих» животным является все, что живое и не эльф? - предположил Синеглазый. - Но это к слову, так сказать. Продолжай, пожалуйста. Мы слушаем очень внимательно. - А что продолжать? - хмыкнул Балтазар. - Я им отправил украшения с благодарностями за доставленное удовольствие. Для того, чтобы оскорбить эльфа, не обязательно говорить ему «ты – высокородная шлюха». Достаточно поступить так, как я. Мои мужья остались невозмутимы. Вскоре я убыл, оставив Эла и Мора на несколько лет одних. Мы так и не объяснились. Мне казалось, что и так все ясно, - Балтазар потер ладонями лицо и взглянул на юношей, которые очень серьезно на него смотрели. - Я хочу, чтобы вы поняли. В свои две с лишним тысячи лет я был удивительно туп эмоционально и непозволительно наивен. У меня ни с кем не было никаких длительных отношений, я жил, как заведенный: война, шпионаж, попойки с другими Карателями, шлюхи-служанки, снова война. Все сводилось к подраться-надраться-набить брюхо-потрахаться. Ну, там иногда попадались интересные задания с артефактами или шпионажем. Но в целом – так, как я сказал. Никаких там чувств-ухаживаний-любви и прочего. Две тысячи лет для демона - пора буйной юности. Примерно соответствует восемнадцати-двадцати годам у людей. Наверное, я просто устал к тому времени от бесконечной войны. У меня никогда не было дома и нормальной семьи, и я хотел… просто хотел иметь тихую гавань. Для меня Мор и Эл стали своими безо всяких оговорок в тот самый момент, как мы отошли от алтаря. Я принял их сразу, поклявшись себе защищать до последнего вздоха. Наивный. Я совершенно забыл, что в жизни мне ничего не давалось легко. Все приходилось выгрызать и отвоевывать. Раз в кои-то веки мне посчастливилось, и я… на радостях совершенно забыл, что являюсь врагом для моих мужей - так отчаянно хотел быть для них… важным. Особенным. Теперь, когда я гораздо старше, то многое вижу по-другому. И понимаю своих малюток. Страшный демон, враг, которого они видят впервые, набрасывается на них, едва спросив имя, вытворяет в постели всякое, демонстрируя богатый опыт… Конечно, я был не прав, посылая им те украшения да еще и с такой запиской. Сам оттолкнул их на многие-многие годы. Балтазар задумчиво помолчал еще немного и продолжил: - Но вот пришло время возвращаться домой. Очередное перемирие, которое нормальные существа проводят с семьями или же пускаются во все тяжкие. Я решил, что пора наведаться в Лунный замок. Как только я переступил порог и передо мной склонились аккуратные головки моих эльфов… я не смогу описать словами, что почувствовал тогда. Радость от встречи, осознание того, что это мои мужья, что я, оказывается, соскучился… И в то же время – что лишний здесь, нежеланный и чужой. Всего лишь надоедливое животное. Которому, тем не менее, не в праве отказать от постели собственные законные супруги. Наверное, именно в тот момент я осознал, что не хочу быть им чужим. Влюбленные все, как один, глупы – они не хотят разлюбить. Они желают взаимности. Я, как самый настоящий идиот, хотел… быть любимым. Не кем-то, а именно этими двумя. Страстно желал, чтобы в обращенных на меня взглядах миндалевидных глаз не было страха и отвращения, пренебрежения и снисходительности. Я готов был положить мир к их ногам, но хотел, чтобы они это оценили. Проклял свою собственную глупость, когда вспомнил содержание тех записок, которые я приложил к украшениям. Но я упрям, а потому решил начать все с начала. Провести осаду по всем правилам – с ухаживаниями, подарками и комплиментами. Осложнялась моя задача тем, что я их желал. До кровавого тумана перед глазами, до горячей волны вдоль позвоночника. Мор склонялся к очередному цветку, оглаживая тонкими пальцами его лепестки, а я стискивал зубы, удерживая стон. Эл обращал бледное лицо к Сестре, а я страстно ненавидел ее свет, который мог спокойно коснуться его светлых волос и нежных губ. Решил, что не буду больше тащить их в постель насильно. О чем и сказал моим принцам. И поклялся тут же, что кроме них двоих в моей постели не будет ни одного мужчины. Никогда, что бы ни случилось и сколько времени бы ни прошло. Неплохо зная эльфов, я смог прочесть на их бесстрастных лицах удивление и… облегчение. Конечно, меня это огорчило, но жизнь так часто окунала меня в дерьмо, из которого я неизменно выбирался, что надежды от этого не потерял, тем более, когда в агатовой глубине глаз Мора уловил еще и легкую досаду. Так мы и жили – я налаживал с мужьями дружеские отношения, лез из кожи вон, исполнял любые прихоти и желания. Доставал Мору редкостных тварей, до которых он оказался охочим, Элу привозил со всех миров интересные книги и астрономические трактаты. Эльфы учились варить зелья, понемногу колдовать, используя мою силу (чародеи среди этого народа достаточно редкое явление, и Эл с Мором исключением не были, магия была им недоступна), я понемногу учил их владеть другими видами оружия, кроме меча и лука, с которыми отлично обращаются все остроухие практически с рождения. Я мечтал сначала заслужить их уважение, доказать, что я не чудовище из сказки и никогда не причиню им зла. Это было бы проще, если бы я по-другому повел себя в самом начале. Но сделанного не воротишь. Это было неимоверно трудно – заслужить их доверие и дружбу. Особенно упорствовал Элеманил. Он был на несколько сотен лет старше Морнемира и успел в полной мере впитать в себя предрассудки своего народа, касающиеся демонов. Темный был еще совсем ребенком, едва достигшим возраста согласия, когда его отдали за меня. Стереотипы еще не успели в полной мере угнездиться в его голове, а, значит, и меня-нового он воспринял проще и поверил быстрее. Мои мужья были совершенно разными. Мор - был более открытым и вспыльчивым, обладал острым умом и языком. Эл – более рассудительный и сдержанный, расчетливый. Любитель многоходовых комбинаций и мастер интриг. Я кружил вокруг них около тысячи лет. Для вас, людей, это огромный срок, но следует учесть, что две трети этого времени я проводил вне Лунного замка. Война, бесконечные скитания от мира к миру, бесконечные ночевки в походном шатре или под открытым небом. Иногда, лежа ночью без сна, я глядел на свет далекой эльфийской Звезды Эарендиля и пытался вспомнить вкус губ моих принцев и… не мог. Глухое отчаяние накатывало на меня, возникали глупые мысли о смысле жизни, о том, что все старания напрасны. Себе-то я давно признался, что влюбился в собственных супругов без памяти. Я поглаживал морды Хссаш и Тхашш, жаловался им на судьбу. Мои хранители – это два совершенно самостоятельных разума, каким-то непостижимым образом отражающие некоторые характерные особенности моих партнеров. Тхашш часто вел себя, как Мор - язвил, насмехался, капризничал, ревновал к Светлому. А вот Хссаш… или Элеманил так хорошо скрывал от меня свои чувства, или белый змей был совсем другим – ласковым, немного ревнивым и насмешливым, рассудительным, ироничным, вдумчивым. Я очень хотел верить в то, что Эл именно такой. Вернее, что он сможет быть таким со мной. Наконец, настал тот волнующий миг, когда я вернулся домой, а на моих принцах красовались те самые фероньерки, которые я изготовил для них сразу после свадьбы. Это означало, что извинения приняты. Что принят я. Думал, что задушу их обоих в объятиях, зацелую до полусмерти… но за тысячу лет повзрослел и я. Легко прикоснувшись губами к их рукам, как того требовал этикет, я морально приготовился прожить самый долгий день в моей жизни – наполненный разговорами о погоде, политической ситуации, прибавлении в семействе единорогов, ценах на неограненные алмазы и многих других мелочах. О главном днем говорить было не принято. Да и между собой Эл и Мор держались по-прежнему отчужденно, хоть и довольно мирно общались. Едва дождавшись ночи, я тщательно вымылся, привел себя в порядок и задумался. О том, чтобы провести ночь втроем не могло быть и речи. Как и о том, чтобы к кому-то явиться раньше, а кого-то оставить на потом. Можно было испортить все, чего я так долго добивался. Усмехнувшись, я отправился к Морнемиру, так как был уверен, что он первый надел мой подарок, побудив тем самым Элеманила поступить так же, чтобы не оказаться в стороне. Эльфы знали, что я пойму этот намек однозначно – как приглашение и обещание. Мор был в своей спальне. Раскинулся на постели абсолютно обнаженный, если не считать моего подарка, тускло поблескивавшего в лунном свете. У меня перехватило дыхание. Опустившись на колени перед ложем, я целовал узкие ступни своего принца и был так счастлив… как будто завоевал все Упорядоченное, до которого, кстати, мне совершенно не было никакого дела. Мор не отпускал меня до самого утра. Я уже не был так наивен, как раньше, и понимал, что дело не только в том, что нам хорошо вместе. Просто был еще Элеманил, который, как считал Черноглазый, вполне мог обойтись ночью без моего приятного общества. Удовольствие Темному и унижение Светлому – примерно так я расценил его маневр. Дождавшись, пока забрезжит рассвет, я поцеловал моего Тхашш и покинул его, только после того, как убедился, что он уснул. И спустился в ритуальный зал. Мне предстояло прожить ночь заново. Хорошо, что демоны такие выносливые, иначе способность перемещаться во времени ничем бы мне не помогла. И вот снова ночь, только я иду на Светлую половину замка – к Элеманилу. В спальне оказалось пусто. Мой эльф обнаружился на балконе, весь окутанный лунным светом, к которому питал странную слабость. Обернувшись на звук моих шагов, он вдруг весь задрожал и… повис у меня на шее. Вот тогда я и поверил, что Хссаш – это правдивое отражение истинной сущности моего Светлого. Я гладил его по волосам, говорил, что… да разве можно передать словами то, что говорят и чувствуют все без исключения в такие моменты? За этот порыв, обычно так несвойственный холодноватому Элеманилу, я простил ему все на свете, включая те самые жестокие слова, что он сказал когда-то. А дальше была ночь, до самых краев наполненная нежностью и лунным светом. И если Мор был страстен и требователен, иногда почти груб, то ласки Эла были тягуче-неторопливыми и опьяняющими. Мне хотелось целовать мраморный пол, которого касались его узкие ступни, боготворить его волосы и бесконечно смотреть на то, как в его огромных глазах отражаются звезды.