Вопреки

                    Ночью — клуб. Привычно. Просто по-другому не умеет. В гордом одиночестве бутылку. Никто не подходит, не спешит здороваться. Уже знают, что мент? Что друга сдал? Похер. В голове шум, в груди басы, на душе — пусто. До утра заливать. Из клуба — в отдел. Прямиком.       На рожи недовольные смотреть. Молоко бы скисло при их виде. Он так точно. Скис. Вика поджимает губы, смотрит осуждающе. Игорь даже не удивлён: чего от неё ждать ещё? Синий чулок. С синими глазами.       — Ты что, мажор, совсем оборзел? — Бугай демонстративно тянет носом воздух. Морщится. А все вокруг такие правильные! Тошно.       — Что-то не так? — невинно хлопает глазами Игорь, поднося к губам бутылку минералки. Мысли их легко читает. Как на ладони. Зажрался. Бесит. Вали скорее. Рад бы. Дайте только срок.       — Не время пререкаться, у нас вызов. — Капитан Очевидность брезгливо морщится, окидывая недовольным взглядом. Скучные. Все они — скучные.       Игорь нехотя отрывается от стола, идёт следом. Очки на глаза, к корвету. Тот жалобно смотрит, присел на все четыре колеса. Рядом смеются те, кого коллегами называть надо. Таким только посочувствовать. За скудностью ума других развлечений найти не могут. Номер шиномонтажа всегда под рукой. Придётся с доблестным отделом ехать. В одной машине. День перестаёт быть томным.       Всю дорогу — молча. Игорь цедит минералку, наполовину вывалившись из окна. Жека то и дело бросает взгляды завистливые, наверняка в красках представляет, как он ночь провёл. Вика губы поджимает, изредка косясь на него в зеркало заднего вида. Не будет дел с ним. Только мешает. Выгнала бы давно, да кто позволит.       — Будешь продолжать пить — не будешь здесь служить. — Не выдерживает. Говорит, когда из машины выходят.       — А я не пил. — Игорь плечами пожимает. Бутылка не считается. А как ещё на эти будни серые смотреть, в которых вы все живёте?       — Ага, не пил, — цедит Даня. — Так надышал — теперь обивку менять придётся.       — Ему мозги поменять надо! — Жека вставляет свои пять копеек.       Игорю не смешно даже — похер. То ли от похмелья, то ли от мыслей, что вчера весь мир перевернули. Идёт по инерции, а перед глазами — следователь, которому всё про Стаса рассказал. И кто из вас двоих большее дерьмо, Соколовский?       — Здравствуйте Иван Петрович. — Вика останавливается возле криминалиста. Игорь делает шаг. Другой. Зачем-то очки приподнимает. Нахрена? Чтобы лучше мозги, по асфальту размазанные, видеть?       К горлу подкатывает резко. Ноги заплетаются, пока до ближайшей машины бежит. Второй труп за три дня — такой жизни ты для меня хотел, папа? Чтобы насмотрелся и привык? Как вообще к такому привыкнуть можно?       — Что, мажорчик, тошнит? — Жека подходит. Останавливается рядом. — Красивая, молодая девчонка. Наверное, такой же мажор, как ты, потаскал её по ресторанам, магазинам, клубам. Попользовался. И выкинул. А она взяла и сбросилась. С горя.       Игорь оборачивается. Щурится на солнце. Не разубедить таких твердолобых.       — А может, как ты? Бедный, по ресторанам не водил, хлебом и водой кормил. Вот она с тоски и прыгнула. А?       — Да нет. — Жека смотрит презрительно. Высокомерно даже. Клоун. — Такие, как я, по людям не идут. Это вы с чужими жизнями играете, потаскав — выбрасываете. Только не все, к моему большому сожалению, это просто переносят.       — Всё-то ты знаешь, товарищ начальник. — Белая подушечка жвачки отправляется в рот. Спорить с таким скучно.       — Опыт, товарищ Рокфеллер, опыт. Поработаешь с моё, может, и к тебе придёт. Хотя ты не поработаешь. Тебя папочка через неделю придёт, по головке погладит и с собой заберёт.       — Слава Богу, папа у меня отходчивый. — Игорь подставляет лицо яркому солнцу, надеясь, что свет перед глазами сотрёт лицо девушки, что в нескольких метрах лежит. В крови и мозгах. — Надеюсь, меньше недели.       — Я тебя поздравляю, — цедит Жека. Опять злится. Радуйся, дурень! Скоро покину вашу обитель сирых и убогих. Варитесь сами в своей каше, дерьме и трупах.       Стук каблуков. Вика останавливается рядом.       — Пока ничего не понятно. И самоубийство может быть, и убийство. Жека — на обход. Соколовский, как в себя придёт, к тебе присоединится.       — Я сам. — Жека морщится недовольно.       — Пусть опыта набирается. — Вика непреклонна.       — Так, а мне что делать? — Мозги всё ещё медленно соображают.       — Снимать штаны и бегать, — мрачно откликается Даня.       Хотя нет. Даже с похмелья его мозг работает чётче и яснее, чем у Бугая с двумя извилинами.       Что толку по стройке лазить? Что тут найти можно? Развесёлая работа у оперов — на труп посмотрел, ползай на коленях, улики собирай. Можно я уже домой пойду? Вот, и Жека с ним полностью согласен.       Скучно. До чего же скучно это вот всё. Игорь вздыхает. На ботинок косится. Мало того, что синяя замша в пыли уже вся, так ещё и шнурок развязался. Присесть на доски, завязать. Да тут и отсидеться, пока не позовут. Всё равно от него толку ноль. Фактор раздражения.       Голоса за спиной знакомые. У Бугая проблемы, надо же. Тот ствол, что Игорь выбил, когда они с Жекой Стаса приняли, в канашку попал. Весело. Даня говорит что-то про стоки, решётки, чистку, а Игорю весело. Представляет, как Бугай в дерьме ковыряется, и ржать хочется.       Стоп. А эт-то ещё что? Кто-то целуется? Надо же. Санта-Барбара на рабочем месте. Кто бы мог подумать! Понятно теперь, почему Вика его покрывает. Правильно. Даня как раз её мужик. Такой же непробиваемый и на работе помешанный. Два сапога пара. Женятся. Нарожают оперят.       Белая доска в отделе украшена фотографиями. И захочешь — не забудешь. Мёртвая девица во всей красе. Игорь туда старается не смотреть лишний раз. Блевать уже нечем, а хочется.       Пряников входит. Все встают. Кроме Игоря. Он уже слышит шаги знакомые. Тяжёлые.       — Позвольте представить, Владимир Яковлевич Соколовский. Отец нашего Игоря. — Голос Пряникова нервный, сам не знает, что в таком случае говорить. Делать.       А у Игоря внутри раздражение копится. Злостью замешанное. Окончательно добить решил, папа? Как на родительское собрание прийти? На уроке поприсутствовать? Мало унизил, больше надо? Клокочет обида. Взгляды насмешливые кожей чувствует. Ещё бы. Такая тема для обсуждений. За мажором папочка везде ходит, смотрит, как сыночка работает.       Верхняя губа сама наверх ползёт. Мог бы — зарычал.       — Не возражаете? — Соколовский-старший не ждёт возражений. Вопрос — данность. — Просто хотел посмотреть, как мой сын работает.       — Ну, вообще-то не очень. — Даню прорывает. — Бегает по коридорам, списывает домашнее задание. Дерзит учителям.       Вика обрывает резко. Игорь хохочет беззвучно. За одно это Бугаю можно его тупость простить. Что, папа, всё ещё считаешь нормальным то, что сюда пришёл?       Пока Иван Петрович про жертву рассказывает, Игорь ленивый взгляд через плечо на отца кидает. Оно вообще кому-то надо, папа?       Криминалист спешит уйти. Неловкость в воздухе разлита, только у Игоря злость, что уже под горлом плещется, выхода ищет. Вика указания даёт, Жека и Даня мысли свои озвучивают. Переглядываются все, нервничают.       — А у тебя, Игорь, есть какие-нибудь мысли? — спрашивает Соколовский-старший.       Прорывает. Именно тут прорывает, наконец, раздражением скопившимся. Попыткой объяснить — бред вся эта затея.       — Мысли? Есть у меня мысли. Что ты, папа, здесь такой же лишний, как и я. Ты посмотри, какие здесь замечательные люди вокруг. Евгений, например, собирает магнитики на холодильник. Даня, Даниил…       — Данила, — сквозь зубы поправляет Бугай.       — Данила, — тут же соглашается Игорь, — плетёт макраме. Виктория — вяжет. А я вот со своим хобби, скажи пожалуйста, каким образом вписываюсь в эту счастливую семью?!       Владимир Яковлевич поднимается. Чувствует — перегнул палку. Но и не проверить не мог. Впервые пытается по-настоящему сыну мозги вправить. А вдруг получится?       — Папа! Ну ответь на вопрос!       — Извините. До свидания. — Соколовский-старший уходит.       — И вот так всегда. — Игорь демонстративно хлопает в ладоши. Бред. Всё это бред, от которого он уже устать успел.       — Ладно, вернёмся к делу. — Товарищ Родионова как всегда собрана и деловита. Раскладывает по столу фотографии знакомые. Глаза привычно через кровь перескакивают. Хм.       — А я уже видел такой маникюр. — Он и сам удивляется, что говорит это. Даже интерес какой-то в груди шевелится.       — Где? — Вика хмурится.       — У знакомой.       — Так пойди, спроси. Где она делает. Может, это зацепка.       — Вик, ты что, издеваешься? Какой маникюр, что за бред!       — Даня! — Вика обрывает, смотрит строго. Игорь фыркает про себя: интересно, они в постели в ролевые играют? — Езжай, Игорь.       Машина опять на ходу. Колёса на месте. По знакомой дороге со смешанными. Что-то было ведь к Лере, чувствовал. Жениться хотел зачем-то. А теперь что? После того, как брата её закрыл? Игорь привык, что рядом она. Что кто-то рядом. Одиночество — не его конёк. Он — в толпе. В центре. Или это было раньше?       В дверь звонит долго. Лера, ожидаемо, с агрессией.       — Ты что, не понял? Пошёл вон отсюда! — Дверь пытается захлопнуть перед его носом, но Игорь успевает. Задержать рукой. Войти. — Убирайся, я сказала! Ты предатель!       Голос звенит от ненависти. Она сама верит в то, что говорит.       — Стас сам виноват. — Игорь смотрит на неё снизу вверх. Смотрит и чувствует жалость. Вот только определить, к кому, не получается.       — А ты ни разу не был виноват! — Лера сжимает руки в кулаки. Его вчерашние мысли озвучивает. — Тебя отец сколько раз отмазывал?       — Я никого не убивал. — Игорь не знает, зачем это говорит. Оправдать пытается? Себя прошлого? Ведь самого же пронесло по чистой случайности.       — А Стас тоже не хотел убивать!       — Но убил. — Игорь наступает, заставляя Леру делать шаги назад. И всё понять пытается: как с такой моралью жить можно? Как он сам с ней жил столько времени?       — Да ты меня убил! Мои чувства и наших детей, которых никогда не будет. Пошёл вон, я сказала! — Лера заносит руку для удара. Игорь перехватывает, подносит к глазам.       — Кто тебе ногти делал?       Лера хлопает глазами.       — Ты что, издеваешься?       — Мне по работе надо.       — А ты сюда за этим пришёл, да?       Неужели она надеялась, что он извиняться будет? Да ты радоваться должна, Лер, что у нас так всё сложилось. Ожидаемо, говорить не хочет. И приходится бродить по квартире с телефоном в руках, слушая бред, что в спину несётся.       Телефон Леры обнаруживается на диване. Пока Игорь ищет номер салона, чтобы к себе скопировать, она истерить продолжает. Пощёчина не сильная, но раздражает.       — Это тебе за брата.       — Сейчас я номер перешлю, и тебе телефон отдам. — Игорь — само спокойствие. Сам не знает, откуда взялась безмятежность эта. Вторая пощёчина слабее первой.       — А вот это за меня!       — Слушай, я тебя просил по-человечески. — Он суёт телефон ей в руки.       — Ты не человек. Ты — мент. — Лера кривится брезгливо. — Ты в душе мент, и на людей тебе плевать! Ты нашёл себя, молодец!       Игорь кивает. Соглашается наверное. С тем, что на кого-то ему плевать сильнее, чем на себя самого. Телефон летит в спину, заставляя сбиться с шага.       — Пошёл вон отсюда! Мент!       Обернуться в дверях. Посмотреть в последний раз сквозь стёкла очков тёмных. Вот и всё, Лера. Не вышло у нас «долго и счастливо».